Suchergebnisse

The study of the psychological features of young people of the Southern Russiareceived special relevance in the conditions of the changing political, economic andsocial situation. The youth was a reflector of progressive ideas on improvement ofsociety at all times, and defended the human rights by the meetings, revolts andprotests, which are in essence aggression manifestations. If earlier protection of humanrights and thirst of changes to the best were the purpose of similar performances,but now on the rise of extremist and terrorist groups, the creators of which usethe desire of young people to achieve justice for their own purposes, making themdangerous to society actors. The question about the nature of similar processesremains to be opened.The article presents the results of a study on the types, severity and context ofaggressive and hostile behavior, preferred strategies of behavior in conflict, the typesof socially approved aggression and level of motivation of achievement / failureavoidance at 105 young girls of the Russian and Karachay nationalities, agedfrom 18 till 29 years. The analysis of contemporary literature, that demonstratesinsufficient knowledge of the problem of aggressive and hostile behavior amongyoung people, as well as its relevance, is carried out. The biological and socialfactors, that underlie aggressive behavior of the personality, are considered.According to the results of statistical data processing, the common features,inherent in representatives of both nationalities, and intra-group features arerevealed. The emphasis is placed on the need to adjustment of ethno-culturaldialogue and on need of society in a significant reduction of the range of legitimizedaggression and in the strengthening of social control, because the legitimizedaggression is a source of learning specific forms of aggressive behavior and waysfor their implementation. ; Изучение психологических особенностей молодежи Южного региона России получило особенную актуальность в условиях меняющейся политической, экономической и социальной обстановки. Молодежь во все времена была отражателем прогрессивных идей по усовершенствованию общества, а также отстаивала человеческие права митингами, восстаниями и протестами, являющимися по своей сути проявлениями агрессии. И если раньше целью подобных выступлений была защита прав человека и жажда перемен к лучшему, то сегодня отмечается рост экстремистских и террористических группировок, создатели которых используют желание молодых людей добиться справедливости в своих корыстных целях, делая их опасными для общества субъектами. Вопрос о природе подобных процессов остается открытым.В статье представлены результаты исследования, посвященного изучению видов, степени выраженности и связи агрессивного и враждебного поведения, предпочтительных стратегий поведения в конфликте, видов социально одобряемой агрессии, а также уровня мотивации достижения успеха / избегания неудач у 105 молодых девушек русской и карачаевской национальностей в возрасте от 18 до 29 лет. Проведен анализ современной литературы, демонстрирующий недостаточность изученности проблемы агрессивного и враждебного поведения у представителей молодежи, а также ее актуальность. Рассмотрены биологические и социальные факторы, лежащие в основе агрессивного поведения личности. По итогам статистической обработки данных выявлены общие черты, присущие представительницам обеих национальностей, а также внутригрупповые особенности. Сделан акцент на необходимости налаживания этнокультурного диалога, а также на потребности общества в существенном снижении диапазона легитимизированной агрессии и усиления социального контроля над ней, т. к. последняя является источником научения конкретным формам агрессивного поведения и способом их осуществления.

The article deals with Russia's place in Europe and historically examines Europe's changing regional membership in the 17th–21st centuries.We provide the definition of Europe as a region and as a concept that determines Europe's basic values. From this perspective, we overview Europe's history, including the role of its geography, throughout several historical epochs — Europe in the wake of the Peace of Westphalia (after 1648), Europe in times of Goethe (the latter half of the 18th century — the first third of the 19th century), the 19th and the 20th centuries (after the First and the Second World Wars, in the wake of the USSR) and the 21st century (with the rise of globalization). We also focus on the particular interest Europe had in Russia in the wake of Peter the Great's reforms.Regarding the concept of Europe in the 21st century, we state that the EU's claim to speak for the whole Europe is unjustified, which brings up the issue of Russia as part of Europe. Russia's Eurasian geographic space and diversity of ethnic groups and cultures do not cancel Russia's civil identity as a European nation, as well as its other European values. At the same time, Russia needs to preserve multiculturalism, which has been officially abolished in the EU. Russia's cultural ties to Europe also back its European identity. Slogans like "Europe from Vancouver to Vladivostok" or "Europe from Lisbon to Vladivostok" in the current times of political instability can be used only as metaphors.The article also deals with border expansion of modernized Europe, revealing the similarity between European modernization with its national models during the Third modernity — the stage which introduced the Modern Age to non-Western nations. Considering Europe as a region and a concept gives a methodological basis for perceiving Russia in the same way. ; В статье обсуждается место России в Европе и осуществляется историческое рассмотрение изменений регионального состава Европы за период XVII–XXI вв.Показано значение термина «Европа» как региона и как концепта, характеризующего ее основные ценности. Под этим углом зрения характеризуется история Европы, отражающая ее географические параметры и ее сущность в разные исторические времена — Европа после Вестфальского договора (после 1648 г.), в эпоху Гете (вторая половина XVIII в. — первая треть XIX в.), XIX и XX вв. (после Первой и Второй мировых войн, после распада СССР) и XXI в. (с началом глобализации). Показан особый интерес к России в Европе после реформ Петра I.Утверждается необоснованная претензия Европейского Союза говорить сегодня от имени Европы. Ставится вопрос о России как о Европе. Евразийское географическое пространство России и наличие многообразных этносов и культур не отменяет гражданской идентичности России как европейской и значимости европейских ценностей для нашей страны. Но для России важен мультикультурализм, который сегодня официально отменен в ЕС.В статье рассматривается расширение границ модернизированной Европы. Показывается сближение концепций модернизации этого региона с национальными моделями модернизации в период новой фазы современности — третьего модерна, открывшего сегодня новое Новое время для незападных стран. Опыт рассмотрения Европы как региона и как концепта дает методологические основания восприятия России как региона и как концепта.

