Suchergebnisse

Frontmatter -- CONTENTS -- Acknowledgments -- General Introduction: Readings in Imperialism and Orientalism -- Volume Introduction: The Scramble for Africa -- I . THE BERLIN CONFERENCE 1885: MAKING/MAPPING HISTORY -- Introduction: The Scramble for Africa: From the Conference at Berlin to the Incident at Fashoda -- Chronology of Events -- Africa in 1886: The Scramble Half Complete [map] -- Africa after the Scramble, 1912 [map] -- Africa 1898, with Charter Companies [map] -- Excerpts from Heart of Darkness -- Africa -- General Act of the Conference of Berlin -- ''The Black Baby'' (1894) [illustration] -- International Rivalry and the Berlin Conference -- ''The 'Irrepressible' Tourist'' (1885) [illustration] -- Excerpt from ''The Modern Traveller'' -- The Fashoda Incident -- Geography and Statecraft -- ''Marchez! Marchand!'' (1898) [illustration] -- Excerpt from Travels in Africa during the Years 1882–1886 -- ''Africa Shared Out'' (1899) [editorial with cartoon] -- II. THE BODY POLITIC : RATIONALIZING RACE -- Introduction: The Body Politic: Rationalizing Race -- SLAVES -- The African Slave Trade -- William Pitt the Younger Indicts the Slave Trade and Forsees a Liberated Africa -- The Nigger Question -- The Noble Savage -- SPECIES -- Moral and Intellectual Characteristics of the Three Great Varieties -- Struggle for Existence -- On the Formation of the Races of Man -- Excerpt from ''Darwin'' -- Comparative Physiognomy -- Excerpts from The Future of Science -- SELF-GOVERNANCE -- Nation-Making -- The Primitive Man—Intellectual -- The Principles of the Relations of Our Civilization to the Tropics -- Excerpts from Kafir Socialism -- How the Leopard Got His Spots -- III. THE POLITICAL CORPS -- THE MISSION -- Introduction: The Mission: Christianity, Civilization, and Commerce -- Excerpts from Salvation Army Songs -- Dr. Livingstone's Cambridge Lectures -- Excerpts from How I Found Livingstone -- Livingstone's Journeys, 1841–1856 [map] -- Preparing the Empire: Livingstone and Stanley in Central Africa -- In Memory of Dr. Livingstone -- Dr. Livingstone -- Influence of Christianity upon Moral and Intellectual Diversity of Races -- The Bishop and the Philosopher -- Excerpts from The Surplus -- Excerpts from The Salvation Army British Empire Exhibition Handbook -- The Administration: Lugard and the royal niger company -- Introduction: Inheritors of Empire, Agents of Change: Lord Lugard and Mary Kingsley -- Royal Charter Granted to the National African Company, Later Called the Royal Niger Company -- Selected Correspondence: The Royal Niger Company -- Exerpts from The Diaries of Lord Lugard: Nigeria -- Duties of Political Officers and Miscellaneous Subjects -- Excerpts from The Dual Mandate in British Tropical Africa -- The Clash of Cultures -- A Letter to the Editor of ''The New Africa'' -- Excerpts from A Tropical Dependency -- The Administration: Cecil J. Rhodes And The British South Africa Company -- INTRODUCTION Cecil J. Rhodes: Colossus or Caricature? -- Excerpt from Trooper Peter Halket of Mashonaland -- ''The Rhodes Colossus'' (1892) [illustration] -- ''My Career Is Only Beginning!'' (1896) [illustration] -- ''South Africa before and after Cecil Rhodes'' (1896) [map] -- We Abandon Hope -- My Uncle's Gift Is Many Times Multiplied -- Excerpts from The Speeches of Cecil Rhodes 1881–1900 -- Excerpts from Men, Mines, and Animals in South Africa -- Personal Reminiscences of Mr. Rhodes -- The Last Will and Testament of Cecil John Rhodes -- The Burial -- IV. CRISES OF EMPIRE -- Gordon at Khartoum -- Introduction: Gordon at Khartoum: From Cavil to Catastrophe -- Chronology of Events -- Excerpts from The Journals of Major-General C. G. Gordon, C. B. at Kartoum -- ''At Last!'' (1885) [illustration] -- ''Too Late!'' (1885) [illustration] -- Letters to Mary Gordon -- The End of General Gordon -- Relief Expedition -- Excerpts from Gordon at Khartoum -- The Desertion of General Gordon -- Excerpt from In Relief of Gordon -- Excerpt from Fire and Sword in the Sudan -- The Siege and Fall of Khartum -- Act the Fifth: The End -- ''Fuzzy-Wuzzy'' -- The Graphic Christmas Number, 1887 -- ''Gordon's Dream—The Martyr-Hero of Khartoum'' (1887) [illustration] -- The Anglo-Boer war -- Introduction: The Boer War: Accusations and Apologias -- Excerpt from An English–South African's View of the Situation -- ''Across the Dark Continent'' (1899) [illustration] -- Excerpt from A History of the Transvaal -- Political Position in Cape Colony -- The Absent-Minded Beggar -- Mr Thomas Atkins -- D. F. Advertiser. Kimberley, friday, february 16, 1900 -- Excerpt from Report of a Visit to the Camps of Women and Children in the Cape and Orange River Colonies -- Excerpt from What I Remember -- Prisoners of War -- Methods of Barbarism -- Suggestions for a New Departure -- Further Charges against British Troops -- Excerpt from Hague Convention (II) with Respect to the Laws and Customs of War on Land, 29 July 1899 -- Treaty of Vereeniging, 31 May 1902 -- The Congo -- Introduction: The Congo: Abominations and Denunciations -- The Congo State -- The Congo Report -- The 1903 Diary -- An Open Letter to Roger Casement -- Native Life under Congo State Rule -- Excerpts from History of the Congo Reform Movement -- An Open Letter to His Serene Majesty Leopold II -- King Leopold's Soliloquy -- Excerpts from The Crime of the Congo -- ''The Guilt of Delay'' (1909) [illustration] -- INDEX

The year 2021 is associated with an important and dramatic event in the history of Russia. On 26 December, 1991, the Soviet of the Republics of the Supreme Soviet of the USSR adopted the declaration of the dissolution of the Soviet Union. The ground for this decision was laid by "perestroika" devised by M. S. Gorbachev and his closest associate A. N. Yakovlev with the aim of "enhancing socialism". During the course of "perestroika", Yakovlev acquired the title of its "ideologist" and "architect" among liberal masses.In the post-perestroika years, several books by A. N. Yakovlev came out: "Bitter Cup", "Time of Darkness", "100 Best Interviews" and others, in which he attempted to present the need for "perestroika" in the context of the whole history of Russia since the Great October Socialist Revolution. However, a whole lot of his principal ideas, assessments, and conclusions tend to be unreliable, highly biased, and often contain a distorted narrative of history. Having a mythological, unsubstantiated nature, these ideas largely aim to justify the actions that led to the collapse of the Soviet Union, which as alleged constrained or even thwarted the harmonious economic development of thriving Tsarist Russia.Nevertheless, in order to understand the subject of research, one needs to consider it in a historical context. It is an undoubted principle of scientific methodology: time is undividable, its three modes — "present", "past", and "future" — are conventional; the past, to some extent, is present in the present. The author of the paper — Soviet and Russian philosopher and sociologist, Doctor of Philosophy, Professor I. M. Ilinskiy — places "perestroika" as a historic event in a broader and deeper historical context of what had already happened to Russia in order to portray the Occurred in a more truthful, objective, unbiased light. The author draws on documentary sources in his attempt to reconstruct the authentic picture of the Soviet history and reveal the historical truth about the events of the October Revolution which are misinterpreted in Yakovlev's books.The paper contradicts A. N. Yakovlev's myth of the October Revolution as a "counter-revolutionary" coup, which led to the country developing an allegedly ineffective economy. The author reveals the history of a whole series of events since the 1826 manifesto which put a ban on discussing serfdom openly; he demonstrates the complexity of the pre-revolutionary situation; shows the peculiarities of various parties and alliances participating in these processes, as well as the State Duma, the Council of Ministers, and the Provisional Government. He therefore dispels the myth providing legitimacy to the activities that led to the destruction of the Soviet Union in 1991 — "the greatest geopolitical catastrophe of the 20th century" as described by the President of Russia Vladimir Putin. ; 2021 г. связан с важным и драматическим событием в истории России. 26 декабря 1991 г. Советом Республик Верховного Совета СССР была принята декларация о прекращении существования Советского Союза. Основанием этого решения явилась «перестройка», затеянная М. С. Горбачевым и его ближайшим соратником А. Н. Яковлевым с целью «совершенствования социализма». В ходе «перестройки» Яковлев обрел в либеральных массах титул ее «идеолога» и «архитектора».В постперестроечные годы в свет вышли книги А. Н. Яковлева «Горькая чаша», «Сумерки», «100 лучших интервью» и др. В них он пытается представить необходимость «перестройки» в контексте всей истории России XX в. начиная с Великой Октябрьской социалистической революции. Однако целый ряд его принципиальных идей, оценок и выводов отличается недостоверностью, крайней тенденциозностью, а часто — искажением исторических событий. Имеющие мифологизированный, ничем не подкрепленный характер, эти положения в значительной степени направлены на оправдание тех действий, которые привели к уничтожению Советского Союза, якобы затормозившего или даже перечеркнувшего гармоничное развитие экономически успешной царской России.Однако, чтобы понять предмет исследования, надо подойти к нему исторически. Это неоспоримый принцип научной методологии: время неделимо, три его модуса — «прошлое», «настоящее», «будущее» — условности; прошлое в той или иной мере присутствует в настоящем. Автор статьи — советский и российский философ и социолог, доктор философских наук, профессор И. М. Ильинский — помещает «перестройку», как историческое событие в более широкий и глубокий исторический контекст уже происшедшего с Россией, чтобы представить Происшедшее в более правдивом, объективном, неангажированном виде. Автор стремится на основе документальных источников воссоздать подлинную картину советской истории и выявить историческую истину о событиях Октябрьской революции, которые в работах А. Н. Яковлева представлены недостоверно.В статье опровергается миф А. Н. Яковлева об Октябрьской революции как «контрреволюционном перевороте», приведшем страну к формированию якобы неэффективного экономического хозяйства. Автор данной статьи раскрывает историю целого ряда событий, начиная с Манифеста 1826 г., запретившего открытое обсуждение крепостного права, показывает сложность предреволюционной ситуации, показывает особенности участия в этих процессах многочисленных политических партий и союзов, Государственной думы, Совета министров, Временного правительства. И, таким образом, развенчивает миф, обеспечивающий «легитимность» тем действиям, которые привели в 1991 г. к уничтожению Советского Союза — «крупнейшей геополитической катастрофе XX века», по оценке Президента России Владимира Путина.

