Suchergebnisse

The paper analyzes the protection against domestic violence law which has been adopted on 26May, 2011 and the Republic of Lithuania Criminal Code articles of domestic violence cases, and raises the question whether all the acts with signs of domestic violence are to be regarded as having social significance. Our aim has been to establish a close environment definition, analyze social significance of existence of the circumstances, determine whether all the acts with signs of domestic violence are rightly regarded as having a social value. An analysis of close environment based on case law, legal sources and historical review has led to the conclusion that such an environment is most similar to the family relationship. The circle of individuals, which are attributed to the discussed environment, has been extended by the protection against domestic violence law. The research showed that there are four types of violence: 1. Physical violence 2. Sexual violence 3. Psychological violence 4. Economic violence In each case, these types of signs of violence are different because the criminal offense is individual. Before the entry into force of the law analyzed, the cases of violence in the environment have been assessed by the prosecutor. After the entry into force of the Law the prosecutors have lost the right in assessment, because the facts imperatively have been attributed to social significance. Analysis of the sources of law, case law and scientific literature has revealed that there is no exact interpretation of the public meaning, because it is very capacious concept. However, looking at the whole, it is concluded that the main criteria is the resonance caused by offense and harm to the society. The paper is comparing the pre-trial proceeding before the entry into force of the Law and after it. As the acts of domestic violence signs are attributed to public importance, the pre-trial procedure is the general procedure. The previous private prosecution institute, in this case, is impossible. As a result, people have lost self-determination, without being able to decide for themselves whether their rights have been violated or not. The legislator potentially because of the inappropriate institutions work, failure to apply the preventive educational measures, has taken the easiest path: evened all offenses. However, it has created another real threat - the public could become a criminal. As the process takes place in the general procedure, the number of reports of domestic violence are a lot and often abused, and this excess criminality becomes a problem. The analysis of foreign law, it turned out that all discussed states are struggling with domestic violence. However, the measures are easier, as the victim is left to self-determination option as well as the ongoing trial process can be interrupted to the victim and the accused reconciliation. Turkey, Albania, Poland, England and Wales focuses on the victims - women. Moreover, the most emphasis is on physical violence, but the victim has to decide herself on the caused damage. The examination of the case-law showed that locked in domestic violence cases, the process takes place in the general procedure even for minor health disturbances and the infliction of physical pain. These and similar cases do not cause obvious harm to the public is also not get resonance. The paper concludes that not every criminal act with signs of domestic violence is estimated as having asocial value. Economic violence in the environment in general is more theoretical than practically applicable because the relations between individuals, especially in the family, is closely linked financially. Physical violence is not always regarded as having social significance. In some cases due to low risk activity it can be recognized as minor and criminal responsibility does not incur. Sexual violence, when it comes to the husband and wife relationship, can be proved with difficulty as spouses share their sexual independence. This proves that as well as physical violence, not all symptoms correspond to with public interest criteria, so while investigating the events it necessary to take into account a number of factors. Psychological violence and its symptoms are evaluated with difficulty in accordance with the Republic of Lithuania Criminal Code articles. After the analysis it is obvious that the victim has to realize the impact and identify the damage caused. Men often become perpetrators. It can be assumed that such a situation has arisen because of the patriarchal family model. Similarly, social deprivation and alcoholism has the affects to the aggression. Also disclosed and the escalated violence can have a negative impact on the relatives, especially children of publicized people. The question arises - whether the state thus controlling the family's private life, does not break the European Union Rights and Fundamental Freedoms, Article 8 of the Convention. The intension of Lithuanian state to combat the domestic violence is a positive fact, but the problem should be addressed to a more preventive measures. Currently the consequences and punishment of person offenses are taken into account. Education and social responsibility of the people and the possibility of the prosecutor to assess the gravity of the act would bring greater benefits in solving the problem. Anti-domestic violence law has only stated the forms of violence but not specified them. The abstractness causes difficulties in identifying offenses and determining the limits of criminality.

The Wave (or, alternatively, the Four Waves) theory authored by Professor David Rapoport is among most widely cited theories giving «whys» and «hows» on complex problem of the root causes and transformation of terrorism. According to this theory, since the 1880s «modern terrorism» has moved through four consequent stages (waves) all of them being of global scale and each one being informed by the influence of a certain political and/or ideological impulse: anarchist wave; anti-colonial wave; «New Left» wave; and religious wave. All waves, Rapoport argues, last approximately forty years; all of them display internal homogeneity of political or ideological principles, strategy and tactics. According to Rapoport, even those terrorist organizations that emerge in the context alien to a dominating impulse are at least partially transformed by it (e. g., turning to tactical methods that appear with the arrival of a new wave of terrorist violence).Rapoport's theory may seem to be thorough and well-grounded theoretical construction, and it is understandable why it has gained wide recognition in academic circles. However, as one discovers after a critical in-depth analysis, this initial favorable impression is mistaken for the most part. To start with, highly objectionable is the very idea of universal political impulses (by definition external to the absolute majority of local political conflicts) being capable of somehow «overriding» solid inner logic and dynamics even of those local conflicts that do not belong to a current wave. Introducing the idea of a wave-forming world impulse and ignoring the key role of local political factors in the genesis and/or transformation of terrorist organizations Rapoport, one might say, lapses into something that can be called «political mysticism». Rapoport also does not give any convincing evidence of direct connection between particular political (ideological) impulses and specific terrorist tactics which further undermines his assertions of terrorist violence taking form of clear-cut uniform waves.The author has already published an article (from which some of aforementioned positions were borrowed) containing general critical observations on basic tenets of the Four Waves theory. The goal of the present article is to «narrow the focus» and test the Rapoportean theory against the particular case of so called homegrown jihadism (i. e. Islamic terrorism perpetrated mostly on the European soil by those Muslims who either were born in Europe or have been living there for a long time). Rapoport proposed his theory early in the 2000s, before European jihadism became clearly visible and highly dangerous phenomenon, and homegrown jihadists are never mentioned in Rapoportean writings. While it leaves the door open for the doubts about prognostic potential of the Four Waves theory, it is not this author's main intention to criticize Rapoport for his failing to see a new danger coming. As it is demonstrated in the article, testing Rapoport's suggestions against the case of homegrown jihadism first of all points at the already established fundamental weakness of the Four Waves theory. This weakness is in its inability to convincingly explain why and how different historic types of terrorism emerge and what forces behind particular cases of terrorist violence are. Even if Rapoport's theory included European jihadists, it still would be impossible to trace the genealogical link (except the trivial everything-is-connected-to-everything domino effect) between homegrown jihad (which by definition falls within the framework of the fourth, or religious, wave of terrorism) and those events Rapoport cites as the impulse driving this wave. In other words, it is one more example of «political mysticism» to argue that extremist ideas and terrorist actions of the 21st century Muslim youths in Britain or Netherlands could be sufficiently explained by connecting them to the events of the Iranian revolution or the Soviet invasion of Afghanistan (both dating back to1979). What else, except such «mysticism», could explain how that 1979 impulse retained its power to inform somebody's actions after 35 years and completely outside the original historical and geographical context? Yet, if we were to accept Rapoport's arguments, we should have favor these very explanations while ignoring such factors as political marginalization of the significant share of European Muslims and the growth of xenophobia on the part of non-Muslim Europeans, cultural alienation of young European Muslims and – to name some foreign impulses – not chronologically and psychologically distant events of the late 1970s but the U. S. invasion of Afghanistan and Iraq in the early 2000s, the Arab Spring and the Syrian civil war. ; На материале т. н. европейского «доморощенного джихадизма» в статье подвергается критике известная волновая теория трансформации терроризма, выдвинутая Д. Рапопортом. Автор исходит из того, что в том случае, если волновая теория работает, она должна убедительно объяснять феномен европейского джихадизма, представляющего собой, согласно логике Рапопорта, часть четвертой – религиозной – волны терроризма (последнего на данный момент всплеска террористического насилия). Однако проведенный анализ показывает, что волновая теория не способна этого сделать, что она лишена методологической глубины и является в лучшем случае схематичным – причем нередко искаженным – описанием сложных процессов генезиса и трансформации терроризма. ; На матеріалі т. зв. європейського «доморощеного джихадизму» у статті критикується відома хвильова теорія трансформації тероризму, висунута Д. Рапопортом. Автор виходить із того, що в тому разі, якщо хвильова теорія працює, вона повинна переконливо пояснювати феномен європейського джихадизму, який являє собою, згідно з логікою Рапопорта, частину четвертої – релігійної – хвилі тероризму (наразі останнього сплеску терористичного насильства). Однак проведений аналіз показує, що вона не здатна цього зробити, що їй бракує методологічної глибини і що вона в кращому випадку є схематичним – до того ж нерідко спотвореним – описом складних процесів ґенези та трансформації тероризму.

