Suchergebnisse

BMWFW (Austria) ; FWF (Austria) ; FNRS (Belgium) ; FWO (Belgium) ; Conselho Nacional de Desenvolvimento Científico e Tecnológico (CNPq) ; Coordenação de Aperfeiçoamento de Pessoal de Nível Superior (CAPES) ; Fundação de Amparo à Pesquisa do Estado do Rio de Janeiro (FAPERJ) ; Fundação de Amparo à Pesquisa do Estado de São Paulo (FAPESP) ; MES (Bulgaria) ; CERN ; CAS (China) ; MOST (China) ; NSFC (China) ; COLCIENCIAS (Colombia) ; MSES (Croatia) ; CSF (Croatia) ; RPF (Cyprus) ; MoER (Estonia) ; ERC IUT (Estonia) ; ERDF (Estonia) ; Academy of Finland (Finland) ; MEC (Finland) ; HIP (Finland) ; CEA (France) ; CNRS/IN2P3 (France) ; BMBF (Germany) ; DFG (Germany) ; HGF (Germany) ; GSRT (Greece) ; OTKA (Hungary) ; NIH (Hungary) ; DAE (India) ; DST (India) ; IPM (Iran) ; SFI (Ireland) ; INFN (Italy) ; MSIP (Republic of Korea) ; NRF (Republic of Korea) ; LAS (Lithuania) ; MOE (Malaysia) ; UM (Malaysia) ; CINVESTAV (Mexico) ; CONACYT (Mexico) ; SEP (Mexico) ; UASLP-FAI (Mexico) ; MBIE (New Zealand) ; PAEC (Pakistan) ; MSHE (Poland) ; NSC (Poland) ; FCT (Portugal) ; JINR (Dubna) ; MON (Russia) ; RosAtom (Russia) ; RAS (Russia) ; RFBR (Russia) ; MESTD (Serbia) ; SEIDI (Spain) ; CPAN (Spain) ; Swiss Funding Agencies (Switzerland) ; MST (Taipei) ; ThEPCenter (Thailand) ; IPST (Thailand) ; STAR (Thailand) ; NSTDA (Thailand) ; TUBITAK (Turkey) ; TAEK (Turkey) ; NASU (Ukraine) ; SFFR (Ukraine) ; STFC (United Kingdom) ; DOE (USA) ; NSF (USA) ; Marie-Curie programme ; European Research Council ; EPLANET (European Union) ; Leventis Foundation ; Alfred P. Sloan Foundation ; Alexander von Humboldt Foundation ; Belgian Federal Science Policy Office ; Fonds pour la Formation a la Recherche dans l'Industrie et dans l'Agriculture (FRIA-Belgium) ; Agentschap voor Innovatie door Wetenschap en Technologie (IWT-Belgium) ; Ministry of Education, Youth and Sports (MEYS) of the Czech Republic ; Council of Science and Industrial Research, India ; HOMING PLUS programme of the Foundation for Polish Science ; European Union, Regional Development Fund ; OPUS programme of the National Science Center (Poland) ; Compagnia di San Paolo (Torino) ; MIUR (Italy) ; Thalis programme ; Aristeia programme ; EU-ESF ; Greek NSRF ; National Priorities Research Program by Qatar National Research Fund ; Rachadapisek Sompot Fund for Postdoctoral Fellowship, Chulalongkorn University (Thailand) ; Chulalongkorn Academic into Its 2nd Century Project Advancement Project (Thailand) ; Welch Foundation ; Science and Technology Facilities Council ; MIUR (Italy): 20108T4XTM ; Science and Technology Facilities Council: GRIDPP ; Science and Technology Facilities Council: PP/E000479/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/M004775/1 GRIDPP ; Science and Technology Facilities Council: ST/L005603/1 ; Science and Technology Facilities Council: CMS ; Science and Technology Facilities Council: ST/N001273/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/K003542/1 GRIDPP ; Science and Technology Facilities Council: ST/K003542/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/M004775/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/K003224/1 CMS Upgrades ; Science and Technology Facilities Council: ST/J005479/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/K003542/1 GRID PP ; Science and Technology Facilities Council: ST/M002020/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/I003622/1 GRIDPP ; Science and Technology Facilities Council: ST/K001639/1 CMS Upgrades ; Science and Technology Facilities Council: ST/J004871/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/N000250/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/K001256/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/I000305/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/H000925/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/K001531/1 ; Science and Technology Facilities Council: PP/E002803/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/I003622/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/H000925/2 ; Science and Technology Facilities Council: ST/K001639/1 ; Science and Technology Facilities Council: ST/N000242/1 ; The charge asymmetry in ttevents is measured using dilepton final states produced in ppcollisions at the LHC at root s = 8 TeV. The data sample, collected with the CMS detector, corresponds to an integrated luminosity of 19.5 fb(-1). The measurements are performed using events with two oppositely charged leptons (electrons or muons) and two or more jets, where at least one of the jets is identified as originating from a bottom quark. The charge asymmetry is measured from differences in kinematic distributions, unfolded to the parton level, of positively and negatively charged top quarks and leptons. The t (t) over bar and leptonic inclusive charge asymmetries are found to be 0.011 +/- 0.011 (stat) +/- 0.007 (syst) and 0.003 +/- 0.006 (stat) +/- 0.003 (syst), respectively. These results, as well as charge asymmetry measurements made as a function of the invariant mass, rapidity, and transverse momentum of the t (t) over bar system, are in agreement with predictions of the standard model. (C) 2016 The Author(s). Published by Elsevier B.V.

При опоре на исторические и этнографические материалы, а также памятники монгольского права выделяются и характеризуются виды агрессии, имевшие место в истории и культуре бурят. Определены следующие виды: внешняя агрессия государств и других народов по отношению к этническим объединениям, которые консолидировались в бурятский народ; межгрупповая, возникавшая между разными группами бурят; внутригрупповая; внутрисемейная. С вхождением бурятских земель в состав России агрессия вызывалась столкновением русских переселенцев и бурят на почве экономических, бытовых и других интересов. По мнению автора, в культуре бурят XVIII-XIX вв. агрессия была явлением полиморфным, но преимущественно имевшим бытовой характер. В статье выявляется круг основных факторов, повлиявших на отказ бурят от кровной мести. Автор приходит к заключению, что эта традиция была изжита под воздействием таких факторов, как кодификация обычного права с введением значительных по размерам штрафов за убийство, передача уголовных дел в компетенцию «канцелярских» судов, которые выносили более суровое наказание, чем это было прежде. Кроме того, принятие бурятами буддизма и христианства укрепляло в них убеждение в необходимости бескровного решения конфликтов. ; Purpose. The article defines and characterizes types of aggression spread among the Buryats during the XVII-XIX centuries. In addition, we determine the factors that lead to the Buryats' refusal from the tradition of blood feud. Results. Based on the study of the sources available, the author identifies the following types of aggression: aggression of foreign states and other nations to ethnic communities which joined to make the Buryat people; aggression that occurred among different groups of the Buryats; intragroup aggression; family aggression. With final incorporating into Russia, the Buryats also faced aggression caused by the ethnic clash between the Russians and the Buryats, which was motivated by economic, domestic and other interests. An example of the aggression of the first type is the story of annexing the Buryat lands by the Russian state. Intergroup aggression among the Buryats can be illustrated by the era of the so-called Zegetei aba (battue hunting), while the Buryats could attack their neighbors in order to snatch some prisoners, cattle or women. Intragroup aggression, according to popular beliefs, was a kind of illness and was caused by the evil influence of eastern gods or spirits who required sacrifice. The Buryats treated the cases of evil behavior inside the group negatively and tried to cultivate hospitality, tolerance and kindness. The article shows that the ancestors of Buryats were known to stick to the tradition of blood revenge. Their culture was a culture of warriors, in which all aspects of life including the system of values and behavioral attitudes conform to the standards of a militarized society. Relations between ethnic communities and inside them were ruled by the law of the talion, the essence of which is accumulated in the phrase «an eye for an eye, a tooth for a tooth», and they grew into the tradition of blood revenge. During the pre-Russian period in the history of the Buryats of Predbaikalye and during the initial stage of their joining Russia, the blood feud was also common, which is testified by the folklore and ethnographic materials gathered by M. N. Khangalov. The situation started to change with adopting the rules of «Great Yasa» by Chingis Khan, which were then included into all codes of the Mongolian peoples and the Buryats. There was offered an alternative to blood feud and talion. In case of killing a person, the killer or their countrymen were punished with a fine in the form of a significant number of heads of different livestock species. With the introduction of instruction by S. Vladislavich-Raguzinskii of 1728, murders among the Buryats were the subject of court proceedings which issued their decisions in accordance with the criminal legislation of the Russian Empire. The severity of punishment from the side of the Russian government became a deterrent to the tradition of blood revenge. The acceptance of Buddhism and Orthodox Christianity by the Buryats had an equally positive impact on the customs and traditions adopted in the society. Conclusion. Aggression was polymorphic in the traditional culture of the Buryats, and it had mostly household character. The tradition of blood feud being well-known among the Buryats in the XVIIth century, it vanished in the centuries to follow.

В представленной статье автор рассматривает ход политических событий Второй мировой войны и первых послевоенных лет, приведших к масштабной конфронтации двух систем, определившей большую часть истории всей второй половины XX в., а во многом и современную политическую обстановку в мире и положение России на международной арене. В результате Второй мировой войны Советский Союз стал подлинно великой державой, обладавшей не только мощнейшей армией, показавшей себя в тяжелейших боях, не только мощной промышленностью, но и, что крайне важно, огромным авторитетом в международном сообществе, а также среди населения многих стран. СССР был страной-освободительницей, спасшей Европу и мир от «коричневой чумы» фашизма. Вместе с США и Соединенным Королевством СССР был по праву творцом нового мира. Однако для западных держав, в первую очередь США, Советский Союз был скорее опаснейшим противником в гонке за доминирование в мире. Еще до полного разгрома стран Оси одной из целей США и Великобритании стало снижение влияния СССР, что привело к нарастанию напряженности. Попытки руководства СССР снизить градус противоречий не привели к положительному результату, а во многих случаях даже оказали пагубное влияние на дальнейшее развитие политической обстановки. Рассматривая события конца войны и первых послевоенных лет в отношениях между СССР и западными союзниками, важно помнить, что во многом те события обусловлены личностным фактором. Конечно, дружеских связей между членами «Большой тройки» Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем, скорее всего, не было. Но было взаимное уважение и, особенно со стороны Рузвельта к Сталину, благожелательное отношение. Как известно, на Потсдамской конференции тройки уже не было: Рузвельт скончался, а Черчилль во время конференции был вынужден уступить свое место новому премьеру. Подход нового руководства США и Великобритании, направленный на изоляцию СССР и максимальное снижение его влияния, во многом обусловил возникшую конфронтацию. Разумеется, нельзя говорить, что холодная война порождение только лишь Запада, а намерения СССР были исключительно миролюбивы. Но нельзя и говорить об обратном. Холодная война стала результатом действий двух сторон, и в результате мир оказался фактически поделен, что ощущается до настоящего момента в политике и иных областях жизни мирового сообщества. ; In this article the author reviews the course of political events of the World War II and first peaceful years. These events led to major confrontation of the two systems, and this confrontation has defined the majority of the history of the XX century, and in many respects, the present political environment of the world, as well as the Russia's situation on the international stage. After the Second World War, the Soviet Union has become a truly great power, possessing not only a powerful army went through violent battles and a potent industry. What is very important, the USSR had a high moral authority in the international community and among the population of different countries. The Soviet Union was a state that liberated the Europe and world from the «brown plague» of fascism. Along with the USA and UK, the USSR was a creator of a new world in its own right. However for the Western states, especially the USA, the USSR was a more of a dangerous rival in a race for world domination. Even before the complete defeat of the Axis powers, the UK and US defined diminishing of the Soviet Union's influence as one of their goals. This led to growing tensions. The Soviet administration's attempts to defuse these tensions were unsuccessful, and some of them have even had deleterious influence to the development of political situation. It is very important to consider personal factor while reviewing the events in the relations of the USSR and the Western allies. For sure, it is more likely that there was not any friendship among the members of the Big Three Stalin, Roosevelt and Churchill. But there was mutual respect and especially from Roosevelt's side towards Stalin favorable attitude. As is well-known, there was no Big Three on the Potsdam Conference: F. D. Roosevelt has passed away, and Churchill had to give his place to the new Prime Minister during the conference. New American and British administrations' approach aimed at isolating USSR and reduction of its influence has mostly determined the confrontation that has emerged. For sure, it would be incorrect to state that the Cold War was a pure Western child, and that the Soviet Union had only peace-loving intentions. But it would also be incorrect to give reverse state-ment. The Cold War was a result of two sides' actions. The outcome of these action is the world mostly divided. This division still can be felt in politics and other life domains of the world community.

