Suchergebnisse

The development of trade unions in the public and political dimension associated with maintaining by them socio-political movements, which in different periods of political history had the status of social movements. Among these movements are a social democratic and labor movements in Europe, which later acquired the status of parties. In addition, social movements are informal and very broad associations that need support group of values, or focused on single-step action, such as changing the current ruling power. In these circumstances, trade unions have to choose cooperation or dismissal from the social movements.The main cause of optimum interaction of trade unions and social movements are spontaneous occurrence of the latter. However, the broad social base, which is natural in the social and political movements, based on the negative perception of individuals and groups surrounding social reality. In this regard unions can support or deny certain facts of social life.The development of social movements is an important feature of democratic political life. Access to political participation is determined by the ability of self-organization and freedom to nominate requirements. The trade union movement at this stage has the ability to mobilize citizens to defend their labor rights that are under regulatory pressure correction and minimization by reviewing the priorities of the welfare state.New typological features of social movements are formed on the basis of a new type of social and communication links. Social hierarchy and class antagonisms, which provided the basis for the existence and development of trade unions in the past, expired. Therefore, the organizational forms of trade unions as social movements have become more available and acceptable for contemporary citizens. ; Розвиток профспілок у громадсько-політичному вимірі пов'язаний з підтримкою ними деяких суспільно-політичних течій, які в різні періоди політичної історії мали статус суспільних рухів. Серед таких рухів є соціал-демократичні та лейбористські рухи в Європі, які згодом отримали статус партій. Крім того, суспільні рухи є неформальними і дуже широкими об'єднаннями, які вимагають підтримки невеликої групи цінностей або спрямовані на одномоментну дію, наприклад, зміну існуючої владної команди. В цих умовах профспілки мають обирати співпрацю чи відсторонення від суспільних рухів.Основною причиною порушення оптимальності взаємодії профспілок та суспільних рухів є спонтанність виникнення останніх. Водночас широка соціальна база, яка вважається в стихійних суспільно-політичних течіях, базується на негативному сприйнятті індивідами і групами оточуючої соціальної реальності. В цьому ставленні профспілки можуть підтримувати або заперечувати ті чи інші факти соціального життя.Розвиток суспільних рухів виступає важливою особливістю демократичного політичного життя. Доступ до політичної участі визначається можливістю самоорганізації населення та вільного висування ним своїх вимог. Профспілковий рух на сучасному етапі має можливість мобілізації громадян на відстоювання своїх трудових прав, які перебувають під тиском нормативно-правової корекції, та згортання через перегляд пріоритетів соціальної держави.Нові типологічні ознаки суспільних рухів формуються на основі нового типу соціальних і комунікативних зв'язків. Суспільна ієрархія і класові антагонізми, які давали основу для існування і розвитку профспілок у минулому, втратили свою чинність. Тому організаційні форми профспілок як суспільного руху мають перетворитися на більш доступні і прийнятні для сучасних громадян.

