Suchergebnisse

Направление российской политики в Туркестанском генерал-губернаторстве и его реализация определялись не только некой сверхидеей мессианского значения. Они зависели не только от посылов из столицы. Безусловно, идеи и принципы, лежавшие в основе законодательных актов, исходивших из Петербурга, формировались не только на основе определенных цивилизационных установок. Влияние на них оказывал образ региона, складывавшийся из отголосков событий, разворачивавшихся на юго-востоке империи, и тех сообщений, которые поступали во внутреннюю Россию из Ташкента. Сведения о военных действиях и мероприятиях власти доходили до министерств секретными депешами, часть из них публиковалась в информационных колонках газет. А литературные и иллюстрированные журналы тиражировали художественные произведения, создававшиеся российскими военными и гражданскими чиновниками. И именно эти произведения доносили до читателя образы событий, людей, природы Туркестана, складывавшиеся в обобщенный образ региона, под влияние которого попадало не только общественное мнение, но и те министерские чиновники, от которых зависело направление туркестанской политики империи. Среди писателей-очевидцев был Николай Каразин, некоторые произведения которого анализируются в статье. ; The direction of Russian policy in the Turkestan Governorate General and its implementation were determined not only by a certain super-idea of messianic significance. They depended not only on the messages from the capital. Surely, the ideas and the principles which were the cornerstone of the acts coming from St. Petersburg, were forming not only on the basis of the defined civilizational settings. They were influenced by the image of the region consisting of the reminiscences of the events that were taking place in the southeast of the Еempire, and those messages that were coming from Tashkent into the interior Russia. Information about military operations and authority activities were reaching ministries in form of secret dispatches, some of which were published in newspaper columns. But literary and illustrated magazines were duplicating fictions and pictures created by Russian military and civilian officials. And exactly these works provided a reader with images of events, people and nature of Turkestan, developing into a generalized image of the region. Not only public opinion, but also ministerial officials who directed imperial policy in Turkestan Region, was falling under the influence of this image. Among those eyewitnesses there was a writer Nikolay Karazin. Some of his works are analyzed in the article.

А. Н. Куропаткин один из видных российских государственных деятелей конца XIX -начала XX вв. Являясь влиятельным идеологом имперской экспансии России в Туркестане, он излагал свои взгляды в контексте геополитических идей своего времени, обеспечивая транзит и адаптацию западных политических теорий в российскую имперскую идеологию. ; At the end of 19th beginning of 20th century A.N. Kuropatkin was one of well known Russian politics, a competent ideologists of imperial expansion of Russia in Turkestan. He submitted his views for the purposes for geopolitical theories of that time. In this way he ensured the transition and adaptation of European political views into Russian imperial ideology

Речь идет о выдающемся путешественнике, ученом-географе, историке и этнографе, офицере русской армии Чокане Валиха-нове (1835-1865), совершившем опасное и одновременно интересное и блистательное по научным результатам путешествие в Кашгарию, или Восточный Туркестан, входивший в западную провинцию Китая. ; Before the beginning of the graduate of Omsk cadet corps, the young lieutenant's journey, only a few Europeans had visited East Turkestan. It was the renowned Marco Polo in the 13th century, Jesuit monk Gaes in the 17th century. Then in the second half of the 19th century German traveller, apprentice of the great Humboldt, Adolf Schlagintweit, who disappeared during his bold expedition to Central Asia, came to Kashgariya. It is not hard to imagine the feeling Chokan Valikhanov stepped over the Chinese border with. Neither in Europe, nor in Russia had anybody any idea of what was happening in this huge and closed area of Asia. It is not surprising that the journey to Kashgar, from which the brave traveller brought unique scientific material, remained in the annals of Russian geographic science forever. During his stay in East Turkestan Chokan could not directly question people and make notes in his diary. He composed the picture of Kashgar's political life, the map of the area basing on the snatches of conversations, on people's memories about different political events, visiting public places, including mosques and bazaars. All that he learned about economy, political life, history, geography, ethnography of Kashgar was a result of hard work; a lot of information had to be memorised. While preparing a report on the Kashgar expedition ''On the condition of Altyshar or six Eastern cities of the Chinese province Nan-Lu (Small Bukhariya) in 1858-1859'', Valikhanov presented a comprehensive geographic review, made a note about the population, eastern system of town administration, economic and political condition of the region. Later the report on the Kashgar trip became the basis of ''Dzungaria essays'' published in the ''Notes of the Imperial Russian Geographic Society'' at the beginning of 1861. The data on East Turkestan, included in Chokan Valikhanov's report was actively used. The scientist's work was highly appreciated by both Russian and foreign orientalists, and it was soon re-published in English. Having finished writing the report at the beginning of 1860, Chokan arrived in St. Petersburg. High Petersburg's authorities in the face of ministers, officials and Emperor Alexander II himself treated him as a hero, brave traveller and outstanding explorer, who had discovered Asia for European science. For performing the important government task Chokan Valikhanov was appointed Staff-Captain and awarded with the order of St. Vladimir. He gained the fame of a brave traveller.