В понимании феномена качества жизни важно не только определить его основные характеристики, но и обратить внимание на возможности регулирования составляющих его элементов, к числу которых относится благополучие среды проживания. В этом вопросе велика роль органов местного самоуправления, от деятельности которых зависит удовлетворенность населения средой проживания. Оценить степень удовлетворенности населения средой проживания позволяют опросы общественного мнения. С помощью данного инструментария появляется возможность выявить проблемы городской жизни, которые создают наибольшее напряжение в социальной среде и, соответственно, требуют первоочередного внимания со стороны органов власти на местах. В Вологодской области оценка условий проживания в г. Вологде проводится уже в течение ряда лет в режиме мониторинга, однако в 2015 году впервые опрос был проведен во втором крупном городе области Череповце. Это дает возможность сравнить оценки качества среды проживания в наблюдаемых городах и выявленные проблемы, провести их структуризацию. Было установлено, что население городов в целом позитивно оценивает общее состояние среды проживания, а также условия своего проживания. В то же время, по мнению респондентов, деятельность городских властей недостаточно эффективна. Горожане считают, что органы местного самоуправления слабо влияют на происходящие изменения, что сказывается на оценках деятельности органов МСУ и их руководителей. Несмотря на то что проблемы в городах области во многом идентичны, оценки деятельности руководителей органов местного самоуправления имеют существенные различия. Гипотеза исследования состоит в том, что различия в оценках деятельности руководителей органов МСУ связаны со структурными особенностями выявленных проблем, что потребует в дальнейшем различных управленческих решений со стороны городских властей. Для анализа ситуации в качестве инструмента исследования была использована диаграмма Парето, позволяющая выявить наиболее значимые проблемы, отделить их от второстепенных, установить приоритетность управленческих задач. Полученный результат позволил, во-первых, увидеть различия в значимости городских проблем в оценках населения и выделить наиболее важные среди них с точки зрения горожан, во-вторых, увидеть существенные различия в структуре проблем в зависимости от территориальной принадлежности, в-третьих, выявить основные направления для принятия управленческих решений органами МСУ, что может снять напряжение в городском сообществе и оказать определенное влияние на формирование политических предпочтений жителей городов в наступающем предвыборном периоде. Большая часть городских проблем находится в ведении местной власти. ; Within the meaning of the phenomenon of life quality it is important not only to determine its main features but also to pay attention to the possibilities of the regulation of its elements including prosperity of living environment. In this issue local authorities play an important role because their work influences people's satisfaction with living environment. Public opinion surveys help to estimate the level of people's satisfaction with living environment. They make it possible to reveal problems of urban living that create the biggest tension in social environment and hence demand special attention from local authorities. In the Vologda Oblast living conditions in the city of Vologda are being monitored for several years, but in Cherepovets the second big city of the region such survey was conducted in 2015 for the first time. This offers an opportunity to compare the estimations of living environment quality in both cities and the revealed problems, as well as to structure them. The survey revealed that in general people of both cities estimate the overall state of living environment and their living conditions in a positive light. At the same time the respondents do not find the work of local authorities efficient enough. The citizens think local government bodies have little effect on changes in process, and it affects their estimates of local authorities. Despite the fact that problems in the cities of the region are in many ways identical, the estimates of local authorities have major difference. The hypothesis of the research is that the difference in the estimates of local government bodies is coming from structural peculiarities of the revealed problems, and in future this will require various managerial decisions from city authorities. As a tool for the analysis the author used Pareto chart that allows to reveal the most important problems, separate them from the minor, and to determine the priority of managerial tasks. The obtained result of the study allowed first to see the difference in importance of urban problems for the citizens and to determine the most important ones; secondly, to see significant differences in the structure of problems depending on the territorial belonging; thirdly, to educe basic areas for taking managerial decisions by local government bodies that can ease the tension in urban community and influence political preference formation in the coming pre-election time. The most of urban problems are under the authority of local government.

Исчезновение советской надэтнической идентичности стало причиной психологического дискомфорта бывших советских граждан. Население страны обратилось к проверенным временем механизмам консолидации, в первую очередь к этнической идентичности. Это обусловило изменение ситуации в сфере межэтнических отношений. Автор рассматривает вопросы влияния процессов трансформации структуры идентичностей жителей региона в постсоветский период на характер и динамику оценок межэтнических отношений. Материалами для анализа стали результаты социологических исследований, проводившихся автором в республиках Южной Сибири: Хакасии, Алтае, Туве в период 2013-2015 гг. Для сравнения также приводятся данные исследований других социологов, начиная с 1990-х гг. В период 1990-2010-х гг. региональные, этнические идентичности в указанных республиках были актуальнее российской. Межэтническая напряженность на почве бытового национализма и миграционных процессов в середине 1990-х гг. в регионе достигала пиковых значений, однако редко обострялась до открытых конфликтов. Результаты опроса 2013 г. продемонстрировали, что в структуре идентичностей жителей региона, российская идентичность превалирует (32,3%), на втором месте республиканская (21,7%), на третьем поселенческая идентичность (15,8%). Идентифицировали себя с жителями России (37%) прежде всего русские респонденты. У тюркских этносов региона в структуре идентичностей превалировала республиканская идентичность (хакасы 35,5%, тувинцы 27,4%, алтайцы 21,6%). Межэтнические отношения в регионе в 2013 г. как респондентами, так и экспертами описывались по-прежнему в терминах «стабильной напряженности». Скрытую напряженность ощущали 40%, наличие сильной напряженности отметили 6%, и затруднились с оценкой 7,5% респондентов. Наиболее встревоженными складывающейся ситуацией межэтнического взаимодействия были тувинцы, 7,5% которых отметили наличие сильной напряженности. 2014-й г. был отмечен некоторыми подвижками в структуре идентичностей жителей и оценках характера межэтнического взаимодействия. Российская идентичность «потеряла в весе» от 2% до 10%. Анализ индекса напряженности и конфликтности выявил усиление негативных оценок характера межэтнического взаимодействия в 2014 г. В целом жесткой взаимосвязи между процессами трансформации структуры идентичностей жителей региона и динамикой оценок характера межэтнических отношений обнаружить не удалось. Отмечаемое наличие и стабильность напряженности межэтнических отношений в республиках сегодня определяется целым рядом факторов: экономических, политических, социальных. ; The demise of Soviet supraethnic identity led to the feeling of psychological discomfort in ex-Soviet citizens. The frustrated population turned to time-tested mechanisms of consolidation, primarily to ethnic identity. This turn triggered a change in the current state of interethnic relations. The article examines how the transformation of personal identity structure influenced the nature and dynamics of assessing interethnic relations in the post-Soviet period. Our analysis is based on sociological research the author conducted in the regions of South Siberia (Republics of Khakassia, Altai and Tuva) in 2013-2015. For the purposes of comparison, we also cite the data obtained by other researchers since the 1990s. From the 1990s to the 2010s ethnic and regional identities in the three regions were more conspicuous than the civic national identity. Interethnic tension fueled by migration and banal nationalism peaked in mid-1990s, but open conflicts rarely broke out. The outcomes of a 2013 survey showed that the civic Russian identity is now prevailing in the identity structure in the region (32.3% of respondents), followed by the regional (21.7%) and local (15.8%) identities. Ethnic Russians most readily identified themselves as holders of civic Russian identity (37%). Among the Turkic ethnicities (35% of Khakassians, 27.4% of Tuvans and 21.6 % of Altaians), the regional identity prevails. Both poll respondents and experts in 2013 still chose to describe interethnic relations in their regions in the terms of 'permanent tension'. 40% of them saw the tension as latent, 6% said they felt strong tension, while 7.5% found it difficult to characterize it in any specific way. Of ethnic groups within the three regions, Tuvans proved to be the most worried about the current state of interethnic relations, with 7.5% of them referring to 'strong tension'. The year 2014 saw certain shifts in the structure of personal identities and the assessments of interethnic relations. Russian civic identity lost between 2% and 10% of its popularity. An analysis if tension and conflict index showed that negative opinion of interethnic relations was in the rise in 2014. Overall, we did not find a direct correlation between the transformation of personal identity structure in the region and the dynamics of assessing interethnic relations in the region. The presence of permanent tension as seen by the people of a region should be seen as determined by a range of factors, including economic, political and social.

