Suchergebnisse

Крестьянское сознание рассматривается в качестве доминантного фактора политической истории всей Русской революции первой трети XX века. Утверждается, что крестьянское сознание, архетипы которого коренились в русской поземельной общине, служило матричным для массового сознания в целом. Отмечается, что именно крестьянское / массовое сознание играло решающую роль в историческом выборе России в ситуации системного кризиса, поставившего под вопрос дальнейшее существование Империи как особой формы единения власти и масс. Автор полагает, что в конкурсе исторических проектов боровшихся за власть политических партий судили массы, искавшие «свою» власть в системе архаических координат «свой-чужой». По мнению автора, в этом поиске и заключается функциональный смысл «Русской смуты» как болезни Империи, связанной с угрозой прерывания исторической преемственности цивилизационных императивов и проблемой цивилизационной идентичности элит и масс. Доказывается, что отсутствие резонанса с системообразующими параметрами сознания общинного «мира» у политических элит, претендовавших на наличие «исторической альтернативы», означало невозможность их реального политического будущего. Точка зрения автора состоит в том, что большевизм оказался единственной политической силой, адекватной массам. ; Peasant consciousness is considered as the dominant factor in the political history of the whole Russian revolution of the first third of the XX century. It is argued that peasant consciousness, the archetypes of which was rooted in the Russian land community, was a matrix for mass consciousness as a whole. It is noted that Russian mass consciousness played a crucial role in the historical choice of Russia in the situation of systemic crisis that called into question the further existence of the Empire as a special form of the unity of power and mass. The author believes that the competition of historical projects fought for power of political parties was judged by the masses who seek "their own" power in the archaic system of coordinates "friend or foe". According to the author, this finding is the functional meaning of "Russian Confusion" as the disease of the Empire, associated with the threat of interruption of historical succession of civilizational imperatives and the problem of civilizational identity of elites and masses. It is proved that the lack of resonance with the core parameters of the consciousness of community world in the political elites, claiming the presence of "historical alternatives", meant the impossibility of their real political future. The author's point of view is that the Bolsheviks were the only political force that wass adequate to the masses.

В статье критикуется миф о том, что Партия социалистов-революционеров в 1917 году представляла «демократическую альтернативу» большевизму. Партия эсеров не являлась ни демократической (так как в решающий час отказалась взять на себя ответственность за проведение в жизнь воли демоса), ни реально альтернативной (так как вела себя неадекватно массовому сознанию, которое и являлось подлинной доминантой Русской революции). Эсеры, формально сохраняя имидж крестьянофилов, на деле уступили идейно-институциональное лидерство меньшевикам (крестьянофобам). И идеологически, и психологически эсеры были неконкурентоспособны по сравнению с большевиками. Будучи партией протеста, неонародники не являлись конструктивной политической силой и всем своим политическим капиталом были обязаны народному лозунгу «Земля и Воля». Но именно тогда, когда этот лозунг стал претворяться крестьянством на практике, вместо его решительной поддержки они заговорили о допустимости решения этих вопросов исключительно конституционным путем. Фактически эсеры сами сдали конкурентам свои лозунги вместе со своей социальной базой – и были острижены большевиками как библейский Самсон Далилой. Так неонародники остались без народа – и оказались партией, не нужной ни крестьянству, ни красным, ни белым. ; In the article the myth that the Party of Socialists Revolutionaries in 1917 constituted the "democratic alternative" to the Bolshevism is criticized. The Esers party was neither democratic (as it refused to assume responsibility for carrying out the people's will at decisive hour) nor indeed alternative (as it behaved inadequately to the collective conscious which was the real dominant of the Russian revolution). The Esers, formally having the reputation for peasantophiles, in practice yielded the ideological and institutional leadership to Mensheviks (peasantophobes). Both ideologically and psychologically the Esers were noncompetitive in comparison with Bolsheviks. Being the protest party, the Neopopulists were not the constructive political force, and all their political capital was obliged to the people's slogan "Land and Liberty". But when this slogan began to be realized by the peasantry in practice, instead of its resolute support they started talking about an admissibility of the solution of these questions only by constitutional means. The Esers in fact handed over to the competitors the slogans together with the social base – and were shaved off by Bolsheviks like bible Samson by Delilah. Thus the Neopopulists remained without the people – and became the party not necessary neither for the peasantry, nor for the Red and the White.

В статье поднимается проблема адекватности ведущих политических партий России 1917 года массовому сознанию революционной эпохи. Февраль и Октябрь 1917 года интерпретируются как полюса общественно-политической жизни России, задающие смысловые координаты, в рамках которых строится современное проективное россиеведение. ; The article focuses on the problem of the adequacy of major political parties in Russia in 1917 for mass consciousness of the revolutionary time. February and October 1917 are interpreted as poles of the social and political life of Russia, giving the coordinates of meaning within which built contemporary projective Russian studies.

