This article is devoted to the analysis of the current state of Shi'a Islam in light of the 6th General Meeting of the "Ahl al-Bayt" ("Family of the Holy Prophet") World Assembly. ; Статья посвящена анализу современного состояния шиитского направления ислама в свете положений 6-го заседания Генеральной сессии Всемирной ассамблеи «Ахль аль-Байт» (Семейство пророка).
The article studies the state of the research of the religious preconditions and consolidating factors of democracy. The analysis of the transformation of the social doctrine of the Catholic Church, the main reference points of the present day social doctrine and the place of democracy in this doctrine demonstrates that the church doctrine is not a dogma but a fluid discourse responding to the challenges of modernity. ; Статья содержит анализ современного состояния исследований религиозных предпосылок и факторов консолидации демократии. На примере анализа трансформации социальной доктрины католической церкви, основных положений современной социальной доктрины и места демократии в этой доктрине показано, что церковные доктрины не являются догмой, а представляют собой живой дискурс, отвечающий на вызовы современности.
The article deals with the issues of faith, religion and atheism in opinion journalism by Russian émigré authors of the second half of the 20th century. During the years of the 'Thaw' the problems of 'scientific atheism' and religion gained popularity as discussion points among writers, journalists and men of culture. The social and political situation in the society led to a series of high-profile court cases and the subsequent forced exile of a number of talented authors and journalists. This exodus began the "third wave" of Russian emigration. Our article looks at how the issues of faith, religion and atheism were treated by such diverse authors as A. Solzhenitsyn, V. Maksimov, A. Siniavskii, A. Zinov'ev, V. Aksionov, F. Gorenstein, M. Epstein, and A. Genis.Soviet émigré authors held widely different views on religion and faith, largely due to their commitment to conflicting literary schools and methods. Self-proclaimed proponents of 'spiritual realism' Solzhenitsyn and Maksimov called for a revival of Russian Orthodox faith, while Siniavskii the postmodernist was more attracted by the Russian Schism, sects and the aesthetics of folk belief, and Zinov'ev oxymoronically self-identified as a 'pious infidel'. All of them, however, agreed that both Soviet and Western societies faced a crisis of spirituality at the end of the 20th century. An important role in social and cultural life of emigrant communities belonged to Orthodox press. Issues of faith and morality were widely debated in the years of the perestroika, with lifting the ban on discussing the mistakes and flaws of how the Soviet power treated religion, faith and religious institutions.We conclude that Russian émigré authors, while focusing on religion, faith and atheism in their opinion journalism, tend to begin with analyzing their own religious experience and views on faith. ; Статья посвящена темам веры, религии и атеизма в публицистических работах авторов русского зарубежья второй половины XX в. В СССР в период «оттепели» вопросы религии и научного атеизма стали активно обсуждаться в среде деятелей культуры, писателей, публицистов. Социально-политическая обстановка в стране обусловила череду громких политических дел и последующую высылку, вынужденный выезд из государства ряда талантливых писателей и журналистов, которых стали называть представителями «третьей волны» русской эмиграции. Статья посвящена анализу вопросов веры, религии, атеизма и содержит исследование творчества А. И. Солженицына, В. Е. Максимова, А. Д. Синявского, А. А. Зиновьева, В. П. Аксенова, Ф. Н. Горенштейна, М. Н. Эпштейна, А. А. Гениса.Творческая эмигрантская интеллигенция из Советского Союза по-разному относилась к вере и религии. В значительной мере это объяснялось приверженностью авторов русского зарубежья к разным литературным направлениям и методам. Так, сторонники духовного реализма А. И. Солженицын и В. Е. Максимов ратовали за возрождение православия, постмодернист А. Д. Синявский интересовался расколом христианства и сектантством, эстетикой народной веры, А. А. Зиновьев называл себя «верующим безбожником». Однако и те и другие отмечали духовно-нравственный кризис как советского, так и западного общества на исходе XX в. Важную роль в социальной и культурно-просветительской жизни эмигрантов сыграли православные издания. Особое значение вопросы духовной нравственности получили в эпоху «перестройки», когда свобода слова и печати позволила открыто обсуждать ошибки и упущения советской власти в отношении веры, религии и религиозных институтов.Сделан вывод о том, что авторы русского зарубежья активно обсуждали в своих публицистических произведениях проблемы религии и веры, а также атеистического мировоззрения. В рассмотрении этих вопросов они исходили из самоанализа собственных религиозных взглядов, чувств, переживаний.