The article analyzes, from the standpoints of social philosophy, the implemented geopolitical, economic, and cultural stratagems in Chinese endeavour to become a "mega-empire" of our time. The "mega-empire" means such an empire that exists not only within the boundaries of its own territory, as well as not only within the population of a certain numerous nation. In fact, it goes far beyond its official borders, offering its unique development paradigms, and providing an appropriate funding for these development models. Mega-empire is able to make this proposal to many other countries, even if they function with completely different political and socio-economic systems. In addition, such a kind of superpower always translates its metanarratives to others, being deeply convinced in its civilizational mission for the rest of the world.We consider that China has real potential to become a "mega-empire" due to the combination of several factors. The first is that China has been practicing its new economic philosophy since the late 1970s. But, evidently, the economy only is not enough for restoring the "mega-empire". The latter is impossible without an active broadcasting of its own cultural tradition and its universal ideology. No coincidence that Xi Jinping asserts that China is making a huge contribution to human development through its own growth. Another crucial statement is that China is forming a Community of Shared Future for Mankind 人类命运共同体, also translated as a Community of Common Destiny.The mentioned concept, being delivered by former Chinese Communist Party general secretary Hu Jintao, has been rethought by present leader Xi Jinping, and now is advocated by him actively. The Chinese government has raised the "Community of Common Destiny" concept with an aim to build a new framework of international relations and promote and improve global governance. That was the major amendment on China's foreign policy in more than last four decades, shifting from being nation-oriented to focusing on the whole mankind. It may also appear as an evidence of China's shift from the Modernity paradigm to the Postmodernity, at the initial stage of this controversial but inevitable movement. Simultaneously, for the present time Chinese society lives mainly in the sociocultural realm of Modernity, as postmodern tendencies are not so strong in China, and in Asia as a whole.The author attempted to look at the whole array of socio-cultural, economic, and political practices exercised by modern China through the lens of a systemic approach. This study suggests that China makes particular emphasis on image-based measures designed to enhance the positive perception of Chinese values, traditional culture, and modern Chinese achievements throughout the world. Chinese cultural policy is implicated in a soft-power style, and framed in Chinese cultural institutions all over the world. But the external-economic strategy of the PRC is as pragmatic as possible, and Chinese economic interventions towards foreign economic assets are conducted without undue ceremonies. This part of China's geopolitics is devoid of any cultural implication and is purely utilitarian, unlike other areas of Chinese foreign policy.Ultimately, all of these philosophic-economic and cultural-political stratagems are aimed at enhancing the well-being, sustainable development, and social cohesion of the Chinese nation, based on longstanding cultural and philosophical traditions, and imperatives of the Socialism with Chinese Characteristics for a New Era 习近平新时代中国特色社会主义思想. Today's economic and cultural expansion of China is entirely within the canvas of the "Great Chinese Renaissance", which is most illustratively declared at the political-ideological level by Xi Jinping's foreign-policy credo "Great Power Diplomacy with Chinese Characteristics" 中国特色大国外交. ; У статті проведено соціально-філософський аналіз геополітичних, економічних, культурних стратагем, які практикує сучасний Китай. Здійснено спробу подивитися на весь масив соціокультурних, економічних, суспільно-політичних практик, здійснюваних Китаєм, крізь призму системного підходу. Проведене дослідження дає певні підстави стверджувати, що Китай ставить особливий наголос на іміджевих заходах, покликаних підвищити рівень позитивного сприйняття китайських цінностей повсюди в світі. У економічній площині політика КНР є максимально прагматичною, і китайські економічні інтервенції до іноземних економічних активів проводяться без зайвих церемоній. Ця частина геополітики КНР позбавлена будь-якого культурного підтексту і є суто утилітарною, на відміну від інших сфер зовнішньої політики Китаю. Врешті-решт, всі ці філософсько-економічні й культурно-політичні стратагеми спрямовані на підвищення добробуту, сталого розвитку і соціальної злагоди китайської нації, на основі давніх культурно-філософських традицій та імперативів «соціалізму із китайською специфікою в нову еру» 习近平新时代中国特色社会主义思想.

The article analyzes, from the standpoints of social philosophy, the implemented geopolitical, economic, and cultural stratagems in Chinese endeavour to become a "mega-empire" of our time. The "mega-empire" means such an empire that exists not only within the boundaries of its own territory, as well as not only within the population of a certain numerous nation. In fact, it goes far beyond its official borders, offering its unique development paradigms, and providing an appropriate funding for these development models. Mega-empire is able to make this proposal to many other countries, even if they function with completely different political and socio-economic systems. In addition, such a kind of superpower always translates its metanarratives to others, being deeply convinced in its civilizational mission for the rest of the world.We consider that China has real potential to become a "mega-empire" due to the combination of several factors. The first is that China has been practicing its new economic philosophy since the late 1970s. But, evidently, the economy only is not enough for restoring the "mega-empire". The latter is impossible without an active broadcasting of its own cultural tradition and its universal ideology. No coincidence that Xi Jinping asserts that China is making a huge contribution to human development through its own growth. Another crucial statement is that China is forming a Community of Shared Future for Mankind 人类命运共同体, also translated as a Community of Common Destiny.The mentioned concept, being delivered by former Chinese Communist Party general secretary Hu Jintao, has been rethought by present leader Xi Jinping, and now is advocated by him actively. The Chinese government has raised the "Community of Common Destiny" concept with an aim to build a new framework of international relations and promote and improve global governance. That was the major amendment on China's foreign policy in more than last four decades, shifting from being nation-oriented to focusing on the whole mankind. It may also appear as an evidence of China's shift from the Modernity paradigm to the Postmodernity, at the initial stage of this controversial but inevitable movement. Simultaneously, for the present time Chinese society lives mainly in the sociocultural realm of Modernity, as postmodern tendencies are not so strong in China, and in Asia as a whole.The author attempted to look at the whole array of socio-cultural, economic, and political practices exercised by modern China through the lens of a systemic approach. This study suggests that China makes particular emphasis on image-based measures designed to enhance the positive perception of Chinese values, traditional culture, and modern Chinese achievements throughout the world. Chinese cultural policy is implicated in a soft-power style, and framed in Chinese cultural institutions all over the world. But the external-economic strategy of the PRC is as pragmatic as possible, and Chinese economic interventions towards foreign economic assets are conducted without undue ceremonies. This part of China's geopolitics is devoid of any cultural implication and is purely utilitarian, unlike other areas of Chinese foreign policy.Ultimately, all of these philosophic-economic and cultural-political stratagems are aimed at enhancing the well-being, sustainable development, and social cohesion of the Chinese nation, based on longstanding cultural and philosophical traditions, and imperatives of the Socialism with Chinese Characteristics for a New Era 习近平新时代中国特色社会主义思想. Today's economic and cultural expansion of China is entirely within the canvas of the "Great Chinese Renaissance", which is most illustratively declared at the political-ideological level by Xi Jinping's foreign-policy credo "Great Power Diplomacy with Chinese Characteristics" 中国特色大国外交. ; У статті проведено соціально-філософський аналіз геополітичних, економічних, культурних стратагем, які практикує сучасний Китай. Здійснено спробу подивитися на весь масив соціокультурних, економічних, суспільно-політичних практик, здійснюваних Китаєм, крізь призму системного підходу. Проведене дослідження дає певні підстави стверджувати, що Китай ставить особливий наголос на іміджевих заходах, покликаних підвищити рівень позитивного сприйняття китайських цінностей повсюди в світі. У економічній площині політика КНР є максимально прагматичною, і китайські економічні інтервенції до іноземних економічних активів проводяться без зайвих церемоній. Ця частина геополітики КНР позбавлена будь-якого культурного підтексту і є суто утилітарною, на відміну від інших сфер зовнішньої політики Китаю. Врешті-решт, всі ці філософсько-економічні й культурно-політичні стратагеми спрямовані на підвищення добробуту, сталого розвитку і соціальної злагоди китайської нації, на основі давніх культурно-філософських традицій та імперативів «соціалізму із китайською специфікою в нову еру» 习近平新时代中国特色社会主义思想.

