Search results

Раздел "Международные отношения" ; Данная статья рассматривает российскую историографию внешней политики США после окончания «холодной войны». Автор анализирует взгляды российских исследователей на проблемы глобальной политики США в современном мире. Прежде всего, в статье обращается внимание на то, что в российских политико-академических кругах существуют различные точки зрения по целому ряду весьма актуальных для всего мирового сообщества вопросов. Так, в российской историографии идут дискуссии по поводу современной мировой системы. Часть ученых считает, что на смену биполярности пришла многополярность. Другие говорят о существовании однополярности. Третьи не видят ни того, ни другого и говорят о существовании некоего третьего варианта современной международной системы. По-разному ученым видится и ее динамика: от многополярности к однополярности и наоборот. Исходя из своего видения современной международной системы, исследователи по-разному оценивают роль и место в ней Соединенных Штатов Америки. Существуют различия по поводу того, являются ли США сверхдержавой или нет. Хотя подавляющая часть российских ученых отвечают на этот вопрос утвердительно. При этом многие подчеркивают, что Америка постепенно утрачивает свое могущество, что в перспективе может привести ее к утрате доминирования в мире. Анализируя внешнеполитическую стратегию США, большинство российских авторов критически относится к действиям Вашингтона в современном мире. В подавляющей части исследований утверждается, что США хотят установить свое господство в мире. Многие исследователи говорят даже об имперском характере внешней политики США. Оценивая американские внешнеполитические концепции и доктрины, а также практические действия Соединенных Штатов, многие эксперты приходят к мысли о том, что в начале XXI в. США ведут себя не как лидер, а скорее как гегемон. По их мнению, такое поведение США на международной арене не добавляет им популярности. Поэтому многие авторы ратуют за изменения внешнеполитического поведения Америки и предлагают различные варианты. От того, каким путем последуют Соединенные Штаты, во многом зависит дальнейшее развитие мирового сообщества. = The article considers Russian historiography on the US foreign policy after the end of the Cold War. The author gives an analysis of opinions of Russian researchers on the current US global policy. The article draws attention to the fact that there exist various points of view in Russian political and academic groups on a number of topical global problems. For example, Russian historiography sees many discussions about today's global system. Some of the scientists believe that the multipolar world is replacing the bipolar world. Others insist on its unipolarity. Still others do not support either conception and speculate about the existence of some third type of the modern international system. The dymanics of its development is also perceived to be different: either from the multipolar to the unipolar one or vice versa. Depending on their vision of the current international system, the researchers disagree in their evaluation of the role of the USA in global processes. Various opinions also relate to the statement whether the USA are a superstate or not, though the absolute majority of Russian scientists give a positive answer to this question. At the same time, many of them emphasize that the USA are gradually losing their power which might lead to the loss of their global domination. Most of the Russian authors have a critical attitude to the Washington foreign policy. The majority of studies focus on the US aiming to secure their supremacy in the world. Many of the re-searchers even speculate on the imperial nature of the US foreign policy. While assessing American foreign policy concepts and doctrines as well as real steps of the USA, many of the experts come to a conclusion that the USA act not as leader but rather as a predominant force. They believe that such policy of the USA in the international scene makes this country unpopular in different regions of the world. Therefore, many authors stand for changes in the foreign policy of the USA and intro-duce various scenarios since further development of the global community would depend much on the USA's choice of their direction.