В данной статье делается попытка раскрыть происхождение источников социального стресса, послужившего дестабилизирующим фактором общества. На основе исторических источников рассматривается многополярность и многовекторность происхождения причин, которые привели к дестабилизации общества. За основу в статье берется экономический кризис XIX века, который в будущем, то есть в начале XX века, послужил основой общественно-политического стресса. Экономический кризис, переплетавшийся с крупнейшими политическими событиями конца XIX (завоевание, установление колониального управления, слом традиционных институтов, народное сопротивление) и начала XX века (усиление колониального угнетения, Первая мировая война, революции, экономический кризис, голод), в определенной степени усугубил и без того тяжелое социальное состояние среднеазиатского общества. ; The author of he article makes an endeavour to disclose the origin of social stress which served as a destabilizing factor of society. Proceeding from certain sources polypolarity of the latters is canvassed as they resulted into destabilization of society. The economic crisis of the XIX-th century is taken as a basis because in the following, i.e. the XX-th century, it served as a ground for social-political frameworks. The economic crisis interwomen with the major political events of the end of the XIX-th century (establishment of colonial governance, annihilation of traditional institutes, people's resistance) the beginning of the XX-th century (intensification of colonial oppression, the First World War, October revolution, economic crisis, famine) turned out to be a factor of aggravation inreference to the social state of Central-Asian society.

English title: A study of german scientists on central Asia in XVIII-XX centuries (the cases of Kazakhstan, eastern Turkistan, and Mongolia)

Үргэлжлэл нь дараагийн дугаарт

In article features of realization of policy of "military communism" in the Central Asian suburbs of Russia — Steppes and Turkestan, carried out by Bolsheviks during civil war of 1918–1922 come to light. As a result of the carried-out analysis it was succeeded to define that the policy of "military communism" in this region was carried out in line with the all-Russian tendencies. She represented set of actions of the Soviet power in the sphere of the industry, agriculture, the social relations directed to militarization of production and ensuring fighting capacity of the Red Army. Features of realization of policy of "military communism" in Steppes and Turkestan were defined by economic backwardness of the region and the nature of combat operations in East and Turkestan fronts. It is necessary to refer to number of these features: more later, than in general across Russia, inclusion of Steppes and Turkestan in process of implementation of measures of "military communism", their distribution, as on the Russian, and indigenous people, more rigid forms and methods of realization of military and communistic construction. Production falling, especially in the agrarian sector of economy, the hunger of 1920–1921 which has entailed demographic losses of the population, mass migration of the nomadic people out of borders of the country, universal peasants anti-Bolshevist uprisings and resistance of indigenous people in the form of the Basmachi movement became a consequence of policy of "military communism" in Steppes and Turkestan. ; Выявляются особенности реализации в центральноазиатских окраинах России — Степном крае и Туркестане политики «военного коммунизма», проводившейся большевиками в период Гражданской войны 1918–1920 гг. В результате проведенного анализа удалось определить, что политика «военного коммунизма» в данном регионе осуществлялась в русле общероссийских тенденций. Она представляла совокупность мероприятий советской власти в сфере промышленности, сельского хозяйства, социальных отношений, направленных на милитаризацию производства и обеспечение боеспособности Красной армии. Особенности реализации политики «военного коммунизма» в Степном крае и Туркестане определялись экономической отсталостью региона и характером боевых действий на Восточном и Туркестанском фронтах. К числу данных особенностей нужно отнести: более позднее, чем в целом по России, включение Степного края и Туркестана в процесс реализации мер «военного коммунизма», их распространение как на русское, так и коренное население, более жесткие формы и методы реализации военно-коммунистического строительства. Следствием политики «военного коммунизма» в Степном крае и Туркестане стало падение производства, особенно в аграрном секторе экономики, голод 1920–1921 гг., повлекший демографические потери населения, массовую миграцию кочевых народов за пределы страны, повсеместные крестьянские антибольшевистские выступления и сопротивление коренного населения в форме басмачества.