The article is devoted to historiography problems of state-religion societies relations in Russia (1940 - 1960) in emigrant and soviet scolarly works. The following questions are considered: scolarly works of emigrants (YMCA-Press), policy of Soviet government in the sphere of state-religion relations in soviet historiography. ; Статья посвящена историографии проблемы взаимоотношения государства и религиозных организаций в России (1940-е - 1960-е гг.) в трудах эмигрантских и советских исследователей. Рассмотрены следующие вопросы: труды эмигрантских историков (ИМКА-Пресс), политика советского государства в сфере государственно-конфессиональных отношений в советской историографии.
Using archival sources, the author examines the urgent problem of the spread of common belief and, accordingly, the transition conditions of the Old Believersin it. Common Faith Church was one of the most common methods of struggle of the government and the official Orthodox Church with "developing a split." In the 19th century the Tomsk province was able to create 13 Churches of Common Faith. However, the conversion of the Old Believers in the Church of Common Faith as well as keeping people there often wore a voluntative character. Active use of administrative and police apparatus allowed local officials and clergy of the Synod of the Church to quickly form the Parish of Common Faith, to achieve official recognition, honors and state cash prize. Common Faith Church was supposed to exist in the alien to it official Orthodoxy system with its anti-split" paradigm. The Common Believers were severely restricted in their rights. They resented their dual status: they were neither nikonians, nor Old Believers. Accordingly, the Common Faith did not receive the expected wide- scaled spread. On unconditional rights only a small part of the Old Believers accepted the Common Faith.DOI 10.14258/izvasu(2017)5-08 ; Используя архивные источники, автор рассматривает актуальную проблему условий распространения единоверия и, соответственно, условий перехода в него староверов. Единоверческая церковь была одним из распространенных способов борьбы государственной власти и официальной православной церкви с «развивающимся расколом». В XIX в. на территории Томской губернии удалось создать 13 единоверческих церквей. Однако зачисление старообрядцев в единоверческую церковь часто происходило насильственно. Также насильственным было и удержание в ней. Активное использование административно-полицейского аппарата позволяло местным чиновникам и служителям синодальной церкви быстро сформировать единоверческий приход, добиться служебного признания, почетных наград и государственной денежной премии. Единоверческая церковь должна была существовать в чуждой для нее системе казенного православия с ее «противораскольнической» парадигмой. Единоверцы были ограничены в своих правах. Они тяготились своим двойственным статусом: и не никониане, и не старообрядцы. Соответственно, единоверие, вопреки ожиданиям властей, не получило большого распространения. На безусловных правах в единоверие вступила лишь незначительная часть старообрядцев.DOI 10.14258/izvasu(2017)5-08
Круглый стол «Актуальные проблемы биомедицинской этики» ; Экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО) в Беларуси существует с 1994 г. Каждый год в нашей стране с помощью ЭКО рождается около 1000 детей – 1 % новорожденных. Технология ЭКО является одним из способов повышения рождаемости, что особенно актуально для стран с неблагоприятной демографической ситуацией, в том числе и Беларуси, где 15 % пар признаны бесплодными. Власти пытаются направить усилия на поиск новых путей поддержки рождаемости. Однако до сих пор ЭКО в целом и его отдельные методы неоднозначно воспринимают разные слои общества – бесплодные пары, центры ЭКО, законодательные органы, церковь, общественность. В статье рассматриваются ключевые биоэтические аспекты ЭКО с позиции науки, государства и религии. ; In vitro fertilization in Belarus exists since 1994. Every year in our country, with the help of IVF, about 1000 children are born, which is 1 % of newborns. IVF technology is one of the ways to increase fertility, which is especially important for countries with an adverse demographic situation, including Belarus, where 15 % of couples are found to be infertile. The authorities are trying to focus their attempts on finding new ways to support fertility. However, until now, IVF in general and its individual methods are ambiguously perceived by different parts of community - infertile couples, IVF centers, legislative bodies, the church and the public. The article discusses the key bioethical aspects of IVF from the standpoint of science, state and religion.
