Suchergebnisse

The Swedish colony of Gammalsvenskby (Старошведское) was founded 1782 on the lands of New Russia (Новороссия) by fishermen from the island of Dagö/Hiiumaa in the Baltic Sea. Villagers had frequent contacts with Sweden and the Grand Duchy of Finland throughout the nineteenth century. A number of Swedish cultural institutes (school, new church, library, chorus etc.) were built due to the Scandinavian aid in the village and as consequence the colonists received "an inoculation" of modern Swedish nationalism. During the first half of the 20th century the Swedish community near the Black Sea became the subject of the series of social experiments on the part of the different political regimes. The aim was to change the collective identity of the colonists and creation of loyalty of Swedes towards the new authorities. In 1923-1929 in the village under the guidance of the Ukrainian Central Commission for the National Minorities (ЦКНМ) the politics of the indigenization was provided with the aim of transforming former foreign colonists of the Russian Empire into a loyal ethnic minority of the Soviet Ukraine. However in 1929 the whole village (888 persons) emigrated to Sweden after negotiations between the Swedish and Soviet governments. In the historic fatherland a new large scale experiment was undertaken under the control of the specially created Committee (Gammalsvenskbykommittén). The aim of this experiment was to fully integrate the "archaic" Ukrainian Swedes into the modern Swedish society through their transformation into the successful Swedish farmers. The emigrants were denied a separate settlement in Sweden and newcomers were dissolved throughout the country to undergo "instruction of the Swedish norms of economic and every day activities." Appointed by the Committee inspectors were monitoring all the aspects of the integration of the old Swedes into the Swedish society. About 300 Swedish colonists who were not agree with the policy of Sweden voluntarily returned to the Soviet Union according to their own will. There in Röda Svenskby during five years under the guidance of the Comintern and rule of the Swedish Communist Party led by Hugo Sillén the experiment on the implementing the first Swedish kolkhoz and Swedish intentional community in the Soviet Union took place. The Soviet Union was unlike many other states in the world. This difference concerns not only the abolishment of private property and the dictatorship of the Communist Party, but also a nationalities policy based on internationalism. While ethnic minorities faced discrimination across Europe, the Soviet Union proclaimed in 1923, and then realized, a policy of full support of cultural and linguistic rights for ethnic minorities. However this policy changed dramatically when, in 1937, the Soviet government and the secret police (NKVD) started a mass operation in order to execute members of several ethnic minorities. For fourteen months in 1937 and 1938 roughly 250,000 people representing some 25 ethnic minorities from Finns to Iranians were executed by NKVD. The mass arrests did occur in Gammalsvenskby in 1937-38 and included 22 individuals from 41 Swedish families. The promotion of the Swedish culture was fully stopped simultaneously with the era of terror. In 1938 the Swedish school was closed, the national village council was dismissed and the administrative positions there were taken by non-locals. During World War II Swedish colonists accepted the status of Volksdeutsche. In 1943 all villagers together with their German neighbours were evacuated to Germany by the Nazi occupation forces. In 1945 about a hundred of the returning Ukrainian Swedes were deported by the Soviet secret police (NKVD) to the Komi autonomous republic – a Finno-Ugric region in northern Russia. The government decided to settle all former Volksdeutsche in the Gulag area alongside other enemies of the Soviet state "until further notice". The main purpose of the displacement and isolation of this "special contingent" was "to make them true Soviet citizens". Within the theoretical framework provided in the works of Michel Foucault and Alberto Melucci the author analyzes the techniques of forced normalization used by the Stalinist totalitarian state in order to reorient the cultural and linguistic identity of a Swedish ethnic group. The book is based on the archival sources in the repositories of Ukraine, Sweden and Russia. ; I boken analyseras de olika sociala experiment som invånarna i Gammalsvenskby i Ukraina utsattes för under 1900-talets första hälft. Från 1700-talet och framåt hade svenskbyborna täta kontakter med Sverige och Finland och behöll sin svenska identitet och kultur. Den stalinistiska staten försökte vid flera tillfällen förändra svenskbybornas kollektiva identitet. De skulle "normaliseras" och bli goda sovjetukrainska medborgare, medlemmar av internationella kommunistiska rörelsen och medvetna byggare av det socialistiska samhället. 1929 emigrerade samtliga invånare i Staroshvedskoe (888 personer) till Sverige, efter förhandlingar mellan den svenska och den sovjetiska regeringen. I Sverige sattes en mängd insatser in för att "integrera" Ukrainasvenskarna i det moderna samhället. De fick inte bosätta sig tillsammans och övervakades av inspektörer på praktikplatser, så att integrationen gick rätt till. Ungefär en tredjedel av Ukrainasvenskarna valde därefter att återvända till Sovjetunionen. Efter deras återkomst till Röda Svenskbyn genomfördes där ett experiment administrerat av Komintern och under ledning av kommunister från Sveriges kommunistiska parti. Experimentet gick ut på att bygga upp den första svenska kolchosen i Sovjetunionen. Under den Stora Terrorn arresterades och arkebuserades 23 svenskbybor, anklagade för att ha byggt upp en "svensk spionorganisation". Den tyska ockupationen av Ukraina medförde att Ukrainasvenskar blev offer för ännu ett experiment, denna gång i form av en nazi-germanisering av den svenska befolkningen i Altschwedendorf. 1945 förvisades svenskbybor av den sovjetiska säkerhetspolisen till Gulag eftersom de klassificerades som folkets fiender. Inom ramen för Michel Foucaults och Alberto Meluccis teorier undersökas i boken den sovjetiska tvångsnormaliseringens tekniker. Dessa användes framgångsrikt av myndigheterna för ideologisk, lingvistisk och kulturell omstöpning av Ukrainasvenskarna, men författaren visar också hur svenskbyborna gjorde kollektivt motstånd. ; Swedish colonies in Ukraine

Referring to a vast number of archival and published sources, the author analyzes the social structure and development tendencies of the Russian General Officers between 1730 and 1741. The growth in the numbers of generals under Anna Ioannovna had ceased in the period in question. As opposed to the five previous years, the numbers of generals between 1730 and 1741 were directly conditioned by whether the army was involved in military activities. After the confirmation of the new staff in 1731, the number of generals decreased reaching 104–108 persons, while during the Russo-Turkish and Swedish wars, it increased to 113–129 persons. The structure of the general officers' staff between 1730 and 1741 reflected the overall changes in the armed forces of the time. The number of generals in the field army was decreasing, while it remained unchanged in the military units financed by sources other than chevage (artillery, engineer corps, land militia, defence forces). According to the general data, between 1730 and 1738, 60 to 63 percent of the generals were Russian nationals, and 37 to 40 percent non-Russian nationals. Consequently, after Anna Ioannovna was enthroned, there were no significant changes in the general officers' national structure. It was only at the very end of the period that due to a mass resignation of Russian generals, the numbers of foreign general officers grew: in 1739 they accounted for 42 percent, and between 1740 and 1741 – for 45–46 percent. In the