Search results

The question of studying the essence of conflict as a process in the context of modern political studies raises the question of applying a new method – an interdisciplinary one based on the synthesis of paradigms and approaches. The relevance of the study is determined by the need to analyze the conflict in this region in the light of the relevance of assessing support strategies in regions with political and military instability in Africa. The purpose of this study is to consider the essential parameters of the conflict process in the DRC, this conflict process is constitutional and one of the bloodiest in the history of independent African states, complicated by a huge number of participants in the conflict at different stages. It is also necessary to analyze the role of the so-called managers in the conflict in the context of the essential transition and political transformation of the Congo after 1960 and the acquisition of formal independence against the background of the continuing expansion of Western corporations into the economic sector of the DRC. The main problem to solve was the need to assess the procedure for resolving conflict contradictions in the DRC and the possibility of reducing the presence of a violent component in the interaction, and the role of socio-political institutions of society that could favorably act as institutions for peace-building and peace enforcement, with the activities of MONUC and the UN as a whole not losing relevance. The main result of the research is the development of the concept of conflict resolution in the DRC, based on the theory of social conflict by R. Darendorf. The author comes to the conclusion that the reduction of violence in the conflict in the DRC and the settlement of the conflict in this region are possible only with proper methodological and theoretical support for the peace-building process. The author also emphasizes the importance of increasing the pace of development of the army and police in the DRC, the importance of the influence of international actors in resolving the conflict through authority, and not through direct intervention in the conflict. ; Вопрос изучения сущности конфликта как процесса в разрезе современных политических исследований ставит вопрос о применении междисциплинарного метода, основанного на синтезе парадигм и подходов. Актуальность исследования обуславливается необходимостью анализа конфликта в данном регионе в свете релевантности оценки стратегий поддержания в регионах с политической и военной нестабильностью в Африке. Научная новизна исследования обуславливается отсутствием попыток анализа перспектив урегулирования конфликта в Демократической Республике Конго (ДРК) в рамках конфликтной модели общества Ральфа Дарендорфа, как базиса для выстраивания концепта урегулирования конфликта в ДРК. Целью данного исследования является рассмотрение сущностных параметров конфликтного процесса в ДРК, данный конфликт является самоконституирующим и одним из самых кровопролитных в истории независимых африканских государств, осложняемый огромным количеством участников конфликта на разных его этапах. Основной проблемой для решения была выбрана необходимость оценки процедуры урегулирования конфликтных противоречий в ДРК и возможности снижения присутствия насильственного компонента во взаимодействии, а также была проанализирована роль социально-политических институтов общества, которые могли бы благоприятно выступать в роли институтов миростроительства и принуждения к миру, с не теряющей актуальности деятельности МООНДРК и ООН в целом. Основным результатом исследования выступает выработка концепции урегулирования конфликтов в ДРК, построенная на теории социального конфликта Ральфа Дарендорфа. Автор приходит к выводу, что редукция насилия в конфликте в ДРК и урегулирование конфликта в данном регионе возможны лишь при должном методологическом и теоретическом обеспечении процесса миростроительства. Также автор подчеркивает важность повышения темпа развития армии и полиции в ДРК, важность воздействия международных акторов в урегулировании конфликта через авторитет, а не через прямую интервенцию в конфликт.

Ebola outbreak in eastern parts of the Democratic Republic of the Congo in 2018–2020 proved that the virus remains highly hazardous for humans, and the outbreak in West Africa in 2014–2016, which was the largest Ebola outbreak in history, showed that it could be imported to other continents, including Russia. In 1993 the Federal State Budgetary Institution "48th Central Scientific Research Institute" of the Russian Ministry of Defence developed a specific equine immunoglobulin for emergency prophylaxis of Ebola in risk groups. The evaluation and improvement of the product's properties is an important area in the development of biological defence technologies.The aim of the study was to examine the properties of the equine anti-Ebola immunoglobulin which had been stored for a long time at 2–8 °C.Materials and methods: the authors studied batches of heterologous anti-Ebola immunoglobulin that had been stored for 17–22 years. The properties of the product were evaluated according to the requirements of the State Pharmacopoeia of the Russian Federation, 14th ed. (Ph. Rus. 14 ed.). The specific activity of the product was determined in a plaque reduction neutralisation test using Ebola virus and African green monkey kidney cells (GMK-AH-1(D)). Immunoglobulin molecular parameters were determined by size-exclusion high-performance liquid chromatography using the test methods described in the European Pharmacopoeia 9.6 and Ph. Rus. 14 ed.Results: the storage of anti-Ebola immunoglobulin for 17–22 years at 2–8 °C resulted in a four-fold reduction of the level of virus-neutralising antibodies against Ebola, decrease in the proportion of monomers from 98 to 74–90%, increase in the proportion of dimers and polymers, and formation of immunoglobulin molecules' fragments. Signs of toxicity for mice were observed in one of the three product batches. Conclusions: the obtained results suggest the need to perform more studies to test the quality of antiEbola immunoglobulin batches that were stored for shorter periods of time in order to assess the stability of their initial characteristics. ; Вспышка геморрагической лихорадки Эбола в восточных районах Демократической Республики Конго в 2018–2020 гг. показала