Introduction. The present study examines the pragmastilistic potential of migration discourse based on the speeches of modern British politicians. The relevance of the chosen topic lies in the acute social specifics of migration discourse and its manipulative component. In today's world, migration processes have become global and their impact on the development of the host culture is becoming increasingly evident. There is still no established strategy for the integration of migrants into the new society, which creates a conflict environment and determines the hostility of the indigenous population towards migrants. Migration discourse as one of the directions of policy discourse becomes an effective tool for managing public opinion. Various persuasive tactics are incorporated in the speech of politicians using linguistic means, the use of which in the British migration discourse is considered in this article.Methodology and sources. The key tasks of the study are to identify specific discursive tactics, by means of which the persuasive strategy is implemented in the British migration discourse, and to analyze the stylistic techniques used to design the discovered tactics. During the study, pragmastilistic analysis was used, the application of which involves referring to the following methods of linguistic research: the method of continuous sampling, quantitative, descriptive and comparative methods, the method of stylistic analysis, discursive analysis. The material of the study was the speeches of modern British politicians from 2004 to 2021. Results and discussion. The analysis of migration discourse based on the texts of speeches by modern British politicians allows to talk about the stylistic saturation of the material and the main means of expressiveness used in the framework of the discourse under consideration. The main tactic of opponents of free migration is the comparison of "good/bad" migrants, which is actualized using antithesis. As for the lexical stylistic means, the use of the epithet should be specified, which is also a way of actualizing opposition tactics. Thus, this tactic is implemented both at the lexical and syntactic level. Similar tactics are also relevant in the framework of pro-migration rhetoric, namely, when comparing the local elite and the visiting population, which performs all the work necessary for the functioning of society. In most cases the main stylistic technique for tactics actualization is antithesis (or the convergence of antithesis and epithet). Proponents of pro-migration policies also use metaphor (tactics for describing the political process) and syntactic parallelism (tactics for describing the benefits of migration). Finally, the most common tactic inherent in both poles of migration discourse is the tactic of generalization. It consists in equating the speaker with his audience, their "fusion", and is most often actualized using hyperbola.Conclusion. Migration discourse is characterized by an ideological orientation, which is actualized using certain speech techniques, tactics and strategies. Migration discourse, as a multifaceted entity, can also serve to harmonize social life by facilitating the integration of migrants into the host culture. Migration discourse is a powerful ideological weapon that can be used both to contribute to integration and to incite ethnic hatred. Stylistic tools play a key role in the implementation of a persuasive strategy, which is actively used both in migration and in political discourse in general. The main tactics of the migration discourse of modern British politicians are opposition and generalization, used both in pro- and anti-migration rhetoric. ; Введение. В настоящем исследовании рассматривается прагмастилистический потенциал миграционного дискурса на материале выступлений современных британских политиков. Актуальность избранной темы заключается в остросоциальной специфике миграционного дискурса и его манипулятивной составляющей. В современном мире процессы миграции приобрели глобальный масштаб, и их влияние на развитие принимающей культуры становится все более очевидным. До сих пор не существует выработанной стратегии интеграции мигрантов в новое общество, что создает конфликтогенную среду и определяет враждебность коренного населения по отношению к мигрантам. Миграционный дискурс как одно из направлений политического дискурса становится эффективным инструментом управления общественным мнением. Различные персуазивные тактики актуализируются в речи политиков при помощи лингвостилистических средств, закономерности использования которых в британском миграционном дискурсе рассматриваются в данной статье.Методология и источники. Ключевые задачи исследования заключаются в выявлении дискурсивных тактик, при помощи которых в британском миграционном дискурсе реализуется персуазивная стратегия, и анализе стилистических приемов, используемых для имплементации обнаруженных тактик. В ходе исследования был использован прагмастилистический анализ, применение которого предполагает обращение к следующим частным методам лингвистического исследования: метод сплошной выборки, метод количественного анализа, описательный и сопоставительный методы, метод стилистического анализа, дискурсивный анализ. Материалом исследования послужили выступления современных британских политиков с 2004 по 2021 гг.Результаты и обсуждение. Анализ миграционного дискурса на материале текстов выступлений современных британских политиков позволяет говорить о стилистической насыщенности материала и средствах экспрессивности, используемых в рамках рассматриваемого дискурса. Основной тактикой противников свободной миграции является сопоставление по линии «хороший/плохой» приезжий, которое актуализируется при помощи антитезы. В рассмотренном корпусе лексических стилистических средств следует отметить использование эпитета, который также является способом актуализации тактики противопоставления. Сходная тактика актуализируется и в рамках промиграционной риторики, а именно: при сопоставлении местной элиты и приезжего населения, которое выполняет всю работу, необходимую для функционирования общества. В большинстве случаев применения тактики сопоставления основным стилистическим приемом ее актуализации является антитеза (или комбинация антитезы и эпитета). Также сторонники промиграционной политики используют такие рычаги давления на аудиторию, как метафора (тактика описания политического процесса) и синтаксический параллелизм (тактика описания преимуществ миграции). Наконец, наиболее распространенной тактикой, присущей обоим полюсам миграционного дискурса, является тактика генерализации, общий смысл которой заключается в приравнивании оратора к его аудитории, в «сращении» спикера и слушателя. Указанная тактика, как правило, реализуется при помощи гиперболы.Заключение. Миграционный дискурс является мощным идеологическим оружием, которое может использоваться как в целях интеграции, так и для разжигания межнациональной ненависти. Стилистические средства играют ключевую роль в реализации персуазивной стратегии, которая активно используется как в миграционном, так и в политическом дискурсе в целом. Основными тактиками миграционного дискурса современных британских политиков являются противопоставление и обобщение, используемые как в про-, так и в антимиграционной риторике.

The article is devoted to a understudied problem, namely, the problem ofnon-JewishNazi victims in Kiev in 1941–1943. If the problem of Jewish victimsis quite well covered, there is virtually no profound research about non-Jewishvictims, especially concerning their total number, that indicates the undoubtedrelevance of this topic.The purpose of this study is on the basis of archival documents to find out andsummarize the total number of various categories of victims of the Nazi occupationregime murdered in Kiev in 1941–1943, besides Holocaust victims.By non-Jewishvictims – civilians, the author understands, firstly, hostages,"political functionaries, saboteurs and robbers", the mentally ill, membersof the communist underground, Ukrainian nationalists, Roma, – those peoplewho were the object of Nazi repression and were exterminated for political andracial reasons, and, secondly, those persons who became victims of the socioeconomicpolicies of the occupiers, especially the famine caused by the conditionsof the occupation. Perished prisoners of war (except for Jewish prisoners of war) can also be classified as non-Jewishvictims.Scientific novelty: Based on documents from domestic and foreign archives,relevant scientific literature, the author explores different categories of non-Jewishvictims, as well as the general losses of the civilian population of Kiev in1941–1943.Conclusions: The author comes to the conclusion that during the two yearsof occupation, the number of residents of Kiev has decreased by about 105,000people. This number includes: about 50,000 people who in 1942–1943 weresent to forced works in Germany, more than 10 thousand victims of non-Jewsofvarious categories, several thousand who died (mainly from hunger, as well asnatural death), several thousand people who for various reasons moved to othersettlements. The rest of the victims – about 38,000 people – are clearly Jews,most of whom were exterminated at the end of September 1941.Total irrecoverable losses among the civilian population of Kiev (withoutthose who moved to other settlements and were taken to work in Germany) in1941–1943 can reach up to 53,000 people. Approximately 71–72% of totallosses are accounted for by Jews. In addition, up to 40,000 people from amongthe prisoners of war died.Key words: Kiev, non-Jewishvictims, the occupation of 1941–1943, BabiYar, anti-tank ditch. ; Статья посвящена малоизученной проблеме, а именно проблеме нееврейских жертв в Киеве в 1941–1943 гг. Если о еврейских жертвах написано довольно много, то о жертвах нееврейских, особенно об определенииих общего количества, научных исследований фактически не существует, что говорит о несомненной актуальности этой темы.Цель данного исследования – на основании архивных документоввыяснить и подытожить общую численность различных категорийжертв нацистского оккупационного режима, убитых в Киеве в 1941–1943 г., помимо жертв Холокоста.Под нееврейскими жертвами – гражданскими лицами, автор понимает, во‑первых, заложников, «политических функционеров, саботажников и грабителей», душевнобольных, членов коммунистического подполья, украинских националистов, ромов – то есть тех лиц, которыебыли объектом нацистских репрессий и истреблялись по политическим и расовым причинам, и, во‑вторых, тех лиц, которые стали жертвами социально-экономическойполитики оккупантов, особенно голода,порожденного условиями оккупации. К нееврейским жертвам следуеттакже отнести погибших военнопленных (кроме военнопленных-евреев).Научная новизна: В статье на основании документов из отечественныхи зарубежных архивов, соответствующей научной литературы авторисследует разные категории нееврейских жертв, а также общие потеригражданского населения Киева в 1941–1943 гг.Выводы: За два года оккупации количество жителей Киева уменьшилось примерно на 105 тыс. человек. В это число входят: около 50 тыс.человек, которые в 1942–43 гг. были отправлены на работу в Германию,более 10 тыс. жертв неевреев разных категорий, несколько тысяч умерших (в основном от голода, а также естественной смертью), несколько тысяч человек, по разным причинам переселившихся в другие населенныепункты. Остальные жертвы – примерно 38 тыс. человек – приходятсяявно на евреев, большинство из которых были истреблены в конце сентября 1941 г.Общие безвозвратные потери среди гражданского населения Киева (за исключением переселившихся в другие населенные пунктыи вывезенных на работу в Германию) в 1941–1943 гг. могут доходить до53 тыс. человек. Примерно 71–72% общих потерь приходится на евреев.Кроме того, из числа военнопленных погибли до 40 тыс. человек.Ключевые слова: Киев, нееврейские жертвы, оккупация 1941–1943 гг.,Бабий Яр, противотанковый ров. ; Стаття присвячена малодослідженій проблемі, а саме – проблемі неєврейських жертв у Києві в 1941–1943 рр. Якщо про єврейські жертви написано чимало, то стосовно жертв неєврейських, особливо визначення їхньої загальної кількості, наукових досліджень фактично не існує, що свідчить про безсумнівну актуальність цієї теми.Мета даного дослідження – на основі архівних документів з'ясувати та підсумувати загальну кількість різних категорій жертв нацистського окупаційного режиму, вбитих у Києві в 1941–1943 рр., крім жертв Голокосту.Під неєврейськими жертвами – цивільними особами, автор розуміє, по-перше, заручників, «політичних функціонерів, саботажників і грабіжників», душевнохворих, членів комуністичного підпілля, українських націоналістів, ромів – тобто, тих осіб, які були об'єктом нацистських репресій та винищувалися за політичних і расових причин, і, по-друге, тих осіб, які стали жертвами соціально-економічної політики окупантів, особливо голоду, породженого умовами окупації. До неєврейських жертв слід також віднести загиблих військовополонених (крім військовополонених-євреїв).Наукова новизна: У статті на підставі документів із вітчизняних і зарубіжних архівів, відповідної наукової літератури автор досліджує різні категорії неєврейських жертв, а також загальні втрати цивільного населення Києва в 1941–1943 рр.Висновки: За два роки окупації кількість мешканців Києва зменшилася приблизно на 105 тис. осіб. Ці цифри враховують: близько 50 тис. осіб, які в 1942–43 рр. були відправлені на роботу до Німеччини, понад 10 тис. жертв неєвреїв різних категорій, кілька тисяч померлих (переважно від голоду, а також природною смертю), кілька тисяч осіб, які за різних причин переселилися до інших населених пунктів. Решта жертв – приблизно 38 тис. осіб – припадає вочевидь на євреїв, більшість з яких була винищена наприкінці вересня 1941 р.Загальнібезповоротні втрати серед цивільного населення Києва (за винятком тих, хто переселився до інших населених пунктів та був вивезений на роботу до Німеччини) в 1941–1943 рр. можуть доходити до 53 тис. осіб. Приблизно 71–72% загальних втрат припадає на євреїв. Поза тим, серед військовополонених загинуло до 40 тис. осіб.Ключові слова: Київ, неєврейські жертви, окупація 1941–1943 рр., Бабин Яр, протитанковий рів.