field army, the growth of the number of non-Russian nationals continued with 35 percent in 1725, 42–45 percent in 1726–1730, and as many as 51–70 percent in 1739–1741. Foreign general officers prevailed, as previously, in the artillery and engineer corps with Russian generals employed in the military administration. The land militia forces were commanded by non-Russian generals. According to the general data between 1730 and 1741, equally to the preceding five years, the majority of foreign generals were from Germany (43 to 45 percent). Having started under Peter I, the incorporation of the Baltic nobility into Russian elite continued, while the numbers of Baltic Germans among the generals considerably increased (from 10 to 28 percent). Non-Russian generals taking service between 1730 and 1741, as a rule, had military experience and were assigned to the field army and land militia. The renewal of the command of the artillery, engineer and defence forces, as well as the military administration was mainly carried out by means of promoting the officers that were already serving in the Russian military forces. The development of the social structure of the Russian part of general officers remained unaltered. The amount of the traditional elite decreased from 40–43 percent in 1730–1731 to 34–35 percent in 1740–1741. After three decades since the start of the military reforms of Peter the Great, representatives of the Moscow nobility were promoted to generals in chief and accounted to the majority of such positions. It was only the senior rank of field marshals that was made up of the nobility. Overall, the development of the general officials' corps between 1730 and 1741 followed the general pattern of the development of Russian military forces initiated under Peter the Great, and the changes of the beginning of Anna Ioannovna's reign were the result of the internal policy that was formulated by the reformer-tsar's associates between 1725 and 1727. ; В статье на основании широкого круга архивных и опубликованных источников анализируются состав, социальная структура и динамика российского генералитета 1730–1741 гг. Расширение генеральского корпуса, которое наблюдалось в 1725–1730 гг., при Анне Иоанновне прекратилось. В отличие от предшествующих пяти лет, численность генералитета 1730–1741 гг. напрямую зависела от того, вела ли армия боевые действия. После утверждения в 1731 г. нового штата число генералов снизилось до 104–108 человек, а в период турецкой и шведской войн вновь увеличилось до 113–129 лиц. Структура генералитета 1730–1741 гг. отражала общие изменения в вооруженных силах того времени. Доля генералитета при полевой армии снижалась. В тех же частях, которые финансировались из источников вне подушной подати (артиллерия, инженерный корпус, ландмилиция, гарнизонные войска), такой тенденции не наблюдалось. По общим данным, среди генералов 1730–1738 гг. насчитывалось 60–63 % русских и 37–40 % иноземцев, что соответствовало показателям 1725–1730 гг. Таким образом, после восшествия на престол Анны Иоанновны резких изменений в национальном составе генералитета не произошло. Лишь в самом конце периода из-за массовых отставок русских генералов доля иноземцев выросла: в 1739 г. – 42 %, а в 1740–1741 гг. – 45–46 %. В полевой армии рост числа иноземцев продолжился: в 1725 г. – 35 %, в 1726–1730 гг. – 42–45 %, в 1730–1738 гг. – 46–50 %, в 1739–1741 гг. – 51–70 %. В артиллерии, инженерном корпусе, как и ранее, доминировали иноземные генералы, а в военной администрации – русские. Командование ландмилиции в основном состояло из иноземцев. По общим данным в 1730–1741 гг. (как и в предшествующие пять лет) среди иноземцев преобладали выходцы из Германии – 43–45 %. Начавшаяся еще при Петре I инкорпорация представителей прибалтийского дворянства в состав российской элиты продолжилась, а доля остзейцев в генералитете существенно выросла – с 10 до 28 %. Иноземные генералы, поступившие на службу в 1730–1741 гг., как правило, имели европейский военный опыт и в основном направлялись в полевую армию и ландмилицию. Обновление командования артиллерийских, инженерных, гарнизонных частей и военной администрации осуществлялось в первую очередь за счет повышения в чинах тех, кто уже находился на российской службе. Динамика социальной структуры русской части генералитета осталась прежней. Доля традиционной элиты снизилась с 40–43 % в 1730–1731 гг. до 34–35 % в 1740–1741 гг. Спустя три десятилетия после начала петровских военных реформ представители московского дворянства достигли чина генерал-аншефа и составили в нем большинство. Аристократическим остался лишь старший – фельдмаршальский – класс. В целом эволюция генеральского корпуса 1730–1741 гг. подчинялась общей логике развития вооруженных сил России, заложенной еще при Петре Великом, а перемены начала аннинского царствования во многом стали следствием того внутриполитического курса, который был сформулирован ближайшим окружением царя-реформатора в 1725–1727 гг.

The article is devoted to the historical-philosophical analysis of the problem of ambivalence as a fundamental principle of Derrida's philosophical thinking. It shows how such primordial philosophical questions as ones of limits of philosophies and of limits of philosophy define the basic problem dimensions of Derridean conception. It consideres the correlation of the theme of marginality with both the problem of Derrida's cultural self-identification and the idea of the metaphoricity of language as the initial premise of différance logic. Also the article examines the role of transcendentalistic implications in Derridean thought that determine a his-torical and philosophical context of Derrida's philosophy. The analogy between quasi-transcendental and metaphorical aspects of deconstructive thinking is drawn. The identifica-tion of Jewish and metaphorical in Derrida's conception is demonstrated. The author introduces the concept of "literal metaphor" as the quintessence of Derrida's philosophical thought which structures its basic forms, namely: aporia, hyperbole, question, commentary. ; Статья посвящена историко-философскому анализу проблемы амбивалентности как фундаментального принципа философского мышления Деррида. Показывается, каким образом исконные для истории философии вопросы – границ философий и границ философии – определяют основные проблемные измерения дерридианской концепции. Рассматривается корреляция темы пограничности как с проблемой культурной самоидентификации Деррида, так и с идеей метафоричности языка как исходного посыла логики différance. Анализируется роль трансценденталистских импликаций в дерридианской мысли, определяющих историко-философский контекст последней. Проводится аналогия между квази-трансцендентальным и метафорическим аспектами деконструктивного мышления, демонстрируется отождествление еврейского и метафорического в концепции Деррида. Вводится понятие "буквальной метафоры" как квинтэссенции философской мысли Деррида, структурирующей ее базовые формы: апорию, ги-перболу, вопрос, комментарий.СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫАвтономова (2011): Автономова, Н. Философский язык Жака Деррида. Москва: РОССПЭН, 2011, 506 с.Арутюнова (1990): Арутюнова, Н. «Метафора и дискурс». В: Теория метафоры: Сборник. Ред. Н. Д. Арутюнова, М. А. Журинская. Москва: Прогресс, 1990, С. 5–32.Блюменберг (2005): Блюменберг, Г. Світ як книга. Пер. з нім. В. Єрмоленка. К.: Лібра, 2005, 544 с.Деррида (1992): Деррида, Ж. «Письмо к японскому другу». Пер. с фр. А. Гараджи. В: Вопросы философии. 1992, № 4, С. 53–57.Деррида (2000a): Деррида, Ж. О грамматологии. Пер. с фр. Н. Автономовой.– Москва: Ad Marginem, 2000a, 512 с.Деррида (2000b): Деррида, Ж. «Различание». Пер. с фр. В. Лапицкого. В: Деррида Ж. Письмо и различие. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000b, С.377–402.Деррида (2000с): Деррида, Ж. «Сила и значение». Пер. с фр. С. Фокина. В: Деррида Ж. Письмо и различие. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000c. С. 7–42.