The Editorial Board of the journal is rightly proud that it managed to persuade Professor Maureen Perrie, the eminent British historian of Russia, to write this memoir, intriguingly entitled 'From Poetry to Peasantry: my Early Adventures in Russian Studies'. The memoir is written with such candour, and in such a lively and entertaining style, that its appeal will extend beyond specialists in the humanities. The reader is presented with a portrait of an entire generation, with its insights and its delusions, its loyalty to its parents' moral code and its aspiration towards new visions of humanity. Maureen Perrie's remarkable memory for detail enables her to create a complex and dynamic picture of the attitude of British society towards Russia, of cultural interactions and the cruel political prejudice that played such a pernicious role. At the same time we have a valuable account of her youthful enthusiasms, heartfelt experiences and the role of personal relationships in her development as a historian. The author followed a complex path, beginning with an interest in Russian literature and the Symbolists (her favourite poet was Alexander Blok), and leading on to research on the Russian peasantry, pretenderism and the Russian monarchy. This trajectory provides evidence of her inquiring mind and her desire to get to the very heart of a phenomenon – because a true understanding of Russia involves first and foremost an understanding of the patriarchal mindset, the peasant world, popular utopias and the cruelty of the regime towards its own people. Maureen Perrie has brilliantly succeeded in her task. Her publications make a major contribution to international Russian Studies; and this autobiographical essay, which is so revealing of the author's personality, provides entertaining and moving reading for all lovers of Russian culture. ; Редколлегия журнала по праву гордится тем, что ей удалось заинтересовать выдающегося английского профессора истории России Морин Перри предложением написать воспоминания, интригующе озаглавленные «От поэтики литературы к истории крестьянства: мои ранние приключения в области русистики». Воспоминания написаны с таким доверительным чувством, настолько живо и занимательно, что должны привлечь внимание не только специалистов в сфере гуманитарной науки. Перед читателем возникает портрет целого поколения с его проницательностью и заблуждениями, верностью родительской морали и устремлением к новым горизонтам человечности. Удивительная память Морин Перри на детали позволяет воспроизвести объемную и динамичную картину отношения британского общества к России, культурных взаимодействий и политической античеловеческой ангажированности, играющей губительную роль. Вместе с тем перед нами драгоценные страницы, описывающие увлечения юности, тонкие переживания, роль человеческих взаимоотношений в формировании историка. Проделанный автором непростой путь, начавшийся с интереса к русской литературе и младосимволистам (любимый поэт – А. Блок) и приведший к изучению русского крестьянства, самозванчества и российской монархии, свидетельствует о пытливости ума и стремлении проникнуть в самую глубь явления, потому что действительно понять Россию – это, в первую очередь, понять патриархальное сознание, крестьянский мир, народные утопии и жестокость режима к своему народу. Это блестяще удалось Морин Перри. Ее работы являются важной страницей мировой русистики, а ее биографические заметки, раскрывающие личность автора, представляют занимательное и эмоциональное чтение для всех любящих русскую культуру.

Die vorliegende Dissertation befasst sich mit dem hochaktuellen und noch nicht ausführlich analysierten Thema: wie wurde das Bild des "Neuen Menschen" im Dokumentarfilm des nachrevolutionären Russlands der 1920-er Jahre dargestellt. Der Fokus liegt dabei auf der Frage, inwiefern die Darstellung eines Menschen und seines Lebens im Film der historischen Realität der Zeit entspricht, als die sogenannte Neue ökonomische Politik (NEP) durchgeführt wurde. Die Untersuchung des Forschungsstandes in diesem Bereich hat gezeigt, dass, obwohl die sowjetischen Dokumentarfilme dieses Zeitraumes schon mehrmals erforscht worden sind, es keine spezielle wissenschaftliche Abhandlung zu diesem Thema gibt. Als Forschungsgegenstand für diese Arbeit dienen Dokumentarfilme von Dziga Vertov, einem bekannten sowjetischen Regisseur dieser Zeit. Sein großes Talent erlaubte ihm einige Dokumentarfilme zu drehen, die immer wieder von Wissenschaftlern als äußerst informative Quellen für die ersten Jahrzehnte des sowjetischen Russlands verwendet werden. Die Innovativität und Originalität von Vertovs Herangehensweise wurden oft von Forschern in ihren Werken behandelt. Das Verhältnis zwischen seinem Screen-Bild und der Realität ist aber immer an der Peripherie der Forschung geblieben. Ziel dieser Arbeit ist es herauszufinden, wie das im Film gezeigte Porträt des "Neuen Menschen" in Vertovs Dokumentationen erscheint, welche Kennzeichnen (des Porträts) von seiner Kamera beleuchtet werden und ob die Ergebnisse der Aufnahme und des Schnittes mit der Realität im Einklang stehen. Vertovs Dokumentationen werden nicht für "Abdrücke" der Wirklichkeit, sondern für Kunstwerke, die der sozialpolitischen Situation des Landes entsprechen, gehalten. So gesehen, erscheint das kollektive Bild des "Neuen Menschen" als ein künstliches Modell, das vom Regisseur extra geschaffen wurde, um die Propaganda-Aufgaben der bolschewistischen Partei zu erfüllen. Die Arbeit enthält einige Illustrationen: Bilder aus Vertovs Filmen. ; The paper deals with a currently important subject that has not so far received all the scholarly attention it deserves: the picture of "the New Man" as presented on the documentary film-screen in the 1920es in the post-revolutionary Russia. The main focus is on how far the presentation of man`s life on the screen is true to the actual reality of the period when the Soviet government started the so-called "new economic policy" (the NEP) in the country. The study of the state of the art in the field has shown that, although the soviet documentary film-works of the period have been subjected to close scrutiny by quite a few authors, no special research has been carried out on the issue under discussion. The material subjected to analysis along these lines comprises documentary films by Dziga Vertov, a famous Soviet documentalist of that time, whose talent as film-director enabled him to create an impressive amount of documentaries, which have traditionally been used in scholarly research as a reliable source of information about the early years of the soviet rule. The novelty of Vertov?s approach has been discussed time and again by quite a few scholars, but the correlation of his screen and the reality of life has somehow been out of focus. The aim and purpose of the present study is to find out how the screen-portrait of the ?new man? was built up in Vertovs documentaries, which of his characteristics were highlighted, whether or not the result of the camera-work and the following cutting and arrangement of mini-pictures corresponded to reality. Vertovs films are looked at not as screen-replicas of the then-reality but as products of the time, conditioned by the peculiarities of the social political situation in the country. Viewed from this point, the collective screen-portrait of "the New Soviet Man" turns out to be a largely artificial model, carefully and creatively constructed and elaborated by a talented director to fulfil the tasks set by the party propaganda. ; eingereicht von Elena Fritzer ; Abweichender Titel laut Übersetzung der Verfasserin/des Verfassers ; Zsfassung in dt. und engl. Sprache ; Cyrl ; Graz, Univ., Diss., 2014 ; OeBB ; (VLID)240166