Во второй половине XIX в. в городах Русского Туркестана появились отдельные «новые части», в которых проживали переселенцы из европейской части империи. Их этнический состав был довольно пестрым. Самой многочисленной группой являлись, естественно, русские, однако крупные диаспоры представляли татары, поляки, немцы, евреи и другие национальные общины. Несмотря на этноконфессиональные различия, они в условиях мусульманской Средней Азии осознавали свое единство и стремились к консолидации. ; An active migratory movement to Central Asia marked the second half of the 19th century. A considerable part of migrants settled in old Central Asian cities establishing a separated new or Russian part. The ethnic composition of the migrated population was very different. The most numerous group included Russian migrants (among them Ukrainians, Byelorussians). Also large diasporas were made up by Tatars, Poles, Jews, Germans, Armenians and Greeks, as well as by foreigners. The number of migrants increased year after year. So in the period from 1871 to 1897, the number of Tatars in new Tashkent increased by 26,5 times, of Jews  by 21 times, of Germans  by 20 times and of Poles  by 122.5 times. Among the residents of the Russian part in Central Asian cities were officials, military men, employees and workers, entrepreneurs and businessmen, people of science and art. Bulks of Tatars were busy in the sphere of trade and small-scale production; many of them were skilled workers. The Jews occupied the leading positions in the economy of Central Asia and were the main initiators in distribution of Russian goods in Central Asia. A lot of military and officials, representatives of intellectual labour were among the Germans. Initially, Russian power found skilled workers among Armenians, especially using them for the railway construction. But over time merchants, entrepreneurs, craftsmen appeared among the Armenians. Firstly, persons, who did military service and settled in the region, formed the Polish community. Then officials, teachers, doctors, lawyers, entrepreneurs, engineers, skilled workers and craftsmen joined them. The Greeks achieved great success in the economic sector; office workers were also among them. The Russian administration did not put any obstacles to their resettlement at first, but later it accepted that the Tatars were competitors who exerted cultural impact on the local population; it also recognized the Jews to be its competitors in trade and financial issues. Migrants of different ethnic communities living within borders of the new city preferred to settle in quite compactly in separated quarters and streets. So they could recreate their usual way of life, linguistic and cultural environment. But in spite of the difference in faith and nationality, the situation specificity of migrants from Russia living in Muslim Central Asia forced them to recognize their unity. In general, they preferred to get together in contrast to local residents whom they treated quite carefully. However, there were no limits for local inhabitants and they could also settle in the Russian part.