Numismatics of ancient Chersonese comprises a big number of silver and copper coin issues. The variety of scenes on the coinage from the period of autonomy resembles the list of known names of officials featured on the coins as those responsible for the city's mintage. In some cases, the names of mint-makers are abbreviated, which makes the deciphering complicated. In this regard, let us call the attention to an issue of the dichalkoi of Chersonese from the second half of the third century BC featuring Herakles' head right / bull butting left, with the official's name "MATP," always in shortened form. Recently there appeared a coin from the series in question with a more detailed version of the official's name abbreviated as "МАТРОΔ," which certainly supposed the name of "Matrodoros." In the epigraphic inscriptions on ceramic ware from Chersonese, particularly among the local amphorae stamps, there is a name of astynomos Matrodoros son of Lysippos dated from the last third of the third century BC. From the coincidence of this name which rarely occurred in Chersonese with specific numismatic type and the chronology of the stamps there are reasons to infer that this case is related to works of the same official of Chersonese, an archon, who consequently held positions of astynomos and then mint-maker in the polis government. If it was the case, the low chronological frame of the stamps on Chersonesan amphorae showing the name of Matrodoros was close to the time when he became the mint-maker. Therefore, the chronology of the coins in question should be close to the last decade of the third century BC. ; Нумизматика античного Херсонеса представлена значительным количеством монетных эмиссий серебра и меди. Разнообразие сюжетов автономного периода под стать количеству известных на монетах имен магистратов, отвечавших за выпуск городской денежной массы. В отдельных случаях имена чиновников-монетариев представлены в сокращенной форме, что затрудняет их расшифровку. В статье рассматривается один из выпусков херсонесских дихалков второй половины III в. до н. э. типа «голова Геракла вправо / бодающий бык влево» с магистратским именем Матр (MATP), которое всегда передается без расшифровки. Недавно в поле нашего внимания попала одна из монет этой серии с более полной версией имени магистрата – МАТРОΔ, что, безусловно, предполагает имя Матродор. В херсонесской керамической эпиграфике среди местных амфорных клейм, которые датируются последней третью III в. до н. э., известно имя астинома Матродора, сына Лисиппа. Учитывая совпадение редкого для Херсонеса имени, характерный нумизматический тип, а также сами датировки клейм, очевидно,что речь должна идти о деятельности в Херсонесе чиновника-архонта, который в своей служебной карьере последовательно занимал сначала должность астинома, а затем инспектора-монетария в полисной администрации. В этом случае нижняя граница клеймения херсонесских амфор от имени Матродора должна быть близка времени занятия им должности монетного магистрата. Таким образом, датировка этого выпуска монет должна относиться ко времени около последнего десятилетия III в. до н. э.

The article discusses the constitutional category of «labour», the definition of which is not enshrined in legislative acts because it is considered to be a well-known category, which is not a special legal one and does not require any clarification. However, this approach creates difficulties for legal regulation, as it blurs the boundaries for the legislator and the executor. Lack of awareness of the concept of a regulated category can lead to a situation when the legislator, creating a new law or making amendments to an existing one, will subject to regulation the area that does not pertain to the relevant legal phenomenon, or vice versa - will ignore part of the content of the regulated category, which is certain to negatively affect the quality of legal regulation. Law enforcement practices similarly face difficulties in having only doctrinal understandings of statutory concepts, which creates inconsistency in decisions made by lawyers in course of their professional work. The 1993 Constitution of the Russian Federation enshrined the category of «labour» in a number of articles, but did not clarify the interpretation of its concept. The analysis of economic and legal views on labor allows us to conclude that, despite the status of a well-known category, which, it would seem, does not need an explanation, only the presence of clear criteria for recognizing an activity as labor, provides high-quality legal regulation, in particular, it allows not only to separate the types of activities that are not subject to legal regulation, but also to choose the right branch of law that regulates social relations in each particular case. ; Статья посвящена исследованию конституционной категории «труд», дефиниция которой не закрепляется в законодательных актах потому, что считается, что общеизвестная категория, не являющаяся специальной юридической категорией, не нуждается в каком-либо разъяснении. Однако такой подход создает сложности для правового регулирования, так как размывает границы для законодателя и правоприменителя. Отсутствие осознания сущности регулируемой категории может привести к ситуации, когда законодатель, создавая новый закон или внося изменения в уже существующий, подвергнет регулированию ту сферу, которая не имеет отношения к соответствующему правовому явлению или наоборот – проигнорирует часть содержания регулируемой категории, что, несомненно, негативно скажется на качестве правового регулирования. Правоприменительная практика аналогично сталкивается с трудностями наличия только доктринальных пониманий юридических конструкций, что порождает разрозненность в решениях, принимаемых юристами в рамках их профессиональной деятельности. Конституция Российской Федерации 1993 года закрепила категорию «труд» в ряде статей, но не внесла ясность в понимание ее сущности. Проведенный анализ экономических и правовых взглядов на труд позволяет сделать вывод о том, что, несмотря на статус общеизвестной категории, которая, казалось бы, не нуждается в объяснении, только наличие четких критериев признания деятельности трудовой позволяет провести качественное правовое регулирование, в частности, позволяет не только отделить виды деятельности, не подпадающей под правовое регулирование, но и правильно выбрать отрасль права, регулирующую общественные отношения, сложившиеся в каждом конкретном случае.