сохраняющуюся высокую опасность вируса для человечества, а вспышка в Западной Африке в 2014–2016 гг., самая крупная с момента обнаружения вируса – возможность его ввоза в другие страны, в том числе в Россию. В ФГБУ «48 ЦНИИ» Минобороны России в 1993 г. разработан специфический лошадиный иммуноглобулин для экстренной профилактики лихорадки Эбола в группах риска. Изучение и совершенствование его защитных свойств является актуальным направлением разработки средств биологической защиты. Цель работы: оценить свойства иммуноглобулина против лихорадки Эбола из сыворотки крови лошадей после длительного хранения при температуре от 2 до 8 °С. Материалы и методы: серии гетерологичного иммуноглобулина против лихорадки Эбола, хранившиеся от 17 до 22 лет. Свойства иммуноглобулина оценивали согласно требованиям Государственной фармакопеи Российской Федерации XIV издания (ГФ РФ XIV изд.). Специфическую активность препарата определяли в реакции нейтрализации с вирусом Эбола в культуре клеток почки африканской зеленой мартышки (GМК-АН-1(Д)) методом подавления образования негативных колоний (бляшкообразования). Определение молекулярных параметров иммуноглобулина проводили методом эксклюзионной высокоэффективной жидкостной хроматографии согласно методикам, представленным в Европейской фармакопее 9.6 и ГФ РФ XIV изд. Результаты: хранение препарата иммуноглобулина против лихорадки Эбола в течение 17–22 лет при температуре от 2 до 8 °С привело к снижению уровня вируснейтрализующих антител к вирусу Эбола в 4 раза, уменьшению доли мономеров c 98 до 74–90%, увеличению доли димеров и полимеров, а также появлению фрагментов молекул иммуноглобулина. В одной из трех серий препарата была выявлена токсичность для белых нелинейных мышей. Выводы: полученные результаты свидетельствуют о целесообразности проведения дальнейших исследований по определению показателей качества серий иммуноглобулина против лихорадки Эбола, хранившихся менее продолжительные сроки, с целью оценки стабильности их исходных характеристик.

The papers analyses new integration initiative of the middle powers namely MIKTA (Mexico, Indonesia, South Korea, Turkey, Australia) against the background of evolution of trans-regional integration processes in Asia and Europe. The phenomenon of MIKTA is analyzed in comparison with other most successful trans-regional integration projects like G20, BRICS and IBSA (Dialogue forum of India, Brazil and South Africa). MIKTA represents a very interesting pattern of middle powers' aspiration to create multilateral international institutions which they can use to produce much stronger infl uence on the global politics in comparison with a simple sum of these countries' individual efforts outside the framework of such trans-regional institutions. The key question is how trans-regional integration initiatives similar to MIKTA could infl uence political and economic processes on the regional and macro-regional levels and whether it is possible to speak about new format of trans-regional integration models. Unlike other integration projects of middle powers MIKTA is not a formal association of different countries according to some common features (like N-11 or the Next Eleven Group or MIST/MIKT). On the contrary MIKTA represents a joint voluntary initiative for creation of multilateral trans-regional institution fostering fi nancial, economic, political and diplomatic cooperation. For South Korea MIKTA should have become a mechanism for increasing its infl uence in the international organizations, Indonesia expected MIKTA to make it stronger politically and diplomatically in the world affairs, both Turkey and Mexico wanted MIKTA to perform an instrument for solving their economic problems (increase international trade volume, attract foreign investments etc.). Special political, diplomatic, trade and economical potential of MIKTA is based on the fact that its member countries claim to play a role of regional pivots which are located as bridges among various continents and geographies like Turkey (between Europe and Asia) and Mexico (between North and South America) or serve as a sort of a portal for the West to the region of Southeast Asia, specifi cally to its Muslim populated part, (Indonesia) and Asia-Pacifi c (Australia). ; В статье анализируется новое трансрегиональное объединение держав «среднего уровня» – МИКТА (Мексика, Индонезия, Южная Корея, Турция, Австралия) в контексте эволюции интеграционных процессов в Азии и Европе. Значение феномена МИКТА рассматривается в сравнении с наиболее успешными многосторонними проектами с участием держав «среднего уровня» – G20, БРИКС и ИБСА (Индия, Бразилия, ЮАР). МИКТА представляет интересный пример стремления развивающихся стран создавать многосторонние межгосударственные институты, посредством которых их совокупное влияние на глобальные процессы мировой политики возрастало бы по сравнению с простой суммой их усилий вне рамок подобных структур. Ключевой вопрос – каким образом и насколько подобные МИКТА интеграционные инициативы могут повлиять на ход политических и экономических процессов на региональном и макрорегиональном уровне, и возможно ли говорить на их примере о новом формате интеграционных моделей. Важное отличие МИКТА от других интеграционных проектов «средних держав» заключается в том, что за МИКТА стоит не механическое объединение стран по отдельным общим признакам (как группа N-11 или МИСТ/МИКТ), а инициатива создания механизмов многостороннего взаимодействия в финансово-экономической, политической и дипломатической сферах. Для Южной Кореи МИКТА должна стать механизмом наращивания влияния в международных организациях, для Индонезии – увеличить поле маневра в ее международно-дипломатической деятельности, для Турции и Мексики – инструментом решения экономических проблем (увеличения внешнеторгового оборота, привлечения иностранных инвестиций). Особый политико-дипломатический и торгово-экономический потенциал МИКТА базируется на том обстоятельстве, что составляющие его державы могут быть охарактеризованы как «стержневые страны» для своего региона, которые в силу своего географического положения выступают «мостом» между Европой и Азией (Турция), Китаем и Японией (Южная Корея), Северной и Южной Америкой (Мексика), либо «порталом» для Запада в регион Юго-Восточной Азии, особенно в его мусульманскую часть, (Индонезия) и Азиатско-Тихоокеанский регион (Австралия).