The article is devoted to the analysis of the influence of the "postmodern" tendencies on the formation and political socialization of the individual. The author, relying on a comparative method, carries out an analysis of factors that determine the essence of historical processes in the era of "modern" and "postmodern", as well as the essence of changes in the order of power relations and socio-political structuring of societies. The author notes that in the post-modern era, the traditional processes of socialization of the individual as "cultural inheritance" and "cultural interpretation" have undergone a radical transformation. Postmodern, who directed his power to de-etatization, deiherarhizatsiya, detolatarizatsiya and individualization of social systems, contributed to the personification of personality, self-determination and, at the same time, systemic alienation. Postmodernism has demonstrated the limited culturally centralism in the system, but the self-sufficiency of the creative process as self-realization. Postmodern socialization goes not in the system, but existentially and antisystemically, demonstrating the plurality of forms of self-realization (in a subculture, in anti-culture, in traditional culture). That is, postmodernism has demonstrated the greater importance of the "process" over the "system". The end of the postmodern era reveals the collapse of the social system: a chaotic, anonymous system collapses its boundaries, a person actively experiments (lonely in his alienation), but before it opens the social space of absolute freedom, which permits chaos to be perceived as a complex and unpredictable form of order, when any Some perspectives are multivariate as "trails that run out of the garden". On the other hand, it is obvious that the collapse of social systems and the rules of socialization leads to the destruction of the mechanism of cultural perception, the value foundations that formed the basis of traditional humanism. And with the loss of transcendental, cultural meanings and values unfold in the plane of immanent. Personality in a chaotic system is subject to disintegration. The disintegration and dispersion of the "I" is accompanied by the search for a "significant other", which, in the absence of a social system, becomes a virtual social system that provides information and cultural influence on the formation of personality settings. The main existential conflict is the conflict between freedom "without restrictions" and the absolute dependence on the power of information technology. This puts on the agenda the problem of finding the true semantic orientations of the individual and his responsibility for his destiny. ; Статья посвящена анализу влияния тенденций «постмодерна» на формирование и политическую социализацию личности. Автор, полагаясь на сравнительный метод, осуществляет анализ факторов, определяющих суть исторических процессов в эпохи «модерна» и «постмодерна», а также суть изменения порядка властеотношений и социально-политического структурирования обществ. Автор отмечает, что в эпоху постмодерна традиционные процессы социализации личности как «культурного наследывания» и «культурной интерепретации» претерпели коренную трансформацию. Постмодерн, который направил свою силу на деэтатизацию, деиерархизацию, детоталитаризацию и индивидуализацию общественных систем, способствовал персонификации личности, ее самоопределению и, одновременно, системному отчуждению. Постмодернизм продемонстрировал ограниченность культуро-центризма в системе, но самодостаточность творческого процесса как самореализации. Социализация в постмодернизме проходит не в системе, а внесистемно и антисистемно, демонстрируя множественность форм самореализации (в субкультуре, в антикультуры, в традиционной культуре). То есть постмодернизм продемонстрировал большую важность «процесса» над «системой». Завершение эпохи «постмодерна» проявляет распад социальной системы : хаотичная, аномийная система обрушивает свои границы, человек активно экспериментирует (одинокий в своей отчужденности), но перед ним открывается социальное пространство абсолютной свободы, позволяющее воспринимать хаос как сложную и непредсказуемую форму порядка, когда проявляется множество перспектив, как «троп, которые разбегаются в саду». С другой стороны, очевидно, что распад социальных систем и правил социализации ведет к разрушению механизма культурного восприятия, ценностных основ, составлявших основу традиционного гуманизма. А с потерей трансцендентного, культурные смыслы и ценности разворачиваются в плоскости имманентного. Личность в хаотической системе подвергается распаду. Распад и распыление «я» сопровождается поиском «значимого другого», функцию которого в отсутствие социальной системы выполняет виртуальная социальная система, осуществляющая информационное и культурное влияние на формирование установок личности. Главным экзистенциальным конфликтом становится конфликт между свободой «без ограничений» и абсолютной зависимостью от власти информационных технологий. Это ставит на повестку дня проблему поиска настоящих смысловых ориентиров личности и ее ответственности за свою судьбу. ; Стаття присвячена аналізу впливу тенденцій «постмодерну» на формування і політичну соціалізацію особистості. Автор, покладаючись на порівняльний метод, здійснює аналіз чинників, що визначають суть історичних процесів в епохи «модерну» та «постмодерну», а також суть зміни порядку властевідносин і соціально-політичного структурування суспільств. Автор зазначає, що в епоху постмодерну традиційні процеси соціалізації особистості як «культурного наслідування» та «культурної інтерепретації» зазнали докорінної трансформації. Постмодерн, який спрямував свою силу на деетатізацію, деієрархізацію, детоталітаризацію та індивідуалізацію громадських систем, сприяв персоніфікації особистості, її самовизначенню і, одночасно, системному відчуженню. Постмодернізм продемонстрував обмеженість культуро-центризму в системі, але самодостатність творчого процесу як самореалізації. Соціалізація в постмодерні проходить не в системі, а позасистемно та антисистемно, демонструючи множинність форм самореалізації (в субкультурі, в антикультурі, в традиційній культурі). Тобто постмодернізм продемонстрував більшу важливість «процесу» над «системою». Завершення епохи «постмодерну» виявляє розпад соціальної системи : хаотична, аномійна система обрушує свої кордони і людина активно експериментує (одинока у своїй відчуженості), але перед нею відкривається соціальний простір абсолютної свободи, що дозволяє сприймати хаос як складну і непередбачену форму порядку, коли будь-які перспективи – багатоваріантні, як «стежки, які розбігаються в саду». З іншого боку, очевидно, що розпад соціальних систем і правил соціалізації веде до руйнування механізму культурного сприйняття, ціннісних основ, що складали основу традиційного гуманізму. А з втратою трансцендентного, культурні смисли і цінності розгортаються в площині іманентного. Особистість в хаотичній системі піддається розпаду. Розпад і розпорошення «я» супроводжується пошуком «значущого іншого», яким у відсутності соціальної системи стає віртуальна соціальна система, що надає інформаційний та культурний вплив на формування установок особистості. Головним екзистенційним конфліктом стає конфлікт між свободою «без обмежень» та абсолютною залежністю від влади інформаційних технологій. Це ставить на порядок денний проблему пошуку справжніх смислових орієнтирів особистості і її відповідальності за свою долю.

The article is devoted to the analysis of the influence of the "postmodern" tendencies on the formation and political socialization of the individual. The author, relying on a comparative method, carries out an analysis of factors that determine the essence of historical processes in the era of "modern" and "postmodern", as well as the essence of changes in the order of power relations and socio-political structuring of societies. The author notes that in the post-modern era, the traditional processes of socialization of the individual as "cultural inheritance" and "cultural interpretation" have undergone a radical transformation. Postmodern, who directed his power to de-etatization, deiherarhizatsiya, detolatarizatsiya and individualization of social systems, contributed to the personification of personality, self-determination and, at the same time, systemic alienation. Postmodernism has demonstrated the limited culturally centralism in the system, but the self-sufficiency of the creative process as self-realization. Postmodern socialization goes not in the system, but existentially and antisystemically, demonstrating the plurality of forms of self-realization (in a subculture, in anti-culture, in traditional culture). That is, postmodernism has demonstrated the greater importance of the "process" over the "system". The end of the postmodern era reveals the collapse of the social system: a chaotic, anonymous system collapses its boundaries, a person actively experiments (lonely in his alienation), but before it opens the social space of absolute freedom, which permits chaos to be perceived as a complex and unpredictable form of order, when any Some perspectives are multivariate as "trails that run out of the garden". On the other hand, it is obvious that the collapse of social systems and the rules of socialization leads to the destruction of the mechanism of cultural perception, the value foundations that formed the basis of traditional humanism. And with the loss of transcendental, cultural meanings and values unfold in the plane of immanent. Personality in a chaotic system is subject to disintegration. The disintegration and dispersion of the "I" is accompanied by the search for a "significant other", which, in the absence of a social system, becomes a virtual social system that provides information and cultural influence on the formation of personality settings. The main existential conflict is the conflict between freedom "without restrictions" and the absolute dependence on the power of information technology. This puts on the agenda the problem of finding the true semantic orientations of the individual and his responsibility for his destiny. ; Статья посвящена анализу влияния тенденций «постмодерна» на формирование и политическую социализацию личности. Автор, полагаясь на сравнительный метод, осуществляет анализ факторов, определяющих суть исторических процессов в эпохи «модерна» и «постмодерна», а также суть изменения порядка властеотношений и социально-политического структурирования обществ. Автор отмечает, что в эпоху постмодерна традиционные процессы социализации личности как «культурного наследывания» и «культурной интерепретации» претерпели коренную трансформацию. Постмодерн, который направил свою силу на деэтатизацию, деиерархизацию, детоталитаризацию и индивидуализацию общественных систем, способствовал персонификации личности, ее самоопределению и, одновременно, системному отчуждению. Постмодернизм продемонстрировал ограниченность культуро-центризма в системе, но самодостаточность творческого процесса как самореализации. Социализация в постмодернизме проходит не в системе, а внесистемно и антисистемно, демонстрируя множественность форм самореализации (в субкультуре, в антикультуры, в традиционной культуре). То есть постмодернизм продемонстрировал большую важность «процесса» над «системой». Завершение эпохи «постмодерна» проявляет распад социальной системы : хаотичная, аномийная система обрушивает свои границы, человек активно экспериментирует (одинокий в своей отчужденности), но перед ним открывается социальное пространство абсолютной свободы, позволяющее воспринимать хаос как сложную и непредсказуемую форму порядка, когда проявляется множество перспектив, как «троп, которые разбегаются в саду». С другой стороны, очевидно, что распад социальных систем и правил социализации ведет к разрушению механизма культурного восприятия, ценностных основ, составлявших основу традиционного гуманизма. А с потерей трансцендентного, культурные смыслы и ценности разворачиваются в плоскости имманентного. Личность в хаотической системе подвергается распаду. Распад и распыление «я» сопровождается поиском «значимого другого», функцию которого в отсутствие социальной системы выполняет виртуальная социальная система, осуществляющая информационное и культурное влияние на формирование установок личности. Главным экзистенциальным конфликтом становится конфликт между свободой «без ограничений» и абсолютной зависимостью от власти информационных технологий. Это ставит на повестку дня проблему поиска настоящих смысловых ориентиров личности и ее ответственности за свою судьбу. ; Стаття присвячена аналізу впливу тенденцій «постмодерну» на формування і політичну соціалізацію особистості. Автор, покладаючись на порівняльний метод, здійснює аналіз чинників, що визначають суть історичних процесів в епохи «модерну» та «постмодерну», а також суть зміни порядку властевідносин і соціально-політичного структурування суспільств. Автор зазначає, що в епоху постмодерну традиційні процеси соціалізації особистості як «культурного наслідування» та «культурної інтерепретації» зазнали докорінної трансформації. Постмодерн, який спрямував свою силу на деетатізацію, деієрархізацію, детоталітаризацію та індивідуалізацію громадських систем, сприяв персоніфікації особистості, її самовизначенню і, одночасно, системному відчуженню. Постмодернізм продемонстрував обмеженість культуро-центризму в системі, але самодостатність творчого процесу як самореалізації. Соціалізація в постмодерні проходить не в системі, а позасистемно та антисистемно, демонструючи множинність форм самореалізації (в субкультурі, в антикультурі, в традиційній культурі). Тобто постмодернізм продемонстрував більшу важливість «процесу» над «системою». Завершення епохи «постмодерну» виявляє розпад соціальної системи : хаотична, аномійна система обрушує свої кордони і людина активно експериментує (одинока у своїй відчуженості), але перед нею відкривається соціальний простір абсолютної свободи, що дозволяє сприймати хаос як складну і непередбачену форму порядку, коли будь-які перспективи – багатоваріантні, як «стежки, які розбігаються в саду». З іншого боку, очевидно, що розпад соціальних систем і правил соціалізації веде до руйнування механізму культурного сприйняття, ціннісних основ, що складали основу традиційного гуманізму. А з втратою трансцендентного, культурні смисли і цінності розгортаються в площині іманентного. Особистість в хаотичній системі піддається розпаду. Розпад і розпорошення «я» супроводжується пошуком «значущого іншого», яким у відсутності соціальної системи стає віртуальна соціальна система, що надає інформаційний та культурний вплив на формування установок особистості. Головним екзистенційним конфліктом стає конфлікт між свободою «без обмежень» та абсолютною залежністю від влади інформаційних технологій. Це ставить на порядок денний проблему пошуку справжніх смислових орієнтирів особистості і її відповідальності за свою долю.