Рассмотрены этапы и закономерности развития переселенческого движения на земли Степного края и Туркестана на рубеже XIX-XX вв., его пространственные и организационные особенности. Проанализирована эволюция политики правительства в отношении принадлежащих кочевникам земель, пути и формы изъятия земель у казахов под переселенческие участки, социальные последствия массового переселения в регион. Показано, что массовая аграрная колонизация территории Степного края и Туркестана осуществлялась в годы Столыпинской реформы. Губернии выхода находились в европейской части России, что определяло этнический и конфессиональный состав переселенцев. Переселенческое движение в конце XIX начале XX в. выступило в качестве основного фактора изменения землеустройства казахов и разрушения традиционной кочевой общины. Переселенческая и аграрная политика правительства привела к обострению социальных противоречий и, как следствие, нарастанию противодействия этой политике со стороны казахов-кочевников. ; The article is concerned with stages and patterns of resettlement movement on lands of the Steppes Region and Turkestan at the turn of the XIX-XX centuries, The spatial and organizational features of the process are considered. The researcher has analyzed the evolution of the government policy concerning the lands belonged to nomads, ways and methods of withdrawal of lands from the Kazakhs for new settlers plots, social consequences of mass resettlement to the region in question. Mass agrarian colonization of the territory of the Steppes and Turkestan was carried out in the years of Stolypin's reform. Provinces of the exit were situated in the European part of Russia that defined ethnic and confessional structure of migrants. Resettlement movement at the end of XIX the beginning of the XX century acted as a major factor of changes in land management of Kazakhs and destruction of a traditional nomadic community. The resettlement and agrarian policy of the government led to an aggravation of social contradictions and, as a result, increased counteraction to this policy from Kazakh nomads.

В статье представлено аналитическое исследование отдельных аспектов культурно-бытовой жизни киргизского народа через призму российской этнографической науки 19 столетия, представленную записками, отчетами и путевыми заметками участников военных походов, а также научными трудами по результатам многочисленных научных экспедиций в Туркестан. ; The article presents an analytical study of selected aspects of cultural and everyday life of the Kyrgyz people through the prism of Russian ethnographic science of the 19th century, represented by notes, reports, and travel notes of the participants of military campaigns, as well as scientific works on the results of numerous scientific expeditions to Turkestan.

Статья посвящена одному из наименее изученных этапов биографии выдающегося революционера и государственного деятеля Г. Я. Сокольникова его работе в Туркестане в 1920-1921 гг. в качестве Председателя Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК, Председателя Туркбюро ЦК РКП(б) и Командующего Туркестанским фронтом. ; The article is dedicated to G. Sokolnikov one of the most outstanding political leaders of the 1920-1930s. The article considers his work in Turkestan in 1920-1921 as the Turkestani Front Commander, the Chairman of the Turkestan Commission of All-Russian Central Executive Committee and the Council of the People's Commissars and the Chairman of the Turkestan Bureau of the Russian Communist Party (Bolsheviks).

Аннотация: в статье представлено аналитическое исследование отдельных аспектов культурно–бытовой жизни киргизского народа через призму российской этнографической науки 19 столетия, представленную записками, отчетами и путевыми заметками участников военных походов, а также научными трудами по результатам многочисленных научных экспедиций в Туркестан. Abstract: the article presents an analytical study of selected aspects of cultural and everyday life of the Kyrgyz people through the prism of Russian ethnographic science of the 19th century, represented by notes, reports, and travel notes of the participants of military campaigns, as well as scientific works on the results of numerous scientific expeditions to Turkestan.

