Suchergebnisse

Секция 6. Национальные формы литературы в межкультурном взаимодействии ; В статье рассматривается рецепция топосов гностицизма в культуре рубежа ХІХ-ХХ веков, в частности - в воззрениях и художественных произведениях поэта Стефана Георге и сформировавшейся вокруг него плеяды поэтов и мыслителей, известной как «круг Георге». Автор устанавливает соответствие между основополагающими идеями политической теологии «круга» и гностическими топосами, утвердившимися в немецкой культуре на протяжении ее развития. ; The article discusses the reception of toposes of Gnosticism in the culture of the turn of the nineteenth and twentieth centuries, in particular in the views and artistic practices of Stefan George and the galaxy of poets and thinkers formed around him and known as the "George Circle". The author establishes a correspondence between the fundamental ideas of the political theology of the "circle" and the Gnostic toposes that had become established in German culture throughout its development.

Introduction. Socio-political disciplines are an important component of the Humanities of the Soviet period of Russian history. Scientific communism, introduced as a compulsory subject in all Higher education institutions of the USSR in the last 30 years of the state's existence, was considered as the final expression of all the theoretical propositions of Marxism-Leninism. The article attempts to consider Scientific communism as a speculative speculative construction that, on the one hand, reproduces the terminological, logical, semantic and operational regulations of classical philosophical systems, and on the other hand, is a privileged mechanism of discursive production. As a typical example of how and through what tools the doctrine is legitimized, the texts of the work of A. K. Belykh, who for almost 30 years headed the Department of the theory of scientific communism at the faculty of philosophy of LSU (now SPBU).Methodology and sources. Methodologically, the work is based on a philosophical analysis of texts representative of the epoch (D. de Tracy, grammar of Port Royal, Soviet Russian philosophers who worked in the Marxist-Leninist tradition, monographs by A. K. Belykh), included in the approved canonical corpus of Marxism-Leninism.Results and discussion. Scientific communism, now virtually removed from historical memory, was an interesting example of how social thought evolved during the Soviet period of Russian history. The corpus of socio-political disciplines, which included Marxist-Leninist philosophy (dialectical materialism and historical materialism), political economy, history of the Communist party of the Soviet Union, and scientific communism, was a single complex of speculative doctrine. All these disciplines, positioned as scientific knowledge, can be fully evaluated only in the context of the main trends in the development of social and philosophical knowledge of the New time, set by the Enlightenment era. Symbolic points of reference here can be considered projects of "universal grammar" (Port Royal) and "ideology" (Destute de Tracy).Conclusion. Scientific communism is not an accidental, but characteristic of Russian thought, intellectual construct. Collective, i. e. a large number of people are involved in its implementation, which means it can be considered as a well-formed direction of social thought. Among the historical analogs that use the same strategic and tactical Arsenal of means of expression and discursive fixation, it can be compared and likened to the wellknown speculative constructs of a theological nature: high scholasticism. ; Введение. Общественно-политические дисциплины – важная составляющая гуманитарного знания советского периода российской истории. Научный коммунизм, введенный в качестве обязательного предмета во всех вузах СССР в последние 30 лет существования государства, рассматривался как завершающее выражение всех теоретических положений марксизма-ленинизма. В статье предпринята попытка рассмотреть научный коммунизм как умозрительную спекулятивную конструкцию, которая, с одной стороны, воспроизводит терминологические, логические, смысловые и операционные регламенты классических философских систем, с другой – является привилегированным механизмом дискурсивного производства. В качестве характерного примера того, как и посредством какого инструментария легитимируется доктрина, приводятся тексты работ А. К. Белыха, на протяжении почти 30 лет возглавлявшего кафедру теории научного коммунизма на философском факультете ЛГУ (ныне – СПбГУ).Методология и источники. Методологически работа базируется на философском анализе репрезентативных для эпохи текстов (Д. де Траси, «Грамматика Пор-Рояля», работы советских российских философов в русле марксистко-ленинской традиции, монографии А. К. Белыха), включенных в утвержденный канонический корпус марксизма-ленинизма.Результаты и обсуждение. Научный коммунизм, сегодня практически изъятый из исторической памяти, являлся интереснейшим примером того, как происходила эволюция общественной мысли в советский период российской истории. Корпус общественно-политических дисциплин, в который входили марксистско-ленинская философия (диалектический и исторический материализм), политическая экономия, история КПСС и научный коммунизм, являлись единым комплексом умозрительной спекулятивной доктрины. В полной мере все эти дисциплины, позиционируемые в качестве научного знания, могут быть оценены лишь в контексте магистральных тенденций развития социально-философского знания Нового времени, заданных эпохой Просвещения. Символическими точками отсчета здесь могут считаться проекты «универсальной грамматики» (Пор-Рояль) и «идеологии» (Дестют де Траси).Заключение. Научный коммунизм – неслучайный, но характерный для отечественной мысли, интеллектуальный конструкт. Коллективный, т. е. в его реализации задействовано большое количество людей, а значит, его можно рассматривать как сформировавшееся направление общественной мысли. Среди исторических аналогов, использующих тот же самый стратегически-тактический арсенал средств выражения и дискурсивной фиксации, его можно и сравнить, и уподобить с известными спекулятивными конструктами теологического характера: высокой схоластикой.