This paper is about branding goods and services and viewing China's reference to OBOR, a new regional trade initiative, as the "accidental" branding of its efforts to institute an entirely new model of development in various places along the ancient Silk Road, as well as a number of places that fall under Chinese contemporary rise to dominance in Asia. President Xi's use of the Silk Road was meant to generate nostalgia about a perceived favorable time in Chinese history, using it to encourage enthusiasm about China's new efforts to "share or sell" its expertise and heavy industrial production, such as infrastructure, to developing areas. However, in a very short time Xi's "One Belt, One Road" policy, referred to by its initials — OBOR, began to exhibit most if not all, the characteristics of a "Brand" name for goods and services.OBOR elicited positive comments from national political leaders, all of whom were potential OBOR consumers. In short order, OBOR has attracted attention, interest, responses and offers of cooperation not only from Eurasian leaders but also from leaders in Africa, Europe, Asia and most recently in South America. Strengthening OBOR as a brand can help China to enhance the value of its OBOR-related goods and services internationally and eventually lead to China's ultimate ascendance as a dominant World economic and political Power.It is interesting to note that a new Silk Road initiative was considered by the US Department of State in 2011 in an attempt to promote integration in trade and economy between Afghanistan, Central Asia, Pakistan, and India, a North-South silk road "as a compliment to the East-West connection across Eurasia" (US State Department 2015). As noted by in a Council on Foreign Relations report by McBride (2015): «It remains to be seen if the United States and China will clash over their competing plans for developing resources in Central Asia's Turkmenistan, creating infrastructure in Pakistan, or winning political influence with local governments throughout Asia». ; Настоящая работа посвящена брендированию товаров и услуг и рассмотрению новой инициативы Китая по развитию региональной торговли «Один пояс — один путь» (ОПОП) в качестве дополнительного брендирования усилий этой страны по созданию совершенно новой модели развития в различных районах, расположившихся вдоль древнего Шелкового пути, а также в некоторых районах, являющихся точками современного роста китайского доминирования в Азии. Обращение Председателя КНР Си Цзиньпина к понятию «Великий Шелковый путь» было призвано реанимировать ностальгию по временам процветания Китая в его истории, стимулируя тем самым рост энтузиазма вокруг новых усилий Китая по «предложению или продаже» его компетенций и тяжелой промышленности, например, инфраструктуры, развивающимся странам. Но достаточно быстро политика Си Цзиньпина «Один пояс — один путь» (сокращенно ОПОП) стала приобретать черты «Бренда» на товары и услуги.Инициатива ОПОП получила положительные отзывы со стороны политических лидеров стран, которые были потенциальными потребителями ОПОП. И очень скоро ОПОП привлекла внимание, вызвала интерес, положительные отзывы и предложения сотрудничества не только от лидеров евразийских стран, но и от руководителей стран Африки, Европы, Азии и совсем недавно Южной Америки. Поддержка инициативы ОПОП в качестве бренда поможет Китаю повысить значимость товаров и услуг, связанных с ОПОП, в международном масштабе и, как результат, позволит Китаю подняться до уровня доминирующей мировой экономической и политической державы.Интересно отметить, что в 2011 году Госдепартамент США рассматривал инициативу нового Шелкового пути как попытку усиления интеграции в области торговли и экономики между Афганистаном, Центральной Азией, Пакистаном и Индией, а шелковый путь Север-Юг «в качестве дополнения к связям Восток-Запад в Евразии» (State Department, 2015). Как отмечалось в докладе McBride (2015) на заседании Совета по международным отношениям: «Нам предстоит увидеть, будет ли происходить борьба между Соединенными Штатами и Китаем в отношении их конкурирующих планов освоения ресурсов Туркменистана в Центральной Азии, создания инфраструктуры в Пакистане или получения политического влияния местными правительствами по всей Азии».