Im Fokus der bildungshistorischen und doppelbiografischen Dissertation steht die Darstellung des vielseitigen Reformengagements der Torhorst-Schwestern Adelheid und Marie im (Aus-) Bildungswesen der Weimarer Republik. Die Begriffe "Reform" und "Engagement" stellen tragende inhaltliche Signaturen der quellenbasierten Annäherung an das Geschwisterpaar dar. Thematisiert werden ihre Berufsbiografien in ihren jeweiligen bildungspolitischen sowie bildungspraktischen Wirkungskreisen – inmitten der ersten "echten" deutschen Demokratie. Die Studie zielt insbesondere darauf ab, den Kreis der bildungshistorischen Repräsentantinnen für eine konstruktive Ausgestaltung des (Fort-)Bildungswesens im Sinne eines notwendigen, aber nicht realisierten Modernisierungs- und Demokratisierungsprozesses in jenem Zeitraum zu erweitern. Die Aufarbeitung des bisher in der bildungsgeschichtlichen Forschung weitestgehend unbekannten Schaffens vermag es, den vielschichtigen Bedeutungsebenen von Schulreform(en) und Reformpädagogik gerecht(er) zu werden. Die Arbeit intendiert zudem eine Horizonterweiterung des bildungshistorischen Blickfeldes – vor allem in Bezug auf bildungspolitische und schulpraktische Realisierungen von essenziellen Reformen in den Bereichen sekundärer (Aus-)Bildungseinrichtungen. Die Schwestern bestimmten sowohl als kommunalpolitische als auch als schulpraktische Akteure die neue Praxis und die neuen Anforderungen der demokratischen Staatsform mit. Adelheid Torhorst kämpfte – über ihren kommunalen Verantwortungsradius hinausreichend – aktiv im Rahmen ihrer von 1924–1931 andauernden Mitgliedschaft im Bund der Freien Schulgesellschaften (BFS) für eine gesamte Weltlichkeit des deutschen Schul- und (Aus-)Bildungswesens. Beide Frauen mussten auf ihren Tätigkeitsebenen erfahren, dass ihre immer stärker werdenden sozialistisch geprägten Vorstellungen bezüglich der deutschen Bildungslandschaft Illusionen blieben. Vielmehr erkannten sie zunehmend einen Zusammenhang zwischen den etablierten Machtstrukturen; ein gesellschaftlicher Fortschritt, der sich in ihren Augen in einem sozial durchlässigen und weltlichen Bildungswesen formierte, erforderte vor allem strukturelle Veränderungen. Für diese jedoch gab es keine gesellschaftlichen und politischen Mehrheiten. Die doppelbiografische Perspektive mit dem Fokus auf das Bleibende des Reformengagements sensibilisiert für gegenwärtige bildungspolitische Streitfragen. Der kritisch-reflexive Blick geht zunächst mit einer Würdigung der qualifizierenden deutschen (Aus-) Bildungslandschaft einher; schätzt die liberalen Errungenschaften wie die Entscheidungsfreiheit der Eltern in Bezug zum Besuch des Religionsunterrichts ihrer Kinder als ein Privileg einer demokratischen, sozial offenen Gesellschaft. Es braucht in einer herausfordernden Zukunft mehr denn je mutige Akteure mit progressivem Reformpotenzial. Das wegweisende Engagement der Torhorst-Schwestern stand im Kontext eines schulischen sowie gesellschaftlichen Fortschrittgedankens, der sowohl die Moderne positiv prägt und trägt, der aber auch für deren Krisen und Konflikte steht. Im gegenwärtigen (Aus-)Bildungswesen entstehen ebenso immer wieder neue Spannungen und Reformbedarfe, die es gilt, mit entsprechenden bildungspolitischen Richtlinien "von oben" gesetzlich neu zu reglementieren – mit Leben gefüllt werden sie mit dem Engagement "von unten". ; This dissertation, an educational history and double biography, focuses on the Torhorst sisters, Adelheid and Marie, and on their engagement in the educational reform movement that took place within the Weimar Republic's education system. The terms "reform" and "engagement" are related to the relevant library reference numbers used in a study of the siblings based on original sources. This work looks at their professional biographies as pertaining to their work on educational policies and practices that took place in the context of the first "real" German democracy. It aims to broaden the scope of the history of education to include those who advocated for a progressive redesign of (continuing) education that was in keeping with processes of modernization and democratization that at the time were urgently needed but never fully carried out. By examining a largely unknown topic and unpacking the complex layers of meaning that were part of the school and educational reform movements, this study fills a gap within the field of the history of education. In addition, this work seeks to contribute to the history of education, in terms of understanding the educational policy and school practices that were necessary to implementing essential reforms within secondary schools and vocational training institutions. As players in local politics and in addressing issues related to school policies, the sisters influenced the development of the democratic form of government's new practices and standards. Going well beyond her local duties, as a member of the "Bund der Freien Schulgesellschaften" (BFS) from 1924 to 1931, Adelheid Torhorst actively fought for the complete secularization of the German school and vocational training systems. It was through their work that both sisters discovered that their ideas about the German educational system, which were increasingly influenced by socialism, would remain mere illusions. Over time, they also increasingly recognized that there was a connection between potential reform and the established structures of power. Social progress, which in their view took shape within a socially open and secular educational system, required above all structural changes. The young democracy lacked, however, the social and political majorities that would have been necessary to bring about such changes. By concentrating on the lasting influence of the reform movement, the double-biographical perspective draws attention to contemporary debates in educational policy. The critical-reflexive view is closely tied to understanding the requirements of the German educational and vocational training system; such a view values liberal achievements like the fact that one of the privileges of a democratic, socially open society is the freedom that parents have to choose if their children attend religion classes. For a future likely marked by challenge, courageous individuals with progressive visions for reform will be needed more than ever. The Torhorst sisters' path-breaking engagement in the educational reform movement took place at a time in which most shared the belief that progress in schools and society would positively shape and be shaped by modernity, but most were also aware that such progress would create crises and conflicts. In the current educational and vocational training systems, new sources of tension and needs for reform are constantly arising. These issues need to be regulated "from above" with legislation that establishes appropriate educational policy guidelines. But it is only with the engagement of those "from below" that they will actually be put into practice.