The article continues the analysis of the dominant doctrine in the traditional political and legal theology concerning jizya as a tribute from Non- Muslims, established by the Prophet Muhammad. The factual basis of this doctrine was discussed in relation to three paradigmatic precedents, which are usually referred to in support of it: the treatise of the Prophet with the Christians of the city of Najran; with the Jews and Christians during the Tabuk campaign; with the Majus- Zoroastrians of Bahrain. Having discussed in the previous essay the question of the authenticity of Islamic narrative on Najran deputation, from the formal hadithological point of view (i. e., in the aspect of isnad), the author proceeds here to consider these traditions in a substantial way. The study is conducted in line with the Reformist Modernist discourse. ; Статья продолжает начатый в четвёртом номере журнала за 2019 год анализ доминирующего в традиционной политико- правовой теологии тезиса о джизйе как о дани с иноверцев, учрежденной ещё пророком Мухаммадом. Фактологическая база этого тезиса оспаривается применительно к трём парадигматическим прецедентам, на которые обычно ссылаются в обоснование учения о джизйе, — договорам Пророка с христианами города Наджран, с иудеями и христианами при Табукском походе и с маджусами- зороастрийцами Бахрейна. Обсудив в предыдущем очерке вопрос об аутентичности с формально- хадисоведческой точки зрения (т. е. в аспекте иснада) преданий о наджранской депутации, автор переходит здесь к рассмотрению этих преданий уже в содержательном плане. Исследование ведётся в русле реформаторско- модернистского дискурса.

The review demonstrates that there are four main historiographical approaches to explanation of the role of Mendelssohn's philosophy in the emergence of the Haskalah project: (1) traditional approach (created by the Jewish historiography in the second half of the 19th century; it stressed secular and culture-centered character of Haskalah, making it closer to German intellectual tradition); (2) social historiography (it treated Haskalah as a consequence of and reaction to the processes of global social and political modernization); (3) the approach practiced by researchers of early Jewish proponents of Enlightenment's (determination of the intellectual foundations of Haskalah in the early Maskilim projects); (4) the researches of Mendelssohn's Jewish texts, the concept of "Political Theology", and the interpretation of Mendelssohn's ideas in the works of Leo Strauss (new interpretation of the role of Mendelssohn in the creation of Haskalah). ; Здійснений огляд доводить, що в літературі існують такі основні історіографічні підходи до оцінки значення Мендельсонової філософії для виникнення проекту Гаскали: (1) традиційний (сформований єврейськими істориками другої половини XIX ст.; підкреслював секулярний і культуроцентричний характер Гаскали, зближуючи її з німецькою інтелектуальною традицією); (2) соціальна історіографія (розглядала Гаскалу як наслідок глобальних соціальних і політичних процесів модернізації та як реакція на них); (3) підхід дослідників творчості ранніх єврейських апологетів ідей Просвітництва (визначення інтелектуальних засад Гаскали в проектах ранніх «маскілім»); (4) праці, присвячені єврейським текстам Мендельсона й концепції «політичної теології», а також – відповідній інтерпретації ідей Мендельсона в творах Л. Штрауса (нове тлумачення ролі Мендельсона в ініціюванні Гаскали).