The article is devoted to the analysis of the influence of the "postmodern" tendencies on the formation and political socialization of the individual. The author, relying on a comparative method, carries out an analysis of factors that determine the essence of historical processes in the era of "modern" and "postmodern", as well as the essence of changes in the order of power relations and socio-political structuring of societies. The author notes that in the post-modern era, the traditional processes of socialization of the individual as "cultural inheritance" and "cultural interpretation" have undergone a radical transformation. Postmodern, who directed his power to de-etatization, deiherarhizatsiya, detolatarizatsiya and individualization of social systems, contributed to the personification of personality, self-determination and, at the same time, systemic alienation. Postmodernism has demonstrated the limited culturally centralism in the system, but the self-sufficiency of the creative process as self-realization. Postmodern socialization goes not in the system, but existentially and antisystemically, demonstrating the plurality of forms of self-realization (in a subculture, in anti-culture, in traditional culture). That is, postmodernism has demonstrated the greater importance of the "process" over the "system". The end of the postmodern era reveals the collapse of the social system: a chaotic, anonymous system collapses its boundaries, a person actively experiments (lonely in his alienation), but before it opens the social space of absolute freedom, which permits chaos to be perceived as a complex and unpredictable form of order, when any Some perspectives are multivariate as "trails that run out of the garden". On the other hand, it is obvious that the collapse of social systems and the rules of socialization leads to the destruction of the mechanism of cultural perception, the value foundations that formed the basis of traditional humanism. And with the loss of transcendental, cultural meanings and values unfold in the plane of immanent. Personality in a chaotic system is subject to disintegration. The disintegration and dispersion of the "I" is accompanied by the search for a "significant other", which, in the absence of a social system, becomes a virtual social system that provides information and cultural influence on the formation of personality settings. The main existential conflict is the conflict between freedom "without restrictions" and the absolute dependence on the power of information technology. This puts on the agenda the problem of finding the true semantic orientations of the individual and his responsibility for his destiny. ; Статья посвящена анализу влияния тенденций «постмодерна» на формирование и политическую социализацию личности. Автор, полагаясь на сравнительный метод, осуществляет анализ факторов, определяющих суть исторических процессов в эпохи «модерна» и «постмодерна», а также суть изменения порядка властеотношений и социально-политического структурирования обществ. Автор отмечает, что в эпоху постмодерна традиционные процессы социализации личности как «культурного наследывания» и «культурной интерепретации» претерпели коренную трансформацию. Постмодерн, который направил свою силу на деэтатизацию, деиерархизацию, детоталитаризацию и индивидуализацию общественных систем, способствовал персонификации личности, ее самоопределению и, одновременно, системному отчуждению. Постмодернизм продемонстрировал ограниченность культуро-центризма в системе, но самодостаточность творческого процесса как самореализации. Социализация в постмодернизме проходит не в системе, а внесистемно и антисистемно, демонстрируя множественность форм самореализации (в субкультуре, в антикультуры, в традиционной культуре). То есть постмодернизм продемонстрировал большую важность «процесса» над «системой». Завершение эпохи «постмодерна» проявляет распад социальной системы : хаотичная, аномийная система обрушивает свои границы, человек активно экспериментирует (одинокий в своей отчужденности), но перед ним открывается социальное пространство абсолютной свободы, позволяющее воспринимать хаос как сложную и непредсказуемую форму порядка, когда проявляется множество перспектив, как «троп, которые разбегаются в саду». С другой стороны, очевидно, что распад социальных систем и правил социализации ведет к разрушению механизма культурного восприятия, ценностных основ, составлявших основу традиционного гуманизма. А с потерей трансцендентного, культурные смыслы и ценности разворачиваются в плоскости имманентного. Личность в хаотической системе подвергается распаду. Распад и распыление «я» сопровождается поиском «значимого другого», функцию которого в отсутствие социальной системы выполняет виртуальная социальная система, осуществляющая информационное и культурное влияние на формирование установок личности. Главным экзистенциальным конфликтом становится конфликт между свободой «без ограничений» и абсолютной зависимостью от власти информационных технологий. Это ставит на повестку дня проблему поиска настоящих смысловых ориентиров личности и ее ответственности за свою судьбу. ; Стаття присвячена аналізу впливу тенденцій «постмодерну» на формування і політичну соціалізацію особистості. Автор, покладаючись на порівняльний метод, здійснює аналіз чинників, що визначають суть історичних процесів в епохи «модерну» та «постмодерну», а також суть зміни порядку властевідносин і соціально-політичного структурування суспільств. Автор зазначає, що в епоху постмодерну традиційні процеси соціалізації особистості як «культурного наслідування» та «культурної інтерепретації» зазнали докорінної трансформації. Постмодерн, який спрямував свою силу на деетатізацію, деієрархізацію, детоталітаризацію та індивідуалізацію громадських систем, сприяв персоніфікації особистості, її самовизначенню і, одночасно, системному відчуженню. Постмодернізм продемонстрував обмеженість культуро-центризму в системі, але самодостатність творчого процесу як самореалізації. Соціалізація в постмодерні проходить не в системі, а позасистемно та антисистемно, демонструючи множинність форм самореалізації (в субкультурі, в антикультурі, в традиційній культурі). Тобто постмодернізм продемонстрував більшу важливість «процесу» над «системою». Завершення епохи «постмодерну» виявляє розпад соціальної системи : хаотична, аномійна система обрушує свої кордони і людина активно експериментує (одинока у своїй відчуженості), але перед нею відкривається соціальний простір абсолютної свободи, що дозволяє сприймати хаос як складну і непередбачену форму порядку, коли будь-які перспективи – багатоваріантні, як «стежки, які розбігаються в саду». З іншого боку, очевидно, що розпад соціальних систем і правил соціалізації веде до руйнування механізму культурного сприйняття, ціннісних основ, що складали основу традиційного гуманізму. А з втратою трансцендентного, культурні смисли і цінності розгортаються в площині іманентного. Особистість в хаотичній системі піддається розпаду. Розпад і розпорошення «я» супроводжується пошуком «значущого іншого», яким у відсутності соціальної системи стає віртуальна соціальна система, що надає інформаційний та культурний вплив на формування установок особистості. Головним екзистенційним конфліктом стає конфлікт між свободою «без обмежень» та абсолютною залежністю від влади інформаційних технологій. Це ставить на порядок денний проблему пошуку справжніх смислових орієнтирів особистості і її відповідальності за свою долю.

This paper analyzes the legal labour relations and the laws, regulating the prohibition of gender discrimination in establishing or terminating the labour relations. In order to reveal this theme in as more details as possible, first the principle of equality is examined, where the prohibition of discrimination (discriminatory) principle is derived from. The latter is established in both Lithuanian and international law. The principles of equality and non-discrimination allows the application of different employment criteria, different working conditions, bases of dismissal from work, to treat the same relations differently due to the circumstances, unrelated with employee's professional characteristics. Discrimination in the field of legal labour relations is understood as any exclusion, restriction or superiority, violating or voiding the equal employment and career opportunities, and the equal relations. In other words, any different treatment of employees because of their gender, the consequences of which include unequal rights in labour relations, for example, certain working conditions, promotion, training, is considered as discrimination. The paper also discusses a number of persons, who are subject to protection against gender discrimination, in legal labour relations. It should be noted that it includes all the persons, belonging to the following groups of labour relations category: employees, self-employed persons, persons, who wish to occupy a vacancy, people working in the public and private sectors. Next, the national and international anti-discrimination laws are discussed. Prohibition of gender discrimination in Lithuania is provided by Law on Equal Opportunities for Women and Men of the Republic of Lithuania that came into effect on 1st of December, 1998. It was passed, in order to implement the general provisions of Directive 2006/54/EC of the European Parliament and of the Council of 5th of July, 2006, on the implementation of the principles of equal opportunities of men and women in matters of employment and occupation. Therefore, the present thesis analyzes the transfer of provisions of aforementioned Directive into Lithuanian law. It also analyzes the different forms of discrimination, direct discrimination, indirect discrimination, and positive discrimination. Direct discrimination is considered when one person due to his/her gender has less favourable conditions, in comparison with conditions, which are, were or would be had by another person in a similar situation. Direct discrimination in labour relations is illegal. An employer cannot knowingly create worse conditions of employment or dismiss an employee because of his/her gender. This also includes the cases, when employer's refusal to establish legal labour relations or decision to terminate is justified not by objective circumstances, but by certain employee's characteristics that are directly related with employee's gender. Indirect discrimination is considered as any act or omission, rule of law, assessment criterion or practice, which is formally equal for women and men, but during their implementation or application, persons of one gender may find themselves or find themselves in certain less advantageous position than persons of other gender. While comparing the difference between direct discrimination and indirect one, the main difference is that indirect discrimination can be objectively justified under the exceptions provided for by law, therefore, one often face difficulty in proving it. Positive discrimination includes state actions, whereby it is sought to equalize the opportunities for persons working in the field of labour by eliminating the existing actual inequality. The actions of positive discrimination in Lithuania are called temporary special measures aimed at speeding up the establishment of actual equality of men and women. It is provided by Law on Equal Opportunities of Women and Men of the Republic of Lithuania. It is important to note that positive discrimination is only a temporary measure, in order to eliminate illegal forms of discrimination by ensuring the equal opportunities for employees. When examining the issue of gender discrimination, the cases of illegal and justifiable discrimination cases in legal labour relations are also analyzed. The paper discusses the common cases of gender discrimination when establishing or terminating labour relations. One of them is the job ads, it is one of stages of labour relations development, where gender discrimination is forbidden. Law on Equal Opportunities for Women and Men of the Republic of Lithuania Equal Opportunity Act also precludes discriminatory ads giving priority to one gender in applying for a job. So, job ads, showing the preferred gender of employee directly (e.g., looking for administrator or sales person-woman) are illegal, since they constraint the right of other gender to work. Next, the paper discusses the status of pregnant women, who are discriminated on the grounds of gender when establishing or terminating the labour relations. Employers arbitrarily reduce their salaries, force them to leave the work by their own free will, do not grant vacation, and do not pay bonus and premiums. What is more, those, who intent to return to work after maternity leave, also face difficulties. Employer's decision to dismiss an employee solely because the employee is pregnant or a parent is returning after maternity leave is discriminatory. The laws provide for the cases when gender discrimination in establishing or terminating labour relations is justified. In some cases, gender can be objectively necessary occupational requirement. Law on Equal Opportunities for Women and Men of the Republic of Lithuania provides several exceptions (justifiable discrimination), when a certain unequal treatment of genders in legal labour relations shall not be considered as gender discrimination, i.e., special protection of women during pregnancy, childbirth, and nursing; requirements for safety at work applicable to women aimed at protecting the women's health owing to their physiological properties; specific work which can be performed only by a person of a particular gender, when gender is necessary (inevitable) and decisive occupational requirement as a result of specific types of occupational activity or as a result of their implementation conditions, this treatment is legal and the requirement is suitable (proportional). In summary, it might be concluded that gender of labour subjects cannot be a legal cause to refuse to establish or terminate the legal labour relations with employee when a person meets the requirements applied to employee, and when there are no conditions, provided for in legal acts, resulting in person's inability to work for a particular job.