Tigrinya is a Semitic language spoken in Eritrea and in the Tigray Region of Northern Ethiopia. Tigrinya is one of the nine languages in Eritrea. It was one of Eritrea's official languages (along with Arabic) during the short-lived federation with Ethiopia (1952-1962). When Ethiopia officially annexed Eritrea in 1962, Amharic also formally replaced Tigrinya and Arabic; and was established as an official language by the imperial government of Ethiopia. In 1993, when Eritrea officially declared its independence through referendum. Tigrinya regained its status as a working language. Tigrinya has its own alphabet of 32 letters adopted from Ge'ez, a language which exists with a very limited function within the Coptic Orthodox and Catholic Churches. Like English, Tigrinya is written from left to right. Although the Tigrinya script might look difficult, pronunciation is simple and straightforward, as the phonetic symbols closely resemble pronunciation. The earliest written example of Tigrinya is a text of local customary laws, dating back to the 13th century. It was found in the district of Logo Sarda, Akele Guzai in Eritrea. The first literary text in Tigrinya was published in Europe. In 1895 Feseha Giyorgis, a scholar who was studying Italian and Latin and taught Tigrinya in Naples, published a pamphlet in Rome giving an account of his journey to Italy five years earlier. He was very conscious of his trailblazing role as "the father of Tigrinya literature." In his foreword to the work he wrote that "our main drive has been to furnish those who yearn to learn Tigrinya with material for exercise." The content of the pamphlet indicates that his 3 primary audience, however, was the educated elite of his home country, as it focuses on the author's impressions of the exotic country to which he had travelled. The first work published in Tigrinya was a translation of the Four Gospels by Dabtera Matewos. It was written in the 1830s and was published in 1866 by Isenberg, in Basle, Switzerland. The Tigrinya title is ወንጌል ቅዱስ ናይ ጎይታና ናይ ምድሓኒናን የሱስ ክርስቶስ. This work is of major significance, because it marks the first appearance of the Tigrinya language in book form as well as in a full Ge'ez script. European missionaries were responsible for a stream of publications from the 1890s onwards, including the first Tigrinya language newspaper in 1909, but that it did not last long. During the British Military Administration in 1941-1952, Ministry of Information of the administration published a weekly newspaper in Tigrinya. At that time, a single newspaper would cost about 5 cents; the number of copies of the newspaper sold per week would reach up to 5,000. At that time, it was reported to be the first of its kind. There is no standard bibliography of Tigrinya publications. In an effort to address this gap, I have prepared what I think is the first annotated bibliography in two volumes. I hope that this publication will provide a summary and evaluation of books written in Tigrinya that I have been able to locate and analyze. It is also my belief that this work will be of great use to researchers and future generations and will enhance the development of Tigrinya language and literature. In compiling this work, I have traveled extensively and conducted research in libraries and archives in Asmara, Addis Ababa, Sweden, and Italy. I also interviewed and consulted with knowledgeable individuals about early publications. After collecting bibliographic information for over 760 publications, I arranged individual records in alphabetical order by author, followed by title, place and date of publication, and number of pages. During the process of my work I have come to realize the following facts: 1. Books written in Tigrinya are far more numerous than many people realize. 2. Because of the large number of discovered publications, a published bibliography would be of great importance to researchers. 3. Most books published in Tigrinya have incomplete information regarding dates and places of publication. The bibliography presented here is the first one of its kind. It does not, however, claim to be comprehensive. I would be very pleased if this book stimulates and encourages other researchers to make additional entries. After 1991 the number of books published in Tigrinya has increased tremendously. Volume one of this work includes all publications before 1991. And Volume Two will include all the works published since 1991.

Встановлено, що, на переконання Алена Бадью, зло проявляє себе в ході здійснення суб'єктом того чи іншого процесу істини, як антипод істини, як перешкода її здійснення. За словами Алена Бадью, зло – це переривання істини під тиском особливих чи особистісних інтересів. З'ясовано, що, за класифікацією Бадью, породжувати істини здатні чотири родові процедури – політичне винайдення, поема, матема та любов. За теорією Алена Бадью, у процесу істини є три основні виміри, кожному з яких відповідає своє «ім'я» чи «фігура» зла. Перший вимір – це подія, яка примушує з'явитися «щось інше», ніж поточні ситуації, думки чи застиглі знання. В рамках даного виміру зло проявляє себе як «личина чи терор», що полягає в тому, аби стверджувати, що стан, який передував виникненню вищеназваної події, був чимось цінним. Другий вимір – це вірність, яка полягає в тому, щоб слідувати «імперативу події». В рамках даного виміру зло виступає як «зрада» і полягає в тому, що не збережено вірність. Третій вимір – це власне істина, яка вибудовує вірність. У цьому вимірі зло виступає як «катастрофа» і полягає в абсолютизації сили істини. ; Alain Badiou's philosophical views study is an important philosophical task. This author is one of the most profound philosophers of our time. Especially important is the study of Badiou's ideas which helps to determine grounds of destructive phenomena in contemporary society. There is a number of researchers who are interested in Badiou's philosophy. For instance, Kathleen R. Kesson, James G. Henderson, Oliver Marchart, Hollis Phelps, Viktor Okorokov, Vitaliy Kosyhin, Svitlana Solovyova, and others. However, the researchers usually do not pay big attention to the study of Badiou's ideas about causes of evil. This article is aimed at the analysis and explication of such ideas. It has been proved that Badiou describes the idea that evil manifests itself as an obstacle in processes of the truth. Badiou considers that there are subjects of evil in society. According to Alain Badiou, the subjects of evil interrupt processes of the truth by their own personal interests. It has been shown in the article that Badiou believes in the existence of four procedures that produce the truth. It is politics, poem, math and love. In politics, the goodness is equality. In arts, it exemplifies the invention of new forms. In science, the goodness constitutes free thought. In love, the good means the understanding of the needs of other person. Badiou considers that a process of the truth has three dimensions. The event that caused the creation of something new is the first dimension of the process of the truth. At this dimension evil appears as 'mask or terror.' This kind of evil tries to prove that the new one is not better then the old one. According to Badiou, fidelity to the event is the second dimension of a process of the truth. In this dimension evil appears as 'betrayal.' The truth's strictly speaking is the third dimension of a process of the truth. In this dimension evil appears as 'catastrophe.' This kind of evil tries to identify the truth with a certain total power. Effective fight with the evil, by the opinion of A. Badiou, can only be based on that particular kind of truth, which is trying to discredit a particular kind of evil. According to Alain Badiou, the universal ideas like the ideas of human rights would be powerless to fight evil. The best mean for such fighting is to remain faithful to the truth. ; Установлено, что, по убеждению Алена Бадью, зло проявляет себя в ходе осуществления субъектом того или иного процесса истины, в качестве антипода истины, в качестве препятствия ее осуществления. По словам А. Бадью, зло–это прерывание истины под давлением особенных или личностных интересов. Выяснено, что, за классификацией Бадью, порождать истины способны четыре родовые процедуры – политическое изобретение, поэма, матема и любовь. По теории Алена Бадью, у процесса истины есть три основных измерения, каждому из которых соответствует свое «имя» или «фигура» зла. Первое измерение – это событие, которое заставляет появиться «нечто новое», по сравнению с текущей ситуацией, мыслью или знанием. В рамках данного измерения зло проявляет себя как «личина или террор», что состоит в том, чтобы утверждать, что состояние, которое предшествует возникновению вышеназванной истины, было чем-то ценным. Второе измерение – это верность, которая состоит в том, чтобы следовать «императиву события». В рамках данного измерения зло выступает в качестве «предательства» и состоит в том, что не сохраняется верность. Третье измерение – это собственно истина, которая выстраивает верность. В этом измерении зло выступает как «катастрофа» и состоит в абсолютизации силы истины.