The article deals with one of the most outstanding representatives of Muslim modernism but still has not been thoroughly studied in our country, Egyptian theologian 'Ali 'Abdarraziq (1888–1966), the author of a famous book 'Islam and the Foundations of Political Power' (1925).The second part of the article analyses 'Abdarraziq's depoliticization of religion, his critics of the basic problems of traditional political theology of Islam: the conception of the Prophet Muhammad as a king in addition to his prophetic mission, the sacred necessity of the caliphate, the world Islamic government, etc. ; Данная статья посвящена одной из наиболее ярких, но мало изученных в нашей стране фигур, представляющих реформаторско-модернистское направление в исламе, – египетскому богослову Али Абдарразику (1888–1966), автору книги «Ислам и принципы правления» (1925), заложившей основы современного мусульманского секуляризма.Во второй части публикации освещается установка автора на деполитизацию религии, его критика ряда фундаментальных положений традиционной политической теологии ислама: о пророке Мухаммаде как еще и о царе, о сакральной необходимости халифата, о всемирном характере исламского государства, и др.

This paper analyses the political thought of Feofan Prokopovich in the context of emergence of Russian monarchism. The author studies the whole complex of Feofan's writings, with an emphasis upon the most famous one of them, i.e. Pravda Voli Monarshei. The author strives to demonstrate that political philosophy of Pravda Voli Monarshei did not contain an unsolvable contradiction between the proclaimed absolute obedience of the subjects and the recognition of God as a source of any political power as Feofan never excluded Divine Providence from the list of actual political factors. Feofan's later writings show the importance of Augustinian providentialism for the whole system of Feofan's political ideas. This point is illustrated by means of comparison with J. Bossuet, the leading French preacher of the second half of the seventeenth century, who was writing under the strong influence of St. Augustine. Feofan's providentialism, which postulates God as a source of any power, cannot be reduced (as L. Erren did) to the simple notion of covering up some sort of system of political election. However, Feofan was rather reluctant to deploy the providential arguments in the years of Peter's reign and became much more willing to do so under Peter's successors. The author concludes that the intellectual tools of political theology included not only providentialism but also the cult of a Godly monarch, which to a certain degree contradicted the providential understanding of politics. The author considers the complicated interaction of these intellectual tools to be equally important to the interaction of providentialism and the theory of social contract which was presented in Pravda Voli Monarshei. ; Статья посвящена анализу политической мысли Феофана Прокоповича в контексте формирования российского монархизма. Автор рассматривает сочинения Феофана в комплексе, делая акцент на самой известной из работ — «Правде воли монаршей». Автор доказывает, что политическая философия «Правды воли монаршей» не содержала в себе неразрешимого противоречия между предписываемым подданным абсолютным повиновением и признанием того, что источником власти является Бог, поскольку Феофан считал Провидение актуальным фактором власти. Более поздние сочинения Феофана показывают, что чрезвычайно важное место в его политической мысли занимал провиденциализм августиновского толка. Иллюстрацией этого тезиса служит сравнение идей Феофана с идеями крупнейшего французского проповедника 2-й половины XVII в. Ж. Боссюэ, писавшего под влиянием теологии Августина. Провиденциализм Феофана, предполагавший, что источником власти является Бог, нельзя свести (как это делает Л. Эррен) к маскировке политической системы, основанной на своеобразных выборах. Вместе с тем, Феофан весьма ограниченно использовал аргументацию провиденциалистского толка при Петре I и куда активнее — при его наследниках. Это, по мнению автора настоящей статьи, можно объяснить тем, что интеллектуальный инструментарий политического богословия включал не только провиденциализм, но и культ божественного монарха, вступавший в противоречие с провиденциалистским взглядом на политику. Сложное взаимодействие этих интеллектуальных инструментов автор считает не менее важным, чем взаимодействие между провиденциализмом и теорией общественного договора, представленной в «Правде воли монаршей».