Civil war inUkrainecalled forth the appearance of new means in the repertoire of publicistic means in Russian mass media. These means present new realia brought about by the "orange revolution" in the country that used to be friendly towardsRussiaonce. These means maintain ethical, social and civic propositions of conflicting social movements. They characterize new positioning of forces on the world arena. The object of the research is to analyze speech strategies and tactics used by the leaders of mass social movements and instigators of information war in conditions of turning political opposition into the outbreak of hostility. The paper evaluates the role of the mass media technology in stirring an international conflict to action; it determines main replenishment sources which "verbalize" discussion devoted toUkrainein publicistic repertoire of Russian mass media. The authors focus on the fact that Russian journalists in their sketches, editorials and reports use a lot of linguistic elements borrowed from the Russian-speaking community inUkraine. While creating new words and word combinations employing well-known foreign and native lexical units, journalists actively use words from the Ukrainian language. New meanings are usually formed through metaphor and metonymy. Derogatory names appear for realia on both sides of the armed conflict: e.g., names and nicknames of armed conflict participants: military leaders, political figures; military units, operations, weapons. The authors draw attention to the suggestive force of specific publicistic means: slogans, rallying cries and symbolic representations of conflicting groups. The research resulted in identification of specific usage of linguistic units that lead to escalation of the social and political conflict, and description of the linguistic means contributing to the peaceful resolution of the conflict. ; Гражданская война на Украине способствовала выработке в русских СМИ арсенала публицистических средств, которые отражают новые реалии, вызванные оранжевой революцией в некогда дружественной нам стране; кратко формулируют этические, социальные и гражданские требования противоборствующих общественных движений; характеризуют изменившуюся расстановку сил на международной арене. Цель исследования – анализ речевых стратегий и тактик, применяемых лидерами массовых общественных движений и вдохновителями информационной войны в условиях превращения политического противостояния в вооружённый конфликт. В статье оценивается роль информационных технологий в разжигании межнациональной розни; выявляются основные источники пополнения русского публицистического арсенала, «вербализующего» украинскую тему. Авторы акцентируют внимание читателя на том, что российские газетчики, радиои тележурналисты в своих публицистических статьях, очерках, репортажах заимствуют множество языковых единиц, возникших на Украине в русскоязычной среде. Создавая неологизмы на базе давно усвоенных иноязычных лексем и исконно русских слов, представители прессы параллельно широко используют и украинский лексический фонд. При этом новая семантика обычно формируется за счёт приёмов метафоризации и метонимии. Так возникли уничижительные взаимные наименования участников вооружённых столкновений и воинских подразделений; названия боевых операций и видов оружия; клички политических лидеров и псевдонимы командиров. Особое внимание авторы уделяют суггестивной силе специфического разряда публицистических средств – лозунгов и призывов, а также визуальной символики противоборствующих сторон. Полученные результаты позволили выявить специфические признаки языковых средств, ведущих к обострению социально-политических конфликтов, а также определить принципы структурирования публицистического арсенала, способствующего мирному разрешению назревших проблем.

Slogans, widely used by some modern social movements inRussia, have different suggestive effect on people. The extent of their ideological impact on participants of political or social opposition depends not only on the semantics of the language units, entering in publicistic arsenal, but also on their lexical and syntactic arrangement. In this article, the authors study the role of language as the main instrument of ideology. They analyze some slogans of modern social movements and come to the conclusion that the most indicative are models with an adverb together, although phrases with imperative verbal forms and nominal sentences have more suggestive power. The detailed analysis shows that slogans of far-right social movements have the greatest manipulative effect. ; Лозунги-призывы современных общественных движений России обладают различной суггестивной силой. Степень их идеологического воздействия на участников политического или социального противостояния зависит не только от семантики языковых единиц, входящих в публицистический арсенал, но и от их лексического и синтаксического оформления. Авторы, исследуя роль языка как основного инструмента идеологии, проводят сравнительный анализ корпуса лозунгов современных общественных движений и приходят к выводу о том, что наиболее характерными являются модели с наречием вместе, хотя большей суггестивной силой, по их мнению, обладают фразы с императивными глагольными формами, а также номинативные конструкции. Проведенный анализ позволяет авторам статьи констатировать, что наибольшей манипулятивной силой обладают лозунгипризывы крайне правых общественных движений.