Доктринальное оформление основных направлений внешней политики Болгарии претерпело некоторые изменения в течение 1998­2013 гг. Основными воздействующими факторами были ход европейской и евроатлантической интеграции, внешнеполитические предпочтения находившихся у власти правительств, изменение международной и региональной среды безопасности. В процессе определения внешнеполитических направлений Болгарии преобладала преемственность.Ключевыми периодами в процессе доктринального оформления направлений внешней политики Болгарии были 1998­2005 и 2009­2011 гг. Основными чертами первого периода являлись создание комплекса официальных документов, определяющих основы внешней политики Болгарии, поэтапное формирование структуры внешнеполитических приоритетов. Во время второго периода в результате принятия новых доктринальных документов происходит изменение данной структуры. Закрепляются и усиливаются тенденции предыдущего периода (разделение европейского и евроатлантического направлений, провозглашение их первостепенными внешнеполитическими приоритетами, уменьшение приоритетности Юго­Восточной Европы). Вносятся новые положения (Черноморский регион как внешнеполитический приоритет, отношения с Россией рассматриваются в рамках сотрудничества с ЕС и НАТО).На данный момент основными направлениями внешней политики Болгарии, согласно доктринальным документам, являются (в порядке их приоритетности) ЕС (1), НАТО (1), Юго­Восточная Европа (2), Черноморский регион (3), Северная Африка, Ближний и Средний Восток (4), Россия (5). ; Доктринальное оформление основных направлений внешней политики Болгарии претерпело некоторые изменения в течение 1998­2013 гг. Основными воздействующими факторами были ход европейской и евроатлантической интеграции, внешнеполитические предпочтения находившихся у власти правительств, изменение международной и региональной среды безопасности. В процессе определения внешнеполитических направлений Болгарии преобладала преемственность.Ключевыми периодами в процессе доктринального оформления направлений внешней политики Болгарии были 1998­2005 и 2009­2011 гг. Основными чертами первого периода являлись создание комплекса официальных документов, определяющих основы внешней политики Болгарии, поэтапное формирование структуры внешнеполитических приоритетов. Во время второго периода в результате принятия новых доктринальных документов происходит изменение данной структуры. Закрепляются и усиливаются тенденции предыдущего периода (разделение европейского и евроатлантического направлений, провозглашение их первостепенными внешнеполитическими приоритетами, уменьшение приоритетности Юго­Восточной Европы). Вносятся новые положения (Черноморский регион как внешнеполитический приоритет, отношения с Россией рассматриваются в рамках сотрудничества с ЕС и НАТО).На данный момент основными направлениями внешней политики Болгарии, согласно доктринальным документам, являются (в порядке их приоритетности) ЕС (1), НАТО (1), Юго­Восточная Европа (2), Черноморский регион (3), Северная Африка, Ближний и Средний Восток (4), Россия (5). ; Doctrinal design of the main foreign­policy directions of Bulgaria has undergone some changes during the 1998­2013. The main influencing factors were the progress of European and Euro­Atlantic integration, foreign­policy preferences of ruling governments, changes in the international and regional security environment. Succession was dominated in the process of identifying of Bulgaria's foreign­policy directions.Key periods in the process of doctrinal design of the foreign policy of Bulgaria were 1998­2005 and 2009­2011 years. The main features of the first period were the creation of a complex of official documents defining principles of the foreign policy of Bulgaria, the gradual formation of the structure of foreign­policy priorities. During the second period change of the structure occurred as a result of adoption of new doctrinal document. It was fixed and increased trends of the previous period (division of the European and Euro­Atlantic directions, their proclamation as paramount foreign­policy priorities, reducing of the priority of South­Eastern Europe). It was introduced new provisions (the Black Sea region as a foreign­policy priority, relations with Russia are considered in the framework of cooperation with the EU and NATO).At the moment, the main directions of the foreign policy of Bulgaria according to the doctrinal documents are (in order of priority) EU (1) NATO (1), South­Eastern Europe (2), the Black Sea region (3), North Africa, Middle East (4), Russia (5).

Политическая ситуация в Египте привлекает внимание международной общественности с 2011 г., когда волна протестов так называемой «арабской весны» прокатилась по региону Ближнего Востока и Северной Африки. Вдохновленная демократическими лозунгами политического плюрализма, свободы слова, печати и религии египетская революция привела к политическому успеху исламистских групп, таких как Ан-Нур и «Братья-мусульмане», последние из которых пришли к власти в 2012 г. Однако представитель «Братьев-мусульман» Мухаммед Мурси занимал должность главы государства критически короткий срок: он был избран в конце июня 2012 г., а свергнут в начале июля 2013 г. в результате военного переворота, поддержанного всеми политическими силами Египта, а также египетским народом, который снова собрался на площади Тахрир. Против М. Мурси выступили не только люди, проголосовавшие за него год назад, но и политические силы, ранее поддержавшие «Братьев-мусульман». Это было обусловлено рядом факторов: экономическая ситуация в Египте не улучшилась, избранный демократическим путем президент выступил с откровенно недемократическими инициативами и т. д. Все эти факторы, очевидно, являются объективными причинами потери им власти. Но в египетской политической среде есть свои особенности, которые необходимо учитывать при исследовании причин и факторов свержения Мурси в 2013 г. Сформировавшись за последние 30 лет власти Хосни Мубарака, они твердо укоренились в египетском обществе и не могли быть одномоментно изменены после революции. В течение всего этого периода два ключевых игрока занимали лидирующие позиции в египетской политике: бизнес-элита и армия. Оба из них имели финансовую и социальную базу и влияли на общественное мнение в стране. После восстания политическая ситуация оказалась еще более сложной: возникло огромное количество новых партий. Все эти игроки имели большой вес в египетской политике и должны были приниматься во внимание президентом. Более того, его умение сформировать отношения с ними и заручиться их лояльностью было важным условием сохранения власти. Вместо этого М. Мурси вступил в конфронтацию с ведущими политическими силами Египта, что стало одним из факторов его свержения с поста президента в 2013 г. ; Political situation in Egypt has been attracting international attention since 2011, when the wave of protests of so-called Arab Spring swept