Suchergebnisse

SUMMARY:
Методологическую рубрику номера открывает интервью, которое редакторы Ab Imperio взяли у историка Российской империи Джейн Бурбанк и историка французской колониальной империи и колониальной и постколониальной Африки Фредерика Купера – авторов недавно вышедшей фундаментальной работы "Империи в мировой истории: власть и политика разнообразия". Взятое в июле 2010 года, интервью продолжает серию Ab Imperio "Беседы с авторами", представляющую читателям журнала значимые публикации в области истории империи и методологии истории и социальных наук. Интервью посвящено "Империям в мировой истории" как попытке новаторского переосмысления опыта всемирной истории через категорию империи. При этом исторический опыт евразийских и Российской империй представлен в книге в общем ряду с более конвенциональными в подобных обобщающих трудах западными колониальными империями, что делает книгу еще интереснее для специалистов по истории России/СССР.

Бурбанк и Купер рассказывают о том, как зародился замысел книги в процессе преподавания в университете Мичигана и Нью-Йоркском университете. Своим главным достижением они считают попытку осмыслить империю как политическую формацию, основанную на политике разнообразия. В книге описаны имперский политический репертуар и роль разнообразных имперских "посредников", предложен новый взгляд на мировую историю, основанный на том, что большинство населения мира в различные периоды истории проживало в империях и находилось под влиянием обстоятельств империи и/или культуры империи. Соответственно, Бурбанк и Купер стремились поколебать устойчивые представления о естественности и неизбывности нации и национального государства, а также принятые в историографии деления на домодерные (архаические; классические) и модерные империи. Авторы новой книги подчеркивают, что особую ценность в их работе представляет не сама по себе теоретическая модель, но созданный на основе инновационной структуры нарратив, в котором опыт отдельных имперских политических формаций перемежается с изучением наследия архетипических (для отдельных исторических регионов) империй и взаимодействия двух или более империй между собой. Бурбанк и Купер отвечают на целый ряд вопросов редакторов AI , касающихся подходов и оценок, высказанных в книге.

RésuméEn 1946, alors que l'Assemblée nationale constituante française débattait des articles relatifs à la nouvelle Constitution de l'empire français outre-mer, un député évoqua le précédent de l'empereur romain Caracalla, qui avait accordé la citoyenneté romaine à tous les hommes libres de l'empire en 212 de notre ère. Cet exemple prouvait qu'il était possible d'être citoyen d'un empire sans pour autant renoncer aux « civilisations locales ». Les auteurs étudient les différentes significations de la citoyenneté et des droits au sein des empires, en s'appuyant sur deux modèles distincts – un modèle romain et un modèle eurasien – et en s'attachant à différents exemples en Russie impériale, en URSS, et dans la France du XXe siècle. L'étude va au-delà de l'association communément établie entre citoyenneté et État-nation, et entre droits et démocratie. La construction et le maintien d'un empire supposaient d'intégrer des peuples divers au sein d'une unité politique, tout en maintenant des éléments de distinction et de hiérarchie. Le fait qu'une république du XXe siècle puisse évoquer un précédent remontant à l'époque classique montre à quel point l'imaginaire et les structures impériales ont gardé leur importance. Cet article plaide en faveur de la reconnaissance de la vaste palette de modalités selon laquelle l'appartenance politique, la différence culturelle et les droits peuvent être analysés, envisagés et compris.

Russian Empire offers new perspectives on the strategies of imperial rule pursued by rulers, officials, scholars, and subjects of the Russian empire. An international team of scholars explores the connections between Russia's expansion over vast territories occupied by people of many ethnicities, religions, and political experiences and the evolution of imperial administration and vision. The fresh research reflected in this innovative volume reveals the ways in which the realities of sustaining imperial

SUMMARY:
Отвечая на первый вопрос редакции, большинство участников форума высказались за полезность привлечения сравнительной рамки и постколониальной перспективы. Если Шейла Фицпатрик задается вопросом о наличии в индийской, китайской или среднеазиатской историографиях аналога возникшим в русистике "евразийским исследованиям", то другие участники подчеркивают плодотворность для русистики изучения того, как имперская периферия влияла на культуру метрополии в самом широком смысле. В этом свете полезны как исследования "классических", так и неклассических империй, а российский опыт имеет все шансы обогатить мировую историографию империй. Светлана Горшенина и Заур Гасимов рассматривают плодотворность применения постколониальных теорий к неклассическим колониальным державам вообще и среднеазиатским окраинам Российской империи в частности. Сергей Екельчик напоминает о попытках заменить подобный анализ самоописаниями в категориях "неклассических колоний", в то время как Джейн Бурбанк предостерегает от механического переноса "западных" категорий вместо заимствования "западных" исследовательских вопросов и выработки модели, основанной на специфических российских ответах на эти вопросы. Наиболее осторожно воспринимает перспективы интеграции России в контекст современных постколониальных исследований Пол Верт. Он подчеркивает, что к такой интеграции наиболее располагает Средняя Азия, в то время как прочие регионы Российской империи лучше описываются через сравнение с Габсбургской или Османской империями, и что тезис о влиянии колоний на культуру метрополии требует тщательной проверки. Наиболее продуктивным Верт считает сравнение регионов внутри самой Российской империи.

Отвечая на второй вопрос о тематических и хронологических предпочтениях современных исследователей и студентов, представители Восточной и Западной Европы разошлись со своими американски-ми коллегами. Если европейские историки указывают на некоторое падение популярности имперской проблематики и преобладание исследований по ХХ веку, объясняя эту ситуацию политической и академической конъюнктурой, их американские коллеги в целом не видят такой проблемы.

Отвечая на третий вопрос, посвященный соотношению новой имперской истории и модернизационной парадигмы, большинство участников сошлись на том, что, несмотря на существующую в реальности хронологическую привязку первой к периоду до 1917 года, а второй – к советской эпохе, обе парадигмы не связаны конкретным временем и способны дополнять друг друга. Если новая имперская история, по словам Пола Верта, позволяет лучше увидеть то, что реально было в империи и определяло ее специфику, то модернизационная парадигма, как подчеркнул Марк Хаген, предполагает обращение к европейскому и североамериканскому сравнительному контексту.

Четвертый вопрос, посвященный тому, как конкретное исследование соотносится с методологическими предпочтениями историка и с текущей интеллектуальной модой на академическом рынке, оказался наименее популярным. Ответившие на него участники форума идентифицировали те или иные теоретические модели, оказавшие на них влияние, но подчеркнули, что определяющими факторами для них являются специфика материала и вытекающие из их конкретного проекта исследовательские вопросы. Наиболее радикально высказалась Джейн Бурбанк, заявившая о полном неприятии "больших теорий".