В статье рассмотрены вопросы уголовно-правовой оценки ситуаций, когда должностное лицо за оговоренное вознаграждение совершает необходимые действия (бездействие) по службе, а само вознаграждение получает после утраты статуса должностного лица (отложенная взятка). Автор критикует сложившуюся судебную практику квалификации подобных случаев как оконченных получения и дачи взятки, поскольку это прямо нарушает положения ст. 3, 8, 29, 290, 291 УК РФ. Если получатель вознаграждения не должностное лицо, то квалифицировать его деяние как оконченное получение взятки должностным лицом недопустимо. В статье доказывается, что единственным правильным вариантом уголовно-правовой оценки содеянного в подобных случаях является вменение экс-чиновнику приготовления к получению взятки по ст. 290 УК РФ со ссылкой на ч. 1 ст. 30 УК РФ. В равной мере и в действиях взяткодателя в анализируемой ситуации с позиции действующей редакции уголовного закона автор усматривает лишь сговор с должностным лицом на дачу-получение взятки, т. е. приготовление к даче взятки, квалифицируемое по ст. 291 УК РФ со ссылкой на ч. 1 ст. 30 УК РФ. В завершение констатируется, что в УК РФ имеется очевидный пробел в рассматриваемой части, который требует устранения путем внесения поправок в уголовный закон (после тщательного и взвешенного обсуждения их проекта). ; The article deals with the issues of criminal-legal assessment of situations when an official for a specified remuneration performs the necessary actions (inaction) in the service, and the remuneration itself is received after the loss of the officials status (deferred bribe). The author criticizes the established judicial practice of qualifying such cases as the final receipt and giving of a bribe, since it directly violates the provisions of Articles 3, 8, 29, 290, 291 of the Criminal Code of the Russian Federation. If the recipient of the remuneration is not an official, then his act cant be qualified as a completed bribe-taking by an official by virtue of the law. The article proves that the only correct variant of the criminal-legal assessment of the offense in such cases is the imputation for the ex-official the preparation for receiving a bribe under Article 290 of the Criminal Code with reference to Part 1 of Article 30 of the Criminal Code. Equally, in the actions of the bribe-giver in the analyzed situation from the standpoint of the current version of the criminal law, the author sees only a conspiracy with an official to give-receive a bribe, that is, preparation for giving a bribe, qualified under Article 291 of the Criminal Code with reference to Part 1 of Article 30 of the Criminal Code. In conclusion, it is stated that the Criminal Code of the Russian Federation has an obvious gap in investigated part, which requires elimination by amending the criminal law (after a thorough and balanced discussion of their draft).

Рассматривается проблема изучения характеристик элитных погребальных памятников сюнну (хунну), расположенных на территории Забайкалья и Северной Монголии. Анализ показателей внешних параметров, а также особенностей инвентарного комплекса погребений сюннуской элиты позволяет сформировать совокупность определенных признаков, маркирующих элитные группы в данный период времени. Погребальные памятники элиты сюнну отличаются особенностями внешней и внутренней конструкции. В частности используется подквадратная в планировке насыпь кургана в сочетании с дромосом. Внутренняя конструкция в большинстве случаев представляет собой двойной сруб в сочетании с гробом. Для погребальной практики элиты сюнну характерна традиция ритуального человеческого жертвоприношения, соумирания с правителем, что находит выражение в многочисленных находках в погребениях человеческих кос. Установлено, что в составе инвентаря погребальных памятников элиты сюнну представлены многочисленные предметы импорта, которые являются важным маркирующих признаком. Согласно проведенному обобщающему анализу показано, что комплекс импортных предметов включал в себя различные типы шелковой материи, лаковых изделий, нефрит. Существенной чертой погребальной практики элиты является также наличие китайских колесниц в составе погребального инвентаря. Китайский импорт был важным инструментом внешней политики сюнну, что объясняет его накопление в элитной группе, хотя он получает определенное распространение и в других социальных слоях. Таким образом, социально-политическое развитие империи сюнну отразилось в формировании признаков элитного погребального обряда, отличных от предшествующего скифо-сакского периода.DOI 10.14258/izvasu(2016)2-35 ; The article is devoted to the study of the characteristics of elite funerary monuments of Sünnu (Huns), located on the territory of Transbaikalia and Northern Mongolia. The analysis of indicators of external parameters and characteristics of complex inventory of the Sünnu elite burials allows the authors to form a set of specific signs marking an elite group of a given period of time. Funerary monuments of the Sünnu elites have specific features of external and internal design, in particular, the use of sub-quadratic in the layout of the mound in conjunction with the dromos. The internal construction in most cases is a double frame in combination with the coffin. The burial practices of the nomadic elite are characterized with tradition of ritual human sacrifice, dying with the ruler which is proved by numerous finds of human braids in the burials. It is established that in the inventory of the burial monuments of the elite Sünnu includes numerous items of import which are an important marking sign. The conducted analyses shows that the complex of imported objects includes various types of silk cloth, lacquer objects, jade. A significant feature of the funerary practices of the elite is the presence of Chinese chariot in the burial inventory. Chinese import was an important instrument of Sünnu foreign policy, which explains its accumulation in the elite group, although it receives certain distribution in other social layers. Thus, the socio- political development of the nomadic empire was reflected in the formation of the signs of an elite burial rite, distinct from the preceding Scythian- Saka period.DOI 10.14258/izvasu(2016)2-35