Nowadays slogans, both as a genre of journalistic discourse and as a means of mass propaganda, have been brought back to life. Slogans that represent some particular corps stand out among contemporary official social movements. The content of the slogans of the "Union of paratroopers ofRussia" particularly arouse the interest of a linguist. The authors carry out a comparative analysis of these slogans and Soviet war time slogans, which allows one to set out some peculiarities of political propaganda texts of the Soviet past and today. The slogans found in the text of the social movement make up a source to form a journalistic store and attributes of social movements inRussiaat the end of the 20th – the beginning of the 21st centuries. In the long term the authors are planning to compile a special dictionary. In general, all lexical units can be divided into several subject groups: slogans that reflect alertness of a paratrooper and slogans that represent certain principles of behavior in peaceful life. Propaganda texts let us distinguish the main characteristics of a paratrooper: exceptionality, patriotism, the highest level of alertness, swiftness of reaction in extreme situations, moral power, focus on success and victory. In peaceful life paratroopers are characterized by resolution, lack of doubt, power decisions, desire to be liked by women. Many Russian military commanders appreciated figurative expressions which still exist in the language and are included in the treasure trove of aphoristics. The legendary commander of airborne troops V. F. Margelov also contributed to these lexical units. A part of modern slogans of airborne troops are utterances that belong to this commander. The number of army slogans is increasing. Along with lexical units that appeared in war time, there still appear new propaganda texts that can briefly express the main idea, for example, Nobody but us! Courage, honour, valour! ; В наши дни лозунг возродился как живой жанр публицистического дискурса, как средство массовой агитации. Среди зарегистрированных современных общественных движений особо выделяются такие, которые представляют какие-либо рода войск. Интерес лингвиста среди них вызывает «Союз десантников России», а именно содержательная часть его лозунгов. Авторы статьи проводят сравнительный анализ данных единиц с советскими лозунгами военных лет, позволяющий выявить специфику использования агитационных политических текстов советского прошлого и современного времени. Лозунги, обнаруженные в результате сплошной выборки из текстов указанного общественного движения, составляют базу для формирования публицистического арсенала и атрибутики общественных движений России конца XX – начала XXI в. В перспективе предполагается создание специального словаря. Условно все единицы можно разделить на несколько тематических групп: лозунги, отражающие боевую готовность десантника, и лозунги, репрезентирующие определенные принципы поведения в мирной жизни. Агитационные тексты позволили выявить основные характеристики воина-десантника: осознание собственной исключительности, патриотизм, непреклонность, высшую степень боеготовности, стремительность реакции в экстремальных условиях, нравственную силу, ориентацию на успех и на победу. В условиях мирной жизни десантникам свойственны решительность, отсутствие сомнений в своем праве на лидерство, силовые решения, стремление нравиться женщинам. Многие русские полководцы ценили силу образных выражений, которые до сих пор функционируют в языке и входят в сокровищницу афористики. Внес свою лепту в эту копилку и легендарный командующий Воздушнодесантными войсками В. Ф. Маргелов. Часть современных лозунгов ВДВ – высказывания, принадлежащие этому военачальнику. Корпус армейских лозунгов пополняется. Наряду с закрепленными в языковом сознании единицами убеждающей коммуникации, возникшими в годы войны, появляются новые современные агитационные тексты, заслуживающие внимания и способные кратко выразить главную идею, например, лозунги Никто, кроме нас!; Мужество, отвага, честь!