Деррида (2000d): Деррида, Ж. «Эдмон Жабе и вопрос книги». In: Деррида Ж. Письмо и различие. Пер. с фр. В. Лапицкого. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000d, С. 83–99.Деррида (2000е): Деррида, Ж. «Эллипс». Пер. с фр. В. Лапицкого. В: Деррида Ж. Письмо и различие. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000e, С. 369–374.Деррида (2011): Деррида, Ж. «Монолингвизм Другого или протез первоначала». Глава седьмая. Пер. с фр. Н. Автономовой. В: Автономова Н.С. Философский язык Жака Деррида. Москва: РОССПЭН, 2011, С. 445–471.Деррида (2012): Деррида, Ж. Поля философии. Пер. с фр. Д. Кралечкина. Москва: Академический проект, 2012, 376 с.Деррида = КИ: Деррида, Ж. Кроме имени. Пер. с фр. Н. Шматко. В: Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/derrid/Деррида, Хартман: Деррида, Ж., Хартман, Д., Изер, В. Деконструкция: триалог в Иерусалиме. Пер. с англ. В. Мерлина. В: Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Derr/dekon.phpДэвидсон (1990): Дэвидсон, Д. «Что означают метафоры». В: Теория метафоры: Сборник. Ред. Н. Д. Арутюнова, М. А. Журинская. Москва: Прогресс, 1990, С. 172–193.Ильина (2009): Ильина, А. «Метафорический вопрос и границы рациональности». В: MegaLing'2009: збірник наукових праць. Київ: Довіра, 2009. С. 225–235.Ильина (2011): Ильина, А. «Концепт Другого в ракурсе трансцендентализма». В: Койнонія: Спецвипуск № 2, Вісник Харківського національного університету ім. В.Н. Каразіна, 2011, № 950, С. 165–195.Ільїна (2014): Ільїна, А. «Впливи трансцендентальної парадигми на єврейську філософську думку (від С. Маймона до Ж. Деріда)». В: Вісник Харківського національного універ-ситету ім. В.Н. Каразіна, 2014, № 1092, С. 42–51.Кант (1994): Кант, И. Критика чистого разума. Пер. с нем. Н. Лосского. Москва: Мысль, 1994, 592 с.Ковельман, Гершович (2010): Ковельман, А., Гершович, У. «Бегство от логоса: к пониманию раввинистической герменевтики». В: НЛО, 2010, № 10, Электронный ресурс. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2010/102/ko4.htmlЛосский: Лосский, В. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. В: Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.vehi.net/vlossky/Нечипуренко, Полонская (2007): Нечипуренко, В., Полонская, И. «Поиски национальной иден-тификации в философии Ж. Деррида». В: Научная мысль Кавказа, 2007, № 1, С. 41–49.Розет (2011): Розет, А. Священная грамматика. Запись выступления на лингвистическом Шавуот-фесте 2011. В: Электронный ресурс. Режим доступа: http://m.eshkolot.ru/library/audio/36130Черняк: Черняк, А. Проблема очевидности. В: Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.biglib.com.ua/read.php?pg_which=1&dir=0013&f=13_48&book_id=2525Эпштейн (2001): Эпштейн, М. Философия возможного. Модальности в мышлении и культуре. Санкт-Петербург: Алетейя, 2001, 334 с.Bennington (1994): Bennington, G. Legislations: the Politics of Deconstruction. London; New York: Verso, 1994, (viii) 300 p.Bennington (1999): Bennington, G., Derrida J. Jacques Derrida. Chicago: University of Chicago Press, 1999, 420 p.Bennington (2000): Bennington, G. Interrupting Derrida. London; New York: Routledge, 2000, (xiv) 235 p.Cixous (2001): Cixous, H. Portrait de Jacques Derrida en jeune saint juif. Paris: Galilée, 2001, 115 p.Crockett (2001): Crockett, C. A Theology of the Sublime. London; New York: Routledge, 2001, (xi) 142 p.Derrida (1972а): Derrida, J. La dissemination. Paris: Seuil, 1972a, 445 p.Derrida (1972b): Derrida, J. Marges de la philosophie. Paris: Minuit, 1972b, 398 p.Derrida (1986): Derrida, J. «Le retrait de la metaphore». In: Analecta Husserliana, vol. 14: The Phenomenology of man and of the human condition: individualisation of nature and the human being. I. Plotting the territory for interdisciplinary communication. Еd. by Anna-Teresa Tymieniecka. Dordrecht, Holland; Boston, U.S.A., London, England: D. Reidel; Hingham, MA, 1986, P. 273–300.Derrida (1993): Derrida, J. Aporias. Tr. T. Dutoit. Stanford, Calif.: Stanford UP, 1993, (x) 87 p.Derrida (1994): Derrida J. Politiques de l'amitié. Paris: Galilée, 1994, 308 p.Derrida (2003): Derrida, J. «Abraham, l'autre». In: Judéités. Questions pour Jacques Derrida. J. Cohen, R. Zagury-Orly. Paris: Galilée, 2003, P. 11–42.Derrida (2004а): Derrida, J. «Penseur de l'événement (entretien par Jérôme-Alexandre Nielsberg)». In: L'Humanité, 28 janvier 2004a, Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.jacquesderrida.com.ar/frances/evenement.htmDerrida (2004b): Derrida, J. «Qu'est que ce que la deconstruction». In: Le Monde, 12 octobre 2004b, Электронный ресурс. Режим доступа:http://www.jacquesderrida.com.ar/frances/deconstruction.htmDerrida (2012): Derrida, J. «La déconstruction et l'autre (entretien avec Richard Kearney)». In: Le Temps Modernes: Derrida, l'événement déconstruction, 2012, № 669–670, P. 7–29.Drob: Drob, S.L. Tzimtzum and «Différance»: Derrida and the Lurianic Kabbalah. In: Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.newkabbalah.com/Derrida3.htmlGasché (1986): Gasché, R. The Tain of the Mirror: Derrida and the Philosophy of Reflection. Cambridge, Mass.: Harvard UP, 1986, (viii) 348 p.Idel (2003): Idel, M. «Jacques Derrida et les sources kabbalistiques». In: Judéités. Questions pour Jacques Derrida. J. Cohen, R. Zagury-Orly. Paris: Galilée, 2003, P. 133–156.Kohler (2012): Kohler, G.Y. «Maimonid and Kant». In: Reading Maimonid's Philosophy in 19-th century Germany. Amsterdam Studies in Jewish Philosophy, Vol. 15, 2012, P. 249–307.Levinas (2009): Levinas, E. Oeuvres 1: Carnets de captivité. Paris: Grasset, IMEC, 2009, 499 p.Ofrat (2001): Ofrat, G. The Jewish Derrida. Syracuse, N.Y.: Syracuse UP, 2001, (viii) 201 p. ; Статтю присвячено історико-філософському аналізу проблеми амбівалентності як фундаментального принципу філософського мислення Дерида. Демонструється, в який спосіб споконвічні для історії філософії питання – меж філософій та меж філософії – визначають основні проблемні виміри деридіанської концепції. Розглядається кореляція теми пограничності як із проблемою культур-ної самоідентифікації Дерида, так і з ідеєю метафоричності мови як вихідного засновку логіки différance. Аналізується роль трансценденталістських імплікацій в деридіанській думці, що визначають історико-філософський контекст останньої. Проводиться аналогія між квазі-трансцендентальним та метафоричним аспектами деконструктивного мислення, демонструється ототожнення єврейського та метафоричного в концепції Дерида. Уведено поняття «буквальної метафори» як квінтесенції філософської думки Дерида, що структурує її базові форми: апорію, гіперболу, питання, коментар.СПИСОК ЛІТЕРАТУРИАвтономова (2011): Автономова, Н. Философский язык Жака Деррида. Москва: РОССПЭН, 2011, 506 с.Арутюнова (1990): Арутюнова, Н. «Метафора и дискурс». В: Теория метафоры: Сборник. Ред. Н. Д. Арутюнова, М. А. Журинская. Москва: Прогресс, 1990, С. 5–32.Блюменберг (2005): Блюменберг, Г. Світ як книга. Пер. з нім. В. Єрмоленка. К.: Лібра, 2005, 544 с.Деррида (1992): Деррида, Ж. «Письмо к японскому другу». Пер. с фр. А. Гараджи. В: Вопросы философии. 1992, № 4, С. 53–57.Деррида (2000a): Деррида, Ж. О грамматологии. Пер. с фр. Н. Автономовой.– Москва: Ad Marginem, 2000a, 512 с.Деррида (2000b): Деррида, Ж. «Различание». Пер. с фр. В. Лапицкого. В: Деррида Ж. Письмо и различие. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000b, С.377–402.Деррида (2000с): Деррида, Ж. «Сила и значение». Пер. с фр. С. Фокина. В: Деррида Ж. Письмо и различие. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000c. С. 7–42.Деррида (2000d): Деррида, Ж. «Эдмон Жабе и вопрос книги». In: Деррида Ж. Письмо и различие. Пер. с фр. В. Лапицкого. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000d, С. 83–99.Деррида (2000е): Деррида, Ж. «Эллипс». Пер. с фр. В. Лапицкого. В: Деррида Ж. Письмо и различие. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000e, С. 369–374.Деррида (2011): Деррида, Ж. «Монолингвизм Другого или протез первоначала». Глава седьмая. Пер. с фр. Н. Автономовой. В: Автономова Н.