The research results on Russian small business development in terms of "Institutions – Resources" arepresented in the article. The study object is small business in Russia and small business in the industry. Theextensive growth of small business is measured by a number of small enterprises in Russia, a number ofsmall enterprises in the industry, a density of small enterprises in Russia, a density of small industrial enterprises.The quality of institutional changes is assessed by international ratings for: doing business, economicfreedom, global competitiveness, corruption perceptions, government effectiveness, regulatory quality. Theresource factor of the small business development is evaluated using macroeconomic indicators, indices ofeconomic sentiment and confidence in the industry. The research period includes the pre-crisis (2003-2007)and post-crisis (2008-2014). It is shown that the low quality of the institutional environment in the pre-crisisperiod is leveled by the growth of the economy. In the post-crisis period institutional factors have becomethe support for an increase of small firms against the background of the economic growth slowdown: a significantreduction in transaction costs of opening a new business, changes in the criteria for rating as smallbusiness entities. The author concludes that the positive institutional changes can also provoke the quasigrowthof small companies, as well as negative ones. The quasi-growth is conditioned by the increase of notreal market participants, but new "pseudo" small enterprises. This fact is explained by the desire of largecompanies to reduce their transaction costs of obedience to the law through the formal division of its businessinto several small firms. The determined effect of institutional changes on the small business developmentshould be considered when designing the legal innovations in this sector. ; Приведены результаты анализа развития малого предпринимательства России в координатах «Ин-ституты – Ресурсы». Объектом исследования выбран малый бизнес России и малый бизнес в промыш-ленности. Экстенсивность роста малого бизнеса измерена через число малых предприятий России, чис-ло малых предприятий в промышленности, плотность малых предприятий России, плотность малыхпромышленных предприятий. Для оценки качества институциональных изменений использованы меж-дународные рейтинги: ведения бизнеса, экономической свободы, глобальной конкурентоспособности,восприятия коррупции, эффективности работы правительства, качества законодательства. Для оценкиресурсного фактора развития малого бизнеса применены макроэкономические показатели, индексыэкономического настроения и уверенности в промышленности. Период исследования разделен на док-ризисный (2003–2007 гг.) и посткризисный (2008–2014 гг.). Показано, что низкое качество институцио-нальной среды в докризисный период нивелировалось ростом экономики. В посткризисный периодподдержкой роста числа малых фирм на фоне замедления экономического роста стал институциональ-ный фактор: значительное сокращение транзакционных издержек открытия нового бизнеса, изменениекритериев отнесения к субъектам малого бизнеса. Автор приходит к выводу, что положительные инсти-туциональные изменения могут также провоцировать квази-рост малых фирм, как и негативные. Квази-рост обусловлен увеличением не реальных участников рынка, а «псевдо» новых малых предприятий.Этот факт объясняется стремлением крупных компаний снизить свои транзакционные издержки подчи-нения закону через формальное деление своего бизнеса на несколько малых фирм. Выявленное влияниеинституциональных изменений на развитие малого бизнеса необходимо учитывать при проектированииправовых нововведений в этом секторе экономики.