In the post-Soviet period, new opportunities have been created for cross-cultural interaction revealing a global religious marketplace. The Russian Arctic seemed to have become an attractive land for international Protestant missionary activities. Since the mid-1990s, scholars began to register the growing influence of evangelical movements among the indigenous population of Siberia and the Far North. Based on a case study of religious communities in the Polar Ural Mountains and the Yamal peninsula, the article addresses the transformation of postsocialist religious landscape into a "battlefield" of different missionary principles and strategies. The picture was also amplified with the persistence of Soviet atheistic discourse on "destructive foreign religious sects" and local authorities' policy of putting pressure upon and intimidating Protestant religious associations. The endurance of Soviet anti-religious ideology and the issue of "destructive sects" dominated local public discourse and influenced the ways in which the local authorities reacted to recent religious rearrangements. This article explores the background of the emerging diverse and competitive religiosity in the Arctic and across post-Soviet Russia and describes the main tensions that determined religious activity in the Russian Arctic. ; В постсоветский период появились новые возможности для межкультурного взаимодействия, открывшие в том числе и мировой религиозный рынок. Российская Арктика стала привлекательным полем для международной протестантской миссионерской деятельности. Особенно заметным стало возрастающее влияние евангельских миссионерских движений среди коренного населения Сибири. На примере религиозных общин Полярного Урала и Ямала, в данной статье пойдет речь о том, как перестраивался религиозный ландшафт Сибири и Севера после социализма, превращаясь в "зону конфликта" различных миссионерских принципов и стратегий. При этом, устойчивость советской анти-сектантской идеологии и бинарное противопоставление "традиционных" и "нетрадиционных" религий определяли специфику местной религиозной политики и индивидуальный путь каждого верующего. В данной статье обсуждаются предпосылки возникшему разнообразию и религиозной конкуренции в Арктике и по всей России, а также описываются основные противоречия, определившие динамику религиозной жизни в Российской Арктике.
In the post-Soviet period, new opportunities have been created for cross-cultural interaction revealing a global religious marketplace. The Russian Arctic seemed to have become an attractive land for international Protestant missionary activities. Since the mid-1990s, scholars began to register the growing influence of evangelical movements among the indigenous population of Siberia and the Far North. Based on a case study of religious communities in the Polar Ural Mountains and the Yamal peninsula, the article addresses the transformation of postsocialist religious landscape into a "battlefield" of different missionary principles and strategies. The picture was also amplified with the persistence of Soviet atheistic discourse on "destructive foreign religious sects" and local authorities' policy of putting pressure upon and intimidating Protestant religious associations. The endurance of Soviet anti-religious ideology and the issue of "destructive sects" dominated local public discourse and influenced the ways in which the local authorities reacted to recent religious rearrangements. This article explores the background of the emerging diverse and competitive religiosity in the Arctic and across post-Soviet Russia and describes the main tensions that determined religious activity in the Russian Arctic. ; В постсоветский период появились новые возможности для межкультурного взаимодействия, открывшие в том числе и мировой религиозный рынок. Российская Арктика стала привлекательным полем для международной протестантской миссионерской деятельности. Особенно заметным стало возрастающее влияние евангельских миссионерских движений среди коренного населения Сибири. На примере религиозных общин Полярного Урала и Ямала, в данной статье пойдет речь о том, как перестраивался религиозный ландшафт Сибири и Севера после социализма, превращаясь в "зону конфликта" различных миссионерских принципов и стратегий. При этом, устойчивость советской анти-сектантской идеологии и бинарное противопоставление "традиционных" и "нетрадиционных" религий определяли специфику местной религиозной политики и индивидуальный путь каждого верующего. В данной статье обсуждаются предпосылки возникшему разнообразию и религиозной конкуренции в Арктике и по всей России, а также описываются основные противоречия, определившие динамику религиозной жизни в Российской Арктике.