In 1945-1946 the considerable increase of criminality was marked in a republic. The complex of reasons of political, social, organizational, economic and psychological character influenced on it. An author set that factors, that entailed this criminal phenomenon, were, : post-war devastation, enormous scarcity of goods of daily necessity, presence of far of weapon, that was in a population (as a result of battle actions), hunger that began in 1946, full unstrength of organs of militia, insufficient professionalism of her employees, mass migration of population, is demobilization of millions of servicemen, return of far of people from evacuation, captivity, concentration camps, psychological consequences of war, that formed at certain part of population habit to violence. Did not assist the improvement of work of militia also an erroneous criminal law doctrine, that dominated in jurisprudence of time of the Stalin totalitarian mode that criminality is vestige of the past, not inherent socialism and that is why her increase, - only a defect in-process militia. To the article the far of facts that testify to complication of criminogenic situation in an investigated period and frequent displays of gangsterism in the different regions of republic is driven. The features of the normatively-legal providing of activity of organs of law and order are exposed ; character of changes is educed in organization and skilled composition of militia of Ukrainian SSR in 1945-1946. Basic directions and features of practical activity of organs of internal affairs are analysed in a fight against criminality, the results of counteraction to the militia of gangsterism are shown in an indicated period. An author marks that to the fight against criminality considerable enough attention was spared in this period, activity of militia got better gradually, but on the whole this job performances substantially influenced on reduction of displays to gangsterism some later. ; В 1945 -1946 гг. отмечался значительный рост преступности в республике. На это повлиял комплекс причин политического, социального, организационного, экономического и психологического характера. Автор установил, что факторами, которые стали причинами этого криминального феномена, были: послевоенная разруха, огромный дефицит товаров первой необходимости, наличие значительного количества оружия, которое находилось у населения (как следствие боевых действий), голод, начавшийся в 1946 г., неукомплектованность органов милиции, недостаточный профессионализм ее сотрудников, массовая миграция населения (демобилизация миллионов военнослужащих, возвращения значительного количества людей из эвакуации, плена, концлагерей), психологические последствия войны, которые сформировали у определенной части населения привычку к насилию. Не способствовала улучшению работы милиции также ошибочная криминально-правовая доктрина, которая господствовала в юриспруденции периода сталинского тоталитарного режима, состоявшая в том, что преступность - это пережиток прошлого, не присущий социализму, и потому ее рост - лишь недостаток в работе милиции. В статье приводится значительное количество фактов, которые свидетельствуют о сложности криминогенной ситуации в исследуемый период и частые проявления бандитизма в разных регионах республики. Раскрыты особенности нормативно-правового обеспечения деятельности органов правопорядка, выявлен характер изменений ворганизации и кадровом составе милиции УССР в 1945-1946 гг. Проанализированы основные направления и особенности практической деятельности органов внутренних дел в борьбе с преступностью, показаны итоги противодействия милиции бандитизму в указанный период. Автор отмечает, что борьбе с преступностью в данный период уделялось достаточно значительное внимание, деятельность милиции постепенно улучшалась, но в целом результаты этой работы существенно повлияли на уменьшение проявлений бандитизма несколько позже. ; У 1945 -1946 рр. відмічалося значне зростання злочинності в республіці. На це вплинув комплекс причин політичного, соціального, організаційного, економічного та психологічного характеру. Автор встановив, що чинниками, які спричинили цей кримінальний феномен, були: повоєнна розруха, величезний дефіцит товарів першої необхідності, наявність значної кількості зброї, що знаходилася у населення (як наслідок бойових дій), голод, що розпочався у 1946 р., неукомплектованість органів міліції, недостатній професіоналізм її співробітників, масова міграція населення (демобілізація мільйонів військовослужбовців, повернення значної кількості людей з евакуації, полону, концтаборів), психологічні наслідки війни, що сформували у певної частини населення звичку до насильства. Не сприяла покращенню роботи міліції також помилкова кримінально-правова доктрина, що панувала в юриспруденції доби сталінського тоталітарного режиму, про те, що злочинність – це пережиток минулого, не притаманний соціалізму і тому її зростання – лише недолік в роботі міліції. У статті наводиться значна кількість фактів, які свідчать про складність криміногенної ситуації у досліджуваний період і часті прояви бандитизму у різних регіонах республіки. Розкрито особливості нормативно-правового забезпечення діяльності органів правопорядку, виявлено характер змін в організації і кадровому складі міліції УРСР в 1945-1946 рр. Проаналізовано основні напрями і особливості практичної діяльності органів внутрішніх справ у боротьбі зі злочинністю, показано підсумки протидії міліції бандитизму у вказаний період. Автор відзначає, що боротьбі зі злочинністю в даний період приділялася досить значна увага, діяльність міліції поступово покращувалася, але в цілому результати цієї роботи істотно вплинули на зменшення проявів бандитизму дещо пізніше.

Después de la caída del régimen comunista, la situación cambió dramáticamente en Rumania: el sistema de "economía real", basado en la propiedad colectiva que prohibía casi cualquier forma de propiedad privada, tuvo que ser reformado, transformándose en un sistema de economía de libre mercado. La reforma del sistema económico también "revisó" la organización del trabajo y las relaciones laborales. Las relaciones laborales han perdido su "estabilidad". El modelo de contrato de trabajo está recogido en la legislación vigente. Desde un punto de vista objetivo, el Código de Trabajo de Rumania regula la totalidad de las relaciones laborales individuales y colectivas, la forma en que se controla la aplicación del derecho laboral, así como la jurisdicción del trabajo; mientras que, desde un punto de vista subjetivo, examina el desempeño laboral de cualquier persona en Rumania (ciudadanos rumanos y extranjeros, y apátridas), así como, en cierta medida, el desempeño en el extranjero de los rumanos. Los derechos previstos en el convenio colectivo nacional deben considerarse como "derechos mínimos" para la "negociación" posterior de los convenios colectivos corporativos (obligatorio para las empresas con más de 20 empleados). En los casos en que los convenios colectivos no se firmen, el contrato nacional único se utilizará como referencia. Con respecto a la legislación laboral rumana, ciertamente menos protectora que la de sus socios de la Unión que pertenecen a la zona de países de Europa Occidental, y del bajo costo laboral practicado en Rumania, no hubo acusaciones de "dumping" social, que, como es bien conocido, favorece la deslocalización. ; After the fall of the communist regime, the situation changed dramatically in Romania: the "real socialism" system of the economy had to be reformed, based on collective property that prohibited almost all forms of private property, transforming it into a free market economy system . The reform of the economic system has also "revised" the organization of work and labor relations. The employment relationship has lost its "stability". The model of the employment contract is foreseen by the legislation in force. From an objective point of view, the Romanian Labor Code regulates the totality of individual and collective labor relations, the way in which the application of labor law is controlled, as well as the jurisdiction of labor; while, from a subjective point of view, it examines the work performance of anyone in Romania (both Romanian and foreign citizens, and stateless persons), as well as, to a certain extent, that performed abroad by Romanians. The rights provided for in the national collective agreement are to be considered as "minimum rights" for the subsequent "negotiation" of corporate collective agreements (mandatory for companies with more than 20 employees). In cases where collective agreements are not signed, the single national contract will be used as a reference. With regard to the Romanian labor law, certainly less protective than that of the Union partners belonging to the area of the countries formerly of Western Europe, and of the low labor cost practiced in Romania, there were no accusations of dumping social, which, as is well known, favors delocalization. ; Dopo la caduta del regime comunista, la situazione è cambiata radicalmente in Romania: è stato superato il sistema del "socialismo reale" in economia, basato sulla proprietà collettiva, che vietava quasi tutte le forme della proprietà privata, trasformandolo in una economia di libero mercato. La riforma del sistema económico ha "ritoccato" anche l'organizzazione del lavoro e i rapporti lavorativi. Il rapporto di lavoro ha perso la sua "stabilità". Allo stato attuale il modello del contratto di lavoro è previsto dalla legislazione in vigore anche se il datore di lavoro può adattare il contratto in funzione della particolare situazione lavorativa. Dal punto di vista oggettivo, il Codice del Lavoro romeno regola la totalità dei rapporti individuali e collettivi di lavoro, il modo con cui si controlla l'applicazione della normativa sul lavoro, nonché la giurisdizione del lavoro; mentre, dal punto di vista soggettivo, prende in esame la prestazione lavorativa da chiunque svolta in Romania (sia cittadini romeni, che stranieri, che apolidi), oltre che, entro una certa misura, quella svolta all'estero da romeni. I diritti previsti nel Contratto collettivo nazionale sono da considerarsi quali "diritti minimi" per la successiva "negoziazione" dei contratti collettivi aziendali (obbligatori per le società con più di 20 dipendenti). Nei casi in cui non vengano sottoscritti contratti collettivi di settore, viene utilizzato quale riferimento il Contratto unico nazionale. Nei confronti dell'ordinamento del lavoro rumeno, certamente meno protettivo di quello dei partners dell'Unione appartenenti all'area dei paesi un tempo dell'Europa Occidentale, e del basso costo del lavoro praticato in Romania, non sono mancate accuse di dumping sociale, che, com'è noto, favorisce la delocalizzazione. ; peerReviewed