Ограничивая сферу применения медиации отдельными категориями правовых споров, законодатель оставляет без внимания этап их квалификации. Особая проблема – определение сферы семейных правоотношений, которые как правило, определяются как отношения, регулируемые семейным законодательством. Семейный кодекс не раскрывает значения понятия «члены семьи» и не содержит закрытого перечня субъектов семейного правоотношения. В нем не отражена специфика правового спора. Определение семейных правоотношений только как отношений, урегулированных семейным законодательством, неоправданно ограничивает сферу применения медиации в семейных конфликтах. Медиатор вынужден выявлять тождество субъектов спорного правоотношения и приведенного исчерпывающего перечня субъектов, указанных в семейном законодательстве, с учетом конкретного вида семейно-правового спора. В то же время соотнесение особенностей конкретного спора со спецификой, отраженной в ст. 2 Семейного Кодекса РФ, является важным ориентиром, позволяя правильно обозначить существо спора и создать оптимальные условия для его урегулирования. В этой связи, для определения семейных правоотношений при решении вопроса о возможности применения медиации, представляется целесообразным установить в Законе о медиации области существования спорных отношений, соотнесенные со ст.2 СК РФ, но не допускающие отождествления семейных правоотношений с отношениями, урегулированным семейным законодательством. Для решения этой задачи предлагается использовать проанализированные в статье основания возникновения семейных отношений. ; Limiting the scope of mediation application with individual categories of legal disputes, the legislation overlooked the stage of their classification. A special problem is the definition of the sphere of family relations, which, as a rule, are defined as the relations regulated by family legislation. The family code does not disclose the meaning of the concept of «family members» and does not contain a finished list of subjects of the family relationship. It does not reflect specific features of a legal dispute. The definition of family legal relations only as relations, regulated by the family law, unjustifiably restricts the scope of application of mediation in family conflicts. The mediator is forced to reveal the sameness of the subjects of the disputed legal relations and the finished list of entities specified in the family law, with due regard for the specific type of family-legal dispute. At the same time, the correlation of the characteristics of a particular dispute with specificity, reported in article 2 of the Family Code of the Russian Federation, is an important reference point, allowing to correctly identify the substance of the dispute and to create the optimal conditions for its settlement. In this regard, for the determination of family relationships, when deciding on the use of mediation, it is appropriate to establish in the law on mediation the existence of controversial relationships, concerning article 2 of the Family Code, but it does not allow to identify family relations with the relations, regulated by family legislation. To solve this problem it is suggested to use the basis of occurence of family relations, analysed in the article.

В 2022 г. исполнится сто лет со дня окончания Гражданской войны тяжелого испытания для жителей бывшей Российской империи. Но, как свидетельствуют архивные документы, военные годы отметились не только разрушением. В статье рассмотрены обстоятельства восстановления Александровского (Сызранского) моста через Волгу в период с октября 1918 г. по март 1919 г. Особое внимание уделено анализу бытовых условий строителей: инженеров, рабочих, служащих на фоне Гражданской войны в России с сопутствующими ей социальной разобщенностью, экономическим упадком, голодом в ряде областей, эпидемиологическими заболеваниями типа сыпного тифа и холеры. Характерной чертой того времени являлось одновременное руководство деятельностью объекта несколькими ведомствами: профильным, военным, политическим, не всегда приходившими к согласию в практических вопросах, что нашло отражение и в документах, касающихся восстановления Александровского моста. Обращает на себя внимание обстоятельность протоколов заседаний комиссий, состоявших из представителей заинтересованных учреждений, и отчетов ответственных лиц, а также оперативность составления актов выполненных работ и других документов, находящихся на постоянном хранении в РГА в г. Самаре. Архивные дела свидетельство созидательной деятельности человека в суровые военные годы. ; In 2022, it will be exactly one hundred years since the end of the Civil War a difficult test for the inhabitants of the former Russian Empire. But, according to archival documents, the war years were marked not only by destruction. The article considers the circumstances of the restoration of the Alexander (Syzran) bridge over the Volga River in the period from October 1918 to March 1919. Special attention is paid to the analysis of the living conditions of builders: engineers, workers, employees - against the background of the Civil War in Russia with its accompanying social disunity, economic decline, famine in a number of areas, epidemiological diseases such as typhus and cholera. A characteristic feature of that time was the simultaneous management of the object's activities by several departments: specialized, military, and political, which did not always agree on practical issues, which was reflected in the documents concerning the restoration of the Alexander Bridge. Attention is drawn to the thoroughness.