Одним из основных атрибутов современного глобализирующегося мира является Интернет, с массовой аудиторией молодых пользователей цифровыми технологиями. Общее количество пользователей Интернетом в Украине более 12 млн., в Российской Федерации – более 60 млн. человек, а общемировая аудитория Глобальной сети составляет свыше 2 миллиардов людей. Молодежная социальная группа наи­более коммуникативно активна и интегрирована в киберпространство. Количество молодых пользователей Сети неуклонно растет, что актуализирует философское осмысление данного вопроса. Распространению данного явления способствует технологический прогресс и переход общества в информационную стадию развития. Киберпространство, по существу самоконструирующаяся система, в которой отсутствует возможность устойчивого прогнозирования возможных вариантов развития виртуального поля. Сетевое пространство, создавая кибергруппы по интересам, обладает функцией трансформационного воздействия на общественное сознание. Детерминанта сетевых коммуникаций имеет приоритетное значение в формировании массового сознания молодежи. Создаются благоприятные условия для манипулятивного воздействия на широкие молодежные массы как в культурной, коммерческой, так и политической плоскости. Сеть Интернета не имеет статичной основы, чем и актуализируется философская рефлексия данной проблематики. ; Одним из основных атрибутов современного глобализирующегося мира является Интернет, с массовой аудиторией молодых пользователей цифровыми технологиями. Общее количество пользователей Интернетом в Украине более 12 млн., в Российской Федерации – более 60 млн. человек, а общемировая аудитория Глобальной сети составляет свыше 2 миллиардов людей. Молодежная социальная группа наи­более коммуникативно активна и интегрирована в киберпространство. Количество молодых пользователей Сети неуклонно растет, что актуализирует философское осмысление данного вопроса. Распространению данного явления способствует технологический прогресс и переход общества в информационную стадию развития. Киберпространство, по существу самоконструирующаяся система, в которой отсутствует возможность устойчивого прогнозирования возможных вариантов развития виртуального поля. Сетевое пространство, создавая кибергруппы по интересам, обладает функцией трансформационного воздействия на общественное сознание. Детерминанта сетевых коммуникаций имеет приоритетное значение в формировании массового сознания молодежи. Создаются благоприятные условия для манипулятивного воздействия на широкие молодежные массы как в культурной, коммерческой, так и политической плоскости. Сеть Интернета не имеет статичной основы, чем и актуализируется философская рефлексия данной проблематики. ; One of the main attributes of the modern globalized world is the Internet with a mass audience of young users of digital technology. The total number of Internet users in Ukraine more than 12 million, in the Russian Federation ­ more than 60 million people, and a worldwide audience of the Global Network of over 2 billion people. Youth social group is the most active and communicative integrated into cyberspace . The number of young Internet users is growing steadily , which are updated philosophical understanding of this issue. The spread of this phenomenon contributes to technological progress and the transition to an information society development stage . Cyberspace is essentially a Self system in which there is no possibility of sustainable development options forecasting the virtual field . Network space , creating cybergroups of interests, has the function of the transformational impact on the public consciousness . Determinant of network communications is a priority in the formation of the mass consciousness of youth. Creates favourable conditions for the manipulative influence on the broad masses of youth , as in the cultural , commercial and political parts. Internet network does not have a static basis, and updated than philosophical reflection of this problem.

Tutkimukseni kohteena on venäläinen emigranttilehdistö vuosina 1919 - 1939. Se edustaa eri poliittisia suuntauksia alkaen äärikansallismielisistä ja monarkistisista lehdistä aina anarkistisiin lehtiin asti. Aineston pohjalta pyritään osoittamaan, millaista variaatiota kielessä esiintyy ja mitä tyypillisiä ilmaisukeinoja se käyttää. Käytetyt metodit vaihtelevat työn seitsemässä luvussa esitetyistä tutkimusongelmista riippuen. Emigranttilehdistön kieli poikkeaa neuvostolehdistön kielestä kehitykseltään ja kielellisiltä piirteiltään. Venäläinen emigranttilehdistö käyttää ajankohtaisen informaation ilmaisemiseksi vanhoja, ennen vallankumousta käytössä olleita ilmaisukeinoja. Lisäksi se on aktiivisesti lainannut uusia, vierasperäisiä aineksia ulkomaisesta lehdistöstä ja hyödyntänyt myös neuvostolehdistön ilmaisukeinoja mukauttamalla niitä omiin käyttötarkoituksiinsa. Emigranttilehdistössä eräät venäjälle ominaiset semantiikan ja kieliopin ilmiöt eivät ole edustettuina siksi, että ne eivät emigraatiovaiheessa vielä olleet syntyneet venäjän kieleen tai olivat tuolloin vasta syntymässä. Emigranttien elämä oli perusluonteeltaan vähemmän uudistushenkistä, minkä vuoksi he mielellään käyttivät valmiita kieliaineksia nähden sen olevan eräs keino pelastaa ja säilyttää vanha Venäjä. Kirjoitetussa venäjässä näkyy kuitenkin varsin runsaasti myös vierasperäistä vaikutusta kielen eri tasoilla. Sitä ilmenee oikeinkirjoituksessa, sanastossa ja kieliopissa. Tiivistäen voidaan todeta, että venäläisen emigranttilehdistön kielen kehitys vuosina 1919 - 1939 on ollut varsin erikoista ja omaperäistä. Emigranttilehdistön kieli on kehittynyt eräänlaisen substraatin pohjalta erityppisten ainesten kombinaationa. Se on säilyttänyt paljon vanhaa, lainannut runsaasti vierasperäistä ainesta ja mukauttanut neuvostokielen erikoispiirteitä omaan käyttöönsä. ; The main focus of my research is the language of the Russian emigration press between 1919 and 1939. I analyse the wide range of the emigration s periodicals which represent different political orientations: from the far-right nationalist and monarchist to the far-left anarchist one. The development of the language of the Russian emigration press between 1919 and 1939 has been quite unusual and original. The language of the emigration press has developed as a combination of diverse elements of the Russian Language and the substrate language (the foreign language). It resulted with preserving a lot of traditional language features, borrowing plenty of foreign elements, and adapting special features from the language of the soviet press used for the purposes of the emigration press. Drawing upon the material, I describe what kind of linguistic variations one can find in the emigration press, and I systematize the typical ways of expressing these variations. I demonstrate how the language of the emigration press differs from the language of the soviet press, taking into consideration it s development and linguistic qualities. Among these qualities, I stress the fact that the Russian emigration press uses the traditional, used before the revolution ways to inform about current affairs. Furthermore the emigration press language frequently borrows the elements from the foreign press as well as it adapts the soviet press language for its own purposes. In the written language one can see quite a lot of foreign influence in the different levels of language: in orthography, lexicon and grammar. I ague that the reason of such development of the emigration press language lies in much less innovative life style of the emigrants. The emigrants used the traditional language and the elements which already existed in language, which was seen as a way of saving and preserving the image of old Russia.