С. Философский язык Жака Деррида. Москва: РОССПЭН, 2011, С. 445–471.Деррида (2012): Деррида, Ж. Поля философии. Пер. с фр. Д. Кралечкина. Москва: Академический проект, 2012, 376 с.Деррида = КИ: Деррида, Ж. Кроме имени. Пер. с фр. Н. Шматко. В: Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/derrid/Деррида, Хартман: Деррида, Ж., Хартман, Д., Изер, В. Деконструкция: триалог в Иерусалиме. Пер. с англ. В. Мерлина. В: Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Derr/dekon.phpДэвидсон (1990): Дэвидсон, Д. «Что означают метафоры». В: Теория метафоры: Сборник. Ред. Н. Д. Арутюнова, М. А. Журинская. Москва: Прогресс, 1990, С. 172–193.Ильина (2009): Ильина, А. «Метафорический вопрос и границы рациональности». В: MegaLing'2009: збірник наукових праць. Київ: Довіра, 2009. С. 225–235.Ильина (2011): Ильина, А. «Концепт Другого в ракурсе трансцендентализма». В: Койнонія: Спецвипуск № 2, Вісник Харківського національного університету ім. В.Н. Каразіна, 2011, № 950, С. 165–195.Ільїна (2014): Ільїна, А. «Впливи трансцендентальної парадигми на єврейську філософську думку (від С. Маймона до Ж. Деріда)». В: Вісник Харківського національного університету ім. В.Н. Каразіна, 2014, № 1092, С. 42–51.Кант (1994): Кант, И. Критика чистого разума. Пер. с нем. Н. Лосского. Москва: Мысль, 1994, 592 с.Ковельман, Гершович (2010): Ковельман, А., Гершович, У. «Бегство от логоса: к пониманию раввинистической герменевтики». В: НЛО, 2010, № 10, Электронный ресурс. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2010/102/ko4.htmlЛосский: Лосский, В. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. В: Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.vehi.net/vlossky/Нечипуренко, Полонская (2007): Нечипуренко, В., Полонская, И. «Поиски национальной идентификации в философии Ж. Деррида». В: Научная мысль Кавказа, 2007, № 1, С. 41–49.Розет (2011): Розет, А. Священная грамматика. Запись выступления на лингвистическом Шавуот-фесте 2011. В: Электронный ресурс. Режим доступа: http://m.eshkolot.ru/library/audio/36130Черняк: Черняк, А. Проблема очевидности. В: Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.biglib.com.ua/read.php?pg_which=1&dir=0013&f=13_48&book_id=2525Эпштейн (2001): Эпштейн, М. Философия возможного. Модальности в мышлении и культуре. Санкт-Петербург: Алетейя, 2001, 334 с.Bennington (1994): Bennington, G. Legislations: the Politics of Deconstruction. London; New York: Verso, 1994, (viii) 300 p.Bennington (1999): Bennington, G., Derrida J. Jacques Derrida. Chicago: University of Chicago Press, 1999, 420 p.Bennington (2000): Bennington, G. Interrupting Derrida. London; New York: Routledge, 2000, (xiv) 235 p.Cixous (2001): Cixous, H. Portrait de Jacques Derrida en jeune saint juif. Paris: Galilée, 2001, 115 p.Crockett (2001): Crockett, C. A Theology of the Sublime. London; New York: Routledge, 2001, (xi) 142 p.Derrida (1972а): Derrida, J. La dissemination. Paris: Seuil, 1972a, 445 p.Derrida (1972b): Derrida, J. Marges de la philosophie. Paris: Minuit, 1972b, 398 p.Derrida (1986): Derrida, J. «Le retrait de la metaphore». In: Analecta Husserliana, vol. 14: The Phenomenology of man and of the human condition: individualisation of nature and the human being. I. Plotting the territory for interdisciplinary communication. Еd. by Anna-Teresa Tymieniecka. Dordrecht, Holland; Boston, U.S.A., London, England: D. Reidel; Hingham, MA, 1986, P. 273–300.Derrida (1993): Derrida, J. Aporias. Tr. T. Dutoit. Stanford, Calif.: Stanford UP, 1993, (x) 87 p.Derrida (1994): Derrida J. Politiques de l'amitié. Paris: Galilée, 1994, 308 p.Derrida (2003): Derrida, J. «Abraham, l'autre». In: Judéités. Questions pour Jacques Derrida. J. Cohen, R. Zagury-Orly. Paris: Galilée, 2003, P. 11–42.Derrida (2004а): Derrida, J. «Penseur de l'événement (entretien par Jérôme-Alexandre Nielsberg)». In: L'Humanité, 28 janvier 2004a, Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.jacquesderrida.com.ar/frances/evenement.htmDerrida (2004b): Derrida, J. «Qu'est que ce que la deconstruction». In: Le Monde, 12 octobre 2004b, Электронный ресурс. Режим доступа:http://www.jacquesderrida.com.ar/frances/deconstruction.htmDerrida (2012): Derrida, J. «La déconstruction et l'autre (entretien avec Richard Kearney)». In: Le Temps Modernes: Derrida, l'événement déconstruction, 2012, № 669–670, P. 7–29.Drob: Drob, S.L. Tzimtzum and «Différance»: Derrida and the Lurianic Kabbalah. In: Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.newkabbalah.com/Derrida3.htmlGasché (1986): Gasché, R. The Tain of the Mirror: Derrida and the Philosophy of Reflection. Cambridge, Mass.: Harvard UP, 1986, (viii) 348 p.Idel (2003): Idel, M. «Jacques Derrida et les sources kabbalistiques». In: Judéités. Questions pour Jacques Derrida. J. Cohen, R. Zagury-Orly. Paris: Galilée, 2003, P. 133–156.Kohler (2012): Kohler, G.Y. «Maimonid and Kant». In: Reading Maimonid's Philosophy in 19-th century Germany. Amsterdam Studies in Jewish Philosophy, Vol. 15, 2012, P. 249–307.Levinas (2009): Levinas, E. Oeuvres 1: Carnets de captivité. Paris: Grasset, IMEC, 2009, 499 p.Ofrat (2001): Ofrat, G. The Jewish Derrida. Syracuse, N.Y.: Syracuse UP, 2001, (viii) 201 p.

The emergence of new smoking herbal products laced with synthetic cannabinoids can be considered as a new development in the field of designer drugs. In many countries, where spices and similar substances are available, they have become a significant problem. Government measures to control smoking blends for the last 10 years have been actively deve­loped and implemented in Austria, Germany, France, Luxembourg, Poland, Lithuania, Sweden and are under consideration in other member states of the European Union. Nevertheless, a huge number of available and at the same time potentially dangerous psychotropic synthetic cannabinoids means that the activities carried out by states to control are ineffective.Currently, little is known about the pharmacology, toxico­logy and safety of these compounds for humans. Types and amount of added synthetic cannabinoids in products may vary considerably, and some of the compounds may be active in very low doses that forms the possibility of accidental overdose with risk of severe psychiatric complications. In addition, the emergence of full cannabinoid receptor antagonists may lead to life-threatening conditions. Increase in the number of acute poisonings with synthetic cannabinoids and high hospital mortality require immediate search for effective methods of intensive care and laboratory diagnosis, bringing today the problem of synthetic cannabinoids in priority task of clinical toxicology and intensive care.Cases of acute poisonings with smoking blends are observed in Kyiv over the past 5 years. In the group of poisonings with psychotropic drugs, herbal mixtures comprise about 1 %. Deaths during the period of 2012–2014 were not observed. Age of victims, predominantly males, was recorded in the range of 18 to 39 years. The clinical picture is characterized by lesions of the central nervous system, hallucinations, agitation, motor activity. Intensive therapy consists of a symptomatic treatment aimed at preventing complications from respiratory and cardiovascular systems; specific antidotes and pharmacological antagonists were not used. Test systems for detecting narcotic drugs and psychotropic substances in the urine didn't give positive results, in a few cases there was a positive test for marijuana. According to the regional departments for the treatment of poisonings, there are registered very severe cases of poisonings with lethal outcome. In severe cases, the characteristic pattern is brain edema, respiratory and circulatory failure. In the described clinical manifestations of acute central nervous system damage, an analogy with severe and irreversible damages ari­sing in cases of poisoning with inhaled drugs (glue BF) has been noted.Free distribution of smoking mixtures is a significant toxicological problem. Complexity of toxic-chemical