Статья посвящена исследованию проблем теоретического изучения и практической реализации идей парламентаризма в советский период российской истории. Автор отмечает определенные практические достижения в этой сфере к началу советского периода создание и функционирование аналога двухпалатного парламента в лице Государственного совета и Государственной думы (1905 г. февраль 1917 г.); создание и деятельность Временного Совета Республики (20 сентября 25 октября 1917 г.); работа по подготовке и созыву Учредительного собрания. В теоретическом плане можно говорить о создании отечественной теории парламентаризма, которая базировалась на анализе зарубежного опыта и теоретических разработок ученых Англии, Германии, США, Франции и других стран. Однако с первых дней советской власти был взят четкий и жесткий курс на отказ от парламентаризма. В первую очередь отвергается разделение властей принцип, на котором он строился и развивался. Вырабатывается новое понимание идеи народного представительства на основе трудов К. Маркса и В.И. Ленина. Наиболее целесообразной формой организации государственной власти рабочего класса, его диктатуры признаются Советы, соединяющие в себе законодательную и исполнительную власть. Разработка теории парламентаризма в советское время практически не велась. Отечественные государствоведы сосредоточивали свое внимание на критике буржуазного парламентаризма, обосновывая тезис о его упадке и усилении роли исполнительной власти в капиталистических государствах. В статье подчеркивается, что все критикуемые тенденции функционирования органов народного представительства в буржуазных странах имели место и в советском государстве. Так, результатом осуществления ленинского принципа единства законодательной и исполнительной власти явилось то, что представительные органы не были действительно высшими органами власти, а правительство оказалось безответственным и неподконтрольным. Реальной властью в стране в годы социализма обладали органы Коммунистической партии; фактической конституцией была программа КПСС; законами документы партийных съездов и конференций, заседаний и пленумов ЦК КПСС, высказывания партийных лидеров. Ситуация стала меняться лишь в годы перестройки. Разделение властей вновь стало обосновываться в качестве основополагающего принципа организации государственной власти. Новые подходы к пониманию места органов народного представительства в системе разделения властей нашли отражение в изменениях, внесенных в Конституцию СССР, конституции союзных и автономных республик в 1988-1991 гг. ; The article deals with the ideas of Parliamentarism in theoretical studies and their practical application in the period of Soviet history in Russia. The author indicates that by the beginning of the Soviet period there were certain practical achievements in this field, namely, the foundation and the work of the State Council and State Duma as an analog of the bicameral parliament (1905 February 1917); establishment of the Provisional Council of the Republic (September, 20 October, 25 1917); preparatory activities and opening (convocation) of the Constituent Assembly. In theoretical terms we can speak about creation of national concept of Parliamentarism on the basis of foreign experience and thoughts of scholars from Britain, Germany, USA, France and other countries. However, since the beginning the state power in the Soviet Russia demonstrated its divorce with the parliamentarian principles. The first in this line was the principle of separation of powers underlying the development of Parliamentarian system, which was decisively rejected by the Soviet power. Instead, the idea of popular representation was redeveloped on the base of K. Marks's and V. Lenin's works. "Soviets" were considered the most appropriate form of governance by the working class, called a dictatorship of proletariat, where legislative and executive powers were not separated. Any study on the issue of parliamentarism was hardly carried out during the Soviet period of Russian history. Actually at that time, the Soviet scholars in the field of legal studies of state focused on critique of the parliamentary system, arguing the thesis of its decline in the capitalist countries both with the idea of the increasing role of the executive branch. It is emphasized in the article that the alike trends which were criticized in connection with the representative bodies of bourgeois countries, took place in the Soviet state. So, the execution of the Lenin's project of governance with no separation of the legislative and the executive powers resulted in the fact that the representative bodies were not actually the highest and the government acted beyond any accountability and control. In the years of socialism the real power belonged to the bodies of the Communist party; the program of the Communist Party of the Soviet Union turned into the real Constitution and the law was superseded by documents of the Communist party congresses, conferences, plenary meetings and by the statements of the party leaders. The situation began to change only in the years of Perestroika. Separation of powers once again began to prove as a fundamental principle of the state government. The new approaches to understanding the place of the representative bodies in the system of the separation of powers were reflected in the amendments to the Soviet Union Constitution as well as the constitutions of the federal and autonomous republics of 1988-1991.

The author analyzes the USSR monetary practices and policies during the period of monetary taxes revival, which was the primary foundation for USSR tax and industrialization financial budget. The research was done by analyzing tax reforms in the works of Russian leading scientists of the NEP period: M. I. Bogolepov, N. P. Bryukhanov, P. P. Hensel, I. M. Kulisher, F. A. Menkov, P. V. Mikeladze, I. I. Reingold, I. I. Sokolnikov, V. N. Tverdokhlebov, L. N. Yurovsky. The author demonstrates that tax revival was entirely determined by the state of financial management in the country after the collapse of the Soviet Russia military communism period. The application of such tax tools as replacement of surplus-appropriation with the natural tax; introduction of the first nationwide monetary tax - tax on trade in the form of patent and equalization charges, the income tax on companies' revenues, excises is described in detail. The author concludes that Soviet Russia was creating its financial management for industrialization, which was matching the historical task of the ruling party - to build socialism. The revival of the monetary tax system started with tough and plain from the construction point of view direct and indirect tax forms. However, the elasticity of the first monetary taxes provided the budget with essential tax income in a short period. The analyzed results of 1921-1924 tax policy and practice allowed to demonstrate their relevance for solving urge economic problems of modern Russia. Tax building experience of the USSR is similar to the Russian Federation reindustrialization tasks (IT technologies). Relevant tax policies and practices of the NEP period allow to indicate certain aspects of modern tax policy and practice adaptation to the formation of internal investment sources in the period of transition to technological and innovative model of Russian economy.HighlightsTax revival was entirely determined by the state of financial management in Soviet Russia after the collapse of the military communism periodThe revival of the monetary tax system started with tough and plain tax forms from the construction point of viewSoviet Russia was creating its financial management for industrialization based onthe tax tools of the twenties of the last centuryThe experience of 1921–1924 tax policy and practice might be relevant to solve some urge economic problems of modern RussiaFor citationPushkareva V. M. Tax policies and practices of money tax revival in Soviet Russia (1921–1924) and their relevance. Journal of Tax Reform, 2017, vol. 3, no. 1, pp. 52–62. DOI:10.15826/jtr.2017.3.1.031Article infoReceived January 14, 2017; accepted March 2, 2017 ; В статье анализируются политика и практика Советской России (СССР) в период возрождения денежных налогов. Это послужило фундаментом для налогового бюджета и финансовых ресурсов в ходе индустриализации СССР. Исследование проводилось на основе анализа налоговых реформ, представленного в трудах ведущих ученых России периода новой экономической политики: М. И. Боголепова, М. Г. Бронского, Н. П. Брюханова, П. П. Гензеля, И. М. Кулишера, Ф. А. Менькова, П. В. Микеладзе, И. И. Рейнгольда, Г. Я. Сокольникова, В. Н. Твердохлебова, Л. Н. Юровского. В работе показывается, что возрождение налогов после краха налоговой системы в Советской России периода военного коммунизма всецело определялось состоянием денежного хозяйства страны. Подробно описывается применение таких налоговых инструментов, как замена продовольственной разверстки натуральным налогом; введение первого общегосударственного денежного налога (промыслового налога в виде патентного и уравнительного сборов); введение подоходно-поимущественного налога, подоходного налога от прибыли предприятий и акцизов. В результате исследование, сделаны выводы о том, что в 1920-е гг. XX в. Советская Россия создавала финансовую систему для индустриализации страны, что соответствовало исторической задаче правящей партии - строительство социализма. Восстановление денежной налоговой системы началось с точки зрения конструкции с грубых и примитивных прямых и косвенных форм налогов. Однако эластичность первых денежных налогов принесла бюджету в короткие сроки необходимые доходы. Рассмотренные итоги налоговой политики и практики 1921-1924 гг. позволили обозначить их актуальность для решения безотлагательных проблем экономики современной России. Опыт налогового строительства в СССР созвучен задачам Российской Федерации по реиндустриализации (IT-технологии). Актуальность налоговой политики и практики советского периода позволяет обозначить определенные аспекты адаптации современной налоговой политики и практики к формированию внутренних источников инвестиций при переходе России к технологической и инновационной модели экономики.Основные положенияВозрождение налогов после краха налоговой системы периода военного коммунизма определялось состоянием денежного хозяйства Советской РоссииВосстановление денежной налоговой системы началось с грубых и примитивных с точки зрения конструкции форм налоговНа основе налоговых инструментов в 20-е гг. прошлого столетия в Советской России была создана финансовая основа индустриализацииОпыт налоговой политики и практики 1921–1924 гг. может быть использован для решения безотлагательных проблем экономики современной РоссииДля цитированияПушкарева В. М. Налоговая политика и практика возрождения денежных налогов в Советской России (1921–1924) и их актуальность / В. М. Пушкарева // Journal of Tax Reform. — 2017. — Т. 3, № 1. — С. 52–62. — DOI:10.15826/jtr.2017.3.1.031Информация о статьеДата поступления 14 января 2017 г.; дата принятия к печати 2 марта 2017 г.