through the region of Middle East and North Africa. Inspired by democratic slogans of political pluralism, freedom of speech, press and religion, Egyptian revolution led to the political success of the Islamist groups, such as An-Nour and Muslim Brotherhood, that came to power in 2012. The representative of Muslim Brotherhood Mohammed Morsi held his position of the head of the state for a critically short term: had been elected in the end of June 2012, he was overthrown in the beginning of July 2013 by military coup supported by all the political forces of Egypt as well as Egyptian people, who gathered again in the Tahrir Square. Eventually, the people who had voted for Morsi a year before turned against him as well as political forces that used to support Muslim Brotherhood. He didn't manage to prove his consistency as the president of the country. A number of factors led to this result. Economic situation in Egypt didn't improve, democratically elected president launched totally undemocratic initiatives, etc. All these factors may be considered as obviously objective reasons for loosing the power. But Egyptian political environment has specific features that should be taken into account while investigating the reasons and factors of Morsi overthrow in 2013. Had being shaped through previous 30 years of Hosni Mubarak power and firmly rooted in Egyptian society, they couldn't be changed simultaneously after the revolution. Two key players have been occupied leading positions in Egyptian politics during all this period: business elites and army. Both of them had financial and social base and influenced public opinion in the country. Political situation turned to be even more complicated with the vast number of new parties arouse after the revolt. All these players had an important part in Egyptian politics and should have been taken into account by the president. Moreover, his ability to form relationship with them and gain their loyalty was an important condition for maintaining power. Instead, M. Morsi started confrontation with the leading political forces of Egypt. Apparently, this wrong tactics resulted in his overthrow from the presidency in 2013.

Current study focuses on the analysis of the impact of the deposit insurance system on the functioning of national banking system. Literature review reflects the difference in the opinions of analytics about the character of this impact. Summarizing points of view one may conclude that in unstable periods deposit insurance system may strengthen the banking system and prevent customers run. At the same time, during periods of economic growth deposit insurance may lead to the additional moral hazard. This research focuses on the banking systems of the BRICS countries: Russia is part of it, and, according to some analysts, the BRICS countries have good prospects for development. However, this association, in the authors' opinion, is rather artificial which is supported by the fact that development trajectories of its members as well as the achieved results are very different. Nevertheless, there is a common element - intensive transitions leading to significant instability in the economy and the presence of serious social problems, in particular poverty, a strong stratification of society and corruption. First part of the article presents comparative analysis of deposit insurance systems in the BRICS countries. Its results demonstrate that the approaches to organization of deposit insurance among members of the association are somewhat different. For example, in South Africa, the deposit insurance system functions in an implicit manner (i.e., not legislated). In some countries it is privately owned (or has no state guarantees). The second part introduces mathematical and statistical analysis of the impact that deposit insurance system has on the level of risks that banks of BRICS take. Online availability and quality of data on the state of the banking systems and activities of deposit insurance systems allowed for a full-fledged analysis only for the Russian Federation and Brazil. As for the rest of member-countries, the authors performed brief analysis. The results of estimating models for panel data made it possible to conclude that the effect of increasing the amount of insurance cover on the level of risks depends significantly on the characteristics of the crisis situation (if any), the level of control of the banking environment by the regulator and the proportion of deposits in the balance currency that fall under the jurisdiction of the deposit insurance system. ; Настоящее исследование посвящено анализу влияния системы страхования вкладов (ССВ) на функционирование банковских систем. Приведенный в работе обзор отражает разнообразие мнений аналитиков относительно характера данного влияния. Обобщение исследований позволяет сделать вывод о том, что в периоды нестабильности ССВ способствует укреплению банковской системы, предотвращая, в частности, «набеги» вкладчиков на банки. В то же время в периоды роста экономики страхование вкладов может привести к росту морального риска. В центре внимания данного исследования банковские системы стран БРИКС: Россия входит в нее, и по мнению ряда аналитиков, страны БРИКС имеют неплохие перспективы развития. При этом нельзя не отметить, что объединение это, на взгляд авторов, достаточно искусственное и, как показывает реальная практика, пути развития стран-участниц и достигнутые результаты сильно различаются. Тем не менее общим является наличие интенсивных переходных процессов, ведущих к существенной нестабильности в экономике и наличию серьезных социальных проблем, в частности бедности, сильного расслоения общества и коррупции. В первой части работы проведен сравнительный анализ систем страхования вкладов в странах БРИКС. Его результаты показывают, что подходы к организации страхования вкладов у членов ассоциации весьма различны. Так, в Южно-Африканской Республике система страхования вкладов функционирует в неявном виде (то есть законодательно не закреплена). В некоторых странах она находится в частной собственности (или не имеет государственных гарантий). Во второй части работы дается математико-статистический анализ влияния системы страхования вкладов на уровень рисков, которые принимают на себя банки в странах БРИКС. Наличие и качество данных о состоянии банковских систем и деятельности систем страхования вкладов в открытом доступе позволили провести полноценный анализ только для двух стран - России и Бразилии. Для прочих участников ассоциации был проведен сокращенный анализ. Результаты оценивания моделей для панельных данных позволили заключить, что влияние увеличения суммы страхового покрытия на уровень рисков существенно зависит от характеристик кризисной ситуации (при наличии таковой), уровня контроля банковской среды регулятором и доли депозитов в валюте баланса, которые попадают под юрисдикцию ССВ.