Submitted: 28.07.2019. Accepted: 28.11.2019. ; Поступила в редакцию 28.07.2019. Принята к печати 28.11.2019. ; Статья посвящена анализу политической мысли Феофана Прокоповича в контексте формирования российского монархизма. Автор рассматривает сочинения Феофана в комплексе, делая акцент на самой известной из работ — «Правде воли монаршей». Автор доказывает, что политическая философия «Правды воли монаршей» не содержала в себе неразрешимого противоречия между предписываемым подданным абсолютным повиновением и признанием того, что источником власти является Бог, поскольку Феофан считал Провидение актуальным фактором власти. Более поздние сочинения Феофана показывают, что чрезвычайно важное место в его политической мысли занимал провиденциализм августиновского толка. Иллюстрацией этого тезиса служит сравнение идей Феофана с идеями крупнейшего французского проповедника 2-й половины XVII в. Ж. Боссюэ, писавшего под влиянием теологии Августина. Провиденциализм Феофана, предполагавший, что источником власти является Бог, нельзя свести (как это делает Л. Эррен) к маскировке политической системы, основанной на своеобразных выборах. Вместе с тем, Феофан весьма ограниченно использовал аргументацию провиденциалистского толка при Петре I и куда активнее — при его наследниках. Это, по мнению автора настоящей статьи, можно объяснить тем, что интеллектуальный инструментарий политического богословия включал не только провиденциализм, но и культ божественного монарха, вступавший в противоречие с провиденциалистским взглядом на политику. Сложное взаимодействие этих интеллектуальных инструментов автор считает не менее важным, чем взаимодействие между провиденциализмом и теорией общественного договора, представленной в «Правде воли монаршей». ; This paper analyses the political thought of Feofan Prokopovich in the context of emergence of Russian monarchism. The author studies the whole complex of Feofan's writings, with an emphasis upon the most famous one of them, i.e. Pravda Voli Monarshei. The author strives to demonstrate that political philosophy of Pravda Voli Monarshei did not contain an unsolvable contradiction between the proclaimed absolute obedience of the subjects and the recognition of God as a source of any political power as Feofan never excluded Divine Providence from the list of actual political factors. Feofan's later writings show the importance of Augustinian providentialism for the whole system of Feofan's political ideas. This point is illustrated by means of comparison with J. Bossuet, the leading French preacher of the second half of the seventeenth century, who was writing under the strong influence of St. Augustine. Feofan's providentialism, which postulates God as a source of any power, cannot be reduced (as L. Erren did) to the simple notion of covering up some sort of system of political election. However, Feofan was rather reluctant to deploy the providential arguments in the years of Peter's reign and became much more willing to do so under Peter's successors. The author concludes that the intellectual tools of political theology included not only providentialism but also the cult of a Godly monarch, which to a certain degree contradicted the providential understanding of politics. The author considers the complicated interaction of these intellectual tools to be equally important to the interaction of providentialism and the theory of social contract which was presented in Pravda Voli Monarshei. ; The work was prepared with the support of a grant of the President of the Russian Federation for young researchers — PhDs, МК-5914.2018.6 ("The Role of Church Sermon and Panegyric in Russian Political Culture of the 18th Century"). ; Статья подготовлена при поддержке гранта Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых — кандидатов наук № МК-5914.2018.6 («Роль церковной проповеди и панегирика в российской политической культуре XVIII в.»).

This publication is the third in a series of articles devoted to the dominant thesis in traditional Islamic political and legal theology about Jizya as a tribute from Non- Muslims, established by the Prophet Muhammad. The fi rst article analyzed the question of the authenticity, from a formal hadithological point of view (i. e., in the aspect of isnad), of the traditions about Nadjran deputation, and partly about the treaty with the Christians of Najran; in the second, this issue was considered already in a substantial way, referring to the composition of the Christian deputation. The present article continues this substantive analysis, but already in relation to the text of the Jizya treaty. The study is conducted in line with the reformistmodernist discourse, orientated on the disclosure of the tolerant- pluralistic intention of prophetic Islam. ; Настоящая публикация — третья в серии статей, посвященных доминирующему в традиционной мусульманской политико- правовой теологии тезису о джизйе как о дани с иноверцев, учреждённой ещё пророком Мухаммадом. В первой публикации был проанализирован вопрос об аутентичности, с формально- хадисоведческой точки зрения (т. е. в аспекте иснада), преданий о наджранских депутациях к Пророку, частично и о договоре с христианами Наджрана; во второй этот вопрос рассматривался уже в содержательном плане, применительно к составу христианской депутации. Очередная статья продолжает указанный содержательный анализ, но уже в отношении текста договора о джизйе. Исследование ведётся в русле реформаторской ориентации на раскрытие толерантно- плюралистической интенции пророческого ислама.