Penelitian ini bertujuan untuk mendeskripsikan (1) struktur intrinsik (tata wangun jroning), dan (2) nilai pendidikan karakter yang ada dalam kumpulan cerpen smara reka. Subjek penelitian ini adalah kumpulan cerpen smara reka. Objek penelitiannya adalah struktur intrinsik ( tata wangun jroning) dan nilai pendidikan karakter. Penelitian ini dirancang sebagai penelitian deskriptif kualitatif dan pengumpulan data dilakukan dengan menggunakan metode dokumentasi tehnik baca catat. Metode analisis data yang digunakan adalah analisis kualitatif dengan tahapan (1) identifikasi data, (2) reduksi data, (3) klasifikasi data, (4) deskriftif data, (5) interpretasi data, dan (6) penyimpulan. Cerpen yang ada dalam kumpulan cerpen Smara Reka berjumlah enam cerita yakni (1) Duasa melah, (2) Layah, (3) Ngalih sampi galang bulan, (4) Kung kalaraning kung, (5) Sayang mabunga mayang, dan (6) Sengkala ring niskla. Struktur intrinsik (tata wangun jroning) ini ada tujuh yaitu, (1) judul, (2) tema, (3) tokoh dan penokohannya, (4) latar, (5) alur, (6) gaya bahasa, dan (7) amanat. Ketujuh struktur intrinsik itu dapat dijumpai dalam kumpulan cerpen Smara Reka ini. Dalam kumpulan cerpen Smara Reka ini, hanya 16 nilai pendidikan karakter yang dijumpai yakni, religius ada dua, jujur ada tiga, tanggung jawab ada tiga, kerja keras ada satu, kreatif ada satu, rasa ingin tahu ada satu, toleransi ada satu, demokratis ada satu, bersahabat ada satu, dan peduli sosial ada dua. Adapun manfaat dari penelitian ini adalah, hasil penelitian ini dapat bermanfaat bagi pembinaan pembelajaran bahasa Bali khususnya cerpen. Karena jurusan Pendidikan bahasa Bali menggunakan bahasa Bali, maka saya lampirkan abstrak berbahasa Bali Tetilik puniki matetujon anggen nelatarang (1) tata wangun jroning (struktur intrinsik), lan (2) kajatian guna sarat paguron-guron ring pupulan cerpen smara reka. Jejering ring tetilik puniki inggih punika pupulan cerpen smara reka. Objek tetilikannyane inggih punika tata wangun jroning (struktur intrinsik) lan kajatian guna sarat paguron-guron sane wenten ring pupulan cerpen smara reka. Ring tetilik puniki nganggen tetilik deskriptif kualitatif lan nganggen metode dokumentasi tehnik baca catat. Data tureksa sane kaanggen inggih punika analisis kualitatif, pah-pahannyane (1) identifikasi data, (2) reduksi data, (3) klasifikasi data, (4) deskriftif data, (5) interpretasi data, lan (6) pamicutet. Tetingkesan carita ring pupulan cerpen smara reka puniki kawangun antuk nemnem carita inggih punika, (1) Duasa melah, (2) Layah, (3) Ngalih sampi galang bulan, (4) Kung kalaraning kung, (5) Sayang mabunga mayang, lan (6) Sengkala ring niskala. Kawetenan tata wangun jroning (struktur intrinsik) punika wenten pepitu inggih punika (1) murda, (2) unteng, (3) pragina miwah pawatekannyane, (4) lelintihan, (5) rerawatan, (6) bebaosan miwah tata basa, lan (7) piteket. Kapepitu tata wangun jroning (struktur intrinsik) puniki prasida kepanggihin ring pupulan cerpen smara reka puniki. Kajatian guna sarat paguron-guron sane prasida kepanggihin ring pupulan cerpen smara reka puniki wantah nemblas inggih punika prama tatwa (religius) wenten kalih, arjawa (jujur) wenten tiga, tanggung jawab wenten tiga, teleb makarya (kerja keras) wenten siki, seneng ngawi (kreatif) wenten siki, meled uning (rasa ingin tahu) wenten siki, awiwahara (toleransi) wenten asiki, demokratis wenten siki, kumanyama (bersahabat) wenten siki, lan urati ring pawongan (peduli sosial) wenten kalih. Pepolih tetilik puniki mangda mawiguna kawekasan. Kata Kunci : Analisis kumpulan cerpen smara reka This research is describing (1) intrinsic structure (tata wangun jroning), and (2) educational character's values of smara reka short story. Subject of this research is smara reka's short stories. And the object is intrinsic structure (tata wangun jroning) and educational character's values. This research designed as a qualitative descriptive research and reading-writing technique of documentation method was used for collecting the data. The steps of qualitative analyzing of analysis method which used is (1) data identification, (2) data reduction. (3) data clasification, (4) data description, (5) data interpretation, and (6) conclution. There are six short stories in smara reka short story book, (1) Duasa melah, (2) Layah, (3) Ngalih sampi galang bulan, (4) Kung kalaraning kung, (5) Sayang mabunga mayang, and (6) Sengkala ring niskala. There are seven intrinsic structure, (1) title, (2) theme, (3) character and characterization, (4) background, (5) story groove, (6) language style, and (7) story message. This seven intrinsic structure can be find in this smara reka short stories. There are only sixteen educational character values which found in smara reka short stories, two religious values, three honest values, three responsibility values, one hardwork value, one creative value, one anxious value, one tolerant value, one democration value, one frendly value, and two socialism values. The benefit of this research is, the result of this research can be use in Balinesse Language education especially short story. keyword : analysis of smara reka stories

Тема. В 2015 г. международное сообщество широко отмечает 70-ю годовщину победы сил антигитлеровской коалиции над фашистcкой Германией и милитаристской Японией. Однако у апологетов сохранения однополярного мира существует объективная заинтересованность занизить роль России в международных делах в рамках «нового прочтения» итогов Второй мировой войны, которое позволило бы перевести Россию из разряда страны-победителя в разряд государства-агрессора. Фальсификация итогов войны в рамках информационной борьбы против России ведется активно и непрерывно. Цель и задачи. В статье ставится цель показать, что для многих народов мира Вторая мировая война еще не стала «далекой» историей, ее итоги до сих пор оказывают непосредственное влияние на современные геополитические процессы. Поэтому следует разоблачать фальсификаторов истории, которые подвергают сомнению уроки и итоги Второй мировой войны. Причем эти попытки длятся вот уже 70 лет, однако в нынешних условиях они, как никогда прежде, становятся более очевидными и заметными. Так, в связи с событиями на Украине резко усилилась информационная война Запада против России, масштабы которой превосходят худшие периоды «холодной войны» против СССР. Методология. Автор статьи рассматривает современные формы и способы фальсификации итогов Второй мировой войны, тщательно анализирует, кому выгодны эти вымыслы. При этом используется большой фактический материал, сопоставляются авторские исследования, ведется контент-анализ монографий и статей ведущих ученых-историков. Проводится горизонтальный сравнительный анализ. Результаты. Опираясь на исторические факты из истории Второй мировой войны, автор показал реальный вклад Красной армии и союзников по антигитлеровской коалиции в разгром фашистcкой Германии и милитаристской Японии. Фактически главным и решающим фронтом во время всей Второй мировой войны был советско-германский фронт. На нем находились в течение почти 4 лет основные силы фашистской Германии. Против Красной армии сражались от 60 до 80% всех войск вермахта и такое же количество авиации. Выводы. Сделан вывод, что искажение фактов истории Второй мировой войны одна из основных тем в современной информационной войне против России. Показана главная цель фальсификаторов истории искажение ее истины для сохранения однополярного мира, планомерное разрушение основ построения многополярного мира. Развенчаны концепции фальсификаторов истории, в которых ставится на один уровень идея коммунистов (всеобщее социальное равенство) с идеей расового превосходства национал-социализма. В заключение автор обращает внимание экспертного сообщества России и зарубежных аналитиков на необходимость защиты правды об истории Второй мировой войны от ее фальсификаторов. И эту правду необходимо аргументированно доводить нынешним поколениям жителей нашей планеты. Эта трудная и кропотливая работа необходима ради будущего всего человечества. ; Importance In 2015, the global community holds massive celebrations of the 70 th anniversary after the anti-German coalition won the Nazi Germany and militarist Japan. However, advocates of the unipolar world have their own interests to diminish the role of Russia in international affairs as part of a new interpretation of the results of the World War II, thus transforming Russia's image from the Winner State into the aggressor. The results of World War II are falsified actively and continuously as part of the information campaign against Russia. Objectives The article pursues demonstrating that World War II has not yet become a page in the dim and distant past for many nations, and its outcome still influences the contemporary geopolitical processes. That is the reason for uncovering those who falsify the history and cast doubts on lessons and results of World War II. Methods I investigate the contemporary formats and methods used to distort the results of World War II. The article presents an in-depth analysis of those who may benefit from such falsification. I apply broad factual materials and compare original researches, perform the content analysis of monographs and articles by the leading historians. The research uses a horizontal comparative analysis. Results Relying upon historical facts of the World War II history, I display the real contribution the Red Army and the anti-German coalition allies made to batter the Nazi Germany and Japanese militarism. Conclusions and Relevance I conclude that the current information campaign distorts historical facts of World War II as its main ideas and purpose. The research unveils the main purpose of historical falsifiers, i.e. to distort the truth so to keep the unipolar world, gradually destroy the fundamentals of the multipolar world. I disclose concepts of the falsifiers, which regard the communism idea of the total social equality with the idea of racial supremacy followed by the National Socialism supporters on equal terms. As a conclusion, I call the Russian experts and foreign analysts for protecting the true history of World War II from falsifications. The truth should be convincingly told to today's generations of people living all over the world. Doing this complicated and painstaking work, we contribute to the future of the entire humankind.