Purpose of research. Analysis of the information capabilities of the methodology of the UN national accounts system as amended in 2008 to solve the problems of regional identification of production losses from the COVID-19 pandemic. The coronavirus infection pandemic caused a decline in production in almost all types of economic activity. The Russian government has identified a strategy to counter the extraordinary economic crisis triggered by the pandemic. The range of addressees of anti-crisis measures of the executive branch in the sectors of producers is determined, at the federal and regional levels, according to the main type of activity declared during registration, in accordance with the approved list of codes of the Russian National Classifier of Types of Economic Activity for the types of activities that are most affected by the pandemic and self-isolation regime. The approved list of such types of activities over the past 2 months has been repeatedly adjusted by the Government of the Russian Federation, taking into account the recommendations of experts and proposals of business-structures, in order to ensure the highest efficiency and targeted state support for manufacturers. Ensuring targeted state support during optimization of the federal resources distribution between regions - is an urgent task that requires accurate regional identification of production losses from the COVID-19 pandemic. However, the solution of this problem is significantly difficult in relation to the activities of multi-regional producers - enterprises that carry out production simultaneously in several territories of the Russian Federation. This is due to the characteristics of the organization system of statistical accounting of resources and production results in the enterprise sector. The paper considers the possibility of assessing the gross value added at the regional level for the aggregate of local producing units, grouped by the type of economic activity, based on methodological principles harmonized with international standards and guidelines of the current version of the national and regional accounts system and provided with resources of official (state and administrative) statistics of the Russian Federation.Materials and methods. The research information base was made up of official statistical sources: metadata and international statistics guidelines in the field of subnational accounting, methodological provisions and an album of ROSSTAT forms, as well as methodological materials of administrative statistics of the Federal Tax Service (FTS) and the Social Insurance Fund. The methodological basis of the study was the United Nations system of national accounts as amended in 2008, including the European system of regional accounts as amended in 2010.Results. The paper analyzes the principles of the European system of regional accounts, which are useful to use in Russian statistics for adequate accounting of the activities' results of multiregional enterprises at the place of actual production and methodological approaches to assessing the number of such enterprises and the results of their production at the subnational level are proposed. The results obtained will allow us to estimate the loss of multiregional enterprises of different types of activity from the decline in production as a result of the ban on interregional relations during the COVID-19 pandemic, in order to determine the recipients of state support for enterprises in the regions. In particular, the proposed indicator for reducing the regional GVA for the most affected by the quarantine measures activities can be used as a condition for the allocation of funds as part of overcoming the consequences of the pandemic. The application of the proposed methodology in calculating the gross value added at the place of actual production for the aggregate of geographically separate divisions of multiregional enterprises will increase the targeting and effectiveness of state support for enterprises and entrepreneurs affected by the consequences of the spread of coronavirus infection, and will optimize the distribution of federal resources between regions, which is a prerequisite for successful overcoming "coronacrisis". ; Цель исследования. Анализ информационных возможностей методологии система национальных счетов ООН в редакции 2008 года для решения проблем региональной идентификации потерь производства от пандемии COVID-19. Пандемия коронавирусной инфекции вызвала спад производства практически во всех видах экономической деятельности. Правительство РФ определило стратегию противодействия текущему экономическому кризису, спровоцированному пандемией. Круг адресатов антикризисных мероприятий исполнительной власти в секторах производителей определяется и на федеральном, и на региональном уровне по заявленному при регистрации основному виду деятельности, в соответствии с утвержденным перечнем кодов ОКВЭД видов деятельности, наиболее пострадавших от пандемии и режима самоизоляции. Утверждённый перечень таких видов деятельности за последние 2 месяца неоднократно корректировался Правительством РФ, с учётом рекомендаций экспертов и предложений бизнес – структур, чтобы обеспечить наибольшую результативность и адресность государственной поддержки производителей. Обеспечение адресности государственной поддержки при оптимизации распределения между регионами федеральных ресурсов – это актуальная задача, которая требует точной региональной идентификации потерь производства от пандемии COVID-19. Однако решение этой задачи существенно затруднено в отношении деятельности мультирегиональных производителей – предприятий, которые осуществляют производство одновременно на нескольких территориях РФ. Это обусловлено особенностями организации система статистического учёта ресурсов и результатов производства в секторе предприятий. В работе рассматриваются возможности оценки валовой добавленной стоимости на региональном уровне для совокупности местных производящих единиц, сгруппированных по видам экономической деятельности, на основе методологических принципов, гармонизированных с международными стандартами и руководствами актуальной версии системы национальных и региональных счетов и обеспеченных ресурсами официальной (государственной и административной) статистики РФ.Материалы и методы. Информационную базу исследования составили официальные статистические источники: мета- данные и руководства международной статистики в области субнационального учёта, методологические положения и альбом форм Росстата, а также методологические материалы административной статистики Федеральной налоговой службы (ФНС) и Фонда социального страхования (ФСС). Методологической основой исследования стала система национальных счетов ООН в редакции 2008 года, в том числе европейской системы региональных счетов в редакции 2010 года.Результаты. В работе проанализированы принципы европейской системы региональных счетов, которые полезно использовать в российской статистике для адекватного учёта результатов деятельности мультирегиональных предприятий по месту фактического производства и предложены методологические подходы к оценке количества таких предприятий и результатов их производства на субнациональном уровне. Полученные результаты позволят адекватно оценить потери мультирегиональных предприятий разных видов деятельности от спада производства в результате запрета на межрегиональные связи в период пандемии COVID-19, с целью определения получателей государственной поддержки предприятий в регионах. В частности, предложенный показатель снижения региональной ВДС по наиболее пострадавшим от карантинных мер видам деятельности может использоваться в качестве условия при выделении фондов в рамках преодоления последствий пандемии. Применение предложенной методологии в расчётах валовой добавленной стоимости по месту фактического производства для совокупности территориально обособленных подразделений мультирегиональных предприятий повысит адресность и результативность государственной поддержки предприятий и предпринимателей, пострадавших от последствий распространения коронавирусной инфекции, и позволит оптимизировать распре- деление федеральных ресурсов между регионами, что является необходимым условием успешного преодоления «коронакризиса».

It has long been known that social alcoholism is an indicator of public moral and wellbeing of the state. Alcoholism is no longer the problem of one particular family but a global issue. How can it be otherwise if a drunkard lying on the ground in broad daylight has become a familiar sight, as well as a violent drinker? Not a single day passes without a number of alcohol related crimes. There is no consensus on when and where alcohol first appeared, but alcoholic drinks are known to have already been quite common during pagan festive and funeral feasts or public merrymakings. As a rule, the main raw material for alcoholic beverages (brags, mead, or beer) in those days was honey, so their influence was more invigorating than intoxicating. In ancient times, this phenomenon was, similarly, a source of much trouble, resulting in Pythagoras (about 540–500 BC) and Aristotle (384–322 BC) being the first methodologists of sober upbringing, and both were described by their contemporaries as displaying teetotalling views, which they passed on to their disciples and followers. Taking into consideration all mentioned above, the history of making and drinking alcohol goes back to ancient times. Living conditions has always had an impact on these processes. The article does not aim at a deep and thorough description of the phenomenon of drinking, production and consumption of liquor; it covers some aspects that remain matters of concern even in such a seemingly prosperous country as modern-day Switzerland. Considering various living conditions of those ancient days, modern historians do not see alcoholics of the past as depraved, weak-willed individuals any more. They believe that it is life conditions (no means of subsistence, poverty, ailing economy, crisis in the country) leading people into hopeless predicament that make people want to look for a way to forget about their troubles for a while. In such a situation one needs support in defining the causes that lead some social strata to unfavorable and malignant conditions. Some social groups are more likely to become vulnerable and even tend to turn anti-social if deprived of support. The long history of fight against alcoholism has often proved that alcoholism cannot be destroyed by frontal, permanent and absolute bans of alcoholic beverages. Therefore, it requires an unconditional fulfillment of alcohol products, existing norms and rules, including those that are prohibitive, by all entities of legal relations in the sphere of production and turnover, as well as a change in the structure of alcohol consumption and the cultivation of a drinking culture and other urgent measures in this. Modern society is getting more and more focused on the four principles that make up the basis of alcohol policy in Switzerland: prevention, treatment, harm reduction and repression. The fact that prevention and repression take the first and the last place correspondingly conforms to the alcohol policy in Switzerland: first they try to avoid the problem, then they treat those for whom preventive measures did not work, then they minimize the harm that habitual drinkers can cause, and repressive measures are considered the last resort, prevention being the main principle. Also, one of the ways of preventive struggle against alcoholism, along with public awareness activities and providing decent living conditions, is to raise alcohol taxes. History shows that liberal policy is based on self-responsibility of people and can be effective only where there is a perspective of a decent life, which presupposes a more or less stable economic situation that allows one to believe in social security. ; Издревле замечено, что пьянство населения является индикатором нравственности и благополучия государства. Это явление давно перестало быть проблемой отдельно взятой семьи на нашей планете и стало проблемой общества (человечества). Не может быть иначе, если среди бела дня на улице можно часто натолкнуться на мирно или не совсем мирно почивающее на земле тело, перебравшее хмельного напитка. Не проходит ни одного дня, чтобы не стало известно о преступлениях, совершенных кем-то в пьяном угаре. Когда появилось и как появилось это «зелье» – в истории указывается поразному, но уже в языческую эпоху на праздниках (пирах, тризнах, игрищах и т. п.) хмельные напитки имели широкое хождение в народе. Как правило, основным сырьем был мёд, поэтому хмельные напитки были скорее бодрящими, чем пьянящими: брага, медовуха, пиво. В античные времена это явление также, видимо, приносило немало неприятностей, поэтому не зря к первым методологам трезвенного воспитания можно отнести Пифагора (около 540–500 гг. до Р.Х.) и Аристотеля (384–322 гг. до Р. Х.), отмеченных мыслителями Древней Греции и Древнего Рима как личности, имеющие трезвеннические позиции, которые они передавали своим ученикам и последователям. Судя по этому, история изготовления и употребления алкоголя уходит в далекие времена, и жизненные условия накладывали на эти процессы различные отпечатки. В данной статье мы не предполагаем глубоко и всесторонне рассматривать данное явление как исторический процесс (производство и потребление крепких спиртных напитков), а коснёмся лишь некоторых аспектов, которые регулярно оказываются предметом озабоченности даже в такой, казалось бы, благополучной стране, каковой является в настоящее время Швейцария. Учитывая уже в давние времена весьма разнообразные жизненные условия, современные наблюдатели того времени перестали смотреть на алкоголиков как на индивидов порочных, со слабой силой воли. Они пришли к выводу, что прежде всего жизненные условия (отсутствие средств к существованию, нищета, слабая экономика страны, кризисная ситуация), приводящие людей в безвыходное состояние, ставят их в условия, когда человек хотя бы на время ищет способ забыться. В данной ситуации человек нуждается в поддержке, в нахождении важных причин, приводящих отдельные социальные слои населения к неблагоприятным и даже пагубным условиям. Какая-то часть населения становится наиболее уязвимой, склонной в случае отсутствия поддержки стать даже на асоциальный путь. В истории борьбы с алкоголизмом практикой многократно было подтверждено, что алкоголизм не изжить фронтальными и перманентными, абсолютными запретами алкогольных напитков. Поэтому необходимы: безусловное выполнение всеми субъектами правоотношений в сфере производства и оборота алкогольной продукции существующих норм и правил, в том числе носящих запретительный характер, а также изменение структуры потребления алкоголя и воспитание культуры потребления алкогольных напитков, реализация иных неотложных мер в этой области. Современное общество все более активно ориентируется на четыре принципа, которые являются основой алкогольной политики в Швейцарии: профилактика, лечение, уменьшение вреда, репрессия. Профилактика в этом перечислении занимает первое место, репрессия – последнее. Это не случайно, а соответствует приоритетам алкополитики. Для Швейцарии типично следующее: сначала пытаются предотвратить проблему, потом лечить тех, для кого профилактика не была действенна, потом уменьшить вред, который могут причинить уже серьёзно больные алкоголизмом, и только в последнюю очередь следует репрессия. Лидирующим принципом является профилактика. При этом одним из способов профилактической борьбы с алкоголизмом, наряду с просветительской деятельностью и созданием достойных условий жизни, может быть повышение налогов на алкоголь. Как показывает история, либеральная политика основана на самоответственности людей, и действенна она может быть только там, где у людей есть перспектива на достойную жизнь. А это значит, что более или менее константная экономическая ситуация и стабильность дают веру в социальную безопасность.