The article examines radical religious and political views of the 20th century American philosopher Rousas John Rushdoony, whose position is often described as ultra-right with respect to social life and as libertarian in regard with economy. The author traces the historical roots of this radicalism and compares Rushdoony's doctrine with Maximus the Confessor's, John Damascene's, Marin Luther's and Jean Calvin's teachings. The contemporary discussions and criticisms of Rushdoony's views are analyzed.Key words: Rushdoony, social philosophy, religious law, theology ; В статье рассматриваются радикальные религиозно-политические воззрения американского кальвинистского философа XX в. Джона Рашдуни, которые можно охарактеризовать как ультраправые в социальной области и крайне либеральные в экономической. Радикализм данных воззрений проявляется в призывах к применению строжайших юридических норм религиозного происхождения в современном обществе. Разбирается связь этих идей как с широко известными религиозными и социальными философами прошлого, такими как Мартин Лютер, Жан Кальвин, Иоанн Дамаскин, Максим Исповедник, так и с современной критикой. Исследуется обоснованность данных идей в контексте религиозной философско-юридической традиции.Ключевые слова: Рашдуни, социальная философия, право, теология.

This publication is the fourth in a series of articles devoted to the dominant thesis in traditional Islamic political and legal theology about Jizya as a tribute from Non-Muslims, established by the Prophet Muhammad. The focus of these four articles is the main paradigmatic precedent – the deputation of Najran Christians to Medina and the agreement concluded with the Prophet on the payment of jizya. The formal Hadith analysis (i. e. in the aspect of the reliability of the isnad — the chain of transmitters) of the relevant traditions, given in the first article, is followed by their substantive analysis. The historicity of the aforementioned embassy, discussed in the previous two parts in terms of the composition of the deputation and the text of the treaty, is disputed here in the light of chronological inconsistencies and the presence of other versions that do not include the condition of paying tribute. The study is conducted in line with the reformist-modernist discourse, orientated on the disclosure of the tolerant-pluralistic intention of prophetic Islam. ; Настоящая публикация — четвертая в серии статей, посвященных критическому анализу доминирующего в традиционной мусульманской политико-правовой теологии тезиса о джизйе как о дани с иноверцев, учрежденной еще пророком Мухаммадом. В центре внимания этих четырёх статей находится главный парадигматический прецедент – депутация наджранских христиан в Медину и заключенный с Пророком договор об уплате джизйи. За приведённым в первом статье формальнохадисоведческим анализом (т. е. в аспекте надёжности иснада — цепочки передатчиков) релевантных преданий следует их содержательный анализ. Историчность означенного посольства, в предыдущих двух частях обсуждавшаяся в плане состава депутации и текста договора, здесь оспаривается в свете хронологических неувязок и наличия иных версий, не включающих в себя условие об уплате дани. Исследование ведётся в русле реформаторской ориентации на раскрытие толерантно-плюралистической интенции пророческого ислама.

The article is the first part of a study of the factual validity of the doctrine of jizya, which is dominant in traditional political theology, as a tribute from Non-Muslims, established by the Prophet Muhammad. Challenging the authenticity of the traditions underlying this teaching, the author begins by discussing the main paradigmatic precedent — the agreement of the Prophet with the Christians of the city of Najran. This part is devoted to the analysis of relevant traditions in the light of the classical formal hadithological methodology, which focuses on the degree of reliability of isnad (chain of transmitters); the content of these traditions will be the subject of the next part. The study is conducted in line with the Reformist Modernist discourse, focusing on the disclosure of the truly humanistic spirit of prophetic Islam and the pacifist-pluralistic attitude of the Qur'anic message. ; Статья представляет собой первую часть исследования вопроса о фактологической обоснованности доминирующего в традиционной политической теологии учения о джизйе как о дани с иноверцев, учрежденной ещё пророком Мухаммадом. Оспаривание аутентичности преданий, лежащих в основе этого учения, автор начинает с обсуждения главного парадигматического прецедента — договора Пророка с христианами города Наджран. Настоящая часть посвящена анализу релевантных преданий в свете классической формально-хадисоведческой методологии, акцентирующей внимание на степени надежности иснада (цепочки передатчиков); содержание же данных преданий составит предмет последующей части. Исследование ведётся в русле реформаторско-модернистского дискурса, ориентирующегося на раскрытие подлинно гуманистического духа пророческого ислама, пацифистско-плюралистической установки коранического послания.