identification of products does not allow timely detection of toxic components and development of appropriate therapeutic measures. Variability of the chemical composition of smoking mixtures makes them potentially dangerous to the consumer. Such effects of mixtures as carcinogenicity, the ability to form a physical dependency remain unexplored. Mass poisonings among young people, high levels of deaths require to consider the problem of the distribution of dangerous products with the participation of all interested parties. Collaborative researches of toxicologists, forensics, clinicians, state control bodies will help to create an effective system to prevent undesirable consequences which may occur as a result of the use of designer drugs. ; Появление новых курительных травяных продуктов с добавкой синтетических каннабиноидов можно рассматривать как новую разработку в области дизайнерских наркотиков. Во многих странах, где доступны спайсы и подобные вещества, они стали существенной проблемой. Государственные мероприятия по контролю курительных смесей за последние 10 лет были активно разработаны и реализованы в Австрии, Германии, Франции, Люксембурге, Польше, Литве, Швеции и Эстонии и находятся в стадии рассмотрения в других государствах — членах Евросоюза. Тем не менее огромное количество доступных и вместе с тем потенциально опасных психотропных синтетических каннабиноидов означает, что мероприятия, осуществляемые государствами по контролю, являются неэффективными. В настоящее время почти ничего неизвестно о фармакологии, токсикологии и безопасности таких соединений для человека. Виды и количество добавленных синтетических каннабиноидов в продуктах могут значительно варьировать, и некоторые из соединений могут быть активными в очень малых дозах, что формирует возможность случайной передозировки с риском серьезных психических осложнений. Кроме того, появление полных агонистов CB-рецепторов может привести к опасным для жизни состояниям. Рост числа острых отравлений синтетическими каннабиноидами и высокие показатели госпитальной летальности требуют безотлагательного поиска эффективных методов интенсивной терапии и лабораторной диагностики, выводя сегодня проблему синтетических каннабиноидов в приоритетную задачу клинической токсикологии и интенсивной терапии. Случаи острых отравлений курительными смесями наблюдаются в Киеве в течение последних 5 лет. В группе отравлений психотропными веществами травяные смеси составляют около 1 %. Летальных случаев за период 2012–2014 гг. отмечено не было. Возраст пострадавших регистрировался в пределах от 18 до 39 лет, преимущественно мужчины. Клиническая картина характеризуется поражением функции центральной нервной системы, галлюцинациями, возбуждением, двигательной активностью. Интенсивная терапия состоит из симптоматического лечения, направленного на профилактику осложнений со стороны дыхательной и сердечно-сосудистой систем; специфические антидоты и фармакологические антагонисты не использовались. Тест-системы для диагностики наркотиков и психотропных веществ в моче положительных результатов не дали, в единичных случаях наблюдался положительный тест на марихуану. По сообщениям региональных отделений по лечению отравлений, отмечаются крайне тяжелые случаи отравлений, имеющие летальный результат. В тяжелых случаях характерна картина отека мозга, дыхательной и циркуляторной недостаточности. В описанных клинических проявлениях острого поражения центральной нервной системы усматривалась аналогия с тяжелыми и необратимыми нарушениями, возникшими при отравлении ингаляционными наркотиками (клей БФ).Свободное распространение курительных смесей представляет существенную токсикологическую проблему. Сложности токсико-химической идентификации продуктов не позволяют своевременно выявлять токсические компоненты и разрабатывать адекватные лечебные мероприятия. Изменчивость химического состава курительных смесей делает их потенциально опасными для потребителя. Остаются неизученными такие эффекты смесей, как канцерогенность, способность формировать физическую зависимость. Массовые случаи отравлений среди молодежи, высокие показатели летальных исходов требуют рассматривать проблему распространения опасных продуктов с участием всех заинтересованных сторон. Совместные исследования токсикологов, криминалистов, клиницистов, государственных органов контроля помогут сформировать эффективную систему профилактики нежелательных последствий, возможных в результате употребления дизайнерских наркотиков. ; Появу нових курильних трав'яних продуктів із добавкою синтетичних канабіноїдів можна розглядати як нову розробку в сфері дизайнерських наркотиків. У багатьох країнах, де доступні спайси і подібні речовини, вони стали суттєвою проблемою. Державні заходи щодо контролю курильних сумішей за останні 10 років були активно розроблені та реалізовані в Австрії, Німеччині, Франції, Люксембурзі, Польщі, Литві, Швеції та Естонії і знаходяться в стадії розгляду в інших державах — членах Євросоюзу. Проте величезна кількість доступних і водночас потенційно небезпечних психотропних синтетичних канабіноїдів означає, що заходи з контролю, які здійснюються державами, є неефективними.У даний час майже нічого невідомо про фармакологію, токсикологію та безпеку таких з'єднань для людини. Види та кількість доданих синтетичних канабіноїдів у продуктах можуть значно варіювати, і деякі із сполук можуть бути активними в дуже малих дозах, що формує можливість випадкового передозування з ризиком серйозних психічних ускладнень. Крім того, поява повних агоністів CB-рецепторів може призвести до небезпечних для життя станів. Зростання числа гострих отруєнь синтетичними канабіноїдами та високі показники госпітальної летальності вимагають невідкладного пошуку ефективних методів інтенсивної терапії та лабораторної діагностики, виводячи сьогодні проблему синтетичних канабіноїдів у пріоритетну задачу клінічної токсикології та інтенсивної терапії.Випадки гострих отруєнь курильними сумішами спостерігаються в Києві протягом останніх 5 років. У групі отруєнь психотропними речовинами трав'яні суміші становлять близько 1 %. Летальних випадків за період 2012–2014 рр. відзначено не було. Вік постраждалих реєструвався в межах від 18 до 39 років, переважно чоловіки. Клінічна картина характеризується ураженням функції центральної нервової системи, галюцинаціями, збудженням, руховою активністю. Інтенсивна терапія складається з симптоматичного лікування, спрямованого на профілактику ускладнень із боку дихальної та серцево-судинної систем; специфічні антидоти та фармакологічні антагоністи не використовувалися. Тест-системи для діагностики наркотиків і психотропних речовин у сечі позитивних результатів не дали, у поодиноких випадках спостерігався позитивний тест на марихуану. За повідомленнями регіональних відділень із лікування отруєнь, відзначаються вкрай тяжкі випадки отруєнь, що мають летальний результат. У тяжких випадках характерна картина набряку мозку, дихальної та циркуляторної недостатності. В описаних клінічних проявах гострого ураження центральної нервової системи вбачалася аналогія з тяжкими та незворотними порушеннями, що виникли при отруєнні інгаляційними наркотиками (клей БФ).Вільне поширення курильних сумішей представляє істотну токсикологічну проблему. Складності токсико-хімічної ідентифікації продуктів не дозволяють своєчасно виявляти токсичні компоненти і розробляти адекватні лікувальні заходи. Мінливість хімічного складу курильних сумішей робить їх потенційно небезпечними для споживача. Залишаються невивченими такі ефекти сумішей, як канцерогенність, здатність формувати фізичну залежність. Масові випадки отруєнь серед молоді, високі показники летальних результатів вимагають розглядати проблему поширення небезпечних продуктів за участю всіх зацікавлених сторін. Спільні дослідження токсикологів, криміналістів, клініцистів, державних органів контролю допоможуть сформувати ефективну систему профілактики небажаних наслідків, можливих у результаті вживання дизайнерських наркотиків.

