Всем гражданам, признанным инвалидами, разрабатывается индивидуальная программа реабилитации инвалида (ИПР). Одним из основных разделов ИПР являются технические средства реабилитации (TCP). Действующее законодательство определяет общие подходы рекомендаций по TCP, без учета индивидуальных особенностей инвалида, что затрудняет обеспечение их изделиями. Учреждением медико-социальной экспертизы совместно с Фондом социального страхования разработан и внедрен ряд мероприятий, позволивших улучшить организацию обеспечения инвалидов техническими средствами реабилитации. ; For every person, determined as a person with disability, there is individually developed rehabilitation program (IRP). One of its main parts is technical means of rehabilitation. Current legislation defines general approaches of recommendations on IRP without taking into consideration individual features of disabled making it difficult to provide them with technical means of rehabilitation. The Agency of social and medical examination, together with the Fund of social insurance, worked out and introduced various activities, allowing improvement of disabled provision with technical means of rehabilitation.
Submitted: 12.12.2019. Accepted: 19.10.2020. ; Поступила в редакцию: 12.12.2019. Принята к печати: 19.10.2020. ; Статья посвящена анализу ряда конфликтов, возникавших на протяжении XIV в. из-за конкуренции между фламандскими городами — центрами экспортного сукно делия. Внимание сосредоточено на противоречиях между одним из наиболее могущественных городов Фландрии Ипром и двумя его соседями: монастырским городом Поперинге и Лангемарком, производившими похожие на ипрские виды тканей. Проводится сравнение с действиями Сент-Омера в ходе схожего конфликта с монастырским городком Арком в графстве Артуа. Изучение противоречий, проводимое на основе документальных источников, позволяет выявить меры, предпринимаемые городами для защиты экономических интересов своих ремесленников и торговцев тканями: получение крупными городами (Ипром, Сент-Омером) привилегий с «монопольными» правами на производство в их окрестностях экспортных видов сукна; стремление их соперников (Лангемарка, Поперинге) добиться исключения их из сферы действия подобных привилегий; использование правовых (арбитраж, обращение в высшие судебные инстанции) и силовых (попытки крупных городов добиться признания своих прав и обеспечения их соблюдения насильственными методами, в первую очередь во время восстаний) способов урегулирования. В ходе исследования выявлена роль в поддержании баланса интересов между соперничавшими городами различных сил: графа, сеньоров городов, городских властей, высших судебных инстанций (Совет Фландрии, Парижский парламент), глав ремесленных цехов крупных городов. Хотя предпринимавшиеся конкурировавшими городами меры зачастую не давали длительного эффекта, сам поиск способов организовать защиту своих интересов в затяжных конфликтных ситуациях выявляет высокий потенциал самоорганизации, проявлявшийся в действиях городских властей, цеховых объединений крупных городов и городских общин в целом. ; This article deals with several conflicts between Flemish cities in the fourteenth century that concerned export-oriented drapery. The focus is made on the contradictions between one of the powerful Flemish cities, Ypres, and two of the smaller neighbouring towns, the monastic town of Poperinge and Langemark that produced drapery resembling that manufactured in Ypres. The author also draws a comparison with a similar conflict between Saint-Omer and the monastic town of Arques in the county of Artois. The study of these contradictions is mostly based on documental sources and gives an opportunity to find out what measures the cities resorted to in order to protect the well-being of their artisans and drapers. For example, Ypres and Saint-Omer obtained privileges over their neighbouring regions with monopoly rights to produce cloth meant for export; their rivals (Langemark, Poperinge) made attempts to get excluded from such "monopolies"; the cities in question also used legal methods of regulation (arbitrage, appeals to supreme courts) and sometimes employed force to convince smaller towns to observe their "monopoly", especially during revolts. Additionally, the author defines various forces that took part in the process of balancing the interests of the rival cities and towns: the count, the lords of the towns, urban authorities, supreme courts (the Council of Flanders, the Parliament of Paris), and deans of the craft guilds of the cities. The measures used by the rival towns often brought no durable results, but the search of means to protect their interests in long-time conflicts itself shows the high level of self-organisation reflected in what urban authorities, city craft-guilds, and the urban communities did. ; The research is sponsored by the Russian Science Foundation (Project 16-18-10393-P "Self-Organising Structures of the Medieval Town: Genesis, Classification, and Mechanisms of Functioning"). ; Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского научного фонда в рамках научного проекта № 16-18-10393-П «Самоорганизующиеся структуры средневекового города: генезис, классификация, механизмы функционирования».