Introduction. Apart from classical academic musicology, sociology, social anthropology and related disciplines such as sociolinguistics, philology, and cultural studies contributed to the development of research of music and its role in social, interpersonal relations, and individual experiences. The aim of this research is to investigate musical and singing traditions within the context of social relations, historical challenges, and sub-cultures by sociological and social anthropological approaches. In the last decades these research is of relevance for scholars interested in creativity and creative individuals whose impact effect is ambient in current social and political processes. The main tradition can be approached as a socio-cultural phenomenon emerging in the form of sub-culture.Methodology and sources. Methodological b ackground o f t his r esearch i s o f s tructuralfunctional character. Within this framework art and creativity can be approached by various sets of research techniques. Culture of music can be studies both as an object and as a text; hence, textual and contextual approaches are of significance. In result, we can discover reasons motivating people to influence social relations and preconceptions within certain groups and societies. This approach allows the analysis the connections between individual and collective perceptions of people regarding their identities and place in a society. Finally, not only music shapes the context of sociolultural phenomena, but it is the context itself per se. For this paper I used texts and bibliographic data of singers such as follows: Son House, Robert Johnson, Skip James, William Samuel McTell, Edward W. Clayborn.Results and discussion. The analysis of social history of blues in the end of the nineteenth and in the beginning of the twentieth centuries as well as biographies of bluesmen along with the texts of their songs clearly demonstrates poetic motifs, individual and social reflections of different communities. The images such as love and flirt, manqué love, rest from hard work, roads, railways, trains, abandoned home with simultaneous lack of home, prison, illness, death and cemetery as well as the demonstration of all the listed images by socially oriented creativity in music, represents deep forms of marginality of those who sing it out in front of respected citizens living normal lives.Conclusion. The material scrutinized in this paper clearly shoes that blues as a genre of music along with bluesmen who are representatives of a certain sub-culture, constitute a coherent social system which can be characterized a s a c ounter-culture. This social and cultural phenomenon in a way we encounter it derived from marginal status of its representatives. This marginal status becomes visible in blues as emotion and soulreflection to a large degree contradictory to the idea of respectable citizens and so-called "right way of life". ; Введение. Вклад, внесенный в изучение музыки широким кругом дисциплин вне академического музыковедения, таких к ак социология, антропология, социолингвистика, филология, культурология, способствовал развитию социокультурных исследований о роли музыки в общественных, межличностных отношениях и индивидуальных переживаниях. Целью изучения в статье являются социологические и антропологические исследования музыкально-песенных традиций в контексте социальных отношений, исторических потрясений, субкультур. В последние десятилетия данные исследования представляют научный и методологический интерес для ученых, анализирующих творческую деятельность человека, ее результаты и влияние на изменения в социальных отношениях государств и народов. Блюзовую традицию можно рассматривать как социокультурное явление, и в данном контексте она выступает как контркультура.Методология и источники. Методологическую основу исследования составляет структурно-функциональное направление в социальных науках, в рамках которого искусство, его разновидности и творчество как необходимая деятельность человека могут изучаться целым набором методик. Музыкальная культура может изучаться как объект и как текст, что предполагает наличие соответствующих подходов: текстового и контекстуального. Результатом их использования является выявление смысловых отношений, которые через творческую активность людей влияют на социальные связи и отношения отдельных индивидов, групп, этнических сообществ. Подобный подход позволяет анализировать связь музыки и индивидуальных или коллективных представлений людей, формирование их идентичностей. Музыка и вложенные в нее значения формируют контекст социокультурных явлений, но также музыка сама является их контекстом. В статье использовались тексты и биографические данные таких исполнителей, как Son House, Robert Johnson, Skip James, William Samuel McTell, Edward W. Clayborn.Результаты и обсуждение. В результате изучения и анализа социальной истории блюза конца XIX – начала XX вв., биографий блюзменов, а также текстов исполняемых песен были выявлены ведущие поэтические мотивы, отражающие личностные и социальные отношения представителей данной социальной группы. Такие образы, как любовь-флирт, несчастная любовь, отдых от работы (лучше сбежать от нее), образы сельской дороги Дельты, железнодорожные пути, вокзалы, товарные вагоны, уход из дома и одновременно тоска по его отсутствию, тюрьма, болезнь, смерть и кладбище, и их демонстрация через социально-ориентированное творчество формируют в глазах добропорядочных граждан маргинализацию тех, кто поет об этом.Заключение. Рассмотренный материал наглядно показал, что блюз как музыкальный жанр, а также блюзмены как его исполнители и как носители культуры этого жанра представляют собой слаженную социальную систему, которую можно обозначить как контркультуру. Данный социальный и культурный феномен во многом сложился благодаря маргинальному положению его представителей, что выражалось в первую очередь в том, что блюз – состояние души, которое входило в противоречие с представлениями о респектабельности и «правильном» образе жизни.

