Рецензия на издание: Очирова В. М. Политические элиты полиэтнических регионов в условиях трансформации российского общества. Улан-Удэ : Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2013. 512 с. ; This is a review of : Ochirova, V. M. Politicheskie elity polietnicheskikh regionov v usloviiakh transformatsii rossiiskogo obshchestva [Political elites of polyethnic regions in Russia's changing society]. Ulan-Ude, Buryat State University Publ., 2013. 512 p.
В статье обобщаются результаты теоретических и эмпирических этносоциологических исследований, проведённых под руководством автора в разных регионах Сибири, в Восточном Казахстане и Монголии. Обсуждаются вопросы этничности в условиях глобализации, ценностные доминанты массового сознания населения, тенденции этносоциального развития народов Сибири, проблемы современной государственной национальной политики в России, в частности, в отношении коренных малочисленных народов Севера. ; Article arises the issues of ethnicity in context of globalization, as well as axiological dominants of collective public consciousness, trends of Siberian people ethnosocial evolution, problems of actual national policy of government in Russia.
В статье миграция и связанное с ней взаимодействие народов рассматриваются как существенно значимый и постоянно действующий фактор всемирной истории. В фокусе внимания авторов влияние миграции на этносоциальные процессы. На примере Сибирского региона демонстрируется позитивный опыт такого влияния, о чем свидетельствует ретроспективный анализ конкретных фактов, характеризующих воздействие миграции, связанной главным образом с большими потоками переселения в Сибирь русского населения, на этносоциальное развитие коренных народов. Современный социально-экономический и этнокультурный облик Сибири во многом продукт миграционных процессов. В целом этносоциальная ситуация здесь как в прошлом, так и сегодня отличается относительной стабильностью. В постсоветский период под влиянием миграционных процессов наблюдаются новые тенденции в этнической структуре населения Сибири: снижение общей численности и доли представителей славянских этносов, рост численности представителей тюркских народов, увеличение численности и доли титульных этносов в соответствующих национальных образованиях, заметное увеличение численности представителей тюркских этносов, имеющих собственные государства за пределами России. В результате произошло усиление влияния тюркского и уменьшение славянского этнодемографических компонентов. Во многих регионах наблюдается территориальное сжатие русского населения. Усложнились межэтнические контакты, а миграционные процессы рассматриваются местными жителями как общая угроза их социальному благополучию. Как показывают результаты проведенных под руководством Ю. В. Попкова массовых и экспертных опросов в сибирских регионах в 2000-х годах, именно с мигрантами местные жители связывают существующую напряженность в межэтнических отношениях. Среди основных причин существующей напряженности в отношениях между людьми разных национальностей эксперты назвали увеличение доли мигрантов в своем регионе. К числу наиболее заметных изменений в этносоциальной обстановке в последнее время респонденты отнесли также концентрацию людей по этническому принципу в отдельных микрорайонах, а также на работе, в отдельных отраслях (по 39%), что также характерно прежде всего для мигрантов. Перспективы снижения межэтнической напряженности лежат на пути, во-первых, преодоления имевшего место в 1990-2000-е годы стихийного характера миграционных процессов, во-вторых, усиления внимания органов власти к удовлетворению потребностей коренных жителей и вопросам адаптации их (а не только мигрантов) к новой для них этносоциальной ситуации. ; In this article, we treat migration and the ensuing interaction between various ethnicities as a significant and permanent factor of global history. Special attention is paid to the impact migration has on ethnosocial processes. Siberia as a region of Russia has a positive experience of the impact of large waves of Russian migrants on the ethnosocial development of indigenous peoples of Siberia, as it can be seen from a retrospective analysis of migration statistics and facts. The contemporary socioeconomic and ethnocultural status of Siberia is largely a product of migration processes. In general, the ethnosocial situation in Siberia has always been relatively stable. In the post-Soviet period the influence of migration has shaped new tendencies in the ethnic structure of the Siberian population. They include a decrease in overall number and percentage of representatives of Slavic ethnicities, an increase in the overall number of Turkic people, an increase in overall number and percentage of indigenous population in their respective regions and a significant rise in the number of those representing Turkic ethnicities with their statehood outside Russia. All of these led to the consolidation of Turkic ethnodemographic component and the narrowing of the Russian one. In many regions, this is accompanied by territorial shrinkages of the Russian population. Interethnic contacts have become more complicated, and migration processes on the whole are viewed by the local population as a common threat to their social security. The outcomes of the mass polls and expert surveys held by a team led by Yu. V. Popkov in several Siberian regions over the 2000s show that it is with migrants that local population associate the existing tension in interethnic relations. Experts have mentioned increased number of migrants as one of the major causes of strained relations between people of various ethnicities. Other conspicuous changes in ethnosocial situation include the ethnization of neighborhoods and businesses (up to 39% in certain branches of economy). This is also typical primarily for migrants. The prospects of easing the interethnic tension lie, firstly, in regularization of spontaneous migration which was characteristic of the 1990s and 2000s, and secondly, in the government's focus on satisfying the needs of local population and on helping them (and not only migrants) adapt to the new ethnosocial situation they are experiencing.