Research problem. One of the ways to ensure public order is to impose sanctions for breach of law. Administrative sanctions as a remedy of administrative liability have a special place among the remedies of legal constraint. There is a need of effective and quick reaction to tackle great number of administrative offences and to ensure adequate prevention of administrative offences as well as criminal acts. Although the state responds to offence by implementing the jurisdictional function, which in a state governed under democratic principles is carried out by the court (one of the three constituent elements of governance), social reality testifies that the role of executive institutions in resolving the issues of legal liability for offence is increasing. Under currently effective provisions of the Administrative Code of the Republic of Lithuania authorization to impose sanctions for administrative offence is granted to a few tens of public administration institutions. Does such a situation correspond to the principle of separation of powers and what is the basis of such legal regulation? In fact, Lithuanian, and not only, science of Administrative Law often raises the problem of administrative offence as well as the problem of legitimacy of administrative sanctions which is closely related with the justice implementation function of administrative institutions. Actually, the administrative institution while imposing sanctions for administrative offence becomes a quasi-court involved in jurisdictional activities. This problem roots from the inconsistence of modern public administration system with Article 109 of the Republic of Lithuania Constitution, which reads that justice shall be executed solely by court. Execution of justice means determination of the case circumstances, finding a person guilty and imposing a fair instrument of action. According to the Constitution the right to find a person guilty and to impose a fair instrument of action is vested to the court and the judge. Meanwhile, up to now the executive institutions are empowered to implement these functions of justice. Therefore, public administration institutions, in addition to administration, implement the function of justice and therefore contradict the principle of separation of powers. This idea, expressed by many authors, has been still ignored by legislators not only in Lithuania, but in foreign states as well. Conversely, a tendency to make a social impact by implementing administrative sanctions imposed in a simpler and prompter manner is observed much more frequently and in wider areas of public life. On the other hand, the affer to leave the examination of all cases of administrative offence to courts would be difficult to implement and perhaps unnecessary. Finally, we may see that neither the constitutional jurisprudence nor the European Court of Human Rights requires for that. Nevertheless, the statutory regime necessary for the implementation of administrative sanctions has to be identified and defined. Meanwhile, authoritative entities of judiciary law, basing themselves on the similarities in the nature of administrative and criminal sanctions, categorically maintain that the principles of criminal justice should be applied to administrative justice. Such a requirement is paradoxical though. Presumably, if a person charged with administrative offence is given the same guarantees as a criminal offender and legal proceedings are of the same type as criminal proceedings, the administrative liability as independent type of legal liability and institution of administrative law would lose its identity. Therefore there is a search for compromise in many different legal systems, which shows that principles of criminal jurisdiction, when transferred into the area of administrative sanctions, become inverted from the point of view of subject matter. Considering all this problematic aspects of implementing lawfulness (nullum crimen, nulla poena sine lege), non-retroactivity of law (lex retro non agit) and prohibition to institute a legal action twice for the same cause (non bis in idem) in judicial activities of quasi judiciary institutions shall be resolved . The issue of guilt as a subjective element of administrative punishment remains of great importance. Topicality of the dissertation research. Administrative Code, being the key act of law aimed at regulating legal relationship of administrative liability, was adopted during the soviet times. Obviously, significant changes have taken place in political, social and economic life and these changes are reflected in modified legal regulation. After the protection of human rights became the main objective of the state and the guiding values cardinally shifted from the primacy of state over the citizen towards the primacy of citizen over the state, the legal regulation of administrative liability had to be changed. Attempts to adopt a new law complying with the spirit of democratic states still remain fruitless. We may assume that the legislator has not decided yet which model of administrative liability regulations should be the most acceptable. Such assumption is confirmed by unsuccessful attempts criticized by many authors to automatically translate general provisions of criminal liability to the Administrative Code draft now being worked on. Thus, when legislation problems in the area of administrative liability are being solved the issue of the body executing the liability has remained the most acute. Discussions often reveal an opinion that implementation of sanctions by administrative institutions should be more an exception than a rule while cases of administrative offence should be settled in courts. Unfortunately, this idea is confirmed neither by Lithuanian nor foreign practice; on the contrary, opinions supporting the development and expansion of administrative jurisdiction prevail. In that case the problem of legitimacy of exercising jurisdiction by administrative institutions from the point of view of separation of powers laid down in the Constitution remains unsolved and thus retains its topicality. Finally, the scope of the principles of administrative liability in Lithuania is still unclear and undefined thus leading to incompliance of statutory regulation with legal practice. Dissertation research object. This doctoral thesis focuses on social relationship created in the light of administrative sanctions imposed by quasi-judicial institutions and statutory regulation of such relationship. Dissertation research goal is to analyze in a systematic manner and evaluate the legal basis of jurisdictional activities of quasi-judicial institutions in different countries, the principles applied in jurisdictional activities of these institutions and to propose guidelines for improving the institution of administrative liability in Lithuania. The following objectives were set to this end: 1. Introduce the notion of jurisdictional activity and reveal its relationship with administrative jurisdiction. 2. Disclose the notion of administrative sanction and examine the administrative sanction doctrines in different states pointing out the fundamental features of administrative sanction. 3. Analyze the models of quasi-judicial institutions implementing administrative sanctions and assess their jurisdictional activity from the point of view of constitutional legitimacy. 4. Evaluate statutory regulation of administrative jurisdiction and problems of executing it in Lithuania in 1918-1990. 5. Reveal the basic principles and the scope of jurisdictional activity of quasi-judicial institutions. Scientific novelty and practicality of dissertation research. This thesis is an attempt to have a deeper insight to the problems of statutory regulation and execution of administrative liability. Although sufficient attention is paid to this issue in the science of Lithuanian Law witnessed by scholar discussions on one or another aspect of the problem, the present thesis is the first attempt to give a doctrinal and systematic review of quasi-judicial institutions in exercising the powers of administrative sanctioning and the basis of jurisdictional activity. The thesis analyses in great detail doctrines of administrative sanctions of different democratic states (e.g. France, Germany, Spain, Portugal, Italy etc.) and attempts to determine and distinguish essential features of administrative sanctions with the aim to develop guidelines for modelling the institution of administrative liability in Lithuania. The research work is not limited to a mere analysis of legal norms but gives an assessment of legal regulation exercised through jurisdictional activities of quasi-judicial institution from the point of view of constitutional and administrative jurisprudence, thus enabling to determine the dysfunctions of legal regulation and potential solutions. The novelty of the thesis lies in the attempt to define the basic principles of quasi-judicial institutions' jurisdictional activity by revealing their scope and problems of implementation. As Lithuanian legislators are currently working on the drafts of Administrative Code and legislative act aimed at regulating the administrative proceedings, this research thesis revealing the problems of administrative liability legal regulation and guidelines for potential improvement also has a practical value. Assertions defended in the dissertation. Administrative sanctions implemented by quasi-judicial institutions represent the institute performing a potentially effective role of social regulator and jurisdictional activity carried out by those institutions is acceptable for the legal system of a democratic state from the point of view of constitutional legitimacy. Activities of quasi-judicial institutions executing jurisdictional authorizations are subject to the principles of criminal jurisdiction, however with certain exclusions that w