В России после принятия Конституции РФ в 1993 г. сформировалась обширная судебная практика, отражающая реальную имплементацию отдельных конституционных прав и свобод человека. Особую значимость для построения правового и демократического государства имеет конституционная свобода мирных собраний, которая исследуется автором посредством анализа постановлений Конституционного суда РФ, принятых в период 1993-2018 гг. Автор приходит к выводу о том, что судебное право публичных собраний начало складываться только после того, как в России появился федеральный закон о свободе собраний, а именно в 2012-2018 гг., когда были приняты семь постановлений Конституционного суда РФ по ст. 31 Конституции РФ. В ходе анализа автор устанавливает, что при разрешении дел о свободе собраний Конституционный суд Российской Федерации часто использовал такую технику нормоконтроля, с помощью которой оспариваемые законоположения признавались в целом конституционными, однако при этом отмечались различные дефекты правового регулирования. В статье предпринята попытка установить, когда подобная техника нормоконтроля по делам о свободе собраний была оправданной, а когда нет. Автор приходит к выводу, что Конституционный суд РФ при рассмотрении дел о свободе мирных собраний отказывался от проявления судебного активизма и делал достаточно большие уступки в пользу законодателя и правоприменителей. Так, в постановлении по делу о реформе законодательства о свободе собраний Конституционный суд РФ в 2013 г. необоснованно «простил» законодателю обильные процессуальные нарушения в ходе законотворческой работы и признал оспариваемый пакет законов в целом конституционным. Автор считает, что подобное толерантное отношение Конституционного суда РФ к нарушению законодательных процедур негативно влияет на правовую определенность и стабильность конституционного законодательства. Аналогичным образом автор материала высказывает критику постановления Конституционного суда РФ по делу о встречах депутатов с избирателями, которые фактически приравнены к публичным мероприятиям, что нарушает баланс между законодательной и исполнительной ветвями власти, придавая последней доминирующий характер. Общий вывод автора сводится к тому, что в дальнейшем объем практики Конституционного суда РФ по делам о свободе собраний будет возрастать, что обусловлено ростом гражданской активности, а также общим рестриктивным характером российского законодательства о публичных мероприятиях, которые современные правоприменители, исходя из собственной конституционной культуры, интерпретируют в первую очередь в качестве угрозы общественному порядку и безопасности, а не рассматривают мирные собрания граждан в качестве обычной повседневной демократической практики. ; For twenty-five years, following the adoption of the Russian Constitution on 12 December 1993, the Constitutional Court of the Russian Federation has developed an extensive judicial practice reflecting the actual implementation of individual constitutional human rights and freedoms. Of particular significance for the building of a democratic state governed by the rule of law is the constitutional freedom of peaceful assembly, which is examined by the author through the analysis of the case-law of the Russian Constitutional Court over the 1993 to 2018 period. The author concludes that the Russian Public Assembly Law began to emerge after the enactment of the Federal Law on Asseblies, Meetings, Demonstrations, Processions and Picketings, namely, in 2012-2018, when the Russian Constitutional Court has adopted seven rulings concerning the Article 31 of the Russian Constitution. Based on the analyses of these rulings, the author holds that the Russian Constitutional Court has quite often used its own legal approach regarding review of the constitutionality of legal norms, when challenged regulations were declared to be constitutional in general, but the Court also critiсized legal defects of disputed regulations. This research paper tries to define when the application of this legal techniques was justified and when not. The author comes to the conclusion that in deciding the cases on the freedom of peaceful assembly the Russian Constitutional Court refrained from the use of the judicial activism and made rather big concessions to lawmakers and law enforcement authorities. Thus, in the ruling on reform of the legislation on the freedom of assembly, the Russian Constitutional Court unjustifiably turned a blind eye to serious procedural violations of due legislative process made by the Russian lawmakers and has declared the contested law to be constitutional for the most part. The author considers that this tolerant approach of the Russian Constitutional Court with regard to gross violations of the constitutional legislative procedures has a negative impact on the legal certainty and stability of the country's legal system. The author also criticizes the ruling of the Constitutional Court of Russia on the case regarding the MP's meetings with electors, which in general are equated with public events. These new legal provisions disturb the balance between the legislative and executive branches, giving the dominant character to the latter. The general conclusion of the author is that the number of corresponding cases of the Russian Constitutional Court on the freedom of peaceful assembly will continue to increase in the future. There are two main reasons for these expected developments: the raising of political and civic activeness in modern Russia on the one hand, and on the other – the general restrictive character of the Russian legislation on public events, which are mostly interpreted by the law enforcement agencies as the potential threat to public order and security, and not as the usual everyday practice of modern democracy.

Introduction. Nowadays, patriotic education is a strategic reference point of the Russian education system. However, in the modern sociocultural situation, characterised by diversity, discrepancy, multi-vector nature of development of society and polystylicity of culture, it is necessary to revise the forms of patriotic education in order to adjust them in accordance with the requirements and mental features of new young generation – so-called generation Z, which is considerably different from the previous generation of peers.The aims of the research were the following: to identify promising areas and vectors of patriotic education, to demonstrate its resources and to highlight the most relevant means and possibilities, which are appropriate to present-day realities.Methodology and research methods. The work was based on the method of discursive analysis, which allows the dependence of patriotic education practices on modern realities and socio-psychological characteristics of adolescents and youth to be revealed. In the course of the research, the methods of comparative analysis, systematisation and classification were employed. Results and scientific novelty. The conceptual and category-based framework of patriotic education and its structure are specified. Patriotism is considered as the most important component of the value-normative system of a personality. Patriotism is based on a positive cultural identity. Patriotism is distinguished by an active character-readiness and ability of a person to transform his or her feelings towards homeland into deeds and acts, which are necessary for the good of the country. The analysis of practices of patriotic education in different countries allowed the authors to allocate two basic directions – civil-patriotic and military-patriotic education, which act as the complementary components of integral system. Civil-patriotic education is a purposeful, consciously carried out pedagogical process of organisation and management of learners' activities for mastering socio-cultural, socio-political, economic, moral and ethical experience of democratic relations through media education and participation in socially approved projects, civil-law campaigns and charitable events, which foster tolerance for various categories of fellow citizens. Military-patriotic education implies the formation of necessary qualities and skills for performance of a military duty in ranks of the Russian Federation's Armed Forces and, furthermore, for understanding and awareness of the personal role and place in service to the Fatherland. This direction involves education towards military traditions, museum pedagogics, participation in historical reconstructions and specially designed computer games related to military-patriotic issues.The list of educational practices, outlined in the present publication, does not purport to be complete and exhaustive. The task of authors consisted in the search for and choice of those, which, on the one hand, fill an ideological construct "patriotism" with live contents, attract teenagers and youth, and, on the other hand, answer the requests of society for education of a socially responsible personality with sustainable value system. Practical significance of the research is determined by the appropriateness and efficiency of applying the described forms and methods of educational work into teaching practice. ; Введение. Воспитание, в том числе патриотическое, является стратегическим ориентиром российского образования. Однако в современной социокультурной ситуации, характеризующейся разноплановостью, противоречивостью, многовекторностью развития общества и полистилистичностью культуры, необходим пересмотр его форм, с тем чтобы привести их в максимальное соответствие с потребностями и ментальными особенностями нового юного поколения – так называемого поколения Z, заметно отличающегося от предшествующих генераций сверстников.Цели работы – обозначить перспективы и векторы патриотического воспитания, продемонстрировать его ресурсы и выявить наиболее актуальные, адекватные сегодняшним реалиям способы и возможности его реализации.Методология и методы. В качестве ведущего метода работы применялся дискурсивный анализ, позволяющий установить зависимость использующихся форм и видов воспитания патриотизма от быстро меняющихся условий жизнедеятельности и социально-психологических качеств современных подростков и молодежи. Кроме того, при выполнении исследования были задействованы методы сравнительно-сопоставительного анализа, систематизации и классификации.Результаты и научная новизна. Уточнены понятийно-категориальный аппарат патриотического воспитания и его структура. Рассмотрена сущность патриотизма как важнейшего компонента ценностно-нормативной системы личности, в основе которого лежит положительная культурная идентичность. Подчеркивается деятельный характер патриотизма, выражающийся в готовности и способности преобразовывать чувства, испытываемые человеком к Родине, в дела и поступки ради ее блага. С учетом результатов анализа и обобщения практик и содержания патриотического воспитания в разных странах выделены два его основополагающих направления – гражданско-патриотическое и военно-патриотическое, которые выступают взаимодополняющими составляющими целостной системы. Гражданско-патриотическое направление трактуется как целенаправленный, сознательно осуществляемый педагогический процесс организации и управления деятельностью обучающихся по овладению социально-культурным, социально-политическим, экономическим, морально-этическим опытом демократических отношений посредством участия в социально одобряемых проектах, гражданско-правовых акциях, благотворительных мероприятиях, укрепляющих толерантность к разным категориям сограждан, и через получение медиаобразования. Военно-патриотический аспект воспитания подразумевает прежде всего формирование качеств и навыков, которые нужны для выполнения воинского долга в рядах Вооруженных сил Российской Федерации; а также осмысление и осознание молодыми людьми своей роли и места в служении Отечеству. Данное направление включает воспитание на воинских традициях, музейную педагогику, участие в исторических реконструкциях и специальных компьютерных играх военно-патриотической тематики. Перечень воспитательных практик, о которых идет речь в публикации, не претендует на полноту и исчерпанность. Задача авторов состояла в поиске и выборе тех практик, которые, с одной стороны, наполняют идеологический конструкт «патриотизм» живым содержанием, привлекательны для подростков и молодежи, а с другой стороны, отвечают запросам общества на воспитание социально ответственной личности с устойчивой ценностной системой.Практическая значимость исследования определяется целесообразностью внедрения в педагогическую практику и эффективностью описанных авторами форм и методов воспитательной работы.