В центре внимания статьи находится проблема психологического взаимовлияния политических партий и масс. Психология масс и партий рассматривается как основной фактор истории России в 1917 г., вне осмысления которого невозможно постичь логику русской революции в целом. Массовое сознание рассматривается как доминанта политической истории и социокультурная основа победы большевизма в конкурсе политических партий от Февраля к Октябрю. ; The problem of interaction and mutual psychological influence of political parties and masses takes center stage. Psychology of masses and parties is regarded as a main factor in history of Russia in 1917, which is crucially important for understanding the logic of Russian Revolution. Mass consciousness is regarded as a dominant in political history and as social and cultural foundation of Bolsheviks' victory in the contest of political parties from February to October 1917.

Статья посвящена проблеме изучения масс и массового сознания как одной из актуальнейших задач исторической науки. Ряд связанных с поставленной проблемой теоретических и практических вопросов анализируется на примере исследования места и роли массового сознания в российских революциях Февраля и Октября 1917 г. Предложены принципиально значимые положения авторского прочтения данной темы, опирающегося на значительный комплекс источников и литературы. Массовое сознание рассматривается как доминантный фактор политической истории России в 1917 г., вне осмысления которого невозможно постичь логику русской революции. ; The article focuses on the problem of masses and mass consciousness as one of the vital tasks of historical science. A number of related theoretical and practical problems are analyzed in terms of the role and significance of mass consciousness in Russian revolutions of February and October 1917. Authors original perusals are based on important historical sources and literature. Mass consciousness is regarded as a dominant factor in political history of Russia in 1917, which is crucially important for understanding the logic of Russian Revolution.

В статье развенчивается миф о наличии демократической альтернативы большевизму. В центре внимания находится проблема взаимовлияния партий и масс. На основе сравнительного анализа партийных идеологем и традиционной имперской идеи России делается вывод об исторической преемственности большевизма. Массовое сознание рассматривается как доминанта политической истории и социокультурная основа победы большевиков в конкурсе исторических утопий от Февраля к Октябрю. ; The article dispels the myth about the existence of the democratic alternative to the Bolshevism. The problem of interaction and mutual influence of political parties and masses takes center stage. Comparative analysis of parties ideologems and the traditional Imperial idea leads to conclusions about Bolshevisms historical continuity. Mass consciousness is regarded as a dominant in political history and as social and cultural foundation of Bolsheviks victory in the contest of historical utopias from February to October.

Публикуемые материалы отражают работу Международного круглого стола «Русское крестьянство и Первая мировая война», который состоялся 11 апреля 2014 г. в Москве, в Российском обществе историков-архивистов. Круглый стол был организован в соответствии с программой научного проекта «Народ и власть: История России и ее фальсификации». Материалы включают в себя выступления более 30-ти ученых, представляющих научные журналы, научно-исследовательские организации и высшие учебные заведения России, Беларуси, Украины. Помимо докладов, в материалах представлена наиболее содержательная часть дискуссии, которая состоялась между этими специалистами. Дискуссия касалась преимущественно различных аспектов взаимодействия крестьянства и власти, крестьянства и политических партий Российской империи в условиях Первой мировой войны, а также в ходе последовавших за ней событий, в том числе революции 1917 г. и Гражданской войны. Обсуждение носило междисциплинарный характер, использовались многие актуальные подходы и стратегии современного социального и гуманитарного знания: историко-антропологические, социокультурные, социально-психологические, геополитические, демографические, экономические, социологические, политологические, методы истории повседневности и другие. Особое внимание было уделено изменениям, произошедшим в традиционном крестьянском образе жизни и крестьянском сознании в результате военных, модернизационных и революционных новаций. Также были обсуждены трансформация традиционного сельского общества в революционные массы, милитаризация крестьянского мира, эмансипация крестьянских женщин, социальные девиации, эскалация старых и новых конфликтов на селе. Все это, по мнению участников круглого стола, привело к формированию в России новой социальной и политической реальности, чреватой революцией. ; The article covers the work of the International Round Table "Russian Peasantry and World War I" which was held on the 11th of April in Moscow by the Russian Association of Historians and Archivists. The round table was organized within the framework of the research project "The People and Power: Russian History and its Falsifications". The proceedings include papers presented by more than 30 scholars from research journals, research institutions and universities of Russia, Belarus and Ukraine. They also cover the essential content of the discussions held by the experts mostly dealing with different aspects of interaction between the peasantry and the authority, between the peasantry and political parties of the Russian Empire during World War I and in the aftermath of the war, including the revolution of 1917. The discussion was of interdisciplinary character, with many modern approaches and strategies in social science and humanities being applied, such as historical and anthropological, socio-cultural, socio-psychological, geopolitical, demographic, economic, sociological, politological, etc. A special attention is paid to changes which occurred in the peasants' lifestyle and in their consciousness as a result of military, modernizing and revolutionary novelties. Also the discussion involved the transformation of traditional rustic society into revolutionary masses, the militarization of peasantry, the emancipation of peasant women, social deviation, the escalation of old and new conflicts in the countryside. All this was said to have brought about a new political reality fraught with a revolution.