The legal system of Russia in recent decades has obviously faced the challenges of the global electronic network. They are connected primarily with the fact that many groups of legal relations, which traditionally existed in the "material" form, are moving into cyberspace. It does not only apply to large-scale digitalization of the sphere of sale and purchase, but also to those areas of law whose transfer to the Internet has never been expected before (public services, electronic voting right, etc.). Even more threatening is the problem of using darknet in criminal spheres. The absence of any systemic legal regulation in this area or even a minimal set of basic legal terms makes domestic legislation defenseless against the rapidly developing darknet. The article proposes the authors' understanding of the main issues of the darknet as a subject of legal regulation, the balance of freedom and anonymity in the network and the protection of public and private interests. The framing of the concept of legal regulation in relation to darknet should serve as a starting point on this highly complex path. ; Правовая система России в последние десятилетия очевидно столкнулась с вызовами глобальной электронной сети. Связаны они прежде всего с тем, что многие группы правоотношений, традиционно существовавшие в «материальном» виде, перемещаются в киберпространство. Речь идет не только о масштабной цифровизации сферы купли-продажи, но и о тех областях права, в отношении которых их перемещение в интернет ранее никто не предполагал (сфера государственных услуг, электронное избирательное право ипр.). Еще более угрожающей представляется проблема использования Даркнет в криминальных сферах. Отсутствие какого бы то ни было системного правового регулирования в этой области и даже минимального набора основных правовых терминов делает отечественное законодательство беззащитным перед стремительно развивающимся Даркнентом. В статье предлагается авторское осмысление основных проблемных вопросов Даркнета как предмета правового регулирования, соотношение идей свободы и анонимности в сети и защиты государственных и частных интересов. Формулирование концепции правового регулирования в отношении Даркнета должно послужить отправной точкой на этом пути.
В связи с реформированием законодательства Российской Федерации по вопросам социальной защиты инвалидов и ратификацией Конвенции о правах инвалидов вопросы менеджмента системы реабилитации инвалидов с патологией костно-мышечной системы приобретают особую актуальность. Цель. Совершенствование организационно-правовых механизмов реализации индивидуальной программы реабилитации или абилитации инвалидов вследствие болезней костно-мышечной системы в Российской Федерации. Материалы и методы. Проведен анализ действующих международных и российских документов. Исследование, выполненное аналитическими, правовыми, организационно-методическими методами, направлено на совершенствование системы реабилитации инвалидов и детей-инвалидов. Результаты. По данным государственной статистики учреждений медико-социальной экспертизы (МСЭ), в РФ более чем у 70 тыс. детей (2013 г. 70,6 тыс., 2014 72,8 тыс.) впервые установлена категория «ребенок-инвалид»; выдано более 340 тыс. ИПР ребенка-инвалида (включая впервые признанных и повторно признанных инвалидами детей). Вследствие болезней костно-мышечной системы и соединительной ткани инвалидность впервые установлена у 3,5 тыс. детей, в структуре первичной детской инвалидности данный класс болезней занимает 5 ранговое место. Заключение. Введение принципиально новых федеральных схем реализации индивидуальных программ реабилитации или абилитации требует от органов власти субъекта РФ в сфере охраны здоровья создания организационно-правового механизма взаимодействия с организациями-исполнителями. При этом следует учесть особенности реабилитационной инфраструктуры региона, организации работы специалистов, учета и мониторинга. ; Because of extensive changes in social protection laws in the Russian Federation (RF), as well as ratification of the Convention on the Rights of Persons with Disabilities, the organization of rehabilitation for disabled persons with musculoskeletal disorders has especially become relevant. Aim To improve the organizational and legal mechanisms for implementing individual programs of rehabilitation or habilitation of disabled persons with musculoskeletal system diseases in RF. Materials and Methods The authors analyzed existing international and Russian literature. The study used analytical, legal, organizational, and methodological techniques aimed at perfecting the system for rehabilitation of disabled adults and children. Results In RF, the "disabled child" category was established for the first time for more than 70,000 children (70,600 in 2013 and 72,800 in 2014) according to governmental statistics of the Institutions of Medical and Social Examination, and more than 340,000 individual rehabilitation programs for disabled children were established, including for those recognized as disabled children for the first time and for those who were re-recognized as disabled children. The disability due to diseases of the musculoskeletal system and connective tissue was established for the first time in 3,500 children and is the fifth highest ranking primary disability in RF. Conclusion The introduction of fundamentally new federal schemes of implementing individual programs of rehabilitation or habilitation requires the authorities of RF to be experienced in the field of health promotion to create the organizational and legal mechanisms for implementing such programs. Thus, the features of regional rehabilitation infrastructure, medical care and monitoring should be considered.