Автор анализирует неоднозначность российского дискурса этничности, который стал доминирующей темой в антропологии и этнографии (народоведении). Эта неоднозначность обусловлена трансформациями общественной системы страны и всего социогуманитарного знания, в том числе этнографии/этнологии (народоведения). Поэтому рассмотрение в статье гносеологических и онтологических сторон темы «почвы», как она представлена в этничности, предваряется анализом кардинальных изменений методологических ориентиров и проблематики отечественной науки о народах (этносах) в постсоветский период.
Автор приходит к выводу, что, по большому счету, «почве» не находится места в этничности. Последняя понимается в рамках конструктивисткой методологической установки и сводится к этнической идентичности. Идентичность здесь, по сути, не имеет онтологических оснований, а следовательно, и своей реальной почвы.
Данная проблема находит адекватное отражение в русле отечественного народоведения в его классическом понимании. По мнению А. В. Головнева, изначально оно является «почвенной» наукой, т. е. опирается на исследование «реальных обстоятельств и нужд» народов. Решение данной задачи применительно к современности возможно при использовании современных методов исследования. Необходимо учитывать не только возможности внешнего взгляда на этническую культуру (аутсайд), но и на характеристику ее внутреннего состояния (инсайд) в представлениях самих носителей культуры. В данном контексте интересные исследования проводятся в тувиноведении, на которые обращает внимание автор.
Высказывается идея о необходимости развития теории этноса с учетом изменившейся реальности при мобилизации современных методов исследования.
В статье обобщаются результаты опроса осени 2020 г. тувинских и русских студентов аграрных вузов пяти крупнейших городов Сибири (Иркутска, Красноярска, Новосибирска, Омска, Барнаула). Автор сравнивает степени соответствия их социокультурного потенциала базисным основаниям духовно-экологической стратегии развития общества. Данная цивилизационная стратегия обосновывается как альтернатива техногенно-потребительской модели социального устройства, которая доминирует в современном мире и многими экспертами оценивается как кризисная. В компаративистском ключе решается ряд задач.
Несмотря на нынешнюю ситуацию с коронавирусом, для большинства молодых людей свойственно чувство уверенности и спокойствия. Тувинцы являются социально более устойчивыми и менее требовательными к внешним обстоятельствам. Определенную тревогу у них вызывают перспективы собственной жизни. Выявлен запрос на социальную справедливость в обществе и благополучие основной массы населения. Нерешенность этих и других социальных проблем выступает одним из факторов невысокого уровня общенациональной идентичности у респондентов. У тувинцев в большей степени, чем у русских, выражена этническая и сибирская идентичности, но одинаково высокой у двух групп является глобальная идентичность.
В среде молодых людей доминируют ценности, которые тесно связаны с традиционной культурой. В своем преимущественном большинстве (с небольшим перевесом у тувинцев) они считают наиболее важными для себя наличие хорошей семьи, здоровья, образования, дружеских отношений с родственниками, коллегами, соседями, а также экологически благоприятной природной среды. Малопривлекательными являются для них участие в политике, статусные амбиции, жизнь за границей, а также жизнь в сельской местности.
Многие студенты считают, что доминирующая в настоящее время модель техногенно-потребительской цивилизации находится в состоянии кризиса и абсолютное их большинство поддерживают идею перехода к альтернативной духовно-экологической стратегии развития. Для социокультурного потенциала молодых людей в целом свойственны качественные характеристики, которые могут составлять необходимые предпосылки для реализации данной модели. Среди тувинцев больше, чем среди русских, уверенных в возможности обозначенной перспективы развития, что в значительной степени связано с особенностями их менталитета как носителей традиций буддизма и кочевничества.
В статье в дискуссионном порядке решаются три основные задачи: 1) дается содержательная интерпретация произошедшего в России этнологического поворота; 2) рассматриваются концептуальные основы, фундаментальные ориентиры и проблемные зоны современной российской государственной национальной политики; 3) обобщается опыт ее реализации на примере Республики Тыва путем экспликации содержащихся в официальных документах ориентиров национальной политики данного региона и дается оценка степени их соответствия реальным актуальным проблемам этносоциального развития республики.
Суть этнологического поворота состоит в переходе от примордиалистского к конструктивистскому подходу в трактовке этнического феномена и многих связанных с ним явлений. Это выразилось в замене «этноса» как базового понятия в исследовании данного феномена на «этничность», которая, по существу, сводится к этнической идентичности. Эффекты конструктивизма нашли отражение в стратегических ориентирах и программном обеспечении государственной национальной политики, которые несут на себе отпечаток серьезных проблем и противоречий этнологического поворота. В результате две фундаментальные для Стратегии государственной национальной политики проблемы, касающиеся концептов российской нации и этнокультурного многообразия с их акцентом на идентичность, оказались, по мнению автора, ограниченными и недостаточно проработанными.