This dissertation examines the ways that histories of agrarian servitude in Bolivia condition the terms and experiences of state reform and political collectivity today. Building from 20 months of fieldwork in Bolivia, the research aims to critically intervene in contemporary debates concerning indigeneity, political subjectivity, and justice. Bracketing the assumption that histories of servitude operate primarily as corrosive or destructive forces, I explore what it means to live in a place perceived as still in the grips of the hacienda past and examine how inherited patterns of exchange and aid condition and are in turn transformed by current indigenous reform initiatives. Indeed, while Movement Toward Socialism (MAS) party officials see rural practices of god-parenting, informal adoption, and land gifting as colonial survivals that fuel indigenous dependency and exploitation, many rural families understand these same practices as expressions of former landlords' obligations to former servants, including to children fathered through rape. Despite aggressive MAS reform initiatives aimed at uprooting rural relations that have grown out of the hacienda system, Quechua-speaking villagers continue to invoke patronage ideals in order to demand resources and aid not only from former landowning families but also from a new gold mining elite. Thus, while bonded histories condition and complicate state reform projects, they also give way to specific rural approaches to indigenous injury and historical reconciliation. By tracing competing approaches to past servitude, my research foregrounds the creative ways that inherited forms are inhabited and imbued with new reconciliatory possibilities, possibilities that challenge normative political analytics that locate justice in the inevitable and necessary superseding of past in present.More broadly, the work sheds light on the long-run process by which governmental concerns with bonded labor and agrarian servitude gave way to a particular form of indigenous claim-making, one that shared or at the least echoed reformers' faith in property as a stepping-stone to modern citizenship. In particular, I show how the reformist and popular focus on land rights as an antidote to servitude and as a means to political inclusion drew from and consolidated a particular political typology, the propertied subject contrasted with and at the same time partially-productive of an appositional figure of the landless, indentured servant. However, building from ethnographic research in former hacienda villages, I show that alongside this focus on property another political tradition has persisted, one concerned not only with land or rights but also with the problem of landlords' obligations to hacienda servants. Examining servitude both as an object of agrarian reform and as a focus of reconciliatory action today, my research sheds new light on the limits to institutional approaches to justice while at the same time showing how those limits are inhabited by other traditions of moral and reconciliatory practice. Here, rural opposition to MAS reforms stems from the existence of a distinctly post-hacienda mode of collectivity, one whose practices of labor, land use, and exchange do not map onto statist projects of propertied citizenship as well as more recent community land schemes. By tracking the complexities of Bolivian agrarian reform, the work offers a critical reframing not only of bonded histories in Latin America but, more broadly, of the centrality of servitude and possession to modern categories and juridical projects of rights-based justice.Attention to the ways that Bolivia's history of indentured servitude shapes current agrarian reform efforts and rural modes of post-hacienda collectivity brings to light a range of questions that are obscured when servitude is examined primarily as an economic system or when political practices are fixed simply to oppositional acts of hacienda resistance or rebellion. Instead, I underline the generative workings of labor histories and consider how various forms of agrarian-based belonging and exchange resurface within or get destabilized by contemporary indigenous reform projects. At its heart, then, the dissertation aims to contribute to the task of critically re-evaluating and potentially expanding the contours of the legibly political. What modes of fulfillment or desire, morality or belonging, can be accounted for within reformist approaches to slave abolition and indigenous justice? While scholars have suggested the limits to reified categories of indigeneity, can we think through these limits without falling back upon an oppositional narrative of resistance, absorption, or inevitable displacement? At stake in this work, then, is an effort to bracket the often-uncritical adoption of rights-based logics as heuristics for understanding political or reconciliatory practices, ones that tend to align justice with the fraught yet necessary disentangling of a subject from an earlier order.