The authors examine the history of the development of the children's and youth movement in Russia in connection with the development of the domestic children's periodicals, which were an upbringing factor, forming the values of the movement's participants.The prototype of the first children's and youth organisations was the scout movement, which appeared in the UK in the early twentieth century. R. Baden-Powell's ideas found followers in Russia. The main distinguishing feature of the Russian scouting was the military and patriotic orientation. Analysing the situation of the rapid spread of the Scout movement in Russia, the authors come to the conclusion that this was made possible by the creation of an effective model of functioning of scouting media. Based on a study of prerevolutionary domestic media for children and young people, the authors argue that the pioneer media that were created in the early years of the Soviet period were organised and functioned in the same mode, only with a different ideological content. In the meantime, the patriotic education of the young generation remained the dominant vector in the new political system of coordinates.The next stage was the activities of the media during the "pre-pioneer period", the functioning of the Pioneer Organisation in the life of children in the USSR (the 1920s–1980s). The stage is characterised by joint activities with Komsomol organisations on combating homelessness, eliminating illiteracy in the 1920s–1930s, the preparation of youth for service in the Soviet army, etc. New forms of organising children and youth (volunteering and voluntarism) have got their media as well.The continuity of traditions and principles of patriotic and moral education, respect for the child's personality in the pre-Soviet and Soviet period of the development of our country is evident. The impact that the system of domestic media had on children in the USSR is unprecedented in terms of the scale of goals and objectives, the mass coverage and involvement of the younger generation in voluntary social movements. ; Авторы рассматривают историю развития детско-юношеского общественного движения в России во взаимосвязи с развитием отечественной детской периодики, которая выступала фактором воспитания, формирования ценностей участников движений.Прообразом первых детско-юношеских общественных организаций стало скаутское движение, появившееся в Великобритании в начале ХХ в. Идеи Р. Баден-Пауэлла нашли последователей и в России. Главной отличительной чертой российского скаутинга явилась военно-патриотическая направленность. Анализируя ситуацию быстрого распространения скаутского движения в России, авторы приходят к выводу, что это стало возможным благодаря созданию эффективной модели функционирования скаутских СМИ. На основании исследования дореволюционных отечественных средств массовой информации для детей и юношества авторы доказывают, что пионерские СМИ, созданные в первые годы советской власти, были организованы и функционировали по той же модели, только с другой идеологической наполненностью. При этом доминирующим вектором и в новой политической системе координат осталось патриотическое воспитание молодого поколения.Следующим этапом стала деятельность СМИ «допионерского периода», система функционирования пионерской организации в жизни детей в СССР (1920–1980-е годы.). Этап отличался совместной деятельностью с комсомольскими организациями в борьбе с беспризорничеством, ликвидацией неграмотности в 1920–1930-е годы, в подготовке юношества к службе в Советской армии и т. д. Новые формы организации детей и молодежи (добровольчество и волонтерство) также имеют свои СМИ.Очевидна преемственность традиций и принципов патриотического, нравственного воспитания, уважения к личности ребенка в досоветский и советский период развития нашей страны. Воздействие системы отечественных СМИ для детей в СССР беспрецедентно по масштабу целей и задач, по массовому охвату и вовлечению молодого поколения в добровольные общественные движения.

Анализируются социальный генезис и политико-идеологическое содержание классического народничества в России. Авторы критикуют позицию, преобладавшую в советской историографии, что классическое народничество представляло собой мелкобуржуазную, утопическую, псевдосоциалистическую идеологию и общественное движение. Также авторы не согласны с тем, что социальные истоки народнического движения второй половины XIX — начала XX в. связаны с маргинальной общественной группой — разночинной интеллигенцией. В отличие от марксистской историографии доказывается, что народничество как парадигма политической культуры инициировалось идеологами специфической социальной группы — русской дворянской интеллигенцией, в целом решительно настроенной против «обуржуазивания» России. Главной ценностью для классического народничества, раскрывающей его социально-политическую сущность, является приоритет политической самореализации народа и признание его суверенным правообразующим субъектом русской истории.DOI 10.14258/izvasu(2017)2-14 ; The article analyzes the social genesis and political ideological content of classical Narodnik movement in Russia. The authors criticize the position prevailing in the Soviet historiography that the classical Narodnik movement represented petty-bourgeois, utopian, pseudosocialist ideology and social movement. The authors do not agree that social sources of Narodnik movement in the second half of the 19th — the beginning of the 20th centuries are connected with the marginal public group — the intellectuals not of noble birth. Unlike Marxist historiography it is proved that Narodnik movement as a paradigm of political culture was initiated by ideologists of specific social group — the Russian noble intelligentsia, which was against bourgeois moods in Russia. The main value for classical Narodnik movement disclosing its sociopolitical essence is the priority of political self-realization of the people and recognition it as the sovereign rightforming subject of the Russian history.DOI 10.14258/izvasu(2017)2-14