Показано, что слабым местом Стратегии является отсутствие должного внимания к региональным особенностям этносоциального развития и игнорирование задачи по выделению базисных региональных моделей национальной политики, Установка на внедрение единых стандартов без учета регионального своеобразия формализует практическую работу и определяет формирование модели централизации национальной политики как доминирующей.
Каким образом и насколько полно особенности этносоциального развития современной Тувы и существующие проблемы отражаются в проводимой региональной национальной политике, ее целевых ориентирах и актуальных задачах? Автор делает вывод: содержание современных официальных программных документов по реализации национальной политики в республике в существенной степени формализовано, текстуально и содержательно больше соответствуют не особенностям этносоциального развития данного региона, а провозглашенным в Стратегии общим целевым ориентирам, в значительной степени базирующимся на конструктивистском концептуальном фундаменте. Такой подход снижает эффективность государственной региональной национальной политики.
Статья является откликом на обозначенную в новой редакции 2018 г. Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 г. актуализацию роли муниципального управления в ее реализации. Выделяется серия концептуальных вопросов национальной политики, не нашедших отражения в ее доктринальном источнике. Среди них вопрос об объекте национальной политики и ее базовом мониторинге. Отстаивается идея о том, что этносоциальные процессы, а не только межнациональные (межэтнические) отношения и конфликты следует рассматривать в качестве комплексного объекта национальной политики. Носителем этносоциальных процессов и одновременно элементарной единицей исследования и регулирующего воздействия в рамках национальной политики на муниципальном уровне должно рассматриваться межэтническое сообщество в целом как некоторое комплексное интегрированное образование, которое исторически складывается в результате межэтнических взаимодействий. Обосновывается потребность организации модели социокультурного мониторинга городского межэтнического сообщества как значимого элемента в механизме реализации национальной политики на муниципальном уровне, учитывающей ее не только текущие (тактические), но и стратегические задачи по диагностике и прогнозированию долгосрочных тенденций этносоциального развития. Предлагается система показателей социокультурного мониторинга городского межэтнического сообщества. Его концептуальная схема предусматривает учет комплекса социальных, культурных и личностных компонентов, что не рассматривается в качестве составляющих в существующих мониторинговых исследованиях. Данная модель имеет динамичный характер. С помощью такого мониторинга можно отслеживать динамику и сдвиги на социокультурной карте города, а также осуществлять социокультурное моделирование межэтнического пространства.
Рецензия на издание: Очирова В. М. Политические элиты полиэтнических регионов в условиях трансформации российского общества. Улан-Удэ : Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2013. 512 с.
This is a review of: Ochirova, V. M. Politicheskie elity polietnicheskikh regionov v usloviiakh transformatsii rossiiskogo obshchestva [Political elites of polyethnic regions in Russia's changing society]. Ulan-Ude, Buryat State University Publ., 2013. 512 p. ; Рецензия на издание: Очирова В. М. Политические элиты полиэтнических регионов в условиях трансформации российского общества. Улан-Удэ : Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2013. 512 с.
В статье осуществлен анализ тувинской культуры на основе использования центр-периферийной теоретической модели, а также субъектно-ориентированного подхода в анализе диалога культур. Объектом исследования является тувинская культура в многоаспектном измерении, предметом — особенности ее представления в горизонте центр-периферийной интерпретации. Своеобразие тувинской культуры во многом определяется особым внутриматериковым местоположением Тувы. На протяжении длительного времени являясь периферией разных держав (империй), она одновременно выступает центром Азии, располагаясь на территории труднодоступной и географически изолированной естественными преградами. Культурная опосредованность действия географического фактора определяет формирование инверсивных эффектов центрации тувинской культуры, а также динамичность соотношения в ней статусов центра и периферии в процессе исторического развития. Делается вывод об амбивалентности тувинской культуры в горизонте центр-периферийной теоретической рефлексии. Для ее характеристики авторы предлагают использовать метафору культурного палимпсеста как своеобразного наслоения элементов разнообразных культурных комплексов.
В статье актуализируется проблема диалога культур в мировом и региональном аспекте и решается значимая для сравнительного тувиноведения задача по диагностике позиционирования Тувы в диалоге культур в компаративистском контексте. Культуру авторы трактуют как отдельный социальный организм в его конкретно-исторической специфике (по О. Шпенглеру). Именно в рамках такого представления корректно говорить о способности культуры вступать в диалог и его вести.