Introduction -- 1. William Petty (1623-1687) -- Tony Aspromourgos -- 2. Pierre Le Pesant de Boisguilbert (1646-1714) -- Gilbert Faccarello -- 3. John Law (1671-1729) -- Antoin E. Murphy -- 4. Richard Cantillon (1680/90-1734) -- Antoin E. Murphy -- 5. Charles-Louis de Secondat de Montesquieu (1689-1755) -- Arnaud Orain -- 6. François Quesnay (1694-1774) and Physiocracy -- Arnaud Orain and Philippe Steiner -- 7. Daniel Bernoulli (1700-1782) -- Gilbert Faccarello -- 8. David Hume (1711-1776) -- Daniel Diatkine -- 9. James Steuart [James Denham-Steuart] (1712-1780) -- Anthony Brewer -- Antonio Genovesi (1713-1769): see Italian Enlightenment, Volume II -- 10. Adam Smith (1723-1790) -- Tony Aspromourgos -- Jean-Joseph-Louis Graslin (1727-1790): see French Enlightenment, Volume II -- 11. Anne-Robert-Jacques Turgot (1727-1781) -- Gilbert Faccarello -- Ferdinando Galiani (1728-1787): see French & Italian Enlightenment, Volume II -- Pietro Verri (1728-1797): see Italian Enlightenment, Volume II -- Cesare Bonesana Beccaria (1738-1794): see Italian Enlightenment, Volume II -- 12. Marie-Jean-Antoine-Nicolas Caritat de Condorcet (1743-1794) -- Gilbert Faccarello -- 13. Jeremy Bentham (1748-1832) -- Marco E. L. Guidi -- 14. Achille-Nicolas Isnard (1749-1803) -- Richard van den Berg -- 15. Henry Thornton (1760-1815) -- Jérôme de Boyer des Roches -- 16. Thomas Robert Malthus (1766-1834) -- Catherine Martin -- 17. Jean-Baptiste Say (1767-1832) -- Alain Béraud -- 18. David Ricardo (1772-1823) -- Heinz D. Kurz -- 19. Jean-Charles-Léonard Simonde de Sismondi (1773-1842) -- Francesca Dal Degan and Nicolas Eyguesier -- 20. Thomas Tooke (1774-1858) -- Neil Skaggs -- 21. Johann Heinrich von Thünen (1780-1850) -- Ludwig Nellinger -- 22. Robert Torrens (c.1780-1864) -- Christian Gehrke -- 23. Barthélémy-Charles Dunoyer de Segonzac -- Alain Béraud -- 24. Friedrich List (1789-1846) -- Stefan Kolev and Joachim Zweynert -- 25. Frédéric Bastiat (1801-1850) -- Alain Béraud -- 26. Antoine-Augustin Cournot (1801-1877) -- Alain Béraud -- 27. Jules Dupuit (1804-1866) -- Alain Béraud -- 28. John Stuart Mill (1806-1873) -- Arrigo Opocher -- 29. Pierre-Joseph Proudhon (1809-1865) -- Alain Béraud -- 30. Hermann Heinrich Gossen (1810-1858) -- Heinz D. Kurz -- 31. Bruno Hildebrand (1812-1878) -- Bertram Schefold -- 32. Wilhelm George Friedrich Roscher (1817-1894) -- Heinz D. Kurz -- 33. Karl Heinrich Marx (1818-1883) -- Gilbert Faccarello, Christian Gehrke and Heinz D. Kurz -- 34. Clément Juglar (1819-1905) -- Muriel Dal Pont-Legrande -- 35. Gustave de Molinari (1819-1912) -- Alain Béraud -- 36. Walter Bagehot (1826-1877) -- Jérôme de Boyer des Roches -- 37. Adolph Heinrich Gotthilf Wagner (1834-1917) -- Rudolf Dujmovits and Richard Sturn -- 38. Marie Esprit Léon Walras (1834-1910) -- Roberto Baranzini -- 39. William Stanley Jevons (1835-1882) -- John Creedy -- 40. Gustav Friedrich von Schmoller (1838-1917) -- Johannes Glaeser -- 41. Henry Sidgwick (1838-1900) -- Keith Tribe -- 42. Alfred Marshall (1842-1924) -- Tiziano Raffaelli -- 43. Carl Menger (1840-1921) -- Gilles Campagnolo -- 44. Philip Henry Wicksteed (1844-1927) -- John Creedy -- 45. Francis Ysidro Edgeworth (1845-1926) -- John Creedy -- 46. John Bates Clark (1847-1938) -- Marlies Hanna Schütz -- 47. Vilfedo Pareto (1848-1923) -- Michael McLure -- 48. Eugen von Böhm-Bawerk (1851-1914) -- Carl Christian von Weizsäcker -- 49. Knut Wicksell (1851-1926) -- Hans-Michael Trautwein -- 50. Friedrich von Wieser (1851-1926) -- Richard Sturn -- 51. Maffeo Pantaleoni (1857-1924) -- Marco Dardi -- 52. Thorstein Bunde Veblen (1857-1929) -- Alfonso Giuliani -- 53. Antonio De Viti de Marco (1858-1943) -- Amedeo Fossati -- 54. John Atkinson Hobson (1858-1940) -- Michael Schneider -- 55. Georg Simmel (1858-1918) -- Dieter Bögenhold -- 56. Enrico Barone (1859-1924) -- Marco Dardi -- 57. Max Weber (1864-1920) -- Keith Tribe -- 58. Mikhail Ivanovich Tugan-Baranovsky (1865-1919) -- Vladimir Avtonomov and Natalia Makasheva -- 59. Gustav Cassel (1866-1945) -- Hans-Michael Trautwein -- 60. Irving Fisher (1867-1947) -- Harald Hagemann -- 61. Ladislaus von Bortkiewicz (1868-1931) -- Christian Gehrke and Heinz D. Kurz -- 62. Vladimir Karpovich Dmitriev (1868-1913) -- Christian Gehrke -- 63. Louis Bachelier (1870-1946) -- Alain Béraud -- 64. Arthur Spiethoff (1873-1957) -- David Haas -- 65. Albert Aftalion (1874-1956) -- Muriel Dal Pont-Legrand -- 66. Wesley Clair Mitchell (1874-1948) -- Malcolm Rutherford -- 67. Edwin Walter Kemmerer (1875-1945) -- Rebeca Gómez Betancourt -- 68. Arthur Cecil Pigou (1877-1959) -- Hansjörg Klausinger -- 69. Ralph George Hawtrey (1879-1975) -- Jérôme de Boyer des Roches -- 70. Evgeni Evgenievich Slutsky (1880-1948) -- Irina Eliseeva -- 71. Ludwig Heinrich von Mises (1881-1973) -- Richard Sturn -- 72. John Maynard Keynes (1883-1946) -- Victoria Chick and Jesper Jespersen -- 73. Joseph Alois Schumpeter (1883-1950) -- Richard Sturn -- 74. Frank H. Knight (1885-1972) -- Ross B. Emmett -- 75. Karl Polanyi (1886-1964) -- Peter Kalmbach -- 76. Walter Eucken (1891-1950) -- Hauke Janssen -- 77. Erik Lindahl (1891-1960) -- Christian Gehrke -- 78. Adolph Lowe (1893-1995) -- Harald Hagemann -- 79. Ragnar Anton Kittil Frisch (1895-1973) -- Olav Bjerkholt -- 80. Jacob Marschak (1898-1977) -- Harald Hagemann -- 81. Gunnar Myrdal (1898-1987) -- Hans-Michael Trautwein -- 82. Lionel Charles Robbins (1898-1984) -- Andreas Rainer -- 83. Piero Sraffa (1898-1983) -- Heinz D. Kurz and Neri Salvadori -- 84. Edward H. Chamberlin (1899-1967) -- Rodolfo Signorino -- 85. Friedrich August von Hayek (1899-1992) -- Peter Boettke -- 86. Michał Kalecki (1899-1970) -- Michaël Assous -- 87. Roy Forbes Harrod (1900-1978) -- Michaël Assous -- 88. Abba Ptachya Lerner (1903-1982) -- Volker Caspari -- 89. John von Neumann (1903-1957) -- Manfred J. Holler -- 90. Frank Plumpton Ramsey (1903-1930) -- K. Vela Velupillai and Ragupathy Venkatachalam -- 91. Joan Violet Robinson (1903-1983) -- Harvey Gram -- 92. George Lennox Sharman Shackle (1903-1992) -- Brian J. Loasby -- 93. Jan Tinbergen (1903-1994) -- Mark Knell -- 94. John Richard Hicks (1904-1989) -- Harald Hagemann -- 95. Oskar Ryszard Lange (1904-1965) -- Michaël Assous -- 96. Richard Ferdinand Kahn (1905-1989) -- Geoffrey C. Harcourt -- 97. Wassily W. Leontief (1905-1999) -- Olav Bjerkholt -- 98. Heinrich von Stackelberg (1905-1946) -- Ulrich Schwalbe -- 99. James Edward Meade (1907-1995) -- Volker Caspari -- 100. Nicholas Kaldor (1908-1986) -- John E. King -- 101. Ronald Harry Coase (1910-2013) -- Élodie Bertrand -- 102. Richard Abel Musgrave (1910-2007) -- Richard Sturn -- 103. Tibor Scitovsky (1910-2002) -- Viviana Di Giovinazzo -- 104. Maurice Allais (1911-2010) -- Alain Béraud -- 105. Milton Friedman (1912-2006) -- Christian Philipp Schröder and Peter Spahn -- 106. Abram Bergson [Abram Burk] (1914-2003) -- Antoinette Baujard -- 107. Paul Anthony Samuelson (1915-2009) -- Carl Christian von Weizsäcker -- 108. Herbert Alexander Simon (1916-2001) -- K. Vela Velupillai and Ying-Fang Kao -- 109. James Tobin (1918-2002) -- Robert W. Dimand -- 110. James M. Buchanan (1919-2013) -- Viktor Vanberg -- 111. Hyman Philip Minsky (1919-1996) -- L. Randall Wray -- 112. Kenneth Joseph Arrow (1921) -- Maurice Salles -- 113. Gérard Debreu (1921-2004) -- Alan Kirman -- 114. Don Patinkin (1922-1995) -- Goulven Rubin -- 115. Michio Morishima (1923-2004) -- Toichiro Asada -- 116. Robert Merton Solow (1924) -- Peter Kalmbach -- 117. John Forbes Nash (1928-2015) -- Robert W. Diamand and Khalid Yahia -- 118. Robert Alexander Mundell (1932) -- Oliver Sauter and Peter Spahn -- 119. Takashi Negishi (1933) -- Toichiro Asada -- 120. Amartya Kumar Sen (1933) -- Wulf Gaertner -- 121. Robert E. Lucas (1937) -- Arash Molavi Vasséi snd Peter Spahn -- 122. George Akerlof (1940) -- Olivier Favereau -- 123. Joseph Eugene Stiglitz (1943) -- Max Gödl -- 124. Paul Robin Krugman (1953) -- Max Gödl.

The European Red List is a review of the conservation status of European species according to IUCN regional Red Listing guidelines. It identifies those species that are threatened with extinction at the regional level, so that appropriate conservation action can be taken to improve their status. This Red List publication summarises results for all hitherto described native European Orthoptera species (grasshoppers, crickets and bush-crickets). All Orthoptera species (grasshoppers, crickets and bushcrickets) native to or naturalised in Europe before AD 1500 (a total of 1,082 species), have been assessed in this Red List. The geographical scope is continent-wide, extending from Iceland in the west to the Urals in the east, and from Franz Josef Land in the north to the Canary Islands in the south. The Caucasus region is not included. Red List assessments were made at two regional levels: for geographical Europe, and for the 28 Member States of the European Union in 2016. The status of all species was assessed using the IUCN Red List Categories and Criteria (IUCN 2012a), which is the world's most widely accepted system for measuring extinction risk. All assessments followed the Guidelines for Application of IUCN Red List Criteria at Regional and National Levels (IUCN 2012b). The assessments were compiled based on the data and knowledge from a network of leading European experts on Orthoptera. The assessments were then completed and reviewed at six workshops held in Italy, Greece, France, Bulgaria, Spain and Germany as well as through email correspondence with relevant experts. More than 145 experts participated in the assessment and review process for European Orthoptera species. Assessments are available on the European Red List website and data portal: http://ec.europa.eu/environment/nature/ conservation/species/redlist and http://www.iucnredlist. org/initiatives/europe. Overall, 25.7% and 28% of Orthoptera species are assessed as threatened at the European and EU 28 levels, respectively. However, the exact proportion of threatened species is uncertain, as there are 107 (10%) Data Deficient (DD) species in Europe and 84 DD species (8.5%) in the EU 28. Estimating that a similar relative proportion of the DD assessments are likely to be threatened (IUCN 2011), the best estimate of the threatened share of Orthoptera species is thus 28.5% in Europe and 30.6% in the EU 28. Further research on DD species to clarify their status is therefore critical. A further 13.9% (149 species) and 13% (128 species) are considered Near Threatened in Europe and in the EU 28, respectively. By comparison, the best estimate of threatened species of those other groups that have been assessed comprehensively in Europe is 58% of freshwater molluscs, 40% of freshwater fishes, 23% of amphibians, 20% of reptiles, 17% of mammals, 16% of dragonflies, 13% of birds, 9% of butterflies and bees, 8% of aquatic plants and marine fishes and 2% of medicinal plants (IUCN 2015). Additional European Red Lists assessing a selection of species showed that 22% of terrestrial molluscs, 16% of crop wild relatives and 15% of saproxylic beetles are also threatened (IUCN 2015). No other groups have yet been assessed at the European level. Looking at the population trends of European Orthoptera species, 30.2% (325 species) have declining populations, 7.6% (82 species) are believed to be more or less stable and 3.2% (34 species) are increasing. However, the population trends for the majority of species (59%, 634 species) remain unknown. Out of the 739 species that are endemic to Europe (i.e., they are found nowhere else in the world), 231 (31.3%) are threatened, highlighting the responsibility that European countries have to protect the global populations of these species. Overall, the European areas with the highest diversity of species are found in southern Europe, especially in the Mediterranean region and the Balkans. Hotspots of endemic species are found in the Iberian, the Italian and the Balkan Peninsulas, and in some large mountain areas (the Alps, Pyrenees, Carpathians and Appenines). The greatest concentration of threatened species is found along some Mediterranean coasts and Mediterranean mountain blocks. Finally, the number of Data Deficient species reflects the general distribution of Orthoptera species, being highest in the Mediterranean and the Lower Volga region in southern European Russia. The main threat to European Orthoptera is the loss, degradation and fragmentation of their habitats as a consequence of agricultural land use intensification. This includes direct destruction by transformation of permanent grassland or shrubland habitats into cropland, degradation of habitat quality caused by overgrazing, abandonment, use of fertilisers or heavy machinery and direct mortality from frequent mowing or the use of pesticides. Other important threats to Orthoptera are the increasing frequency of wildfires, touristic development and urbanisation, climate change, afforestation and intensive forest management, drainage and river regulations, recreational activities, deforestation, limestone quarrying and sand excavations and invasive species.Orthoptera are a diverse group of insects with more than 1,000 species known to occur in Europe and play important roles in the ecosystem such as being part of the food chain and prey to many vertebrate species. They are also good indicators of land use intensity, which makes them one of the most important invertebrate groups for environmental monitoring and assessment. Conservation strategies for the European Orthoptera species with the highest extinction risk should be developed and implemented. The European Red List should be used to inform nature and biodiversity policies to improve the status of threatened species. The Common Agricultural Policy (CAP) should be enhanced by promoting traditional low-intensity agricultural land use systems, particularly pastoralism in Europe, and committing to a long-term reduction in the use of pesticides and fertilisers, encouraging the uptake of alternative pest management. Orthoptera species should be made a standard group for inclusion in Environmental Impact Assessments to avoid negative impacts of new development projects on threatened species.Degraded habitats of threatened Orthoptera species throughout Europe should be restored and guidelines for the optimal management of Orthoptera habitats should be developed. The protection of Orthoptera habitats throughout Europe should be improved, so that each threatened and endemic European species is present in at least one protected area with an adequate adaptive management scheme and monitoring for threatened Orthoptera species. Orthoptera inventories in protected areas should be made mandatory to identify priority species for the respective area and develop strategies for their protection. A pan-European monitoring programme for Orthoptera species should be developed, by merging all existing recording schemes. Specific research on those species that have not been recently recorded in Europe to clarify if they may be Extinct or Regionally Extinct, or have been assessed as Data Deficient should be conducted and funding mechanisms should be put in place to support this research. The effects of the lesser understood threats (e.g., wildfires, pesticides, climate change) on Orthoptera should be studied. The European Red List of Grasshoppers, Crickets and Bush-crickets should be revised at regular intervals of ten years, and whenever new data becomes available.