В статье рассматривается историография женского движения в Российской империи второй половины XIX – начала ХХ в. на предмет использования терминов применительно к данному историческому явлению, классификации женщин-участниц движения и методологии исследования. Основными источниками являются наиболее значимые публикации современных отечественных и иностранных ученых, занимающихся указанной проблематикой. На основе анализа представленной в тексте историографии можно сделать вывод, что в исторической ретроспективе при изучении женской общественной деятельности использовались такие термины, как феминизм, эмансипация женщин, женский вопрос, суфражизм, женское движение. На сегодняшний день наиболее часто употребляемым термином является женское движение, а методологией – теории социологии общественного движения. В вопросе классификации женщин-участниц нет устоявшегося деления. Cуществующий терминологический и методологический инструментарий не позволяют осмыслить разнообразие форм протекания социальных процессов и реальных феминистских стратегий в позднеимперский период. Для анализа проблемы женской активности второй половины XIX – начала ХХ в. предлагается использовать более широкие термины – женская общественная деятельность, новая женщина, а также концепции Ю. Хабермаса, Х. Арендт о публичной и приватной сферах и теорию И. Гофмана о гендерном дисплее. При этом «политизацию» публичной сферы дляженской деятельности не политико-правового характера позволит произвести высказывание Кэрол Ханиш – «личное есть политическое». В этом ключе женская общественная деятельность будет «политическим» поступком в сфере публичной, поскольку происходит выход за рамки существующих патриархальных институтов и практик. В заключительной части статьи делаются выводы о том, что расширение терминологического и методологического аппарата за счет внедрения понятия женская общественная деятельность и применения теорий/концепций Ю. Хабермаса, Х. Арендт, И. Гофмана позволит заполнить лакуны региональной и общероссийской женской истории путем включения в историческую память женщин, вышедших из частной приватной сферы в публичное пространство и реализовавших себя через высшее образование, благотворительность, предпринимательство, получение профессий, считавшихся ранее сугубо мужскими.
The article deals with the historiography of the women's movement in the Russian Empire in the second half of the 19th – early 20th century. It addresses the terms related to this historical phenomenon, classification of women-members of the movement, and research methodology. The main sources are the publications of the most significant modern Russian and foreign researchers working on this rahge of problems. Based on the analysis of the historiography presented in the text, we can conclude that in historical retrospect, researchers used such terms as feminism, women's emancipation, the woman question, suffragism, and women's movement. Nowadays, the most commonly used term is women's movement. The most commonly used methodology rests upon the theories of social movement sociology. There is currently no well-established classification of female participants in social movements. The existing terminological and methodological tools do not allow us to comprehend the diversity of forms of social processes and real feminist strategies in the late imperial period. To analyze the problem of women's activism in the second half of the 19th and early 20th century, we suggest using broader terms women's social activism and the new woman, the concepts of J. Habermas and H. Arendt of the public and private spheres, and E. Goffman's theory of gender display. At the same time, the slogan "The Personal is Political" coined by Carol Hanisch allows us to make certain "politicization" of the public sphere for women's activism of a non-political and non-legal nature. In this regard, women's social activism will be a "political" act in the public sphere because it transcends the existing patriarchal institutions and practices. The final part of the article concludes that the expansion of terminological and methodological framework due to the introduction of the concept of women's social activismand the application of theories/concepts of J. Habermas, H. Arendt, and E. Goffman will make it possible to fill the gaps of regional and all-Russian women's history by including in the historical memory those women who went out of the private sphere into the public space and fulfilled their potential through obtaining higher education, charity, entrepreneurship, and acquiring the professions that had been considered exclusively male earlier.

The article provides a brief overview of modern scientific research on the history and current state of the Trade Union movement in Russia. On the example of The Russian Trade Union of education and The Primary Trade Union Organization of Employees and Students of Southern Federal University, a centenary period of development of Trade Union organizations in education – from their inception to current status is traced. In 2020, the SFU Trade Union celebrates its 100th anniversary and this article is intended to draw attention to the state of solidarity of employees and students both in the country and at the University, as well as to outline directions for improving the efficiency of modern trade unions in the field of education.