Предпринята попытка исследования фундаментальных ценностей японской культуры в контексте теории ценностных ориентаций Ф. Клакхон и Ф. Стродтбека. Первая ценностная ориентация обращена к внутренней природе человека: является ли человек добрым, злым или амбивалентным? Японцы считают, что человек по своей сути добрый, и эта врожденная предрасположенность остается неизменной. Вторая ценностная ориентация - отношение человека к природе - предусматривает несколько вариантов: «человек подчинен природе», «человек живет в гармонии с природой» и «человек властвует над природой». Третья ценностная ориентация связана с отношением людей ко времени. Общества отличаются тем, какому из измерений времени они отдают предпочтение: прошлому, настоящему или будущему. Японцы отдают предпочтение прошлому, основанному на традиции и опыте, и склонны рассматривать его в качестве ориентира при принятии решений. Четвертая ценностная ориентация описывает самоопределение человека в мире, модальность его активности. Это ориентация на деятельность, бытие или бытие-в-становлении. Пятая ценностная ориентация – это модальность межчеловеческих отношений: индивидуалистическая, коллатеральная или линеарная. Линеарная модель характерна для японского общества, которое строится на основе жесткой иерархической системы «старший – младший».В ее рамках понятие семьи охватывает всех дальних родственников: племя, клан, а также покойных предков. Система ценностных ориентаций не остается неизменной во времени. Современная Япония пытается сочетать традиционные установки с политическими и социальными требованиями развитой экономической системы ; Globalization processes and increasing economic integrationactualize the problem of dialogue between East and West.Culture of Japan nowadays is becoming more common andpopular. Japanese phenomenon has generated many questionson the culture of this country and on the basic value orientationsof Japanese community. This paper attempts to study thefundamental values of Japanese culture in the context of F.Kluckhohn and F. Strodtbeck's value orientations theory. Thefirst value orientation spoke to the inherent nature of man: is hebasically good, evil or ambivalent? Japanese believe that peopleare inherently good, and this innate predisposition remainsunchanged. Such views are largely attributable to the stronginfluence of Shinto, Confucianism and Buddhism on Japaneseculture and values. The second value orientation - man'srelationship to nature - provides several options: subjugationto nature, harmony with nature and mastery over nature. InJapan people do not oppose themselves to the environment, butrather feel themselves as a part of an integrated, holistic system.Their role is to maintain the balance of the system and to stayin harmony with nature. The third value orientation deals withtime dimension. Each society has its own understanding ofthe past, present and future. Societies differ in which of thesedimensions they emphasize. Japanese culture as past-orientedculture values tradition and experience, and tends to view themas a guide when making decisions. The fourth value orientationdescribes the modality of human activity (valued personalitytype) – orientation on activity itself, being or being-in-becoming.In Japanese culture focused on being a sense of identity isbased on stable relationships and stable social structure. Peoplesucceed as a team or fail alone. The fifth value orientation ismodality of human relations: individualistic, collateral or linear.Japanese culture reflects the linear orientation to include allfamily members and even wider to encompass the tribe, theclan as well as ancestors. Japanese society is based on a rigidhierarchy «senior – junior». Value orientations system doesnot remain unchanged over time. Modern Japan is tryingto combine traditional attitudes with the political and socialdemands of developed economies. Vigorously borrowing fruitsof Western civilization, Japan does not give up its own system ofvalues and tries to find its own way of entering into a global age. ; Сьогодні проблема діалогу Сходу і Заходу актуалізованаглобалізаційними процесами і посиленням економічноїінтеграції. Культура Японії в наші дні набуває всебільшого поширення і популярності. Японський феноменпородив безліч питань щодо культури цієї країни і базовихціннісних орієнтацій її жителів. У даній статті зробленоспробу проаналізувати фундаментальні цінності японськоїкультури в контексті теорії ціннісних орієнтацій Ф. Клакхоні Ф. Стродтбека. Перша ціннісна орієнтація звертаєтьсядо внутрішньої природи людини: людина є доброю,злою чи амбівалентною. Японці вважають, що людиназа своєю природою є доброю, і ця вроджена схильністьзалишається незмінною. Подібні погляди в значній міріобумовлені сильним впливом синтоїзму, конфуціанства ібуддизму на японську культуру і цінності. Друга цінніснаорієнтація - ставлення людини до природи - передбачаєдекілька варіантів: «людина підпорядкована природі»,«людина живе в гармонії з природою» і «людина пануєнад природою». В Японії люди не протиставляють себенавколишньому середовищу, але відчувають себе частиноюінтегрованої, цілісної системи. Їх роль полягає в підтримцібалансу цієї системи. Третя ціннісна орієнтація пов'язана зіставленням людей до часу. Суспільства відрізняються тим,якому з вимірів часу вони надають перевагу: минулому,теперішньому або майбутньому. Японці надають перевагуминулому, що базується на традиції та досвіді, і схильнірозглядати його в якості орієнтира при прийнятті рішень.Четверта ціннісна орієнтація описує самовизначеннялюдини в світі, модальність її активності. Це орієнтаціяна діяльність, буття або буття-в-становленні. В японськійкультурі, орієнтованій на буття, почуття ідентичностібазується на стабільних відносинах і стійкій соціальнійструктурі. Люди досягають успіху в команді або зазнаютьпоразки поодинці. П'ята ціннісна орієнтація - цемодальність міжлюдських стосунків: індивідуалістична,колатеральна або лінеарна. Лінеарна модель характернадля японського суспільства, яке ґрунтується на жорсткійієрархічній системі «старший – молодший». В її рамкахпоняття сім'ї охоплює всіх далеких родичів: плем'я, клан,а також покійних предків. Система ціннісних орієнтацій незалишається незмінною в часі. Сучасна Японія намагаєтьсяпоєднувати традиційні установки з політичними ісоціальними вимогами розвиненої економічної системи.Енергійно запозичуючи плоди західної цивілізації, Японіяне відмовляється від своєї системи цінностей і шукає свійвласний шлях входження в глобалізацію