Relevance of the dissertation is determined by the object of research – the influence of logistical factors on transport flows distribution. The growth of world economics, business globalization, progress in technology skills extends the distances between geographical points of raw materials resources, manufacturers and consumers. Due to the membership in the European Union (EU) Lithuania has got new opportunities for international trade growth, and all the Eastern Baltic countries have become the buffer region for the EU trading with the countries of the Eastern Europe and Asia. A proper transport policy and infrastructure development would increase significantly the GNP in warehousing, transport and distribution sectors. Forecasting of potential transport flows according to logistical requirements of freight suppliers is most important for transport network optimization. Scientific problem. Contemporary transport engineering theory approaches the peculiarities of transport flows formation too narrowly, only as an analysis of internal factors determining freight flows. There is no analysis of external factors. Many researchers assume that transport flows are determined only by the existing transport network and its characteristics. Other researchers consider transport flows as a result of logistic elements only. The estimating of internal and external logistical factors provides a possibility to forecast the transport flows. Aim of the research is to create a model of logistical factors influence on transport flows distribution. Seeking to meet this aim, the author of the dissertation has solved the following tasks: 1. To make an analysis of the theory provided by Lithuanian and foreign researchers concerning the common interaction of logistics and transport, as well as to point out the advantages and disadvantages in the approaches and hypotheses of many authors, and to propose own conclusions. 2. To create a model of logistical factors and their indicators, which determine transport flows distribution in the transport network. 3. To make empirical research of indices of logistical factors in Lithuanian case. Scientific novelty of the research 1. The analysis of the research level of the scientific problem shows a very narrow theoretical view of determining transport flows. Many authors analyze internal factors only and do not estimate logistical needs of consignors and consignees. 2. The created new models determine transport flows and freight flows in transport network by internal and external specific logistical factors as well. 3. The results of empirical research of external factors confirm the created new models and provide a new interpretation and theoretical view of regularities of freight flows formation. Direct influence on basic transportation process characteristics and control is exercised by clients of transport companies. The basic attitudes for defending 1 The advantages and disadvantages of approaches of numerous researchers on logistic and transportation functions. 2 The models determining distribution of transport flows according to logistical factors. 3 The conclusions of empirical research of logistical factors' influence in Lithuanian case. The significance of the research. Theories proposed by many authors on transport and logistic functioning and interaction are analyzed, and a new point of theoretical view is given. The created models would be fit for forecasting of transport flows and planning of investments in transport infrastructure. The models would help the government, transport and logistics companies to make strategic decisions for development projects. Results of empirical research, which prove theoretical models are important for transport and logistic service providers and their customers for better common understanding and common activities. Methodology of the research is based on regression and correlative analysis, forecasting, as well as on market survey and mathematical modeling. Approbation of the work. Main theses of the dissertation were approbated in 3 scientific published works and 14 scientific conferences papers. Dissertation's structure. The work consists of introduction, three chapters, conclusions and a list of literature (123 scientific works). The amount of the work is: 108 pages, 61 figures and 20 tables. The work includes 6 appendixes. Conclusions The theoretical analysis of logistics influence on transport flows distribution concepts by many researchers, the mathematical modeling of transport flows determination factors and empirical research to give the following conclusions: 1. Many scientists explore logistics and transport by different concepts, however there are no special investigations of logistical impact on transport flows distribution in their works. The analysis of scientific works shows a dual aspect of transport flows distribution. The first theory maintains that technological engineering solutions determine transport flows; the second theory considers that they are determined by logistical factors such as: 1) added value; 2) minimization of logistics costs; 3) customer service. 2. The supporters of technological approach focus the attention on mathematical modeling of freight flows in transport network, nodes and links, as well as logistical chains. According to this point of view, physical characteristics of links and nodes only give possibility to solve the task of freight flows distribution. The scientific problem is that physical characteristics do not suffice for the right solution of this task. It is important to find and estimate external logistical factors. 3. It is important to estimate that transport flows formation is determined in long-term period according to the requirements of manufacturers, wholesalers, retailers and consumers. The trade centralization is one of the basic elements in formation of logistical channels and distribution centers, and transport flows of course. 4. The mathematical model of transport flows distribution is created here. The model gives peculiarities of freight flows distribution according to estimation of economical, juridical and physical parameters of nodes and links. If a logistical subsystem of the given sub-region does not constitute the entire goods traffic channel from the consignor to the consignee, but it is a constituent part of the entire logistical channel from the consignor to the consignee, then the flow traffic goods through that sub-region will be dependent not only on the characteristics of the logistical channel existing in the sub-region's logistical system, but it will also depend on other regions, the logistical systems of which are involved in the common logistical channel. The minimization of the characteristics of any element may cause the minimization of the characteristics of the entire logistical channel as well as the loss of its competitive abilities. 5. The model of shipment grouping according to peculiarities of transport flows and logistic requirements is created. The model enables the estimating of characteristics of freight origins and destination points and forecasting of grouped shipment routes. 6. The survey shows dual approach to transport flows distribution as well as theoretical analysis. Transport flows are distributed according to logistic strategy of transport service consumers and technological solutions, and implementations of providers as well. The survey demonstrates that transport companies are not only 'sellers' or 'providers' of transport services. They are logistical partners of transport service consumers. The strategic partnership of trading and transport companies determines in many cases the formation of transport flows in Lithuania. According forecast of 5 % yearly trade growth, freight volume by road and rail in Lithuania will increase to 133.6 million tons in year 2015. 7. The basic logistical factors determining the distribution of transport flows in Lithuania according to the survey are these: geography of consumers markets, geography of basic transport nodes, structures of logistical channels, perspective of urban development, shortest paths, political and anti-criminal security of transit, grouping of goods, national factor.

Relevance of the dissertation is determined by the object of research – the influence of logistical factors on transport flows distribution. The growth of world economics, business globalization, progress in technology skills extends the distances between geographical points of raw materials resources, manufacturers and consumers. Due to the membership in the European Union (EU) Lithuania has got new opportunities for international trade growth, and all the Eastern Baltic countries have become the buffer region for the EU trading with the countries of the Eastern Europe and Asia. A proper transport policy and infrastructure development would increase significantly the GNP in warehousing, transport and distribution sectors. Forecasting of potential transport flows according to logistical requirements of freight suppliers is most important for transport network optimization. Scientific problem. Contemporary transport engineering theory approaches the peculiarities of transport flows formation too narrowly, only as an analysis of internal factors determining freight flows. There is no analysis of external factors. Many researchers assume that transport flows are determined only by the existing transport network and its characteristics. Other researchers consider transport flows as a result of logistic elements only. The estimating of internal and external logistical factors provides a possibility to forecast the transport flows. Aim of the research is to create a model of logistical factors influence on transport flows distribution. Seeking to meet this aim, the author of the dissertation has solved the following tasks: 1. To make an analysis of the theory provided by Lithuanian and foreign researchers concerning the common interaction of logistics and transport, as well as to point out the advantages and disadvantages in the approaches and hypotheses of many authors, and to propose own conclusions. 2. To create a model of logistical factors and their indicators, which determine transport flows distribution in the transport network. 3. To make empirical research of indices of logistical factors in Lithuanian case. Scientific novelty of the research 1. The analysis of the research level of the scientific problem shows a very narrow theoretical view of determining transport flows. Many authors analyze internal factors only and do not estimate logistical needs of consignors and consignees. 2. The created new models determine transport flows and freight flows in transport network by internal and external specific logistical factors as well. 3. The results of empirical research of external factors confirm the created new models and provide a new interpretation and theoretical view of regularities of freight flows formation. Direct influence on basic transportation process characteristics and control is exercised by clients of transport companies. The basic attitudes for defending 1 The advantages and disadvantages of approaches of numerous researchers on logistic and transportation functions. 2 The models determining distribution of transport flows according to logistical factors. 3 The conclusions of empirical research of logistical factors' influence in Lithuanian case. The significance of the research. Theories proposed by many authors on transport and logistic functioning and interaction are analyzed, and a new point of theoretical view is given. The created models would be fit for forecasting of transport flows and planning of investments in transport infrastructure. The models would help the government, transport and logistics companies to make strategic decisions for development projects. Results of empirical research, which prove theoretical models are important for transport and logistic service providers and their customers for better common understanding and common activities. Methodology of the research is based on regression and correlative analysis, forecasting, as well as on market survey and mathematical modeling. Approbation of the work. Main theses of the dissertation were approbated in 3 scientific published works and 14 scientific conferences papers. Dissertation's structure. The work consists of introduction, three chapters, conclusions and a list of literature (123 scientific works). The amount of the work is: 108 pages, 61 figures and 20 tables. The work includes 6 appendixes. Conclusions The theoretical analysis of logistics influence on transport flows distribution concepts by many researchers, the mathematical modeling of transport flows determination factors and empirical research to give the following conclusions: 1. Many scientists explore logistics and transport by different concepts, however there are no special investigations of logistical impact on transport flows distribution in their works. The analysis of scientific works shows a dual aspect of transport flows distribution. The first theory maintains that technological engineering solutions determine transport flows; the second theory considers that they are determined by logistical factors such as: 1) added value; 2) minimization of logistics costs; 3) customer service. 2. The supporters of technological approach focus the attention on mathematical modeling of freight flows in transport network, nodes and links, as well as logistical chains. According to this point of view, physical characteristics of links and nodes only give possibility to solve the task of freight flows distribution. The scientific problem is that physical characteristics do not suffice for the right solution of this task. It is important to find and estimate external logistical factors. 3. It is important to estimate that transport flows formation is determined in long-term period according to the requirements of manufacturers, wholesalers, retailers and consumers. The trade centralization is one of the basic elements in formation of logistical channels and distribution centers, and transport flows of course. 4. The mathematical model of transport flows distribution is created here. The model gives peculiarities of freight flows distribution according to estimation of economical, juridical and physical parameters of nodes and links. If a logistical subsystem of the given sub-region does not constitute the entire goods traffic channel from the consignor to the consignee, but it is a constituent part of the entire logistical channel from the consignor to the consignee, then the flow traffic goods through that sub-region will be dependent not only on the characteristics of the logistical channel existing in the sub-region's logistical system, but it will also depend on other regions, the logistical systems of which are involved in the common logistical channel. The minimization of the characteristics of any element may cause the minimization of the characteristics of the entire logistical channel as well as the loss of its competitive abilities. 5. The model of shipment grouping according to peculiarities of transport flows and logistic requirements is created. The model enables the estimating of characteristics of freight origins and destination points and forecasting of grouped shipment routes. 6. The survey shows dual approach to transport flows distribution as well as theoretical analysis. Transport flows are distributed according to logistic strategy of transport service consumers and technological solutions, and implementations of providers as well. The survey demonstrates that transport companies are not only 'sellers' or 'providers' of transport services. They are logistical partners of transport service consumers. The strategic partnership of trading and transport companies determines in many cases the formation of transport flows in Lithuania. According forecast of 5 % yearly trade growth, freight volume by road and rail in Lithuania will increase to 133.6 million tons in year 2015. 7. The basic logistical factors determining the distribution of transport flows in Lithuania according to the survey are these: geography of consumers markets, geography of basic transport nodes, structures of logistical channels, perspective of urban development, shortest paths, political and anti-criminal security of transit, grouping of goods, national factor.