The article deals with the issue of explicit (related to the concept of "nature") and implicit (having a sociopolitical or cultural basis) requirements of environmental movements. In general, the existing movements are based on the idea of nature, characteristic of the European culture of the Modern era, in its "Enlightenment" and "romantic" versions.The earliest form of environmentalism is preservationism as a direct reflection of the Enlightenment model of nature. The preservation paradigm is conservative and focuses on traditional practices and the idea of protection and conservation of nature.The reform environmentalism that developed in the twentieth century is based on a similar perception of nature, but it raises the question of the social aspects of the ecological crisis and formulates the requirements of environmental justice and equality. Goals and strategies in reform environmentalism are not homogeneous and depend on the groups of participants. Institutions adhere to a strategy of minimizing risks, including economic ones, and focus on scientific discourse and political actions. Activists participate in the revision of cultural models and related sociopolitical grounds (critics of industrialism, globalism, and neoliberalism). Local grassroots initiatives are focused on solving specific problems that threaten the well-being of citizens. Within environmental movements, new values, ideological models and practices are being developed, which become the basis for the participants' personal and collective identity.The author concludes that the main features of environmental movements are determined not solely by concern for nature but by deeper conflicts — class, economic, social, generational or cultural. Despite the dominance of the Modern era concept of nature, new cultural models are developed in the movements that correlate with the ideas of deep ecology and "dark" ecology, which redefine the traditional opposition between human and nature. ; В статье рассматривается вопрос явных (связанных с понятием «природа») и неявных (имеющих социополитическое или культурное основание) требований экологических движений. В целом существующие движения базируются на характерном для европейской культуры Нового времени представлении о природе в его «просветительской» и «романтической» версиях.Наиболее ранней является природоохранная форма энвайронментализма как прямое отражение просветительской модели природы. Природоохранная парадигма носит консервативный характер и ориентируется на традиционные практики и идею сохранения, сбережения природы.Сложившийся в ХХ в. реформаторский энвайронментализм основывается на сходном восприятии природы, однако ставит вопрос о социальных аспектах экологического кризиса, формулирует требования экологической справедливости и равенства. Цели и стратегии в реформаторском энвайронментализме не являются гомогенными и зависят от групп участников. Институты придерживаются стратегии минимизации рисков, в том числе экономических, ориентируются на научный дискурс и политические действия. Активисты участвуют в пересмотре культурных моделей и связанных с ними социально-политических оснований (критика индустриализма, глобализма и неолиберализма). Локальные низовые инициативы ориентированы на решение конкретных проблем, угрожающих благополучию граждан. Внутри экологических движений вырабатываются новые ценности, идеологические модели и практики, становящиеся основанием личной и коллективной идентичности участников.В статье формулируется вывод о том, что основные особенности экологических движений определяются не исключительно заботой о природе, а более глубокими конфликтами — классово-экономическим, социальным, поколенческим или культурным. Несмотря на доминирование представления о природе эпохи Модерна, в движениях вырабатываются новые культурные модели, коррелирующие с идеями глубинной экологии и «темной» экологии, пересматривающими традиционную оппозицию между человеком и природой.

The article investigates an attempt to change the principle of rotation of the scientific and pedagogical elite after 1917 based on the example of the community of students and graduates of the Red Professorate Institute (1921–1938). It was a special higher educational institution where higher ideological cadres of the party and teachers of social sciences for universities received their training. Describing the students and their characteristics, the dynamics and statistics of their academic movement, the specifics of the subsequent employment of graduates, the author raises and answers the question — was the Red Professorate Institute successful as a pedagogical project? A statistical approach to studying it allows for characterizing the Institute as one of the state projects to update the scientific and pedagogical field. The study is based on statistics uncovered at the State Archive of the Russian Federation.