Measles remains one of the main reasons for child mortality in developing countries and periodically leads to the emergence of large outbreaks in different countries. This problem became especially urgent after WHO accepted the strategic plan to fight against measles. The plan has set the goal to decrease measles on a global scale. In 2010–2011 the large outbreaks of measles were registered on the African continent: in the Democratic Republic of Congo in the south of Africa, in Nigeria and in some other African countries. In the Republic of Guinea vaccination against measles is carried out singly to children aged 9 months. In 2014–2015 the increase of measles incidence was noted. Materials and methods. Using ELISA 22 blood serum samples of healthy adult Guineans aged 24–71 and 136 blood serum samples received from children and adults — the patients of hospital in the town of Kindi (Republic of Guinea) have been examined. The clinical samples were received in 2015–2016. The following test systems were used: the test systems produced by Euroimmun Medizinische Labordiagnostika AG (Germany): «Anti-Measles Virus ELISA (IGM)», «Anti-Measles Virus ELISA (IgG)»; «Avidity: Anti-Measles Virus ELISA (IgG)», and also ELISA Vector-Best IgM-measles test system (Russia). Results and discussion. Only one out of 22 examined healthy individuals hasn't revealed IgG-antibodies to measles virus. The quantitative titre test of IgG-antibodies, and also their avidity among other 21 individuals testify experiencing measles in the recent or remote past. Having examined 116 blood serum samples of hospital patients in Kindi for IgM-measles-antibodies, the measles case with a 2.5-year-old child has been retrospectively revealed. Having examined 130 blood serum samples for IgG-antibodies to measles virus, 12.3% of seronegative to measles individuals have been revealed. All examined individuals aged 23 and older were seropositive to measles virus, and 60% of them had high antibody titres. The antibodies to measles virus were absent or were defined in low titres among 76.2% of people under 22, which can demonstrate violations of planned child vaccination due to the Ebola outbreak. In order to decrease the risk of emergence of large measles outbreaks in the areas, free from Ebola virus transmission, WHO recommends to conduct mass anti-measles vaccination campaigns. ; Корь остается одной из основных причин детской смертности в развивающихся странах и периодически приводит к возникновению крупных вспышек в разных странах. Эта проблема стала особенно актуальна после принятия ВОЗ стратегического плана по борьбе с корью. Согласно плану поставлена цель снижения кори в глобальном масштабе. В 2010–2011 гг. крупные вспышки кори регистрировались на Африканском континенте: в Демократической Республике Конго, на юге Африки, в Нигерии и в ряде других африканских стран. В Гвинейской Республике вакцинация против кори проводится однократно детям в возрасте 9 месяцев. В 2014–2015 гг. отмечен рост заболеваемости корью. Материалы и методы. В ИФА исследованы 22 сыворотки крови здоровых взрослых гвинейцев в возрасте от 24 до 71 года и 136 сывороток крови, полученных от детей и взрослых — пациентов госпиталя г. Кинди (Гвинейская Республика). Клинические образцы были получены в 2015–2016 гг. Использованы тест-системы производства Euroimmun Medizinische Labordiagnostika AG (Германия): «Anti-Measles Virus ELISA (IgМ)», «Anti-Measles Virus ELISA (IgG)»; «Аvidity: Anti-Measles Virus ELISA (IgG)», а также ИФА тест-система «Вектор-Бест IgM-корь» (Россия). Результаты и обсуждение. Только у одного из 22 обследованных не были выявлены IgG-антитела к вирусу кори. Количественное определение титров IgG-антител, а также их авидности у остальных обследованных (21 человек) свидетельствуют о перенесенном в недавнем или отдаленном прошлом заболевании корью. При исследовании 116 сывороток крови пациентов госпиталя г. Кинди на IgM-корь-антитела, ретроспективно выявлен случай кори у ребенка 2,5 лет. При исследовании 130 сывороток крови на наличие IgG-антител к вирусу кори, выявлены 12,3% серонегативных к кори лиц. Все обследованные в возрасте 23 года и старше были серопозитивны к вирусу кори, причем 60% из них имели высокие титры антител. Антитела к вирусу кори отсутствовали или определялись в низких титрах у 76,2% лиц в возрасте до 22 лет, что может свидетельствовать о нарушениях плановой вакцинации детей из-за вспышки лихорадки Эбола. Для снижения риска возникновения крупных вспышек кори в районах, свободных от передачи вируса Эбола, ВОЗ рекомендует проводить кампании массовой противокоревой вакцинации.