Relevance of the dissertation is determined by the object of research – the influence of logistical factors on transport flows distribution. The growth of world economics, business globalization, progress in technology skills extends the distances between geographical points of raw materials resources, manufacturers and consumers. Due to the membership in the European Union (EU) Lithuania has got new opportunities for international trade growth, and all the Eastern Baltic countries have become the buffer region for the EU trading with the countries of the Eastern Europe and Asia. A proper transport policy and infrastructure development would increase significantly the GNP in warehousing, transport and distribution sectors. Forecasting of potential transport flows according to logistical requirements of freight suppliers is most important for transport network optimization. Scientific problem. Contemporary transport engineering theory approaches the peculiarities of transport flows formation too narrowly, only as an analysis of internal factors determining freight flows. There is no analysis of external factors. Many researchers assume that transport flows are determined only by the existing transport network and its characteristics. Other researchers consider transport flows as a result of logistic elements only. The estimating of internal and external logistical factors provides a possibility to forecast the transport flows. Aim of the research is to create a model of logistical factors influence on transport flows distribution. Seeking to meet this aim, the author of the dissertation has solved the following tasks: 1. To make an analysis of the theory provided by Lithuanian and foreign researchers concerning the common interaction of logistics and transport, as well as to point out the advantages and disadvantages in the approaches and hypotheses of many authors, and to propose own conclusions. 2. To create a model of logistical factors and their indicators, which determine transport flows distribution in the transport network. 3. To make empirical research of indices of logistical factors in Lithuanian case. Scientific novelty of the research 1. The analysis of the research level of the scientific problem shows a very narrow theoretical view of determining transport flows. Many authors analyze internal factors only and do not estimate logistical needs of consignors and consignees. 2. The created new models determine transport flows and freight flows in transport network by internal and external specific logistical factors as well. 3. The results of empirical research of external factors confirm the created new models and provide a new interpretation and theoretical view of regularities of freight flows formation. Direct influence on basic transportation process characteristics and control is exercised by clients of transport companies. The basic attitudes for defending 1 The advantages and disadvantages of approaches of numerous researchers on logistic and transportation functions. 2 The models determining distribution of transport flows according to logistical factors. 3 The conclusions of empirical research of logistical factors' influence in Lithuanian case. The significance of the research. Theories proposed by many authors on transport and logistic functioning and interaction are analyzed, and a new point of theoretical view is given. The created models would be fit for forecasting of transport flows and planning of investments in transport infrastructure. The models would help the government, transport and logistics companies to make strategic decisions for development projects. Results of empirical research, which prove theoretical models are important for transport and logistic service providers and their customers for better common understanding and common activities. Methodology of the research is based on regression and correlative analysis, forecasting, as well as on market survey and mathematical modeling. Approbation of the work. Main theses of the dissertation were approbated in 3 scientific published works and 14 scientific conferences papers. Dissertation's structure. The work consists of introduction, three chapters, conclusions and a list of literature (123 scientific works). The amount of the work is: 108 pages, 61 figures and 20 tables. The work includes 6 appendixes. Conclusions The theoretical analysis of logistics influence on transport flows distribution concepts by many researchers, the mathematical modeling of transport flows determination factors and empirical research to give the following conclusions: 1. Many scientists explore logistics and transport by different concepts, however there are no special investigations of logistical impact on transport flows distribution in their works. The analysis of scientific works shows a dual aspect of transport flows distribution. The first theory maintains that technological engineering solutions determine transport flows; the second theory considers that they are determined by logistical factors such as: 1) added value; 2) minimization of logistics costs; 3) customer service. 2. The supporters of technological approach focus the attention on mathematical modeling of freight flows in transport network, nodes and links, as well as logistical chains. According to this point of view, physical characteristics of links and nodes only give possibility to solve the task of freight flows distribution. The scientific problem is that physical characteristics do not suffice for the right solution of this task. It is important to find and estimate external logistical factors. 3. It is important to estimate that transport flows formation is determined in long-term period according to the requirements of manufacturers, wholesalers, retailers and consumers. The trade centralization is one of the basic elements in formation of logistical channels and distribution centers, and transport flows of course. 4. The mathematical model of transport flows distribution is created here. The model gives peculiarities of freight flows distribution according to estimation of economical, juridical and physical parameters of nodes and links. If a logistical subsystem of the given sub-region does not constitute the entire goods traffic channel from the consignor to the consignee, but it is a constituent part of the entire logistical channel from the consignor to the consignee, then the flow traffic goods through that sub-region will be dependent not only on the characteristics of the logistical channel existing in the sub-region's logistical system, but it will also depend on other regions, the logistical systems of which are involved in the common logistical channel. The minimization of the characteristics of any element may cause the minimization of the characteristics of the entire logistical channel as well as the loss of its competitive abilities. 5. The model of shipment grouping according to peculiarities of transport flows and logistic requirements is created. The model enables the estimating of characteristics of freight origins and destination points and forecasting of grouped shipment routes. 6. The survey shows dual approach to transport flows distribution as well as theoretical analysis. Transport flows are distributed according to logistic strategy of transport service consumers and technological solutions, and implementations of providers as well. The survey demonstrates that transport companies are not only 'sellers' or 'providers' of transport services. They are logistical partners of transport service consumers. The strategic partnership of trading and transport companies determines in many cases the formation of transport flows in Lithuania. According forecast of 5 % yearly trade growth, freight volume by road and rail in Lithuania will increase to 133.6 million tons in year 2015. 7. The basic logistical factors determining the distribution of transport flows in Lithuania according to the survey are these: geography of consumers markets, geography of basic transport nodes, structures of logistical channels, perspective of urban development, shortest paths, political and anti-criminal security of transit, grouping of goods, national factor.

Relevance of the dissertation is determined by the object of research – the influence of logistical factors on transport flows distribution. The growth of world economics, business globalization, progress in technology skills extends the distances between geographical points of raw materials resources, manufacturers and consumers. Due to the membership in the European Union (EU) Lithuania has got new opportunities for international trade growth, and all the Eastern Baltic countries have become the buffer region for the EU trading with the countries of the Eastern Europe and Asia. A proper transport policy and infrastructure development would increase significantly the GNP in warehousing, transport and distribution sectors. Forecasting of potential transport flows according to logistical requirements of freight suppliers is most important for transport network optimization. Scientific problem. Contemporary transport engineering theory approaches the peculiarities of transport flows formation too narrowly, only as an analysis of internal factors determining freight flows. There is no analysis of external factors. Many researchers assume that transport flows are determined only by the existing transport network and its characteristics. Other researchers consider transport flows as a result of logistic elements only. The estimating of internal and external logistical factors provides a possibility to forecast the transport flows. Aim of the research is to create a model of logistical factors influence on transport flows distribution. Seeking to meet this aim, the author of the dissertation has solved the following tasks: 1. To make an analysis of the theory provided by Lithuanian and foreign researchers concerning the common interaction of logistics and transport, as well as to point out the advantages and disadvantages in the approaches and hypotheses of many authors, and to propose own conclusions. 2. To create a model of logistical factors and their indicators, which determine transport flows distribution in the transport network. 3. To make empirical research of indices of logistical factors in Lithuanian case. Scientific novelty of the research 1. The analysis of the research level of the scientific problem shows a very narrow theoretical view of determining transport flows. Many authors analyze internal factors only and do not estimate logistical needs of consignors and consignees. 2. The created new models determine transport flows and freight flows in transport network by internal and external specific logistical factors as well. 3. The results of empirical research of external factors confirm the created new models and provide a new interpretation and theoretical view of regularities of freight flows formation. Direct influence on basic transportation process characteristics and control is exercised by clients of transport companies. The basic attitudes for defending 1 The advantages and disadvantages of approaches of numerous researchers on logistic and transportation functions. 2 The models determining distribution of transport flows according to logistical factors. 3 The conclusions of empirical research of logistical factors' influence in Lithuanian case. The significance of the research. Theories proposed by many authors on transport and logistic functioning and interaction are analyzed, and a new point of theoretical view is given. The created models would be fit for forecasting of transport flows and planning of investments in transport infrastructure. The models would help the government, transport and logistics companies to make strategic decisions for development projects. Results of empirical research, which prove theoretical models are important for transport and logistic service providers and their customers for better common understanding and common activities. Methodology of the research is based on regression and correlative analysis, forecasting, as well as on market survey and mathematical modeling. Approbation of the work. Main theses of the dissertation were approbated in 3 scientific published works and 14 scientific conferences papers. Dissertation's structure. The work consists of introduction, three chapters, conclusions and a list of literature (123 scientific works). The amount of the work is: 108 pages, 61 figures and 20 tables. The work includes 6 appendixes. Conclusions The theoretical analysis of logistics influence on transport flows distribution concepts by many researchers, the mathematical modeling of transport flows determination factors and empirical research to give the following conclusions: 1. Many scientists explore logistics and transport by different concepts, however there are no special investigations of logistical impact on transport flows distribution in their works. The analysis of scientific works shows a dual aspect of transport flows distribution. The first theory maintains that technological engineering solutions determine transport flows; the second theory considers that they are determined by logistical factors such as: 1) added value; 2) minimization of logistics costs; 3) customer service. 2. The supporters of technological approach focus the attention on mathematical modeling of freight flows in transport network, nodes and links, as well as logistical chains. According to this point of view, physical characteristics of links and nodes only give possibility to solve the task of freight flows distribution. The scientific problem is that physical characteristics do not suffice for the right solution of this task. It is important to find and estimate external logistical factors. 3. It is important to estimate that transport flows formation is determined in long-term period according to the requirements of manufacturers, wholesalers, retailers and consumers. The trade centralization is one of the basic elements in formation of logistical channels and distribution centers, and transport flows of course. 4. The mathematical model of transport flows distribution is created here. The model gives peculiarities of freight flows distribution according to estimation of economical, juridical and physical parameters of nodes and links. If a logistical subsystem of the given sub-region does not constitute the entire goods traffic channel from the consignor to the consignee, but it is a constituent part of the entire logistical channel from the consignor to the consignee, then the flow traffic goods through that sub-region will be dependent not only on the characteristics of the logistical channel existing in the sub-region's logistical system, but it will also depend on other regions, the logistical systems of which are involved in the common logistical channel. The minimization of the characteristics of any element may cause the minimization of the characteristics of the entire logistical channel as well as the loss of its competitive abilities. 5. The model of shipment grouping according to peculiarities of transport flows and logistic requirements is created. The model enables the estimating of characteristics of freight origins and destination points and forecasting of grouped shipment routes. 6. The survey shows dual approach to transport flows distribution as well as theoretical analysis. Transport flows are distributed according to logistic strategy of transport service consumers and technological solutions, and implementations of providers as well. The survey demonstrates that transport companies are not only 'sellers' or 'providers' of transport services. They are logistical partners of transport service consumers. The strategic partnership of trading and transport companies determines in many cases the formation of transport flows in Lithuania. According forecast of 5 % yearly trade growth, freight volume by road and rail in Lithuania will increase to 133.6 million tons in year 2015. 7. The basic logistical factors determining the distribution of transport flows in Lithuania according to the survey are these: geography of consumers markets, geography of basic transport nodes, structures of logistical channels, perspective of urban development, shortest paths, political and anti-criminal security of transit, grouping of goods, national factor.