Представлен анализ «мусульманского аспекта» религиозной политики России в центральноазиатских окраинах и правового положения мусульман данного региона. Административно он входил в состав двух территориальных единиц — Степного и Туркестанского генерал-губернаторств и являлся самым многочисленным по количеству проживающих в нем мусульман. Однако степень проникновения догм и обрядов ислама в повседневность и самосознание народов являлась различной. Так, у кочевых народов Степного края и Туркестана в религиозном самосознании преобладал синкретизм: синтез языческих и мусульманских норм; у оседлого населения региона исламская доминанта являлась преобладающей. Данное своеобразие определило содержание политики государства в вопросе регулирования развития ислама в центральноазиатских национальных окраинах. Так, в отношении «кочевого ислама» на законодательном уровне проводилась политика, направленная на ограничение его дальнейшего распространения среди кочевников и пресечения их попыток интеграции в общероссийское мусульманское движение. В отношении оседлых мусульманских народов позиция центральных и региональных органов власти сводилась к полному игнорированию исламских институтов с последующим поэтапным демонтажом наиболее влиятельных среди них. Поэтому политика государства в сфере регламентации ислама носила ограничительный характер. Наиболее жесткую позицию власти заняли в вопросе предоставления мусульманскому населению Степного и Туркестанского края права иметь собственное духовное управление религиозными делами по примеру Оренбургского, Таврического и Кавказского мусульманских духовных собраний. Несмотря на многочисленные ходатайства населения Центральной Азии к правительству, данный вопрос так и не был решен положительно вплоть до 1917 г.DOI 10.14258/izvasu(2016)2-18 ; The article presents the analysis of "Muslim aspect" of Russian religious policy in the Central Asian suburbs and the legal status of the Muslims in this region. Administratively it was a part of two territorial units — Steppe and Turkestan general governorships and was the most populated by the Muslims. However the extent of penetration of dogmas and ceremonies of Islam in daily life and consciousness of the people was different. So, syncretism in religious consciousness — synthesis of the pagan and Muslim norms prevailed mainly among the nomadic people of Steppes and Turkestan: Islamic dominant was prevailing among the settled population of the region. This peculiarity defined the policy of the state in terms of regulation of the development of Islam in the Central Asian national suburbs. So, for "nomadic Islam" at the legislative level the policy directed at restriction of its further distribution among nomads and suppression of their attempts of integration into the all-Russian Muslim movement was pursued. As to the settled Muslim people, the position of the central and regional authorities was reduced to complete ignoring of Islamic institutes with the subsequent stage-by-stage dismantling of the most influential ones. That is why the policy of the state in the sphere of Islam regulation had a restrictive character. The hardest line of the power was in a question of granting to the Muslim population of the Steppe and Turkestan territories to be entitled to have own spiritual department of religious affairs on an example of the Orenburg, Taurian and Caucasian Muslim spiritual meetings. Despite numerous petitions of the population of Central Asia to the government the question was not solved positively up to 1917.DOI 10.14258/izvasu(2016)2-18

На основе широкого круга исторических источников (включая материалы Российского государственного исторического архива) рассматривается взаимодействие органов управления по формированию норм киргизского землепользования и выделению земельных участков для переселенцев, раскрывается роль земельного вопроса в национальной политике в Степном крае и Туркестанском генерал-губернаторстве на рубеже XIX–XX вв. ; Basing on wide range of historical sources including data from the Russian State Historical Archive the research considers cooperation of the authorities in forming the Kirghiz land tenure and in providing the migrants with the plots of the land. The article reveals the role of the land problem in the national politics in the Steppe Region and Turkestan General-Governorate at the turn of the XIX–XX centuries.

Вопрос об использовании в России военных институтов для руководства гражданскими учреждениями и повседневной жизнью населения отдельных регионов страны в дореволюционный период пока должным образом не изучен. В статье автор показывает, что именно военно-стратегические интересы Российской империи в последней трети XIX начале XX вв. потребовали от царской администрации учреждения и сохранения в Русском Туркестане «чистого» военно-административного режима, получившего название военно-народного управления. На территории этого региона военная и гражданская власти были органически слитными. Со стратегической точки зрения сосредоточение всей полноты власти в руках туркестанского генерал-губернатора (и одновременно командующего военным округом) и военных губернаторов областей позволило максимально оперативно, быстро и, как правило, результативно решать все насущные проблемы края, его «туземного» и русскоязычного населения.The issue of employing military institutions in management of civil institutions and of people ordinary life in certain regions of the country in the pre-revolutionary period is explored insufficiently. In the article the author shows that the military strategic interests of the Russian empire at the last one-third of the 19 th century at the beginning of the 20 th century demanded the establishment of the pure military administrative regime in the Russian Turkestan, so called military-population management. Civil and military authorities were organically conjoint on territory of this region. From the strategic point of view, the accumulation of the whole power in the hands of the Turkestan governor-general (as well as Commander-in-Chief of the Turkestan military district) and military governors of the regions promoted swift, successful and timely solution of the key problems of the region's aboriginal and Russian-speaking population.