О диалоге культур правомерно говорить только в том случае, когда осуществляется содержательный и конструктивный речевой информационный взаимообмен. Для этого культура должна быть говорящей, не-молчащей культурой и обладать способностью не к монологу, а диалогу. В рамках разговорного формата диалога культура призвана быть субъектно-ориентированной. Ее должна интересовать и привлекать субъектность чужой культуры в ее самоценности.
Проведенный компаративный анализ положения традиционной тувинской культуры дает основание для следующих заключений: по критерию открытости к диалогу она относится к категории сравнительно закрытых культур; по критерию избирательности в диалоге тувинцев можно охарактеризовать как преимущественно азиатско-ориентированных; в рамках сопоставления культур «говорящих» и «молчащих» тувинская культура больше соответствует культуре молчания; в горизонте диалоговых и монологовых культур ее можно оценить как в большей степени монологичную.
Распространение современных глобализационных сетей и цифровизация публичной и повседневной жизни способствуют переформатированию положения Тувы в диалоге культур. Одновременно с этим, по мнению авторов, актуальными для тувинцев является культивирование уважительного и заинтересованного отношения к собственной культуре, ее более глубокое познание.
В статье актуализируется проблема зависимости описания форм и содержания социокультурных трансформаций от интерпретации самого концепта «социокультурный». Отстаивается положение о вариативности практического опыта регулирования социокультурных трансформаций. На основе экспликации концептуально значимых идей основоположника теории социокультурной динамики П. А. Сорокина анализируются конкретные модели практического регулирования социокультурных трансформаций.Социокультурными трансформациями, протекающими в масштабе исторических эпох, знаменитый социолог называл качественные преобразования различных типов культур и сопутствующие им социальные изменения. Согласно учению П. А. Сорокина, в зависимости от разных оснований можно выделить несколько типов социокультурных трансформаций: по формам социокультурной самоорганизации, по формам культурной интеграции, по формам логически интегрированных культур. Модели практического регулирования П. А. Сорокин описывал по отношению к долгосрочным социокультурным трансформациям логически интегрированных культур.По результатам проведенного им анализа динамики чувственной культуры (на материале европейских обществ Нового времени) можно выделить следующие модели практического регулирования связанных с нею социокультурных трансформаций: модель сдерживания, договорно-принудительная модель, модель творческого и всеобщего лидерства. С учетом тог, что современное российское общество также переживает переход от идеациональной к чувственной форме культуры, идейное наследие П. А. Сорокина может быть полезным для содержательной характеристики моделей практического регулирования актуальных социокультурных трансформаций.
В статье развиваются сформулированные ранее авторами идеи о феномене этнокультурного неотрадиционализма, исследование которого базируется на последовательном применении социокультурного и системно-генетического методологических подходов. Традиция интерпретируется как устойчивое, но одновременно динамическое явление. Изменяясь под влиянием разного рода новаций в процессе актуальных межэтнических отношений, она, сохраняя связь с прошлым, существует в виде неотрадиции. Неотрадиционализм представляет собой не только определенное мировоззрение, концептуальное видение действительности, но и организацию самой жизни, устройство мира этнокультурного сообщества. Этнокультурный неотрадиционализм имеет двойственную природу: с одной стороны, он связан с автохтонной этнокультурой, с другой — стимулирован реальными межэтническими взаимодействиями.В отличие от существующего в научном и политическом дискурсе представления о дифференцирующей роли традиции, авторы делают акцент на исследовании интеграционного потенциала этнокультурной неотрадиции и этнокультурного неотрадиционализма, раскрывая следующие его основные проявления. Во-первых, с позиции диахронного аспекта системно-генетического анализа неотрадиционализм представляет собой устойчивую связь, интеграцию прошлого и настоящего этнической культуры. Во-вторых, с позиций диахронного аспекта системно-генетического анализа он выражает интеграцию традиции и новации, определенный уровень межэтнической интеграции, поскольку реализуется в сети межэтнических взаимодействий. В-третьих, этнокультурный неотрадиционализм способствует «сборке» этноса, объединяя вариационное множество его субкультур и традиций. Этнос восстанавливается и реконструируется в результате пространственно-временной интеграции в процессе осознания его представителями дифференцированной целостности и развивающейся этнической идентичности. В-четвертых, аналогичные процессы происходят при формировании общенациональной идентичности, где в ходе «сборки» гражданской нации участвуют уже не этнические субкультуры, а полноценно сформированные на основе этнокультурного неотрадиционализма этнические общности. Локальный этнокультурный неотрадиционализм может приобретать общероссийскую перспективу, поскольку ориентирует общество на актуализацию и освоение традиции как наиболее глубокой основы единства государства и взаимопонимания его народов. Такая установка соответствует современным представлениям о роли традиций в общественном развитии, восприятию их не в качестве препятствия для модернизации, а как необходимого условия успешных социокультурных преобразований.