Правовая система России в последние десятилетия очевидно столкнулась с вызовами глобальной электронной экономики. Связаны они прежде всего с тем, что многие группы правоотношений, традиционно существовавшие в «материальном» виде, перемещаются в киберпространство. Речь идет не только о масштабной цифровизации сферы купли-продажи, но и о тех областях права, в отношении которых их перемещение в Интернет ранее не предполагалось (сфера государственных услуг, электронное избирательное право ипр.). Если к этому добавить криминальные проявления новой цифровой реальности, то обозначенная проблема станет еще более очевидной. Отсутствие в этой области системного правового регулирования и даже минимального набора основных правовых терминов делает отечественное законодательство беззащитным перед стремительно развивающимся интернет-правом. В статье предлагается авторское осмысление основных проблемных вопросов современной цифровой экономики, а также намечаются меры по оперативному вмешательству государства в наиболее актуальные сферы цифрового права: блокчейн, криптовалюта, смарт-контракт, идентификация интернет-пользователей, разрешение внутрисетевых споров, кибербезопаность и предупреждение компьютерных преступлений. На этом пути современная Россия, очевидно, оказалась в числе отстающих от стран, движущихся в фарватере мировой экономики. Поставленная задача, однако, вовсе не подразумевает простого копирования и механического перенесения зарубежного правового опыта на национальную почву. Речь идет о необходимости выработки оригинальной модели правового регулирования отношений в цифровом пространстве с опорой на опыт других стран. Формулирование концепции «цифрового права» должно стать первым шагом к выработке такой модели. ; The legal system of Russia in recent decades has clearly faced the challenges of the global electronic economy. They are connected primarily with the fact that many groups of legal relations, which traditionally existed in the "material" form, are moving into cyberspace. It is not only about the large-scale digitalization of the sphere of sale and purchase, but also about those areas of law in respect of which their transfer to the Internet has never been assumed before (public services, electronic suffrage, etc.). If we add to this the criminal manifestations of the new digital reality, the problem stated will become even more obvious. The absence of any comprehensive legal regulation in this area or a minimal set of basic legal terms makes domestic legislation unprotected against the rapidly developing Internet law. The article proposes the authors' understanding of the main problematic issues of the modern digital economy, as well as outlines measures for the state's prompt interference in the most relevant areas of digital law: blockchain, cryptocurrency, smart contract, identification of Internet users and resolution of intranet disputes, cyber security and computer crime prevention. Modern Russia has obviously been among the countries lagging behind underway towards the world economy. The task, however, does not at all imply a simple copying of foreign legal experience or mechanical transference of it onto home grounds. It is necessary to come up with an original model of legal regulation of the problem. The formulation of the concept of "digital law" should be the first step towards creating such a model.
This article deals with several conflicts between Flemish cities in the fourteenth century that concerned export-oriented drapery. The focus is made on the contradictions between one of the powerful Flemish cities, Ypres, and two of the smaller neighbouring towns, the monastic town of Poperinge and Langemark that produced drapery resembling that manufactured in Ypres. The author also draws a comparison with a similar conflict between Saint-Omer and the monastic town of Arques in the county of Artois.The study of these contradictions is mostly based on documental sources and gives an opportunity to find out what measures the cities resorted to in order to protect the well-being of their artisans and drapers. For example, Ypres and Saint-Omer obtained privileges over their neighbouring regions with monopoly rights to produce cloth meant for export; their rivals (Langemark, Poperinge) made attempts to get excluded from such "monopolies"; the cities in question also used legal methods of regulation (arbitrage, appeals to supreme courts) and sometimes employed force to convince smaller towns to observe their "monopoly", especially during revolts.Additionally, the author defines various forces that took part in the process of balancing the interests of the rival cities and towns: the count, the lords of the towns, urban authorities, supreme courts (the Council of Flanders, the Parliament of Paris), and deans of the craft guilds of the cities. The measures used by the rival towns often brought no durable results, but the search of means to protect their interests in long-time conflicts itself shows the high level of self-organisation reflected in what urban authorities, city craft-guilds, and the urban communities did. ; Статья посвящена анализу ряда конфликтов, возникавших на протяжении XIV в. из-за конкуренции между фламандскими городами — центрами экспортного сукноделия. Внимание сосредоточено на противоречиях между одним из наиболее могущественных городов Фландрии Ипром и двумя его соседями: монастырским городом Поперинге и Лангемарком, производившими похожие на ипрские виды тканей. Проводится сравнение с действиями Сент-Омера в ходе схожего конфликта с монастырским городком Арком в графстве Артуа.Изучение противоречий, проводимое на основе документальных источников, позволяет выявить меры, предпринимаемые городами для защиты экономических интересов своих ремесленников и торговцев тканями: получение крупными городами (Ипром, Сент-Омером) привилегий с «монопольными» правами на производство в их окрестностях экспортных видов сукна; стремление их соперников (Лангемарка, Поперинге) добиться исключения их из сферы действия подобных привилегий; использование правовых (арбитраж, обращение в высшие судебные инстанции) и силовых (попытки крупных городов добиться признания своих прав и обеспечения их соблюдения насильственными методами, в первую очередь во время восстаний) способов урегулирования.В ходе исследования выявлена роль в поддержании баланса интересов между соперничавшими городами различных сил: графа, сеньоров городов, городских властей, высших судебных инстанций (Совет Фландрии, Парижский парламент), глав ремесленных цехов крупных городов. Хотя предпринимавшиеся конкурировавшими городами меры зачастую не давали длительного эффекта, сам поиск способов организовать защиту своих интересов в затяжных конфликтных ситуациях выявляет высокий потенциал самоорганизации, проявлявшийся в действиях городских властей, цеховых объединений крупных городов и городских общин в целом.