In the current global crisis, a fall in living standards and the obvious narrowing of the window of opportunities for the young, in almost all parts of the world (Middle East, North Africa, Europe and the former Soviet Union) have forced many self-organizational processes among youth to take a radical turnover. The contemporary trends of individualization and emancipation of the social subject, setting oneself free from various restrictions and expanding the space of individual freedom, are accompanied both by the plurality of young people's views and ideas of their social milieu — and by a rise in protest mood. Youth has now become the main driving force of extremist action.In accordance with the theoretical and methodological approaches developed by the Department of Sociology of Youth at the Institute of Socio-Political Research, Russian Academy of Sciences, the article examines the role of trust as a significant factor of extremism among the young. We analyze the outcomes of two surveys titled "The Sociocultural Mechanism of Building and Reproducing Attitudes to the Objects of Social Reality in Russian Society" and "Trust as a Social Reality Phenomenon" done by a team lead by Yu. A. Zubok and V. I. Chuprov in 13 constituent regions of the Russian Federation. The total number of respondents in the year 2011 stood at 1301, with a subsample of youth aged 18–29 accounting for 323. In 2014, the respondents totaled 1459, with 790 of them representing the subsample of youth aged 15–29.Our interpretation of youth extremism as a social phenomenon is based on the peculiarities of youth as a social group, the nature of its consciousness and subcultures as a way of self-organization. Theoretical foundations of the concept of trust are found within the phenomenological approach to sociology of knowledge, which defines trust as a form of positive perception of the objects and the creation of its subjective image laden with specific meanings. Trust in government is the outcome of rational and emotional perception of its leaders and institutions by young people. Thus trust comes up as a measure of overlapping by expectations and realities.The surveys have demonstrated how youth's trust in government act as a significant regulator of the socio-political activity of the young, as well as the general direction of this activity and its particular manifestations, providing sustainable links to institutional norms, helping to reduce radicalization of young people, and weakening their commitment to extremist action. ; В условиях современного кризиса во многих странах мира, падения уровня жизни и очевидного сужения структуры возможностей молодежи ее самоорганизационные процессы и их направленность приобретают экстремальные формы. Современные тенденции индивидуализации и усиления социальной субъектности молодежи, эмансипации как освобождения молодых людей от различных форм ограничений и расширения пространства свободы сочетаются не только с плюрализмом идеалов и представлений молодых людей о социальном окружении, но и с повышением протестного потенциала. Молодежь становится основной движущей силой экстремистских акций.На основе теоретико-методологических подходов, разрабатываемых Отделом социологии молодежи Института социально-политических исследований РАН, в статье рассматривается роль доверия как одного из значимых регуляторов экстремизма в среде молодежи. Анализируются результаты исследований «Социокультурный механизм формирования и воспроизводства отношения к объектам социальной реальности в российском обществе», и «Доверие как феномен социальной реальности», проведенных под руководством Ю. А. Зубок и. В. И. Чупрова в 13 субъектах Российской Федерации. В 2011 г. всего было опрошено 1301 чел., объем подвыборки молодежи в возрасте 18–29 лет составил 323 чел.; в 2014 — 1459 чел., объем подвыборки молодежи в возрасте 15–29 лет — 790 чел.Рассмотрение молодежного экстремизма как социального явления осуществляется, исходя из социально-групповых особенностей молодежи, специфики ее сознания и субкультуры, как способа самоорганизации. Теоретическое обоснование концепции доверия производится на основе феноменологического подхода социологии знания, согласно которому доверие определяется как форма позитивного восприятия объекта, и формирование его субъективного образа. Доверие к власти является результатом ее рационального и чувственно-эмоционального восприятия молодежью с последующей позитивной оценкой деятельности ее структур как меры совпадения ожиданий и реальности.На основе данных исследований выявлено, что доверие молодежи к власти выступает значимым регулятором не только ее социально-политической активности, но также ее направленности и конкретных форм реализации, придавая им институциональный характер, способствует снижению радикальных настроений молодежи, ослаблению установок на экстремизм.

The purpose of the research. The political and economic balance between the major world powers in the 1950s was disrupted by the rejection of the socialist model of the economy by a number of countries. For this reason, countries such as Russia and China have been withdrawn from geopolitical space for decades and have re-built their economies and foreign economic ties. The exit from the "shadow" of the economies of these powers in the 2000s led to the movement of the processes of changing the unipolar world order to a multipolar one. A clear catalyst for this process was the formation of the BRICS political and economic union, which brought together the largest developing countries of the world. The topic of positioning of five countries in the world space, as well as the identification of factors that have a favorable impact on their convergence, has become relevant, in this regard, the aim of the study is to assess the position of the BRICS countries in the world community, on the quantitative side, in an inextricable connection with the qualitative basis of socio-economic laws and patterns.Materials and methods. Statistical methods such as tabular, graphical, generalization and correlation regression analysis were used to achieve this goal. Data sources were from the World Bank, the UN Statistical Committee and the BRICS national statistical services.Results. The main results are: on the basis of a critical analysis of the theoretical literature and empirical studies, a methodology for conducting the study was developed, which includes