В статье рассматриваются лингвокогнитивные механизмы дискредитации власти Белоруcсии и вовлечения населения в антиправительственные выступления посредством мессенджера Telegram в 2020 г. ; The purpose of this study is to consider the linguo-cognitive mechanisms of discrediting the authorities of Belarus and involving the population in anti-government protests through the Telegram messenger in 2020, based on the study of zoomorphic metaphors.

В статье рассматривается проблема дезинформации и анализируются ключевые приемы, применяемые субъектами дезинформации, на примере англоязычного расистского дискурса. ; The article explores the phenomenon of disinformation in the modern English racist discourse and analyzes some common techniques used with the intention to mislead.

Волошин В. С., Бабенко А. В. Из истории бумажных денег и их влияние на мировую экономику.В работе приведены научные взгляды авторов из истории бумажных денег и их последующего влияния на развитие мировой экономики. В работе отмечено, что история денег, история их преобразований, тщательно привязанная к конкретным историческим датам и событиям, могла стать частью точной науки об истории человечества. В роботе указано, что впервые на территории Западной Европы бумажные деньги появились как средство неограниченной эмиссии и обязаны своим появлением шотландском банкиру Уильяму Питерсону. Началось все с создания Банка Англии в 1694 году. Монополия Англии в печати бумажных денег давала ей ощутимые преимущества. Стала формироваться идея уникальности бумажных денег и идея доминирования единой валюты в финансовых взаиморасчетах между странами. Формируется понимание того, что не крепкая экономика делает финансы государства, а наоборот, прочная, устойчивая валюта определяет силу экономики государства. Неизмеримо высокая роль денег в политике и истории продолжается и сегодня в виде мировой гегемонии доллара, принявшего эстафету от фунта стерлингов через Бреттон-Вудскую хартию 1944 года. Результатом же Бреттон-Вудской хартии стала система частных резервных банков в Европе, копирующих американскую Федеральную Резервную Систему. На протяжении двух мировых войн США накопили самый большой в мире банковский золотой резерв. Самый главный результат такой мировой финансовой системы заключался, как и в случае с Банком Англии и Государственным Банком Франции XVII века в одном: все должны на веру принять гарантии США (историческая спираль) и неограниченно приобретать банковские билеты частной компании ФРС США. Таким образом, бумажные деньги открыли мировой путь не только к неконтролируемому обогащению для одной отдельно взятой страны, чему мы являемся свидетелями, но и к неконтролируемому политическому влиянию.Voloshin V., Babenko A. From the history of paper money and their influence on the world economy.The paper presents the scientific views of the author on the history of paper money, and their subsequent impact on the global economy. The paper noted that the history of money, the history of their transformation, carefully tied to specific historical dates and events, could become part of the exact science of human history. In the article indicated that paper money appeared in theWestern Europeas a means of unlimited emissions and owe their existence to the Scottish banker William Peterson. It all began with the establishment of the Bank of England in 1694.England's monopoly in the printing of paper money gave her tangible benefits. It is began to develop the idea of the uniqueness of paper money and the idea of the domination of a single currency in the financial settlement between the two countries. Private pound sterling is not backed by gold assets of the country, gradually became the main currency on the European continent. It is formed understanding that not a robust economy makes the state's finances, but rather strong, stable currency determines the strength of the state's economy. Immeasurably high role of money in politics and history continues today as a global hegemony of the dollar, took the baton from the pound through the Bretton Woods Charter in 1944. World history is not yet fully appreciated the role of the Bretton Woods conference and the agreements signed there. This interesting document that formed the post-war world economy of the 20th century, has been signed by 14 countries. The basis of the Charter - the monopoly of the dollar as the sole reserve currency for the world. Charter has neither signed nor ratified the only one conference participant - theSoviet Union. Which in the postwar years and had its very competitive alternative currency - the ruble. Same result of the Bretton Woods system of private charter became the reserve banks inEurope, copying the U.S. Federal Reserve System. During the two world wars theUnited Statesamassed the world's largest bank gold reserves. The main result of this global financial system is, as in the case of the Bank of England and the Bank of France of XVII century in one should all take for granted aU.S.guarantee (historical spiral) and unlimited purchase of private bank notes of U.S. Federal Reserve. Thus, paper money of the world opened the way not only to uncontrolled enrichment for a single country, what we are witnessing, but also to uncontrolled political influence.Волошин В. С., Бабенко Г. В. З історії паперових грошей та їх вплив на світову економікуВ роботі наведено наукові погляди автора, щодо історії паперових грошей та їх подальшого впливу на розвиток світової економіки. В роботі зазначено, що історія грошей, історія їх перетворень, що ретельно прив'язується до конкретних історичних дат і подій, могла стати частиною точнішої науки про історію людства. В роботе зазначено, що в перше на території Західної Європи паперові гроші з'явилися, як засіб необмеженої емісії та зобов'язані своєю появою шотландському банкірові Вільяму Пітерсону. Почалося все із створення Банку Англії в 1694 році. Монополія Англії у друкуванні паперових грошей давала їй відчутні переваги. Стала формуватися ідея унікальності паперових грошей і ідея домінування єдиної валюти у фінансових взаєморозрахунках між країнами. Незмірно висока роль грошей в політиці та історії продовжується і сьогодні у вигляді світової гегемонії долара, що прийняв естафету від фунта стерлінгів через Бреттон- Вудський хартію 1944 року. Світова історія ще не до кінця оцінила роль Бреттон – Вудської конференції та угоди підписаної там. Цей цікавий документ, що сформував післявоєнну світову економіку 20 - го століття, був підписаний 14 країнами. В основі хартії - монополія долара, як єдиної резервної валюти для всього світу. Результатом же Бреттон - Вудської хартії стала система приватних резервних банків у Європі , які копіюють американську Федеральну Резервну Систему. Протягом двох світових воєн США накопичили найбільший у світі банківський золотий резерв. Найголовніший результат такої світової фінансової системи полягав, як і у випадку з Банком Англії та Державним Банком Франції XVII століття в одному: всі повинні на віру прийняти гарантії США (історична спіраль) і необмежено набувати банківські квитки приватної компанії ФРС США. Таким чином, паперові гроші відкрили світовий шлях не тільки до неконтрольованого збагачення для однієї окремо взятої країни, чому ми є свідками, але й до неконтрольованого політичному впливу.