В статье анализируется проблематика онтологической структуры права. Рассматриваются различные подходы к ее осмыслению, противоречия между которыми снимаются в дискурсе правопорядка. Он позволяет выявить социальные основания права – правовые ситуации, разрешаемые легитимной инстанцией. Дискурс правопорядка формируется в контексте политических и правовых учений философов эпохи Просвещения, поставивших вопрос об универсальном характере правовой структуры и предложивших принципиально новую методологию ее познания. Впоследствии этот дискурс будет оригинально интерпретирован автором «либертарной» теории понимания права акад. В.С. Нерсесянцем. Однако уже в начале XX века становятся очевидными и слабые стороны дискурса правопорядка, что приводит к кризису правосознания. Ответом на него была концепция «политической теологии» К. Шмитта, направленная на установление логического соотношения между нормой и фактом в структуре права. В то же время соперничество точек зрения в рамках единого научного дискурса обнаруживало такой его существенный компонент как свободная дискуссия. Тем не менее, пространство дискуссии о сущности права остается искусственно суженным за счет значительного влияния на юридическое поле политического поля, не ставящего вопрос о суверенитете на всеобщее обсуждение. ; The article is devoted to the ontological structure of law. The contradictions between its various interpretations are eliminated in the law and order discourse. He allows to reveal the social bases of law – the legal situations resolved by the legitimate instance. The law and order discourse is formed in a context of political and legal doctrines of the epoch of the Enlightenment. They raised a question about the universal character of legal structure and offered a new methodology of its comprehension. Subsequently V.S. Nersesyanc interpreted this discourse in an original way. However in the beginning of the XX-th century the weaknesses of the discourse of law and order became the reason of crisis of sense of justice. The conception of ―political theology‖ by C. Schmitt who criticized the liberal jurisprudence was the answer to it. At the same time a rivalry between points of view within the limits of a uniform scientific discourse brings to light its such essential component as a free discussion. Nevertheless, the discussion about essence of law is artificial narrowed by the considerable influence of the political sphere on the legal sphere.

Artykuł omawia ontologiczną strukture prawa. Autor odwołuje sie do badań V.S. Nersesyanc'a czy do koncepcji "politycznej teologii" C. Schmitta omawiając zaleznośći pomiędzy polityką, prawem a filozofią. ; В статье анализируется проблематика онтологической структуры права. Рассматриваются различные подходы к ее осмыслению, противоречия между которыми снимаются в дискурсе правопорядка. Он позволяет выявить социальные основания права – правовые ситуации, разрешаемые легитимной инстанцией. Дискурс правопорядка формируется в контексте политических и правовых учений философов эпохи Просвещения, поставивших вопрос об универсальном характере правовой структуры и предложивших принципиально новую методологию ее познания. Впоследствии этот дискурс будет оригинально интерпретирован автором «либертарной» теории понимания права акад. В.С. Нерсесянцем. Однако уже в начале XX века становятся очевидными и слабые стороны дискурса правопорядка, что приводит к кризису правосознания. Ответом на него была концепция «политической теологии» К. Шмитта, направленная на установление логического соотношения между нормой и фактом в структуре права. В то же время соперничество точек зрения в рамках единого научного дискурса обнаруживало такой его существенный компонент как свободная дискуссия. Тем не менее, пространство дискуссии о сущности права остается искусственно суженным за счет значительного влияния на юридическое поле политического поля, не ставящего вопрос о суверенитете на всеобщее обсуждение ; The article is devoted to the ontological structure of law. The contradictions between its various interpretations are eliminated in the law and order discourse. He allows to reveal the social bases of law – the legal situations resolved by the legitimate instance. The law and order discourse is formed in a context of political and legal doctrines of the epoch of the Enlightenment. They raised a question about the universal character of legal structure and offered a new methodology of its comprehension. Subsequently V.S. Nersesyanc interpreted this discourse in an original way. However in the beginning of the XX-th century the weaknesses of the discourse of law and order became the reason of crisis of sense of justice. The conception of ―political theology‖ by C. Schmitt who criticized the liberal jurisprudence was the answer to it. At the same time a rivalry between points of view within the limits of a uniform scientific discourse brings to light its such essential component as a free discussion. Nevertheless, the discussion about essence of law is artificial narrowed by the considerable influence of the political sphere on the legal sphere.