Research problem. One of the ways to ensure public order is to impose sanctions for breach of law. Administrative sanctions as a remedy of administrative liability have a special place among the remedies of legal constraint. There is a need of effective and quick reaction to tackle great number of administrative offences and to ensure adequate prevention of administrative offences as well as criminal acts. Although the state responds to offence by implementing the jurisdictional function, which in a state governed under democratic principles is carried out by the court (one of the three constituent elements of governance), social reality testifies that the role of executive institutions in resolving the issues of legal liability for offence is increasing. Under currently effective provisions of the Administrative Code of the Republic of Lithuania authorization to impose sanctions for administrative offence is granted to a few tens of public administration institutions. Does such a situation correspond to the principle of separation of powers and what is the basis of such legal regulation? In fact, Lithuanian, and not only, science of Administrative Law often raises the problem of administrative offence as well as the problem of legitimacy of administrative sanctions which is closely related with the justice implementation function of administrative institutions. Actually, the administrative institution while imposing sanctions for administrative offence becomes a quasi-court involved in jurisdictional activities. This problem roots from the inconsistence of modern public administration system with Article 109 of the Republic of Lithuania Constitution, which reads that justice shall be executed solely by court. Execution of justice means determination of the case circumstances, finding a person guilty and imposing a fair instrument of action. According to the Constitution the right to find a person guilty and to impose a fair instrument of action is vested to the court and the judge. Meanwhile, up to now the executive institutions are empowered to implement these functions of justice. Therefore, public administration institutions, in addition to administration, implement the function of justice and therefore contradict the principle of separation of powers. This idea, expressed by many authors, has been still ignored by legislators not only in Lithuania, but in foreign states as well. Conversely, a tendency to make a social impact by implementing administrative sanctions imposed in a simpler and prompter manner is observed much more frequently and in wider areas of public life. On the other hand, the affer to leave the examination of all cases of administrative offence to courts would be difficult to implement and perhaps unnecessary. Finally, we may see that neither the constitutional jurisprudence nor the European Court of Human Rights requires for that. Nevertheless, the statutory regime necessary for the implementation of administrative sanctions has to be identified and defined. Meanwhile, authoritative entities of judiciary law, basing themselves on the similarities in the nature of administrative and criminal sanctions, categorically maintain that the principles of criminal justice should be applied to administrative justice. Such a requirement is paradoxical though. Presumably, if a person charged with administrative offence is given the same guarantees as a criminal offender and legal proceedings are of the same type as criminal proceedings, the administrative liability as independent type of legal liability and institution of administrative law would lose its identity. Therefore there is a search for compromise in many different legal systems, which shows that principles of criminal jurisdiction, when transferred into the area of administrative sanctions, become inverted from the point of view of subject matter. Considering all this problematic aspects of implementing lawfulness (nullum crimen, nulla poena sine lege), non-retroactivity of law (lex retro non agit) and prohibition to institute a legal action twice for the same cause (non bis in idem) in judicial activities of quasi judiciary institutions shall be resolved . The issue of guilt as a subjective element of administrative punishment remains of great importance. Topicality of the dissertation research. Administrative Code, being the key act of law aimed at regulating legal relationship of administrative liability, was adopted during the soviet times. Obviously, significant changes have taken place in political, social and economic life and these changes are reflected in modified legal regulation. After the protection of human rights became the main objective of the state and the guiding values cardinally shifted from the primacy of state over the citizen towards the primacy of citizen over the state, the legal regulation of administrative liability had to be changed. Attempts to adopt a new law complying with the spirit of democratic states still remain fruitless. We may assume that the legislator has not decided yet which model of administrative liability regulations should be the most acceptable. Such assumption is confirmed by unsuccessful attempts criticized by many authors to automatically translate general provisions of criminal liability to the Administrative Code draft now being worked on. Thus, when legislation problems in the area of administrative liability are being solved the issue of the body executing the liability has remained the most acute. Discussions often reveal an opinion that implementation of sanctions by administrative institutions should be more an exception than a rule while cases of administrative offence should be settled in courts. Unfortunately, this idea is confirmed neither by Lithuanian nor foreign practice; on the contrary, opinions supporting the development and expansion of administrative jurisdiction prevail. In that case the problem of legitimacy of exercising jurisdiction by administrative institutions from the point of view of separation of powers laid down in the Constitution remains unsolved and thus retains its topicality. Finally, the scope of the principles of administrative liability in Lithuania is still unclear and undefined thus leading to incompliance of statutory regulation with legal practice. Dissertation research object. This doctoral thesis focuses on social relationship created in the light of administrative sanctions imposed by quasi-judicial institutions and statutory regulation of such relationship. Dissertation research goal is to analyze in a systematic manner and evaluate the legal basis of jurisdictional activities of quasi-judicial institutions in different countries, the principles applied in jurisdictional activities of these institutions and to propose guidelines for improving the institution of administrative liability in Lithuania. The following objectives were set to this end: 1. Introduce the notion of jurisdictional activity and reveal its relationship with administrative jurisdiction. 2. Disclose the notion of administrative sanction and examine the administrative sanction doctrines in different states pointing out the fundamental features of administrative sanction. 3. Analyze the models of quasi-judicial institutions implementing administrative sanctions and assess their jurisdictional activity from the point of view of constitutional legitimacy. 4. Evaluate statutory regulation of administrative jurisdiction and problems of executing it in Lithuania in 1918-1990. 5. Reveal the basic principles and the scope of jurisdictional activity of quasi-judicial institutions. Scientific novelty and practicality of dissertation research. This thesis is an attempt to have a deeper insight to the problems of statutory regulation and execution of administrative liability. Although sufficient attention is paid to this issue in the science of Lithuanian Law witnessed by scholar discussions on one or another aspect of the problem, the present thesis is the first attempt to give a doctrinal and systematic review of quasi-judicial institutions in exercising the powers of administrative sanctioning and the basis of jurisdictional activity. The thesis analyses in great detail doctrines of administrative sanctions of different democratic states (e.g. France, Germany, Spain, Portugal, Italy etc.) and attempts to determine and distinguish essential features of administrative sanctions with the aim to develop guidelines for modelling the institution of administrative liability in Lithuania. The research work is not limited to a mere analysis of legal norms but gives an assessment of legal regulation exercised through jurisdictional activities of quasi-judicial institution from the point of view of constitutional and administrative jurisprudence, thus enabling to determine the dysfunctions of legal regulation and potential solutions. The novelty of the thesis lies in the attempt to define the basic principles of quasi-judicial institutions' jurisdictional activity by revealing their scope and problems of implementation. As Lithuanian legislators are currently working on the drafts of Administrative Code and legislative act aimed at regulating the administrative proceedings, this research thesis revealing the problems of administrative liability legal regulation and guidelines for potential improvement also has a practical value. Assertions defended in the dissertation. Administrative sanctions implemented by quasi-judicial institutions represent the institute performing a potentially effective role of social regulator and jurisdictional activity carried out by those institutions is acceptable for the legal system of a democratic state from the point of view of constitutional legitimacy. Activities of quasi-judicial institutions executing jurisdictional authorizations are subject to the principles of criminal jurisdiction, however with certain exclusions that w

Objective − to present the experience with providing specialized medical care during mass hospitalization of victims of an industrial accident at the Listvyazhnaya mine in conditions of limited capacity of medical institutions due to the next wave of the COVID-19 pandemic.Materials and methods. November 25, 2021 at 8:30 local time at the Listvyazhnaya mine (Belovo, Kemerovo region) at a depth of 250 meters in the ventilation drift No. 823, there was an explosion of mine gases and smoke in all underground workings of the mine for 40 km. At 09:00, a message about the industrial accident was received by the unified dispatching service of the Ministry of Emergency Situations (MES). Brigades of the militarized mountain rescue unit (VGSCh) and employees of the nearest ambulance service in Belovo immediately left for the accident site.Of the 285 employees of the mine, 197 miners came to the surface on their own, of which 12 victims with mild to moderate carbon monoxide poisoning were taken to the Belovo City Hospital No. 8, a level II trauma center 10 km from the mine; 39 victims needed help from the VGSCh staff. Within 72 hours from the moment of the accident, 35 victims with the main diagnosis "Carbon monoxide poisoning" were evacuated to the Kuzbass Clinical Center for Miners' Health named after the Holy Great Martyr Barbara (Leninsk-Kuznetsky, level I trauma center, 30 km from the mine); 11 victims with the same diagnosis were taken to the acute poisoning department of the Kuzbass Clinical Emergency Hospital named after. M. A. Podgorbunsky (Kemerovo, level I trauma center, 110 km from the mine).Demographic data (age), circumstances and mechanism of injury, organizational features of receiving and providing assistance to victims, heart rate (HR), systolic blood pressure (SBP), level of consciousness and severity of injuries (Glasgow coma scale (GCS), Injury