Peculiarities of the metallurgical industry development in the Dnieper region of Ukraine at the beginning of the 20 th century are regarded in the article. The beginning of the 20th century was characterized by the difficult social-economic and political situation. Different aspects of the industrial development of the Dnieper region in the beginning of the 20th century were regarded in the works of the well-known researchers D. I. Shpoliansky, P. O. Khromov, A. L. Tsukernik, O. O. Nesterenko, F. G. Turchenko, I. V. Dovzhuk, O. B. Shliahov. But the materials of the branch press have not been studied enough in their works. The purpose of the article is to analyze the process of the metallurgical industry development in the Dnieper region at the beginning of the 20th century and the influence of the difficult economic and political situation in the country and in the world upon this process. To achieve the purpose of the article we have to regard the influence of the following economic and political events of the world economic crisis, the Russian-Japanese war, revolutionary events of 1905–1907, the First World War and the revolutionary events of 1917. Difficult economic and social situation in the Russian empire and in the world at the beginning of the 20th century, undoubtedly influenced upon the development of the metallurgical industry in the Dnieper region of Ukraine. The world industrial-economic crisis hampered the development of the metallurgical branch. At the same time the process of industry concentration was occurred, syndicates were created, industrial and bank capitals were united. After the world economic crisis the Russian-Japanese war, revolutionary events of 1905–1907, there was the rise in the development of the metallurgical industry: new plants were built and the production was increased. The First World War and revolutionary events of 1917 were occurred and new problems in the metallurgical branch were appeared. Despite the difficult economic and political situation in the region at the beginning of the 20th century the metallurgical industry of the Dnieper region of Ukraine developed more rapidly and left the Urals metallurgical branch behind. ; Постановка проблемы. Особенности развития металлургической промышленности Надднепрянской Украины а начале ХХ в. (1900–1917 гг.) характеризовались сложной социально-экономической и политической ситуацией. Эта ситуация в Российской империи и в мире в начале ХХ в., безусловно., повлияла на развитие металлургической промышленности Надднепрянской Украины. Всемирный экономический кризис (1900–1903 гг.) затормозил развитие металлургической отрасли. В то же время происходил процесс концентрации промышленности, создавались синдикаты, объединялся промышленный и банковский капитал. После всемирного экономического кризиса, Российско-японской войны и революционных событий 1905–1907 гг. наблюдается подъём в металлургической отрасли: создавались новые предприятия, увеличивалось производство. Начало Первой мировой войны, а потом революционные события 1917 г. вызвали новые проблемы в отрасли. Невзирая на сложную экономическую и политическую ситуацию в начале ХХ в., металлургическая промышленность Надднепрянской Украины развивалась быстрее и обогнала металлургическую отрасль Урала. Анализ публикаций. В работах известных исследователей Д. И. Шполянского, П. О. Хромова, А. Л. Цукерника, А. А. Нестеренко, Ф. Г. Турченко, И. В. Довжука, А. Б. Шляхова рассматривались разные аспекты промышленного развития в начале ХХ ст. в Надднепрянской Украине, но отраслевая пресса как исторический источник недостаточно использовалась в их работах. Цель статьи – проанализировать процесс развития металлургической отрасли промышленности в Надднепрянской Украине в начале ХХ в. и влияние на этот процесс сложной зкономической и политической ситуации в стране и мире. Чтобы достичь этой цели, надо проанализировать влияние следующих экономических и политических событий на развитие металлургической промышленности: всемирного экономического кризиса, Русско-японской войны, революционных событий 1905–1907 гг., Первой мировой войны и революционных событий 1917 года. ; Постановка проблеми. На початку ХХ ст. металургійна промисловість у Наддніпрянській Україні розвивалась більш швидкими темпами, ніж в інших районах царської Росії. На цей час Україна стала одним із найбільш розвинених промислово-економічних районів імперії з важливими промисловими центрами − Донецьким вугільно-металургійним, Криворізьким залізорудним, Нікопольським марганцевим басейнами. Україна стала головною паливно-металургійною базою імперії. У 1900 році вона виробляла 51 % чавуну, 52 % сталі, 65 % кам'яного вугілля загальноросійського виробництва. Початок ХХ ст. характеризується складною економічною і політичною ситуацією в країні і cвіті: світова економічна криза 1900–1903 рр., Російсько-Японська війна, революційні події 1905–1907 рр., Перша світова війна, революція 1917 року. Всі ці події вплинули на розвиток металургійної галузі промисловості Наддніпрянської України. Аналіз публікацій. Серед наукових досліджень з проблематики даної статті заслуговують на увагу роботи Д. І. Шполянського, П. О. Хромова, А. Л. Цукерника, О. О. Нестеренка, Ф. Г. Турченка, І. В. Довжука, О. Б. Шляхова [23; 20; 21; 17; 19; 15; 22], у яких вивчалися проблеми розвитку металургійної галузі промисловості у Наддніпрянській Україні. В радянській Україні у 1980 р. вийшла монографія, присвячена розвитку металургійної галузі в Українській РСР, один із розділів якої висвітлює розвиток металургійної галузі на початку ХХ століття. Але галузева преса як історичне джерело недостатньо використовувалася в працях дослідників. Мета статті – проаналізувати процес розвитку металургійної галузі промисловості в Наддніпрянській Україні на початку ХХ ст. та вплив на цей процес складної економічної та політичної ситуації в країні та світі. Висновки. Початок ХХ ст. характеризувався складною економічною та політичною ситуацією, яка, безперечно, вплинула на динаміку розвитку металургійної промисловості в Наддніпрянській Україні. Під час промислово-економічної кризи головним питанням було подолання її негативних наслідків, які виявилися особливо гостро в 1903 році. Знизилися показники виплавки чавуну (в 3,3 раза) та сталі (в 10,8 раза), скоротилася кількість доменних печей. На сторінках галузевої преси друкувались аналітичні матеріали, в яких провідні фахівці галузі, підприємці, урядовці аналізували причини та наслідки кризового становища і, головне, надавали практичні рекомендації щодо їх ліквідації або пом'якшення. Під час світової економічної кризи (1900–1903 рр.) інтенсивно відбувався процес концентрації промисловості, створювалися синдикати і акціонерні товариства. Наприклад, з'явилися синдикати «Продамет», «Трубопродаж», «Цвях». Синдикату «Продамет» належало 4/5 всієї металургійної промисловості Російської імперії. П'ять найбільших заводів Наддніпрянської України виробляли майже половину всього чавуну регіону. Одночасно відбувалася концентрація банківського капіталу та його об'єднання з промисловим. Банки перетворювалися на монополістів, які володіли капіталами, виробництвом і сировиною. У складний політичний і соціально-економічний період, який тривав із 1904 до 1917 р., промисловий розвиток Наддніпрянщини відчув прояви як піднесення, так і депресії, які були викликані Російсько-Японською війною, революційними подіями 1905–1907 рр., Першою світовою війною та революційними подіями 1917 р. Галузева преса приділяла увагу проблемам, пов'язаним зі створенням та діяльністю синдикатів. З'їзд гірничопромисловців Півдня Росії взяв під свій захист синдикат «Продвугілля», незважаючи на судовий процес із приводу його монопольної діяльності, в той час, коли самодержавний уряд звинувачував синдикат у створенні вугільного голоду та підвищенні цін на пальне. У такий непростий період змінилося співвідношення виробництва металургійної продукції Півдня Росії та Уралу. Промислові показники металургії Півдня Росії та Уралу в міжкризовий період коливалися в бік збільшення незначно, але детальний аналіз показав, що виплавка чавуну на Уралі зменшилася, а на Півдні Росії зросла. З 1915 року вперше в історії Наддніпрянської України гостро постала проблема залежності виробництва від політичних і соціальних аспектів.