The article analyzes the strategy of the Russian Orthodox Church for the revival of national, state and church identity in Russia. The peculiarities of the church interpretation of the concept of identity and the risks of loss of national identity are revealed from the standpoint of the Church. The author concludes that in the socio-political discourse of the Orthodox Church the concept of identity is presented as a cultural and social marker and is comprehended in the paradigm of conformity with established standards and behavioral responses. Spiritual identity is seen in Orthodoxy through an appeal to the religious tradition and is correlated with the moral imperative formed in the past and with the social and legal code. The Church considers the Orthodox self-identification of citizens and its participation in sociocultural transformations of Russia to be important factors of state identity. In declarations on the topic of Christian identity, the leaders of the Church rely on the idea of Russian religious philosophy about the genetic connection of Orthodoxy with national consciousness. The tendency of Orthodox participation in the public examination of secular cultural events, in teaching schoolchildren ("General Professional Competences' in the course of 'The Basics of Religious Cultures and Secular Ethics") and in the scientific activity of higher educational institutions (the inclusion of "theology" in the list of scientific disciplines of the Higher Certifying Commission) is developing. Public support for the interaction of the Church with state institutions of culture and education is regarded by the author as a factor of acquiring institutional features of identity by Orthodoxy. The active participation of the Church in the public discussion on the relationship between Russia and European countries is motivated by the desire to develop international cooperation, which is hampered by the value contradictions that the "secularized" West is offered to overcome by returning to a Christian identity. The scientific intelligentsia reacts inconsistently to the church formulation of the national identity as Russian identity. The implantation of Russian identity to the detriment of Russia causes ideological conflict. ; В статье анализируется стратегия Русской Православной церкви по возрождению национальной, государственной и церковной идентичности в России. Выявляются особенности церковной трактовки понятия идентичности, риски утраты национальной идентичности, с точки зрения Церкви. Автор приходит к выводу о том, что в социально-политическом дискурсе Православной церкви концепт идентичности представлен в качестве культурного и социального маркера и осмысливается в парадигме соответствия устоявшимся нормам и поведенческим реакциям. Духовная идентичность рассматривается в православии через апелляцию к религиозной традиции, соотносится со сформировавшимся в прошлом нравственным императивом и социально-правовым кодексом. К важным факторам государственной идентичности Церковь относит православную самоидентификацию граждан и свое участие в социокультурных преобразованиях России. В декларациях на тему христианской идентичности руководители Церкви опираются на идею русской религиозной философии о генетической связи православия с национальным сознанием. Получает развитие тенденция православного участия в общественной экспертизе светских культурных мероприятий, в обучении школьников (ОПК в составе курса ОРКСЭ) и научной деятельности высших учебных заведений (включение "теологии" в список научных дисциплин ВАК). Общественная поддержка взаимодействия Церкви с государственными учреждениями культуры и образования расценивается автором как фактор обретения православием институциональных признаков идентичности. Активное участие Церкви в общественной дискуссии на тему взаимоотношений России с европейскими странами мотивируется стремлением развивать международное сотрудничество, чему препятствуют ценностные противоречия, преодолеть которые "секуляризованному" Западу предлагается через возвращение к христианской идентичности. Научная интеллигенция противоречиво реагирует на церковную формулировку национальной идентичности как русской идентичности. Насаждение русской идентичности в ущерб российской вызывает конфликт идеологем.