Von allen zentralasiatischen Staaten hat sich Kirgisistan als das für die Tätigkeit ausländischer Missionare fruchtbarste Feld erwiesen. Der Beitrag informiert über die religiöse Gesetzgebung des Landes und die staatliche Religionspolitik und geht auf das Verhältnis der verschiedenen Ethnien zur Religion sowie die Beziehungen zwischen Religion und Politik ein. Weitere Darstellungsschwerpunkte bilden die religiöse Situation in der Stadt Osch, einem der islamischen Zentren Zentralasiens, der Wahhabbismus und das Verhältnis der Frauen zur Religion. (BIOst-Mrk)
This review describes the conceptual and content parts of the collection of articles authored by English-speaking specialists in antiquity and the history of the early Middle Ages, analysing the peculiarities of development and functioning of certain realities of the Mediterranean civilization of the 3rd–8th centuries. The author emphasises the relevance of the research in question as regards the issues considered in the collection. Additionally, the author points out the fact that the solutions of some issues are debatable, namely, the manifestations of stability and even growth of sociocultural traditions of late antiquity in the context of conversion to Christianity and adaptation of the legacy of antiquity by the Barbarian world. The reviewer pays close attention to the articles of the collection using a new approach at comparing the religious and cultural aspects of functioning of the Western Roman, early Byzantine, Western Barbarian, and early Muslim worlds in the context of their interaction on the basis of traditions of late antiquity. ; Рецензия раскрывает концептуальную и содержательную стороны сборника статей преимущественно англоязычных антиковедов и специалистов по истории раннего Средневековья, анализирующих особенности развития и функционирования конкретных реалий средиземноморской цивилизации III–VIII вв. Указана актуальность избираемой исследователями тематики в рамках заявленных сборником проблем. Подчеркнута спорность решения вопросов, касающихся проявлений стабильности и даже роста социально-культурных традиций поздней античности в обстановке христианизации и освоения варварским миром античного наследия. Особое внимание обращено на статьи сборника, по-новому сравнивающие религиозно-культурные аспекты функционирования западно-римского, ранневизантийского, западного варварского и раннего мусульманского миров в условиях их взаимодействия на базе традиций поздней античности.
The article considers religious tolerance as the basis for ensuring internal stability and integration of the society, keeping them from upheavals, suppressing the split of nations and states. According to Article 31 of the Constitution of the Republic of Uzbekistan, "Freedom of conscience is guaranteed for all. Everyone has the right to profess any religion or not to profess anyone. Forced imposition of religious beliefs is unacceptable". As noted in Article 61 of the Constitution, "religious organizations and associations are separated from the state and are equal before the law. The state does not interfere in the activities of religious associations". The article considers that religion embraces various interaction processes: communication, socialization, transference of religious experience, development of ties between individual believers, between believers and the religious community, the clergy, between religious organizations of different religions. The article discusses freedom of conscience – the guaranteed constitutional right of citizens to profess any religion or not to profess anyone. As noted in Article 3 of the Law of the Republic of Uzbekistan "On Freedom of Conscience and Religious Organizations", any compulsion is not allowed when a citizen determines his attitude to religion, to profess or not to profess religion, to participate or not to participate in religious services, religious rites and ceremonies, in receiving religious education. The involvement of minors in religious organizations, as well as the training of their religion against their will, the will of their parents or persons replacing them, is not allowed. The exercise of freedom to practice religion or other convictions is subject only to those restrictions that are necessary to ensure national security and public order, life, health, morality, rights and freedoms of other citizens. Foreign citizens and stateless persons enjoy the right to freedom of conscience and freedom of religion on an equal basis with citizens of the Republic of Uzbekistan and bear the responsibility established by law for violation of legislation on freedom of conscience and religious organizations.