Severity Scale (ISS), Abbreviated Injury Scale (AIS)) and the severity of carbon monoxide poisoning (CO) were analyzed.Analysis of the acid-base state and blood gases with the measurement of the levels of carboxyhemoglobin (COHb) and methemoglobin (MetHb) in whole venous blood was performed on a critical state analyzer "Cobas 221 S" (Roche Diagnostics, Germany).Statistical processing of the obtained data was carried out using the software package for processing statistical data of social sciences version 21 "IBM SPSS Statistics" (Statistical Product and Service Solutions − SPSS). Qualitative features are presented as absolute and relative (%) values. Quantitative variables are presented as arithmetic means (M) and the standard deviation of arithmetic means (SD), as Me (LQ–UQ), where Me is the median, (LQ–UQ) is the interquartile range (IQR) (LQ − 23 %, UQ − 75 % of the quartile).Results. Despite the difficult situation due to the re-profiling of 80 beds for the treatment of patients with the new coronovirus infection, at the time of the mass admission of victims from the internal reserves of Kuzbass Clinical Center of Miners' Health Protection named after The Holy Great Martyr Barbara, Leninsk-Kuznetsky, 10 beds were prepared in the intensive care unit (ICU), 40 beds in the departments of traumatology, surgery and neurosurgery. Additionally, 40 employees of the clinic were involved: 4 traumatologists, 3 surgeons, 3 anesthesiologist-resuscitators, neurologist, otolaryngologist, therapist, radiologist, functional diagnostics doctor, nurses of the operating unit and anesthetists, nurses.On the basis of Kuzbass Clinical Center of Miners' Health Protection named after The Holy Great Martyr Barbara, 30 victims were provided with medical care in accordance with previously developed protocols. Within 1 hour after the accident, 4 victims in serious condition were taken to the medical center and hospitalized to the intensive care unit. After 2-3 hours, another 26 people were delivered with barotrauma, carbon monoxide poisoning of moderate severity, bruises, abrasions of soft tissues. 26 % of the victims had lacerations of the head, trunk and limbs. The severity of the injury according to ISS was: M (SD) 6.2 (2) points. The severity of the condition of the victims was due to carbon monoxide poisoning. COHb levels within 0-3 % were recorded in 23.3 % of victims, within 4-10 % − in 63.3 % of victims, and a high level ≥ 11 % − in 13.4 % of victims. This made it possible to objectively assess the condition of the victims, clarify the diagnosis and conduct adequate treatment. The duration of non-invasive ventilation was Me (IQR) 1.4 (0.4-2.2) hours, the length of stay in the ICU Me (IQR) − 2.6 (0.5-2.6) hours, the duration of hospitalization in the clinic Me (IQR) − 6 (3.1-7.2) bed days.On the afternoon of November 25, 2021, 49 miners remained in the mine, as well as 6 mine rescuers, who did not return from search and rescue operations from a remote part of the mine. One victim was saved: he came to the surface on his own in more than 12 hours. The victim has poisoning and hypothermia of moderate severity. Despite the developed complication and acute renal failure due to reperfusion syndrome, this patient managed to be helped: like everyone else, he was discharged from the hospital with recovery.51 people died in the mine, including 5 people from the mine rescue team. The main reason is carbon monoxide poisoning.Conclusion. With a mass admission of victims, when there is a shortage of medical personnel involved in the provision of assistance, the issues of medical triage of victims, the targeted use of internal reserves and the potential of medical institutions to ensure the continuity of specialized medical care in the general health care system come to the fore.The unity of standards of diagnostics and treatment at all stages becomes the leading principle, which makes it possible to ensure the principle of continuity. In case of mass carbon monoxide poisoning, in order to assess the severity of the damage to the victims, it is necessary to correctly assess the acid-base state of the blood. The results of pulse oximetry in this situation, as a rule, are uninformative, they do not reflect the total oxygen content in the blood, which is accompanied by subsequent tissue hypoxia.It is necessary to improve the development of organizational technologies, operational management and personnel management, integrative management of forces and means in the context of ongoing innovative activities of medical institutions in the region. ; Цель работы — представить опыт оказания специализированной медицинской помощи при массовой госпитализации пострадавших в результате техногенной аварии на шахте «Листвяжная» в условиях ограниченных возможностей лечебных учреждений из-за очередной волны пандемии COVID-19.Материал и методы. 25 ноября 2021 года в 8 часов 30 минут по местному времени на шахте «Листвяжная» (г. Белово, Кемеровская область) на глубине 250 метров в вентиляционном штреке № 823 произошел взрыв шахтовых газов и задымление по всем подземным выработкам шахты на протяжении 40 км. В 09:00 сообщение о техногенной аварии поступило в единую диспетчерскую службу министерства по чрезвычайным ситуациям (МЧС). На место аварии сразу же выехали бригады военизированной горноспасательной части (ВГСЧ) и сотрудники ближайшей службы скорой помощи г. Белово.Из 285 сотрудников шахты на поверхность самостоятельно вышли 197 горняков, из них 12 пострадавших с отравлением угарным газом легкой и средней степени тяжести были доставлены в Беловскую городскую больницу № 8, травмоцентр II уровня в 10 км от шахты; 39 пострадавшим понадобилась помощь сотрудников ВГСЧ. В течение 72 часов с момента аварии 35 пострадавших с основным диагнозом «Отравление угарным газом» были эвакуированы в Кузбасский клинический центр охраны здоровья шахтеров имени святой великомученицы Варвары (ГБУЗ ККЦОЗШ, г. Ленинск-Кузнецкий, травмоцентр I уровня в 30 км от шахты); 11 пострадавших с аналогичным диагнозом были доставлены в отделение острых отравлений Кузбасской клинической больницы скорой медицинской помощи им. М. А. Подгорбунского (г. Кемерово, травмоцентр I уровня в 110 км от шахты).Анализировались демографические данные (возраст), обстоятельства и механизм травмы, организационные особенности приема и оказания помощи пострадавшим, частота сердечных сокращений (ЧСС), систолическое артериальное давление (САД), уровень сознания и тяжести полученных травм (шкала ком Глазго — GCS, шкала тяжести травмы — ISS, сокращенная шкала травмы — AIS) и степень тяжести отравления угарным газом (СО).Анализ кислотно-основного состояния и газов крови с измерением уровней карбоксигемоглобина (СOHb) и метгемоглобина (MetHb) в цельной венозной крови проводили на анализаторе критических состояний «Cobas 221 S» (Roche Diagnostics, Германия).Статистическую обработку полученных данных проводили с использованием пакета программ обработки статистических данных общественных наук версии 21 «IBM SPSS Statiatics» (Statistical Product and Service Solutions — SPSS). Качественные признаки представлены в виде абсолютных и относительных (%) значений. Количественные переменные представлены в виде средних арифметических величин (М) и квадратичного отклонения средних арифметических величин (SD), в виде Me (LQ–UQ), где ME — медиана, (LQ–UQ) — интерквартильный разброс (IQR) (LQ — 23%, UQ — 75% квартили). Результаты. Несмотря на сложную обстановку в связи с перепрофилированием 80 коек для лечения пациентов с новой короновирусной инфекцией, на момент массового поступления пострадавших из внутренних резервов ГБУЗ ККЦОЗШ были подготовлены 10 коек в отделении реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ), 40 коек в отделениях травматологии, хирургии и нейрохирургии. Дополнительно были привлечены 40 сотрудников клиники: 4 травматолога, 3 хирурга, 3 анестезиолога-реаниматолога, невролог, ЛОР-врач, терапевт, врач рентгенолог, врач функциональной диагностики, медицинские сестры операционного блока и анестезисты, санитарки.На базе ГБУЗ ККЦОЗШ 30 пострадавшим была оказана медицинская помощь в соответствии с ранее разработанными протоколами. В течение 1 часа после аварии 4 пострадавших в тяжелом состоянии были доставлены в центр и госпитализированы в ОРИТ. Через 2–3 часа были доставлены еще 26 человек с баротравмой, отравлением угарным газом средней степени тяжести, ушибами, ссадинами мягких тканей. У 26 % пострадавших были рвано-ушибенные раны головы, туловища, конечностей. Тяжесть травмы по ISS составила: М (SD) 6,2 (2) балла. Тяжесть состояния пострадавших была обусловлена отравлением угарным газом. Уровень СOHb в пределах 0–3 % регистрировали у 23,3 % пострадавших, в пределах 4–10% — у 63,3 % пострадавших и высокий уровень ≥ 11 % – у 13,4 % пострадавших. Это позволило объективно оценить состояние пострадавших, уточнить диагноз и проводить адекватное лечение. Длительность неинвазивной вентиляции легких составила Me (IQR) 1,4 (0,4–2,2) часа, продолжительность пребывания в ОРИТ Me (IQR) 2,6 (0,5–2,6) часа, сроки госпитализации в клинике Me (IQR) 6 (3,1–7,2) койко-дней.Во второй половине дня 25 ноября 2021 г. в шахте оставались 49 шахтеров и 6 горноспасателей, которые не вернулись с поисково-спасательных работ из отдаленной части шахты. Одного пострадавшего удалось спасти: он вышел самостоятельно на поверхность более чем через 12 часов. У пострадавшего отравление и переохлаждение средней степени тяжести. Несмотря на развившееся осложнение, острую почечную недостаточность вследствие реперфузионного синдрома, этому больному удалось помочь: как и все остальные, он был выписан из стационара с выздоровлением.В шахте погиб 51 человек, в том числе 5 — из группы горноспасателей. Основная причина — отравление угарным газом.Заключение. При массовом поступлении пострадавших, когда наблюдается дефицит медицинского персонала, участвующего в оказании помощи, на первое место выступают вопросы медицинской сортировки пострадавших, целенаправленного использования внутренних резервов и потенциала лечебных учреждений для обеспечения непрерывности специализированной медицинской помощи в общей системе здравоохранения.Ведущим принципом становится единство стандартов диагностики, лечения на всех этапах, что позволяет обеспечить принцип преемственности. При массовом отравлении угарным газом для оценки степени тяжести поражения пострадавших необходимо обязательно правильно оценивать кислотно-основное состояние крови. Результаты пульсоксиметрии в данной ситуации, как правило, являются малоинформативными, они не отражают общего содержания кислорода в крови, что сопровождается последующей тканевой гипоксией.Необходимо совершенствовать разработку организационных технологий, оперативного управления и кадрового менеджмента, интегративного управления силами и средствами в условиях проводимой инновационной деятельности медицинских учреждений области.