The leader's role is decisive when developing a strategic vision and strengthening democracy at local aswell as at highest level. Local government leaders should develop new approaches to further development, be able to adapt to the time of frequent change and thus enhance the effectiveness of organizations and leadership at local level.The aim of the paper is to examine the development of leaders' skills and competences. Most often leadership skills are being developed at school, within NGOs and society. It is important to be organized and have good communication skills, be able to generate and disseminate ideas.Leaders' characteristics, leadership skills and their development, future challenges are discussed in the first part of this paper.In the second part, the impact of local government leaders on democracy strengthening at local level areanalysed.This research shows that the activity of local government leaders has a huge impact on democratization processes in Latvia therefore motivation for further development, lifelong learning and competence development play a very important role. ; Во времена перемен и вызовов роль лидера является ключевой для развития стратегического видения и усиления демократии как на уровне местных органов управления, так и на высших политических должностях. Для местных лидеров важно развивать новые подходы, адаптироваться ко времени перемен, чтобы уметь поддерживать свою эффективность на местном уровне. Со дня обретения независимости, 4 мая 1990 года, Латвия является независимой демократической республикой, и местное правительство начало процесс трансформации своей структуры и стиля управления.Цель данной статьи – исследовать развитие и становление лидеров, и то, каким образом лидеры приобретают свои навыки и компетенции. В большинстве случаев задатки лидера формируются еще в школе, в некоммерческих организациях и в социуме. Важными лидерскими качествами являются высокая степень организованности и коммуникативные навыки, а также способность генерировать идеи, которые будут подхвачены и распространены. Акцент данной статьи ставится на процессах лидерства, а именно: как лидеры развивают и используют свои навыки, чтобы быть способными с помощью своих качеств преодолевать препятствия и использовать все свои таланты на благо службы. Научный интерес исследования обоснован тем, что общество, независимо от того, как хорошо местные органы управления выполняют свою работу и насколько часто и доступно коммуницируют, не доверяет местным управленцам.Задачи исследования: описать понятия «лидер» и «лидерство», что такое лидер, какие функции он выполняет; определить, какие задачи и вызовы стоят перед политическими лидерами будущего; оценить работу лидеров местного самоуправления; усилить влияние самоуправления лидеров на развитие демократии и принятие решений. В первой части рассматриваются понятия лидера и лидерства: что такое лидер, что характеризует лидера и каковы вызовы для политических лидеров. Главные теории лидерства, такие как теория "признака" и теория "пути – цели", рассматриваются в данной статье, принимая во внимание ряд факторов, характерных для формального управления на локальном уровне: такие как ответственность, риск, уверенность, мотивация подчиненных- все то, что помогает достигать поставленных целей.Во второй части уделяется внимание тому, как ответственность и отношение лидера местного уровня влияет на укрепление демократии. Рассматриваются перемены в местном правительстве при смене лидера.Основными методами, которые были применены, являются анализ теоретической литературы и полу структурированное интервью с использованием открытых вопросов с управленцами местного значения, что позволяет оценить степень влияния лидерства на местном уровне в Латвии. Качественный анализ интервью с руководителями местного самоуправления представляет первичные данные исследования. С помощью описанных методов представляется возможным получить научные знания о лидерстве и его процессах на уровне местного самоуправления. Уровень этого исследования позволяет понять влияние местных лидеров на развитие демократии и принятие решений.Новизна исследования заключается в изучении и описании того, как публикации подписчиков социальной сети Twitter влияют на принятие решений лидерами местного самоуправления.Данное исследование основано на изучении появления местного лидера в социальной сети Twitter. В соответствии с данными использования интернета в Европейском Союзе, 82 % населения в Латвии использует интернет. Согласно данным исследования рынка компании TNS Latvia, 71 % использует интернет на ежедневной основе. В Латвии 54 % использует социальную сеть Facebook и 4,5 % использует Twitter ежедневно. Это приводит к интересу исследовать, сколько из лидеров местного самоуправления имеют свои профили в Twitter, ивлияет ли общение с теми, кто подписан на их аккаунты в социальных сетях, на принятие лидерами решений по различным вопросам, связанных с местным управлением. Исследование (Таблица 1) показывает, что 22 из 119 лидеров местного самоуправления имеют профили и подписчиков в Twitter.В данной статье внимание направлено на местных лидеров, а именно на Нила Ушакова, председателя Рижской думы с 2009 года, так как он имеет самое большое число подписчиков в Twitter (93 611) и является лидером самого крупного города в Латвии, и на Яниса Розенбергса, мэра Цесиса с 2013 года. Янис Розенбергс представляет пример наибольшего числа подписчиков в Twitter (2 606) от района.Оба интервью показывают, что лидеры хорошо образованы, они развивают свои навыки, они заботятся о своих городах и ониприложили много усилий для того, чтобы превратить эти города в красивые и богатые европейские культурные и политические места, где международные организации проводят встречи, саммиты и концерты.Интервью с Нилом Ушаковым и Янисом Розенбергсом показывают, что жители широко используют местные сервисы самоуправления, такие как публичные места, образовательные институты: школы и внешкольные мероприятия, посещают культурные события – то, что обеспечивается местным самоуправляющим органом, и что необходимо развивать в будущем.Экономическое развитие делает возможным демократию, но политическое руководство делает ее реальным. История показывает, что она не повторяется в точности, но, если ее создают квалифицированные и мотивированные лидеры, движение вперед происходит с большим успехом. И это подтверждает тот факт, что политическая элита, лидеры, должны быть квалифицированными, дальновидными, ответственными, быть способными принимать ответственные решения.Данное исследование признает, что роль местных лидеров в процессе демократизации, их влияние и роль в формировании демократии в Латвии зависит от способности лидера соединить силы команды для развития, чтобы слушать и общаться с жителями и совместно реализовывать концепции и стратегии городов или районов.Эффект лидерства достигается за счет совместного использования ценностей и целей, получая власть через компетенции и обоснованные аргументы– так достигается прогресс. Помимо важных решений и сложных выборов, ожидается, что выбор самих лидеров будет очевиден. Важность спорить и убеждать является одним из вызовов для лидера. Действия и решительность являются жизненно важными для руководящей должности успешного лидера. Воплощение задуманного в реальность всегда требует определенных жертв. Трудно избавиться от старого в погоне за новым, но как только выбор сделан и необходимые меры приняты, приходит чувство освобождения. Принимать на себя новые вызовы всегда интереснее, чем решать одни и те же старые проблемы.Анализ материала из интервью следует доработать в исследование с целью обнаружить, как возможные различия между двумя лидерами местного самоуправления зависят от внешних факторов.В статье делается вывод о эффективности и результативности работы местных лидеров в процессе демократизации и его влияние на формирование демократии в Латвии. Уроки, извлеченные из этого исследования, таковы, что оба анализируемых руководителя – председатель Рижской думы Нил Ушаков и мэр Цесиса Янис Розенбергс, в конечном счете абсолютно человечны. Они учатся не только на своих успехах, но и на ошибках. Это исследование показало, что эффективность и влияние местных лидеров в процессе демократизации в Латвии на формирование демократии в стране может протекать с высокой мотивацией для дальнейшего развития, укрепления и реализации уже приобретённых ими навыков и компетенций.

Las ciudades han pasado por muchos procesos de reformulación y adaptación para suplir las necesidades de sus ciudadanos, uno de los casos más destacados es el fenómeno de la ‹‹ciudad auto-producida››, presente en todo el mundo históricamente, si bien adquiere connotaciones y características diferentes como consecuencia del desbordamiento de la ciudad industrial por los movimientos migratorios campo-ciudad. Como representación de la ‹‹ciudad autoproducida›› en España, encontramos los barrios de autoconstrucción, que en el caso de Sevilla son responsables de gran parte de la conformación urbanística, social y política, y uno de los principales modelos habitacionales para las clases más necesitadas hasta la década de los 70 del siglo XX, un hecho que revela la insuficiencia del mercado, de las políticas públicas de vivienda, y de una planificación urbanística sistémica incapaz de atender a la demanda e integración de los sectores populares. Así, los que quedan excluidos del mercado y para los que el estado no ofrece alternativas, resuelven sus necesidades viviendo y construyendo. En este sentido, los barrios de autoconstrucción configuran en sus orígenes los desbordes de la ciudad consolidada, y se afincan como pueblos en el territorio sevillano por el traslado de una cultura rural a la periferia urbana. Insuficientes y con carencias de todo tipo, su historia y consolidación se fragua desde la implicación y organización vecinal para demandar ante la administración pública la construcción de barrio, las infraestructuras, las dotaciones, servicios urbanos, y su inclusión de pleno derecho en la ciudad, demostrando que la ‹‹ciudad formal›› no ha conseguido afrontar los déficits de la ‹‹ciudad informal›› surgida en sus márgenes. A pesar de ello, actualmente se distinguen únicamente por la ubicación geográfica, el grado de actuación e implicación de la administración pública, y la dinámica interna social de cada barrio. Algunos trabajos de investigación tratan los barrios de autoconstrucción como forma de crecimiento y expansión de la ciudad de Sevilla, otros se dedican a un análisis especifico de un barrio en cuestión, nosotros pretendemos un estudio más detallado y cualitativo, abierto a posibles interpretaciones, de todos los 22 barrios existentes, para revelar ‹‹La Otra Sevilla Desconocida›› más allá de una forma de producción espontánea como alternativa habitacional, desde la implicación y el papel activo de la sociedad en las tomas de decisiones en los procesos de producción y gestión social del hábitat humano. En esta tesis fue posible confirmar la capacidad de la ‹‹ciudad auto-producida›› y autoconstruida de generar barrio, transformándolo en ciudad viva, compleja y dinámica, socialmente integrada y gestionada, capaz de relacionarse con la ciudad existente, y evolucionar con el pasar del tiempo de una forma muy natural, demostrando con frecuencia mayor flexibilidad, capacidad de transformación, y sentimiento de arraigo de los vecinos, que la que han tenido las barriadas de viviendas sociales construidas en la periferia, que en muchos casos son barrios estáticos, estancados y sin identidad. Además, en ‹‹La Otra Sevilla Desconocida›› fue posible identificar los patrones y los contrastes, así como las peculiaridades de cada barrio de autoconstrucción, permitiéndonos clasificarlos en 3 categorías que expresan su actual realidad, contexto y relación con el territorio sevillano, ‹‹barrios de Sevilla›› totalmente integrados en el tejido urbano y social, ‹‹barrios-pueblos›› con cierta autonomía dentro de la propia ciudad, y otros que forman parte de la ‹‹Sevilla olvidada›› a pesar de la fortaleza de su comunidad y dinámica interna social. ; Cities have gone through many reformulation and adaption processes in order to fulfill their citizens' necessities, one of the most remarkable cases is the so called phenomenon of the "self-produced city", historically present all around the world, although it depicts different connotations and characteristics as a direct consequence of the industrial city population overflow due to the different rural-urban migrations. As a representation of a "self-produced" city in Spain, we can find the "self-constructed" districts, which in case of Seville, are responsible for a large part of the urban conformation, social and political, and one of the main housing models for the lower class people until the 1970's decade, a fact that shows how insufficient the market is, housing public policies failure, and a systemic urban planning, unable to meet the demand and certain population sectors integration. This way, those who have been excluded from the market and for which the Government does not provide any alternatives, solve their necessities by living and constructing. In this sense, self-constructed districts configure from their origin the consolidated city overflow, and become villages of their own in the proximity of the Seville territory due to a relocation of a rural culture to the urban outskirts. Being insufficient and with a lack of everything, its history and consolidation is based on the implication and organization of the neighborhood community to demand before the public administration the district construction, creation of infrastructure, staff, urban services, and its inclusion in its own right into the city, proving that the so-called "formal city" has not been able to face the deficiencies of the "informal city" that emerged in its outskirts. In spite of that, they are currently distinguished only due to their geographical situation, the implication and performance level of the public administration, as well as the internal dynamics of society in each district. Some research studies consider these selfconstructed districts as a growing and expansion outcome of Sevilla itself, others focus on a specific analysis about a certain district; it is our intent to carry out a more detailed study based on quality, opened to possible interpretations, about all twenty-two existing districts, in order to reveal "The Another Unknown Seville" beyond some kind of spontaneous production as a housing alternative and the active role of the society in the decision making of production and social management of the human habitat. This thesis has been able to confirm the "selfproduced city" and self-constructed capacity to generate a district, by transforming it into a live city, complex and dynamic, socially integrated and properly managed, able to relate to the existing city, and evolve over the time in a natural manner, frequently proving a larger flexibility, capacity to transform, and a feeling of deep-rooted neighbours, compared to social housing districts built in the periphery of the city, which, in many cases are static districts, stuck in the past and with no identity. Also, "The Another Unkown Seville" depicts an identification of patterns and contrasts, as well as each "self-constructed" district peculiarities and allows us to classify them in three categories that state their reality, context and relationship with the Sevillian territory, "barrios de Sevilla", fully integrated in the urban and social fabric, "barrios-pueblos" with a certain autonomy within the city itself, and others that are part of the "Sevilla olvidada" (Forgotten Seville) in spite of its community's strengths and internal social dynamic.