Zum französischen Kino und insbesondere zur Nouvelle Vague lässt sich eine Vielzahl an Publikationen finden. Mit der Monographie A Short History of Cahiers du cinéma von Emilie Bickerton und dem 20. Teil der Reihe Film-Konzepte zu Jean-Luc Godard, herausgegeben von Bernd Kiefer, Thomas Koebner und Fabienne Liptay, ordnen sich zwei weitere Publikationen in diesen Kreis ein. Dabei lässt sich für beide Werke konstatieren, dass sie zwar in ihren Betrachtungen weit über die filmhistorische Bewegung der späten 1950er Jahre hinausragen, diese aber stets markanter Bezugspunkt der Betrachtungen bleibt: Die Nouvelle Vague bedeutete auch eine Suche nach anderen Möglichkeiten, filmisch über Film zu sprechen beziehungsweise zu denken. Die Cahiers du cinéma und Jean-Luc Godard waren ein markanter Teil dieser Versuche, Film/Kino aus anderen Perspektiven zu betrachten. Die Autorin Emilie Bickerton hat 2009 mit ihrer Monographie A Short History of Cahiers du cinéma einen historischen Überblick zur renommierten Filmzeitschrift vorgelegt. Diesbezüglich startet sie ihre chronologisch angelegte Reise in den bedeutenden 1950er Jahren und endet ihre Betrachtungen bei der heutigen, marktorientierten Ausrichtung der Cahiers. Dabei rekurriert sie stets auf den cinephilen Geist der Entstehungszeit und hangelt sich von Redaktionsleitung zu Redaktionsleitung. Von André Bazin, über das Duo Serge Daney/Serge Toubiana bis hin zur Jahrzehnte andauernden Alleinherrschaft von Toubiana selbst beschreibt die Autorin die Geschichte der Cahiers auf eine anschauliche, durchaus kritische und informationsgeladene Weise. Die mit Toubiana verbundene Kommerzialisierung besiegelt für Bickerton schließlich den 'Tod' der renommierten Filmzeitschrift (vgl. S. 128). Resümierend bringt die Autorin diesen Niedergang mit der Veränderung der intellektuellen französischen Kultur in Verbindung: Sie schreibt von einer "'Normalisierung' der französischen Kultur", in der die politische Linke "sich nicht länger durch Kapitalismuskritik, sondern durch harmlosere Werte wie Gerechtigkeit oder Großzügigkeit" definierte (S. 131). Die Publikation ist zunächst in acht größere Kapitel unterteilt, welche wiederum in mehrere Zwischenkapitel gegliedert sind. Grundsätzlich bietet der Text einen bisher nicht publizierten Überblick zur französischen Filmzeitschrift. Dabei reibt sich die Autorin unermüdlich an der Geschichte der Cahiersund präsentiert damit eine facettenreiche Filmgeschichtsschreibung: Ihr historischer Gegenstand ist dabei aber keineswegs Film oder Kino an sich, sondern deren Rezeption und Reflexion. Die Polemik und Kritik, die Bickerton in den Cahiers seit den 1980er Jahren vermisst, versucht die Autorin selbst zu formulieren. Gerade den Ausblick auf die heutige Filmkritik am Ende ihres Textes nimmt sie zum Anlass, zu neuen Tendenzen, Blickwinkeln und Perspektiven aufzurufen: "Gegen den Strich"(S. 151). 2010 – d. h. noch vor dem eigentlichen 60. Jubiläum der Filmzeitschrift – ist diese Monographie in einer deutschen Übersetzung von Markus Rautzenberg erschienen. Am 3. Dezember des selben Jahres wurde Jean-Luc Godard 80 Jahre alt. In der Gründungsphase der Cahiers du cinéma noch selbst Teil der Redaktion, avancierte der Filmregisseurseit seinem Film À bout de souffle (1960) zu einem Reibe- und Reizpunkt für die Cahiers der folgenden Jahrzehnte, völlig unabhängig von der wechselnden redaktionellen Ausrichtung (vgl. S. 80f und 114–117). Dem 80. Geburtstagsjubiläum ist ein Sammelband der Schriftenreihe 'Film-Konzepte' gewidmet. Zu seinem 70. Geburtstag verfasste Colin MacCabe mit Godard. A Portrait of the Artist at Seventy (2003) eine Form von Biographie, die das Schaffen des Regisseurs in neue Sphären hob und ihn als einen der bedeutendsten (Film-)Künstler des 20. Jahrhunderts titulierte. Mit dem einleitenden Verweis auf diesen Text befrachtet der Gastherausgeber Bernd Kiefer den Sammelband mit ähnlicher Ambition. Diesem Anspruch wird die Publikation nicht gerecht. Jean-Luc Godard 'skizzieren': Das meint auch seine Komplexität zu erahnen und bedeutet in keinem Fall, dessen Schaffen in bestimmte Richtungen zu drängen; gleichzeitig heißt das, nicht die Perspektivierung der Inhalte und Formen seines künstlerischen Schaffens zu negieren. Bernd Kiefer meint völlig einleuchtend: Godard "war Existenzialist, Strukturalist und Poststrukturalist, Marxist, Maoist, Feminist – und immer 'Modernist'" (S. 7). Doch was kann Godard noch sein bzw. ist er außerdem noch gewesen? Konzepte entwerfen: eine Grundvorstellung, eine Skizze, eine erste Fassung eines Projektes oder Vorhabens; Konzepte können als eine Sammlung von Leitgedanken oder Eckpunkten verstanden werden. Bernd Kiefer schreibt in seinen einleitenden Gedanken: "Godard. A Portrait of the Artist at Eighty. Das wäre an der Zeit. Es kann hier nicht entworfen werden, aber einige Facetten sollen erscheinen" (S. 7). Das heißt: Keine Neuorientierung der Denkmuster, sondern eine Analyse von Facetten. Im 20. Teil der 'Film-Konzepte' widmen sich acht wissenschaftliche AutorInnen anlässlich seines 80. Geburtstags der Person Jean-Luc Godard. Dabei bestimmt der Gastherausgeber Bernd Kiefer in seiner Einleitung die marginalisierte Auseinandersetzung sowie das Missverstehen von Godard bis zu seinem aktuellsten Film Film socialisme (2010) und verweist dezidiert auf die Klassifizierung von Godard als 'auteur'. Die einzelnen Skizzierungsversuche der jeweiligen AutorInnen bleiben von jener Ansicht inspiriert. In aller Konsequenz kerkert jedoch diese Situierung den Sammelband insoweit ein, als sich darin Godard nicht über die Klassifikation des 'auteurs' hinaus denken lässt (vgl. S. 6). Zwar beleuchten die einzelnen AutorInnen en détail sehr differente Aspekte des filmischen Schaffens von Godard, liefern jedoch nur marginal neu generierte Perspektiven zu aktuellen Inhalten und Formen seines Œuvres: Norbert Grob, Andreas Rauscher und Ivo Ritzer setzen sich mit drei großen und gesamtwerkumschließenden Komplexen von Godard auseinander: Darstellung(en) des Weiblichen in Abgrenzung und Verbundenheit zum Männlichen, dem Topos des Krieges und Godards Beziehung zum Genre(kino). Diese wissenschaftlichen Essays analysieren zahlreiche Filme anhand ihrer gewählten Themenschwerpunkte und drängen alles Restliche an den Rand ihrer Betrachtungen. Mehr als eine Einleitung zu Godard liefern diese Beiträge in keinem Fall. Ganz anders der Aufsatz von Oksana Bulgakowa zum Cinétracts Project und der Dziga Vertov Gruppe sowie die musikwissenschaftliche Analyse von Jürg Stenzl hinsichtlich der musikalischen Kontrastierung von Godards Filmbildern, im Besonderen zu Liberté et patrie (2002). In der Dziga Vertov Gruppe wird Godard zum "anonymen Film-Arbeiter" (S. 50). Bei Stenzl rücken seine filmessayistischen Arbeiten in den Vordergrund. Des Weiteren liefern Josef Rauscher und Oliver Keutzer Analysen zu Godards filmischer Philosophie und seinen audiovisuellen Erzählstrukturen. Bernd Kiefer entwirft in seinem abschließenden Text zu den mehrteiligen Histoire(s) du cinéma (1988–1998) eine Skizze davon, wie Godard Filmgeschichte filmisch ästhetisiert. Aber sich mit Jean-Luc Godard auseinanderzusetzenerfordert stets aufs Neue ein Überdenken des bis dato Gedachten. Es reicht nicht aus,das schon Beschriebene zu erweitern. Das ist ein Kritikpunkt, den sichdie AutorInnen und HerausgeberInnen der 20. Film-Konzepte gerade deshalb gefallen lassen müssen, da die Rahmung der Reihe anderes zu versprechen scheint: "Neue Ansichten und überraschende Einsichten zu Personen und Themen des deutschen und internationalen Films" (Buchrücken). Fakt ist: Diese AutorInnen setzen sich bis auf eine Ausnahme aus wissenschaftlichen MitarbeiterInnen und ProfessorInnen der Johannes Gutenberg-Universität Mainz zusammen. Das ist grundsätzlich natürlich nicht negativ zu sehen. Aber es ist sicher nicht verkehrt, auch diese statisch wirkende Perspektivierung kritisch zu hinterfragen. Ergänzt werden die neun wissenschaftlichen Essays durch eine Kurzbiografie und eine sehr sparsam formulierte Filmografie – wenngleich sich diese spärliche Form durch alle Ausgaben der 'Film-Konzepte' hindurchzieht. Die Parallelität der Lektüre von Eine kurze Geschichte der Cahiers du cinéma und dem 20. Teil der 'Film-Konzepte' zu Jean-Luc Godard offenbart gemeinsame Perspektiven und Bezugspunkte: Zunächst skizzieren beide Publikationen französische Filmgeschichte im Allgemeinen. Im Weiteren aber sind in beiden Büchern markante Denkmuster der AutorInnen formuliert. Dabei ist freilich die Herangehensweise völlig different: Emilie Bickertons Ansatz ist dezidiert historisch. Nicht nur im Sinne einer Filmgeschichtsschreibung, sondern auch aufgrund der Analyse der Cahiers als einem Impulsgeber zu politischen und philosophischen Diskursen – vor allem in den frühen 1970er Jahren. Konträr dazu schafft der kulturwissenschaftliche Sammelband zu Godard in neun Aufsätzen einen Überblick zu den vielschichtigen Elementen in seinen Filmen. Dabei liegt der Fokus nur marginal auf seiner journalistischen und philosophischen Tätigkeit. Die Auseinandersetzung mit beiden Publikationen liefert letztlich tiefere Einblicke in einige Aspekte des französischen Kinos, die teilweise in dieser Form zuvor nicht möglich gewesen waren.