Chemical warfare agents with suffocating and irritating action were the first type of chemical weapon used during the World War I. The main toxic substances used by a gas projector were suffocating ones — gas-like phosgene, liquid diphosgene and irritating toxic substance — chloropicrin. All of these compounds caused severe damage to the respiratory system, skin. In total, from April 1915 to November 1918, there were more than 50 German cloud attacks. For the same period, 150 English and 20 French gas discharges were carried out against the German troops. French troops on May 15, 1916 used artillery with a mixture of phosgene and tin tetrachloride and arsenic trichloride, chloropicrin, as well as a mixture of hydrogen cyanide and arsenic trichloride, tin tetrachloride in chloroform in the form of vincennite. Cyanogen chloride and hydrogen cyanide — chemical warfare agents with general poisonous effect. For the first time, mustard gas as a blister agent was used on July 12, 1917 outside the town of Ypres in Belgium in artillery shells. The use of chemical warfare agents in the World War I caused the protest of the world community. After the war, according to the Treaty of Versailles (1919), Germany and its military allies were prohibited from researching, developing and adopting chemical warfare agents. ; Боевые отравляющие вещества удушающего и раздражающего действия были первым видом химического оружия, примененного во время Первой мировой войны. Основные ядовитые вещества (удушающие — газообразный фосген, жидкий дифосген; раздражающего действия — хлорпикрин) применялись с помощью газометов. Все эти соединения вызывали тяжелые поражения органов дыхания, кожных покровов. Всего с апреля 1915 г. по ноябрь 1918 г. прошло более 50 немецких газобаллонных атак. В этот же период против немецких войск было осуществлено 150 английских и 20 французских газопусков. Французские войска 15 мая 1916 г. применяли артиллерию со смесью фосгена с четыреххлористым оловом и треххлористым мышьяком, хлорпикрином, а также смесь синильной кислоты с треххлористым мышьяком, четыреххлористым оловом в хлороформе (форма венсенита). Хлорциан и синильная кислота — боевые отравляющие вещества общеотравляющего действия. Впервые иприт как кожно-нарывное отравляющее вещество был применен 12 июля 1917 года в г. Ипр (Бельгия) в артиллерийских снарядах. Применение боевых отравляющих веществ в Первой мировой войне вызвало протест мировой общественности. После окончания войны по Версальскому мирному договору (1919) Германии и ее военным союзникам были запрещены исследования, разработка и взятие боевых отравляющих веществ на вооружение. ; Бойові отруйні речовини задушливої та подразнюючої дії були першим видом хімічної зброї, що застосована під час Першої світової війни. Основні отруйні речовини (задушливі — газоподібний фосген, рідкий дифосген; подразнюючої дії — хлорпікрин) поширювалися за допомогою газометів. Усі ці сполуки викликали тяжкі ураження органів дихання, шкірних покривів. Усього з квітня 1915 р. по листопад 1918 р. відбулося понад 50 німецьких газобалонних атак. У цей же період проти німецьких військ було здійснено 150 англійських і 20 французьких газопусків. Французькі війська 15 травня 1916 р. застосовували артилерію з сумішшю фосгену з чотирихлористим оловом і трихлористим миш'яком, хлорпікрином, а також суміш синільної кислоти з трихлористим миш'яком, чотирихлористим оловом у хлороформі (форма венсеніту). Хлорціан і синільна кислота — бойові отруйні речовини загальноотруйної дії. Вперше іприт як шкірно-наривна бойова отруйна речовина був застосований 12 липня 1917 р. під м. Іпр (Бельгія) в артилерійських снарядах. Застосування бойових отруйних речовин у Першій світовій війні викликало протест світової громадськості. Після закінчення війни за Версальським мирним договором (1919) Німеччині та її військовим союзникам було заборонено проводити дослідження, розробку і взяття бойових отруйних речовин на озброєння.