the use of statistical tools; during the period 1990-2018, the position of the BRICS countries in geo-economic space strengthened, as evidenced by the growth of the total share of the Union's members in world GDP; China and India have made a significant leap in economic capacity-building as a result of policies to attract foreign investment and technology; GDP growth in the 2000s continued in China and India, while in Russia, Brazil and South Africa a slowdown was observed, which, according to the forecast, would lead to a further decline in the growth rate of these countries; the main factor that has a positive impact on the growth of the five economies is services, which is fully consistent with the global trend.Conclusion. The results will be useful for researchers in macroeconomic dynamics and geo-economics, in particular the approaches used in the article; it is possible to apply to similar political and economic unions and associations. General conclusions can also be recommended to persons responsible for making state decisions in the field of integration of Russia into the world space, as well as specialists in sociology, social economics and political science. ; Цель исследования. Сложившийся в 1950-х годах политический и экономический баланс между крупными мировыми державами был нарушен в результате отказа ряда стран от социалистической модели экономики. По этой причине такие страны как Россия и Китай были на десятилетия выведены из геополитического пространства и заново выстраивали свою экономику и внешнеэкономические связи. Выход из «тени» экономик этих держав в 2000-х годах привел в движение процессы смены однополярного мироустройства на многополярное. Несомненным катализатором этого процесса стало образование политико-экономического содружества БРИКС, которое объединило крупнейшие развивающиеся страны мира. Тема позиционирования стран-участниц пятерки в мировом пространстве, а также выявление факторов оказывающих благоприятное воздействие на их конвергенцию стала актуальной, в этой связи целью проводимого исследования является оценка позиций стран БРИКС в мировом сообществе, с количественной стороны, в неразрывной связи с качественной основой социально-экономических законов и закономерностей.Материалы и методы. Для достижения поставленной цели были использованы такие статистические методы как – табличный, графический, обобщающих величин и корреляционно-регрессионный анализ. В качестве источников данных использовались сведения Всемирного банка, Статистического комитета ООН и национальных статистических служб стран БРИКС.Результаты. К основным результатам можно отнести следующее: на основе критического анализа теоретической литературы и эмпирических исследований была сформирована методика проведения исследования, которая предполагает использование статистического инструментария; за период 1990–2018 гг. позиции стран БРИКС в геоэкономическом пространстве укрепились, о чем свидетельствует рост общей доли членов союза в мировом ВВП; значительный «рывок» в наращивании экономического потенциала сделали Китай и Индия, что является результатом политики привлечения иностранных инвестиций и технологий; наметившийся в 2000-х годах рост ВВП продолжается в Китае и Индии, тогда как в России, Бразилии и ЮАР наблюдается замедление, что согласно полученного прогноза приведет в дальнейшем к снижению темпа роста экономики по данным странам; основным фактором оказывающим положительное влияние на рост экономики стран пятерки являются услуги, что полностью согласуется в общемировой тенденцией.Заключение. Полученные результаты будут полезны для исследователей в области макроэкономической динамики и геоэкономике, в частности используемые в статье подходы, возможно применять к аналогичным политико-экономическим содружествам и объединениям. Также общие выводы могут быть рекомендованы лицам, ответственным за принятие государственных решений в области интеграции России в мировое пространство, а также специалистам в области социологии, социоэкономике и политологии.

Die Russische Föderation weist mit 65 Prozent ihres Staatsgebiets einen höheren Anteil am polaren (arktischen) Norden auf als die UdSSR mit 49 Prozent. Trotz des größeren Gewichts, das die rohstoffreiche Region nördlich und östlich des Ural damit gewonnen hat, droht sie zum Opfer vorschneller Privatisierungsmaßnahmen sowie eines übereilten "Ausverkaufs" an ausländische Investoren zu werden. Der Autor stellt fest, daß jene administrativen und wirtschaftspolitischen Maßnahmen, die sich anderenorts bewährt haben, nicht auf die besonderen Strukturen des Nordens übertragbar sind: "Leider verhalten sich die Verfasser jener Konzepte, die im Zentrum sowie in den Regionen ausgeführt werden, allzu großzügig gegenüber allem, was mit der ausländischen Invasion (letzteres ohne Anführungszeichen) einhergeht. Man kann sie verstehen, ihnen aber nicht zustimmen: Die Lage im Norden ist verzweifelt, und die Ausländer sieht man als Rettungsanker. Gleichwohl muß man an die Konsequenzen denken: an die drohende Gefahr, daß Rußland in ein Kompradorenland verwandelt werden könnte, an den Verlust der Unabhängigkeit, den Verlust des Nationalstolzes." Der Autor fordert staatlichen Protektionismus und beklagt, daß die Russische Föderation im arktischen Bereich bereits ihre traditionelle Führungsrolle sowohl in der Wissenschaft, als auch in der Militärpräsenz verloren habe: "Die Zerstörung der UdSSR führte zu einem 'Abmähen' des übrigen Landes gegenüber dem Norden und Osten. Losgelöst vom einstigen, starken sowjetischen Raum, gerieten die nördlichen und östlichen Gebiete unter der Bedrohung des Übergangs unter den Einfluß anderer geopolitischer Zentren: der USA, der NATO, Japans und Chinas. Im Zusammenhang damit erheben sich berechtigte Forderungen zur Stärkung dieser Gebiete im Bereich des Verkehrs und der sonstigen Infrastruktur." Kompliziert werde die Lage ferner durch die "Autonomisierung" und "Souveränisierung", die nicht von den etwa fünf bis zehn Prozent Ureinwohnern - etwa 200.000 Menschen - verlangt werde, sondern von den Hinzugezogenen. Das vom Goskomsewer (Staatskomitee der Russischen Föderation für Fragen des Nordens) ausgearbeitete "Föderale Programm zur sozio-ökonomischen Entwicklung bis zum Jahr 2000" beruhe auf staatlichem Paternalismus und stehe im Gegensatz zu der positiven Entwicklungspolitik anderer Staaten, namentlich Kanadas, gegenüber ihren Ureinwohnern. (FUB-Hfm)