On the basis of the analysis of the famous Heidegger's text "The Origin of the Work of Art" the article proposes the interpretation of his aesthetics not only as anti-subjectivist, but also as socio-historically oriented. This essay takes the intermediate position between the early Heidegger-existentialist and late Heidegger-poetic thinker of Being. Both are characterized by the social abstractness as the first is concerned solely with the individual being of Dasein whereas the second fully concentrates on the Being as such accessible through the medium of the language as "the house of being". It is "The Origin" delivered in the transitional period contains more concrete social implications. Its analysis shows that in spite of the abstract unhistorical character of Heidegger's notions as they are traditionally perceived his aesthetics is interesting as it suggests the understanding of art as a revelation of socio-historical truth and the author as a medium of the truth but not its inventor, an autonomous subject. ; В статье предлагается интерпретация эстетики Хайдеггера на основе анализа его известного текста «Исток художественного творения» не только как антисубъективистской, но и как социально-исторически ориентированной. Это эссе занимает промежуточное положение между ранним Хайдеггеромэкзистенциалистом и поздним Хайдеггером оэтическим мыслителем бытия. Обе позиции характеризуются социальной абстрактностью, так как первая нацелена исключительно на индивидуальное бытие Dasein, тогда как вторая полностью сосредоточена на бытии, которое доступно через посредство языка как «дома бытия». Именно «Исток», созданный в переходный период, содержит более конкретные социальные импликации. Анализ эссе показывает, что несмотря на абстрактный неисторический характер понятий Хайдеггера, как они традиционно понимаются, его эстетика представляет особый интерес, поскольку выходит на понимание искусства как откровения социально-исторической истины, а автора как медиума истины, но не ее изобретателя, автономного субъекта. ЛИТЕРАТУРИ Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. – СПб.: Издательство «Алетейя», 2000. – 437 с. Бимель В. Мартин Хайдеггер сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. – Челя- бинск: Урал LTD, 1998. – 285 с. Гадамер Г.-Г. Введение к «Истоку художественного творения» // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. – М.: Издательство «Гнозис», 1993. – С. 117–132. Гайдеґґер М. Дорогою до мови. – Львів: Літопис, 2007. – 232 с. Гайденко П.П. Искусство и бытие. М. Хайдеггер о сущности художественного произ- ведения // Философия. Религия. Культура: Критический анализ современной бур- жуазной философии. – М.: Мысль, 1982. – С. 188–212. Демидюк Л. Концепція прамови у поезії Миколи Воробйова та філософії Мартіна Гай- деґґера // Вісник Львівського університету. Серія філологічна. – 2008. – Вип. 44. – Частина 1. – С. 61–71. Лукаш В. Герменевтика // Література. Теорія. Методологія. – Київ: Видавничий дім «Києво-Могилянська академія», 2008. – С. 56–113. Марков А.В. Проблема судьбы творца у позднего Хайдеггера. Дисс. на соиск. ученой степ. канд. филос. н. – М.: 2002. – 155 с. Мінаков М. Сутність мови і смисл буття в онтології Мартіна Гайдеґґера // Гайдеґґер М. Дорогою до мови. – Львів: Літопис, 2007. – С. 7–16. Сафранский Р. Хайдеггер: германский мастер и его время. – М.: Молодая гвардия, 2005. – 614 с. Токмань Г. Екзистенціальна аналітика й літературознавство (Мартін Гайдеггер як ін- терпретатор лірики) // Слово і час. – 2001. – № 7. – С. 23–34. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. – М.: Издательство «Весь Мир», 2003. – 416 с. Хайнади З. Искусство и метафизика смерти. Лев Толстой и Мартин Хайдеггер: фило- софско-поэтический опыт сравнительного изучения // Вопросы литературы. – 2009. – № 5. – С. 304–332. Хайддегер М. Введение в метафизику. – СПб.: НОУ – «Высшая религиозно- философская школа», 1998. – 302 с. Хайдеггер М. Бытие и время. – М.: Ad marginem, 1997. – 451 с. Хайдеггер М. Исток искусства и предназначение мысли // Хайдеггер М. Работы и раз- мышления разных лет. – М.: Издательство «Гнозис», 1993a. – С. 280–292. Хайдеггер М. Исток художественного творения // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. – М.: Издательство «Гнозис», 1993b. – С. 50–116. Хайдеггер М. Ницше. – СПб.: Владимир Даль, 2006. – Т.1. – 604 с. Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии. – СПб: Высшая религиозно- философская школа, 2001. – 445 с. Хайдеггер М. Разъяснения к поэзии Гельдерлина. – СПб.: Академический проект, 2003. – 320 с. Bolt B. Heidegger Reframed: Interpreting Key Thinkers for the Arts (Contemporary Thinkers Reframed). – London, New York: I.B.Tauris & Co. Ltd, 2011. – 189 р. Faden, G. Der Schein der Kunst: Zu Heideggers Kritik der Asthetik. — Wurzburg: Konigshausen und Neumann, 1986. – 229 S. Halliburton D. Poetic Thinking: An approach to Heidegger. – Chicago and London: The University of Chicago Press, 1981. – xii, 235 р. Heidegger M. Being and Time / trans. John Macquarrie & Edward Robinson. –New York: Harper & Row, 1962. – 589 p. Heidegger M. Sein und Zeit. – Tübingen: Max Niemeyer Verlag, 1967. – 437 S. Heidegger M. The essence of truth: on Plato's cave allegory and Theaetetus. – London, New York : Continuum, 2002. – xii, 252 p. Herrmann F.-W. Heideggers Philosophie der Kunst: eine systematische Interpretation der Holzwege-Abhandlung "Der Ursprung des Kunstwerkes". – Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 1994. – 498 S. Kockelmans J. J. Heidegger on art and art works. – Dordrecht, Boston: M. Nijhoff, 1985. – xiv, 249 p. Pöggeler O. Der Denkweg Martin Heideggers. – Pfullingen: Neske, 1963. – 318 p. Pöggeler O. Philosophie und Politik bei Heidegger. – Freiburg: Alber, 1972. – 151 p. Thomson I. D. Heidegger, Art, and Postmodernity. – New York: Cambridge UP, 2011. – xix, 245 p. ; У статті пропонується інтерпретації естетики Гайдеґґера на основі аналізу його відомого тексту «Джерело художнього твору» не тільки як антисуб'єктивістської, але і як соціально-історично орієнтованої. Це есе займає проміжне місце між раннім Гайдеґґером-екзистенціалістом та пізнім Гайдеґґеромпоетичним мислителем буття. Обидві позиції характеризуються соціальною абстрактністю, оскільки перша націлена суто на індивідуальне буття Dasein, тоді як друга повністю зосереджена на бутті, доступному через мову як «дім буття». Саме «Джерело…», створене у перехідний період, містить більш конкретні соціальні імплікації. Аналіз есе показує, що попри традиційно приписуваний поняттям Гайдеґґера абстрактний неісторичний характер, його естетика є особливо цікавою, оскільки виходить на розуміння мистецтва як одкровення соціально-історичної істини, автора ж – як медіума істини, але не її винахідника, автономного суб'єкта. ЛІТЕРАТУРА Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. – СПб.: Издательство «Алетейя», 2000. – 437 с. Бимель В. Мартин Хайдеггер сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. – Челя- бинск: Урал LTD, 1998. – 285 с. Гадамер Г.-Г. Введение к «Истоку художественного творения» // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. – М.: Издательство «Гнозис», 1993. – С. 117–132. Гайдеґґер М. Дорогою до мови. – Львів: Літопис, 2007. – 232 с. Гайденко П.П. Искусство и бытие. М. Хайдеггер о сущности художественного произ- ведения // Философия. Религия. Культура: Критический анализ современной бур- жуазной философии. – М.: Мысль, 1982. – С. 188–212. Демидюк Л. Концепція прамови у поезії Миколи Воробйова та філософії Мартіна Гай- деґґера // Вісник Львівського університету. Серія філологічна. – 2008. – Вип. 44. – Частина 1. – С. 61–71. Лукаш В. Герменевтика // Література. Теорія. Методологія. – Київ: Видавничий дім «Києво-Могилянська академія», 2008. – С. 56–113. Марков А.В. Проблема судьбы творца у позднего Хайдеггера. Дисс. на соиск. ученой степ. канд. филос. н. – М.: 2002. – 155 с. Мінаков М. Сутність мови і смисл буття в онтології Мартіна Гайдеґґера // Гайдеґґер М. Дорогою до мови. – Львів: Літопис, 2007. – С. 7–16. Сафранский Р. Хайдеггер: германский мастер и его время. – М.: Молодая гвардия, 2005. – 614 с. Токмань Г. Екзистенціальна аналітика й літературознавство (Мартін Гайдеггер як ін- терпретатор лірики) // Слово і час. – 2001. – № 7. – С. 23–34. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. – М.: Издательство «Весь Мир», 2003. – 416 с. Хайнади З. Искусство и метафизика смерти. Лев Толстой и Мартин Хайдеггер: фило- софско-поэтический опыт сравнительного изучения // Вопросы литературы. – 2009. – № 5. – С. 304–332. Хайддегер М. Введение в метафизику. – СПб.: НОУ – «Высшая религиозно- философская школа», 1998. – 302 с. Хайдеггер М. Бытие и время. – М.: Ad marginem, 1997. – 451 с. Хайдеггер М. Исток искусства и предназначение мысли // Хайдеггер М. Работы и раз- мышления разных лет. – М.: Издательство «Гнозис», 1993a. – С. 280–292. Хайдеггер М. Исток художественного творения // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. – М.: Издательство «Гнозис», 1993b. – С. 50–116. Хайдеггер М. Ницше. – СПб.: Владимир Даль, 2006. – Т.1. – 604 с. Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии. – СПб: Высшая религиозно- философская школа, 2001. – 445 с. Хайдеггер М. Разъяснения к поэзии Гельдерлина. – СПб.: Академический проект, 2003. – 320 с. Bolt B. Heidegger Reframed: Interpreting Key Thinkers for the Arts (Contemporary Thinkers Reframed). – London, New York: I.B.Tauris & Co. Ltd, 2011. – 189 р. Faden, G. Der Schein der Kunst: Zu Heideggers Kritik der Asthetik. — Wurzburg: Konigshausen und Neumann, 1986. – 229 S. Halliburton D. Poetic Thinking: An approach to Heidegger. – Chicago and London: The University of Chicago Press, 1981. – xii, 235 р. Heidegger M. Being and Time / trans. John Macquarrie & Edward Robinson. –New York: Harper & Row, 1962. – 589 p. Heidegger M. Sein und Zeit. – Tübingen: Max Niemeyer Verlag, 1967. – 437 S. Heidegger M. The essence of truth: on Plato's cave allegory and Theaetetus. – London, New York : Continuum, 2002. – xii, 252 p. Herrmann F.-W. Heideggers Philosophie der Kunst: eine systematische Interpretation der Holzwege-Abhandlung "Der Ursprung des Kunstwerkes". – Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 1994. – 498 S. Kockelmans J. J. Heidegger on art and art works. – Dordrecht, Boston: M. Nijhoff, 1985. – xiv, 249 p. Pöggeler O. Der Denkweg Martin Heideggers. – Pfullingen: Neske, 1963. – 318 p. Pöggeler O. Philosophie und Politik bei Heidegger. – Freiburg: Alber, 1972. – 151 p. Thomson I. D. Heidegger, Art, and Postmodernity. – New York: Cambridge UP, 2011. – xix, 245 p.