Peculiarities of the metallurgical industry development in the Dnieper region of Ukraine at the beginning of the 20 th century are regarded in the article. The beginning of the 20th century was characterized by the difficult social-economic and political situation. Different aspects of the industrial development of the Dnieper region in the beginning of the 20th century were regarded in the works of the well-known researchers D. I. Shpoliansky, P. O. Khromov, A. L. Tsukernik, O. O. Nesterenko, F. G. Turchenko, I. V. Dovzhuk, O. B. Shliahov. But the materials of the branch press have not been studied enough in their works. The purpose of the article is to analyze the process of the metallurgical industry development in the Dnieper region at the beginning of the 20th century and the influence of the difficult economic and political situation in the country and in the world upon this process. To achieve the purpose of the article we have to regard the influence of the following economic and political events of the world economic crisis, the Russian-Japanese war, revolutionary events of 1905–1907, the First World War and the revolutionary events of 1917. Difficult economic and social situation in the Russian empire and in the world at the beginning of the 20th century, undoubtedly influenced upon the development of the metallurgical industry in the Dnieper region of Ukraine. The world industrial-economic crisis hampered the development of the metallurgical branch. At the same time the process of industry concentration was occurred, syndicates were created, industrial and bank capitals were united. After the world economic crisis the Russian-Japanese war, revolutionary events of 1905–1907, there was the rise in the development of the metallurgical industry: new plants were built and the production was increased. The First World War and revolutionary events of 1917 were occurred and new problems in the metallurgical branch were appeared. Despite the difficult economic and political situation in the region at the beginning of the 20th century the metallurgical industry of the Dnieper region of Ukraine developed more rapidly and left the Urals metallurgical branch behind. ; Постановка проблемы. Особенности развития металлургической промышленности Надднепрянской Украины а начале ХХ в. (1900–1917 гг.) характеризовались сложной социально-экономической и политической ситуацией. Эта ситуация в Российской империи и в мире в начале ХХ в., безусловно., повлияла на развитие металлургической промышленности Надднепрянской Украины. Всемирный экономический кризис (1900–1903 гг.) затормозил развитие металлургической отрасли. В то же время происходил процесс концентрации промышленности, создавались синдикаты, объединялся промышленный и банковский капитал. После всемирного экономического кризиса, Российско-японской войны и революционных событий 1905–1907 гг. наблюдается подъём в металлургической отрасли: создавались новые предприятия, увеличивалось производство. Начало Первой мировой войны, а потом революционные события 1917 г. вызвали новые проблемы в отрасли. Невзирая на сложную экономическую и политическую ситуацию в начале ХХ в., металлургическая промышленность Надднепрянской Украины развивалась быстрее и обогнала металлургическую отрасль Урала. Анализ публикаций. В работах известных исследователей Д. И. Шполянского, П. О. Хромова, А. Л. Цукерника, А. А. Нестеренко, Ф. Г. Турченко, И. В. Довжука, А. Б. Шляхова рассматривались разные аспекты промышленного развития в начале ХХ ст. в Надднепрянской Украине, но отраслевая пресса как исторический источник недостаточно использовалась в их работах. Цель статьи – проанализировать процесс развития металлургической отрасли промышленности в Надднепрянской Украине в начале ХХ в. и влияние на этот процесс сложной зкономической и политической ситуации в стране и мире. Чтобы достичь этой цели, надо проанализировать влияние следующих экономических и политических событий на развитие металлургической промышленности: всемирного экономического кризиса, Русско-японской войны, революционных событий 1905–1907 гг., Первой мировой войны и революционных событий 1917 года. ; Постановка проблеми. На початку ХХ ст. металургійна промисловість у Наддніпрянській Україні розвивалась більш швидкими темпами, ніж в інших районах царської Росії. На цей час Україна стала одним із найбільш розвинених промислово-економічних районів імперії з важливими промисловими центрами − Донецьким вугільно-металургійним, Криворізьким залізорудним, Нікопольським марганцевим басейнами. Україна стала головною паливно-металургійною базою імперії. У 1900 році вона виробляла 51 % чавуну, 52 % сталі, 65 % кам'яного вугілля загальноросійського виробництва. Початок ХХ ст. характеризується складною економічною і політичною ситуацією в країні і cвіті: світова економічна криза 1900–1903 рр., Російсько-Японська війна, революційні події 1905–1907 рр., Перша світова війна, революція 1917 року. Всі ці події вплинули на розвиток металургійної галузі промисловості Наддніпрянської України. Аналіз публікацій. Серед наукових досліджень з проблематики даної статті заслуговують на увагу роботи Д. І. Шполянського, П. О. Хромова, А. Л. Цукерника, О. О. Нестеренка, Ф. Г. Турченка, І. В. Довжука, О. Б. Шляхова [23; 20; 21; 17; 19; 15; 22], у яких вивчалися проблеми розвитку металургійної галузі промисловості у Наддніпрянській Україні. В радянській Україні у 1980 р. вийшла монографія, присвячена розвитку металургійної галузі в Українській РСР, один із розділів якої висвітлює розвиток металургійної галузі на початку ХХ століття. Але галузева преса як історичне джерело недостатньо використовувалася в працях дослідників. Мета статті – проаналізувати процес розвитку металургійної галузі промисловості в Наддніпрянській Україні на початку ХХ ст. та вплив на цей процес складної економічної та політичної ситуації в країні та світі. Висновки. Початок ХХ ст. характеризувався складною економічною та політичною ситуацією, яка, безперечно, вплинула на динаміку розвитку металургійної промисловості в Наддніпрянській Україні. Під час промислово-економічної кризи головним питанням було подолання її негативних наслідків, які виявилися особливо гостро в 1903 році. Знизилися показники виплавки чавуну (в 3,3 раза) та сталі (в 10,8 раза), скоротилася кількість доменних печей. На сторінках галузевої преси друкувались аналітичні матеріали, в яких провідні фахівці галузі, підприємці, урядовці аналізували причини та наслідки кризового становища і, головне, надавали практичні рекомендації щодо їх ліквідації або пом'якшення. Під час світової економічної кризи (1900–1903 рр.) інтенсивно відбувався процес концентрації промисловості, створювалися синдикати і акціонерні товариства. Наприклад, з'явилися синдикати «Продамет», «Трубопродаж», «Цвях». Синдикату «Продамет» належало 4/5 всієї металургійної промисловості Російської імперії. П'ять найбільших заводів Наддніпрянської України виробляли майже половину всього чавуну регіону. Одночасно відбувалася концентрація банківського капіталу та його об'єднання з промисловим. Банки перетворювалися на монополістів, які володіли капіталами, виробництвом і сировиною. У складний політичний і соціально-економічний період, який тривав із 1904 до 1917 р., промисловий розвиток Наддніпрянщини відчув прояви як піднесення, так і депресії, які були викликані Російсько-Японською війною, революційними подіями 1905–1907 рр., Першою світовою війною та революційними подіями 1917 р. Галузева преса приділяла увагу проблемам, пов'язаним зі створенням та діяльністю синдикатів. З'їзд гірничопромисловців Півдня Росії взяв під свій захист синдикат «Продвугілля», незважаючи на судовий процес із приводу його монопольної діяльності, в той час, коли самодержавний уряд звинувачував синдикат у створенні вугільного голоду та підвищенні цін на пальне. У такий непростий період змінилося співвідношення виробництва металургійної продукції Півдня Росії та Уралу. Промислові показники металургії Півдня Росії та Уралу в міжкризовий період коливалися в бік збільшення незначно, але детальний аналіз показав, що виплавка чавуну на Уралі зменшилася, а на Півдні Росії зросла. З 1915 року вперше в історії Наддніпрянської України гостро постала проблема залежності виробництва від політичних і соціальних аспектів.

Luxembourg has been a country of immigration for more than 50 years. Located in the heart of Europe, it holds a strong attraction for EU citizens and nationals from countries all around the world, who play a central role in the national economy, making an important contribution to the population growth and the labour market. Over the course of 2015, Luxembourg's population has continued its steady growth of approximately 13.000 people per year, increasing by 2,36%, from 562.958 on 1st January 2015 to 576.249 on 1st January 2016. Foreign citizens have continued to play an essential role in Luxembourg's population growth, both in terms of net migration and births. The total net migration amounted to +11.159 individuals in 2015, which signifies a surplus of arrivals over departures. Foreign EU citizens accounted for 76,1%; third-country nationals represented 32,9%, while Luxembourgish nationals' contribution was negative, at -9%. The number of births in 2015 was the highest on record, equal to that in 2013, with 6.115 births in total. Foreigners contributed a birth surplus of 2.150 to Luxembourg's natural increase, while a birth deficit of -18 was recorded for Luxembourgish nationals. 2015 also marked a record year regarding naturalisations, with Belgians remaining the citizens that obtain citizenship most frequently, followed by the French and the Portuguese. On 1st January 2016, 46,7% of Luxembourg's residents were foreigners. Representing 34,6% of the total foreign population, Portuguese remained the most represented nationality, followed by France (15,5%) and Italy (7,5%), while the most numerous third-country nationals were Montenegrins. Due to the war in Syria and the influx of applicants for international protection that followed, the Syrian population living in Luxembourg showed the highest proportional increase during 2015, growing by 461,5% from January 2015 to January 2016. A look at Luxembourg's labour market also reveals the central role that foreigners play in the national economy. In the first quarter of 2016, residents of Luxembourg represented 55% of the country's salaried workforce. Of these, 27,5% were Luxembourgish nationals, while EU nationals represented 24,2% and third-country nationals 3,3%. Cross-border workers from France, Belgium and Germany represented 45% of all salaried workers in Luxembourg. They mainly work in the manufacturing industries, construction and commerce. A majority of recruitments in the HORECA sector are of foreign residents. Third-country nationals who do not benefit from free movement must be issued with a residence permit in order to enter Luxembourg. An increase in first issues of residence permits was recorded for most categories compared to the preceding year, which had experienced a decrease in almost all categories. In 2015, residence permits were most frequently issued in the "family member", "salaried worker" and "European Blue Card" categories. 2015 was marked by a significant increase in the number of applications for international protection, which has more than doubled when compared to 2014 (2.447 applications in 2015). While there was a strong increase at the end of 2015, the trend slowed down in 2016. Nonetheless, the number of applications for international protection remains higher than levels in 2013/2014. Most applications were from Syrians and Iraqis (27,3% and 22% respectively), who accounted for only 9% and 1% respectively in 2014. Moreover, both the rate of status recognition (refugee and subsidiary protection status) and of return decision increased. In 2015, Luxembourg pledged to relocate 557 individuals to Luxembourg in the framework of the EU Council decision to relocate 160.000 international protection applicants from Greece and Italy. Within this framework, 114 refugees have been relocated from Greece and 20 from Italy up until mid-August 2016. Furthermore, 46 refugees were resettled from Turkey in 2015, followed by 52 further refugees as a result of Luxembourg's pledge to resettle 194 refugees from Turkey in the context of the EU-Turkey agreement of March 2016. Additionally, 44 Syrians were welcomed in 2015 following a request for assistance by German authorities. Faced with the increased inflow of applicants for international protection, an emergency reception plan was developed in 2015. The plan included the establishment of first-instance reception centres and the strengthening of the capacity in human resources of both the Luxembourg Reception and Integration Agency (OLAI) and the Directorate of Immigration, which is under the authority of the Ministry for Foreign Affairs. The OLAI also strengthened the collaboration with stakeholders at inter-ministerial and local levels. A strong focus has also been put on integration, where major developments include the setting up of integration projects by the municipalities in the context of the 'Communal Integration Plan' project and the creation of Luxembourg's Centre for Integration and Cohesion (LISKO), a service supporting the beneficiaries of international protection in their process of integration in Luxembourgish society. Over the course of 2015 and 2016, Luxembourg continued to transpose and implement several EU directives. The law of 18th December 2015 on the reception of applicants for international protection and temporary protection transposes Directive 2013/33/EU (re-cast reception conditions) into national law. The law of 18th December 2015 on international protection and temporary protection transposed Directive 2013/32/EU (re-cast procedure), establishing the procedures for granting and withdrawing international and subsidiary protection and the standardisation of the content of this protection. The bill implementing Directive 2013/55/EU on the recognition of professional qualifications was introduced into parliament in 2015 and the bill implementing Directive 2014/36/EU on seasonal workers and Directive 2014/66/EU on intra-corporate transferees and investors' residence permits was introduced in 2016. Regarding the transposition of the Blue Card Directive, a Government Decree was issued on 22nd May 2015 establishing the professions to which the lower salary threshold for hiring highly qualified workers applies. On the national level, a number of legislative changes address some of the challenges set by Luxembourg's heterogeneity. The bill no. 6410 on youth, introduced into parliament on 6th February 2015, gives cross-border workers access to the care service voucher system which was previously only available to Luxembourgish residents. Bill no. 6893 on the recognition of qualifications was introduced in parliament in October 2015. At the referendum of 7th June 2015, the proposal to extend the right to vote of non-Luxembourgish residents was rejected by a large majority, who argued in favour of the acquisition of nationality as the more appropriate way to acquire the right to vote. Consequently, the government took steps towards reforming the law on nationality in order to soften the requirements for acquisition of nationality, and in this way enable the broadening of participation in elections. Bill no. 6977 on nationality was introduced in parliament on 24th March 2016. It includes the reduction of the required duration of residency from seven to five years and the reintroduction of procedure of option in cases of close links with Luxembourg. The level of fluency in Luxembourgish required has become a central focus of the debate on the bill on nationality, some fearing that linguistic requirements would become an obstacle to foreigners' acquisition of nationality, others underlining the command of the language as a central factor in integration and thus also in the acquisition of nationality.