The article focuses on the transformation of the European Union's policy in the South Caucasus after the NagornoKarabakh war of 2020. Before the war, the foreign and security policy in the region had depended on the OSCE Minsk Group, Georgia's role in the Russian-Georgian confrontation, and the Eastern Partnership program for the South Caucasus. After Azerbaijan won the Nagorno-Karabakh war with Turkey's support, the previous line of policy stopped being effective. It failed to unite the countries of the South Caucasus, to remove the Russian Federation from the region, and to make the European Union a real mediator in the conflict zone. The democratization of the local political regimes also failed, despite the proEuropean position of Georgia and the velvet revolution in Armenia. As a result of the Armenian-Azerbaijani war of 2020, Russian and Turkish troops entered the South Caucasus, and Russia, Turkey, and Iran started acting as peace mediators. The European Union failed to strengthen the role of the OSCE Minsk Group and the mechanisms of the Eastern Partnership in the region. Ever since 2020, it has been trying to develop a common policy for all ethnic and inter-confessional conflicts in the postSoviet space. The European Union keeps failing in its competition and partnership with Russia, while Turkey is getting more active and independent in the region. Thus, the European Union will have to develop a new model of influence in the South Caucasus and the whole post-Soviet space. In the current global confrontation, it is very important to find an international actor able and willing to interact with all parties. The European Union seems to be the one, and its actions in resolving regional conflicts require a detailed research. ; Статья посвящена трансформации политики Европейского союза на Южном Кавказе после карабахской войны 2020 г. Военная победа Азербайджана, одержанная при турецкой поддержке, привела к тому, что линия общей внешней политики и политики безопасности в регионе (основанная на участии в Минской группе ОБСЕ по армяноазербайджанскому конфликту, поддержке Грузии в российско-грузинском конфликте, программе «Восточного партнерства» для всех стран Южного Кавказа) оказалась малоэффективной. Не удалось выстроить модель сближения между странами Южного Кавказа, вытеснить из региона Российскую Федерацию, стать реальным посредником в конфликтных зонах. Даже процесс демократизации политических режимов в полной мере не получился ни в одной из стран региона, несмотря на однозначно проевропейскую позицию Грузии и «бархатную» революцию в Армении. Армяно-азербайджанская война 2020 г. привела к появлению российских и турецких войск на Южном Кавказе, миротворческому процессу, основанному на активном посредничестве России, Турции и Ирана. Попытки ЕС усилить роль Минской группы ОБСЕ и механизмов «Восточного партнерства» пока не дают никаких результатов, кроме дипломатических. Принципиальными проблемами для всего комплекса европейской политики с 2020 г. являются формирование общей политики в отношении всех этноконфессиональных конфликтов на постсоветском пространстве, конкуренция и партнерство в этих вопросах с Россией, усиление активности и самостоятельности в данных вопросах Турции. Таким образом, Европейскому союзу предстоит выработать новую модель влияния на Южном Кавказе и постсоветском пространстве в целом. В условиях складывающегося глобального противостояния очень важны те международные факторы, которые способны и готовы взаимодействовать со всеми сторонами. Европейский союз представляется именно таким фактором, что требует активного изучения его действий в решении региональных конфликтов.

The article discusses the key social and ethical issues associated with the development of the digital economy, or rather, such a segment of it as the activity of Internet platforms. The first part of the article is devoted to the analysis of the problem of big data, monopolism, and the formation of inequality due to a new form of capitalism – surveillance capitalism. The problem with big data is that companies using users' data as their main resource thrive; at the same time, as many authors show, the platform business itself leads to the destruction of many areas of the economy, which hurts the positions of the middle class (along with automation). Besides, data by its origin is a collective product, whereas companies actually privatize them. Therefore, the task is to somehow regulate the interaction of platforms and society in this matter. As for monopolism, this is a broader problem for (primarily) the American economy. The monopolization associated with Internet platforms is largely dictated by the very nature of this type of business (network effects). However, monopolization leads to many negative effects, in particular, causing great social inequality. The article examines the negative economic and political effects of the monopolism of new Internet companies. It is concluded that it is necessary to change the general paradigm of companies' activities in the modern economy — to move from rent-oriented behavior to productive one. It is also necessary to change the relationship between new companies and the state, which should be considered as the most important source of many public goods. The author considers the formation of a new type of inequality and violation of democratic norms with regard to the formation of surveillance capitalism. ; В статье рассмотрены ключевые социально-этические проблемы, связанные с развитием цифровой экономики, а точнее, такого ее сегмента, как деятельность интернет-платформ. Первая часть статьи посвящена анализу проблемы больших данных, монополизма и формирования неравенства в связи с новой формой капитализма — надзорным капитализмом. Проблема больших данных заключается в том, что компании, используя данные пользователей как свой основной ресурс, процветают; в то же время, как показывают многие авторы, платформенный бизнес сам по себе приводит к разрушению многих сфер экономики, что больно бьет по позициям среднего класса (наряду с автоматизацией). Кроме того, данные по своему происхождению являются коллективным продуктом, тогда как компании фактически приватизируют их. Поэтому задача заключается в том, чтобы каким-то образом регулировать взаимодействие платформ и общества в этом вопросе. Что касается монополизма, то это проблема более широкая для (прежде всего) американской экономики. Монополизация же, связанная с интернет-платформами, в значительной степени продиктована самой природой этого вида бизнеса (сетевые эффекты). Однако монополизация приводит к множеству негативных эффектов, в частности, вызывая очень большое социальное неравенство. В статье рассматриваются негативные экономические и политические эффекты монополизма новых интернет-компаний. Делается вывод о том, что необходимо изменить общую парадигму деятельности компаний в современной экономике — перейти от рентоориентированного поведения к производительному. Необходимо также изменить отношение новых компаний с государством, которое должно рассматриваться как важнейший источник множества общественных благ. Рассматривается формирование нового типа неравенства и попрания демократических норм в связи с формированием надзорного капитализма.