Esta tesis presenta el diseño de un modelo de arquitectura empresarial para un colegio privado del Floridablanca Santander utilizando un framework de Togaf para plantear un modelo de arquitectura As – Is, ya que la institución no cuenta con un marco referencial referente de arquitectura, con base en este modelo se estudian los procesos institucionales y se seleccionan cuatro procesos que orientados a los objetivos del negocio alineen la institución con el área tecnológica y le ayude a mejorar. Los procesos seleccionados fueron Gobierno escolar, Matriculas, recibos de pensión y registro de notas. Se mostró la adaptabilidad de Togaf utilizando solo las cinco primeras fases del ADM preliminar, Fase A visión de arquitectura, Fase B arquitectura de negocio, Fase C arquitectura de sistema de información datos y aplicaciones, Fase D arquitectura tecnológica, también se plateo la hoja de ruta para la implementación del modelo de arquitectura teniendo en cuenta necesidades de la institución. Durante dichas fases se planteó un modelo de arquitectura To – Be que busca mejorar los proceso seleccionados brindando un mayor apoyo a la institución. Para la elaboración de estas faces se utilizaron diferentes herramientas como UML, Archimete, Bonita y visio. para presentar de forma gráfica cada fase en el modelo de arquitectura As -Is y en el modelo de arquitectura To – Be. ; 1. ANTECEDENTES 14 2. MARCO CONCEPCTUAL 15 2.1 ESTADO DEL ARTE 15 2.1.1 Historia de la Arquitectura Empresarial 15 2.1.2 Historia de la Educación en Colombia 17 2.2 MARCO CONCEPTUAL 18 2.2.1 Arquitectura Empresarial (EA) 20 2.2.2 Framework 22 2.2.3 Dominios de la Arquitectura Empresarial. 23 2.2.4 The Open Group Architecture Framework (TOGAF) 24 2.2.5 Fases del ADM TOGAF 25 2.2.6 Bussiness Process Model and Notation (BPMN) 29 2.2.7 Ministerio de Educación 29 2.2.8 Secretaria de Educación Departamental 31 2.2.9 Secretaria de Educación Municipal 34 2.2.10 Colegios 36 3. JUSTIFICACION 38 4. OBJETIVOS 39 4.1 OBJETIVO GENERAL 39 4.2 OBJETIVOS ESPECIFICOS 39 5. METODOLOGIA 40 5.1 PRIMER METODO DE ANALISIS 40 5.2 RESULTADOS ESPERADOS 41 5.3 ACTIVIDADES A REALIZAR 41 5.3.1 Objetivo 1 41 5.3.2 Objetivo 2 42 5.3.3 Objetivo 3 42 5.3.4 Objetivo 4 43 6. DESARROLLO 44 7. FASE PRELIMINAR 45 7.1 MODELO ORGANIZACIONAL DE ARQUITECTURA EMPRESARIAL 45 7.1.1 Descripción General 45 7.1.2 Historia 45 7.1.3 Actualidad 46 7.1.4 Organigrama 47 7.1.5 Servicios 47 7.1.6 Misión 48 7.1.7 Visión 48 7.1.8 Mapa de Procesos 49 7.2 ALTO NIVEL EN LA GESTION DEL COMPROMISO 49 7.2.1 Interesados 49 7.3 ACUERDOS DEL ALCANCE 50 7.4 ESTABLECER PRINCIPIOS 50 7.4.1 Principios de Negocio 51 7.4.2 Principios de Datos 53 7.4.3 Principios de Aplicación 54 7.4.4 Principios de Tecnología 56 7.5 ESTRUCTURA DEL GOBIERNO 57 7.5.1 Participantes en el Proyecto 57 7.6 PARTICIPANTES DEL PROYECTO 57 7.7 PERSONALIZACION DEL TOGAF 58 7.7.1 Fase A: La visión de Arquitectura 58 7.7.2 Fase B: Arquitectura de Negocio 59 7.7.3 Fase C: Arquitectura de Sistemas de Información 59 7.7.4 Fase D: Arquitectura de Tecnología 59 8. FASE A: VISION DE ARQUITECTURA 60 8.1 REQUERIMIENTOS DEL NEGOCIO 60 8.2 VISION DE LA ARQUITECTURA 60 8.3 DEFINICIO DE LAS RESTRICCIONES 61 8.4 MATRIZ DE STAKEHOLDERS. 61 8.5 DIAGRAMA CADENA DE VALOR 64 8.6 DIAGRAMA DE CONCEPTO DE LA SOLUCION 64 8.7 PRINCIPIO DE NEGOCIO OBJETIVOS Y MOTIVADORES 64 8.7.1 Principios de Negoio 64 8.7.2 Objetivos de Negocio 65 8.7.3 MOTIVADORES DE NEGOCIO 65 8.8 EVALUAR LAS CAPACIDADES DEL NEGOCIO 66 8.8.1 Escenario de Negocio 1 67 8.8.2 Escenario de Negocio 2 67 8.8.3 Escenario de Negocio 3 68 8.8.4 Escenario de Negocio 4 69 8.9 DEFINICION DE ALCANCE 69 8.9.1 Requerimientos 70 9. FASE B: VISIÓN DE ARQUITECTURA 71 9.1 PRINCIPALES FUNCIONES DEL NEGOCIO 71 9.2 CATALOGOS 74 9.2.1 Catálogo de Procesos 74 9.2.2 Catálogo de la Organización 81 9.2.3 Catálogo Actor 82 9.2.4 Catálogo de Roles 85 9.2.5 Catálogo de Funciones de Negocio 86 9.3 IDENTIFICAR Y DOCUMENTAR LA AQUITECTURA ACTUAL 89 9.3.1 Gobierno Escolar 90 9.3.1.1 Consejo Estudiantil 90 9.3.1.2 Consejo de Padres 100 9.3.1.3 Consejo Académico 107 9.3.1.4. Consejo Directivo 107 9.3.2 Proceso de Matricula 116 9.3.2.1. Entorno Técnico de la Institución 120 9.3.2.2. Identificación del Problema 122 9.3.2.3. Vista del Proceso TO – BE 122 9.3.3 Proceso Entrega Recibos de Pensión 126 9.3.3.1 Entorno Técnico de la Institución 129 9.3.3.2. Identificación del Problema 130 9.3.3.3. Vista del Proceso TO – BE 130 9.3.4 Proceso de Notas 131 9.3.4.1. Entorno Técnico del Problema 134 9.3.4.2. Identificación del Problema 138 9.3.4.3. Vista del Proceso TO – BE 138 9.4 ANALISIS DE BRECHA 144 9.4.1 Análisis de todos los Procesos 145 9.4.2. Proceso Elección Consejo de Estudiantes 146 9.4.3. Proceso Elección Consejo de Padres 148 9.4.4. Proceso Elección Consejo Directivo 149 9.4.5 Proceso de Matricula 151 9.4.6 Proceso de entrega de Recibos de Pensión 153 9.4.7 Proceso de Notas 154 10. FASE C: ARQUITECTURA DEL SISTEMA DE INFORMACIÓN, DATOS Y APLICACIONES 157 10.1. ARQUITECTURA DE DATOS 157 10.1.1. Modelo de Datos AS – IS 157 10.1.2 Modelo de Datos TO – BE 158 10.1.3 Catalogo de Entidades 160 10.1.4. Análisis de la Brecha de Datos 161 10.1.5 Ciclo de Vida de los datos 161 10.1.6. Esquema de Seguridad Datos TO – BE 162 10.1.7. Protección del Código Web 163 10.1.8. Protección de Comunicación TO – BE 163 10.1.9 Roles, Perfiles y Modulos. 164 10.2. ARQUITECTURA DE APLICACIONES 177 10.2.1. Arquitectura de Aplicaciones AS – IS 177 10.2.2 Catalogo de Aplicaciones 177 10.2.3 Catálogos de Componentes TO – BE 179 10.2.3.1. Modelo de Arquitectura TO – BE 179 10.3 ANALISIS DE BRECHA 181 11. FASE D: ARQUITECTURA DE LA TECNOLOGIA 183 11.1 ARQUITECTURA AS – IS 183 11.2 PROPUESTA DE ARQUITECTURA 185 11.3 ANALISIS DE BRECHA 186 12. HOJA DE RUTA 187 CONCLUSIONES 188 REFERENCIAS BIBLIOGRÁFICAS 189 ; Maestría ; This thesis presents the design of a business architecture model for a private school in Floridablanca Santander using a framework of Togaf to propose an As - Is architecture model, since the institution does not have a referential frame of reference, based on This model examines the institutional processes and selects four processes that orientate the business objectives to align the institution with the technological area and help it to improve. The processes selected were School Government, Matriculas, pension receipts and record of notes. It was shown the adaptability of Togaf using only the first five phases of the preliminary ADM, Phase A architecture vision, Phase B business architecture, Phase C information system architecture data and applications, Phase D technology architecture, Route for the implementation of the architecture model taking into account the needs of the institution. During these phases, a To - Be architecture model was proposed that seeks to improve the selected processes by providing greater support to the institution. For the elaboration of these faces different tools like UML, Archimete, Bonita and visio were used. To graphically present each phase in the As -Is architecture model and the To-Be architecture model.