The article considers a fighting battle hammer from the Novotroitsky-I burial ground, which is kept in the funds of the Museum of the Pedagogical University. The original product was considered lost, and only its primary, not entirely accurate drawing is known in the scientific literature, which was repeatedly attracted by specialists in various studies. Thus, incorrect information about the battle hammer was constantly duplicated. In 2021, in the course of work in the museum's funds, a battle hammer was discovered by one of the authors. As it turned out, the battle hammer underwent a partial restoration, which made it possible to reveal significant morphological features of the object. The purpose of this article is to re-publish the product, considering the new information that has appeared, which significantly refines the information about its design. One of the significant features of the battle hammer) is a diamond-shaped extension at the end of the striker, which enhances its penetrating properties, as well as the presence of such additional details as an inflow and a cap. The latter protect the shaft from splitting. Samples with similar characteristics are practically not known in other territories. The closest analogy is a specimen from the western Tien Shan, originating from the Saka complex. At the same time, coins of a similar appearance are well known from the materials of site located on the territory of the Forest-Steppe Altai. Likely, these characteristics are a local tradition, which allows us to speak of a high level of development of military affairs in this region, since these details significantly increase the combat effectiveness of weapons. The considered battle hammer from the Novotroitsky-I burial ground replenishes the original series of products of this type of weapon, which was popular among the population of the Forest-Steppe Altai in the Scythian time. ; В статье рассматривается железный чекан из могильника Новотроицкое-I, хранящийся в фондах Историко-краеведческого музея Алтайского ...

В статье делается попытка выявить особенности Уральского региона в плане сохранения и актуализации памяти об эпохе наполеоновских войн, главным образом, событий 1812-1814 гг. Автор приходит к выводу, что Уральский регион, несмотря на удаленность от театра военных действий, органично вписался в общероссийский мемориальный контекст, сохранив при этом свою специфику. Формы сохранения памяти Урала о военных событиях эпохи отличаются разнообразием - от вариантов "живой памяти", включающей в себя элементы, оставшиеся от памяти коммуникативной, до целенаправленной деятельности центральных и местных властей по организации "массовых мероприятий" в период юбилейных дат. Значительную роль в сохранении памяти традиционно играют учебные заведения, которые, начиная со школьного уровня, формируют "память детства". Образы этой великой поры продолжают выступать в качестве объединяющего фактора, сохраняя тем самым ощущение "общего прошлого" не только с общероссийской, но и общеевропейской, глобальной историей. ; The article attempts to identify the features of the Ural region in terms of preserving and updating the memory of the era of the Napoleonic wars, mainly the events of 1812-1814. The author comes to the conclusion that the Ural region, despite its remoteness from the theater of military operations, organically fit into the all-Russian memorial context, while preserving its specificity. The forms of preserving the memory of the Urals about the military events of the era are diverse - from the variants of "living memory", which includes elements left over from the communicative memory, to the purposeful activities of the central and local authorities to organize "mass events" during the anniversary dates. A significant role in the preservation of memory is traditionally played by educational institutions, which, starting from the school level, form the "memory of childhood". The images of this great time continue to act as a unifying factor, thereby preserving the sense of a "common past" not only with the all-Russian, but also with the all-European, global history.

This article considers the history of the unrealised project of the establishment of "free mining towns" in Russia (in the Urals) in the first half of the nineteenth century. Only free people were to live and work in such towns. In 1802, the outstanding mining figure A. S. Yartsov filed a note addressed to Emperor Alexander I, in which he proposed several measures to improve the domestic mining industry. The creation of mining towns inspired by European Bergstдdte was one of these measures. A special committee on the reform of the mining part was established under the influence of Yartsov's note.In 1804, the French architect Claude-Nicolas Ledoux published a treatise L'Architecture considérée sous le rapport de l'art, des mœurs et de la legislation (Architecture Considered in Relation to Art, Morals, and Legislation) in Paris. The work was preceded by a dedication to the Russian emperor. The project of the ideal mining city of Chaux was presented in the publication. With the help of architectural forms, Ledoux dreamed of creating an ideal environment for the moral development of people. Could the French architect have known that at the very same time in St Petersburg work was being carried out for a legal justification of the establishment of "free cities" in Russia, a country where serfdom was still a reality? This assumption does not look improbable.A special committee prepared a draft of new mining legislation, which was approved by Alexander I on July 13, 1806. Ekaterinburg received the status of a mining city on May 1, 1807. However, afterwards the emperor lost interest in liberal projects. Ekaterinburg remained the only mining city in Russia. The content of the concept of a "free mining city" also changed: the dream of free labour was replaced by the idea of independence of such a city from the governor's power. ; В статье рассматривается история нереализованного проекта «вольных горных городов» в России (на Урале) в первой половине XIX в. Предполагалось, что в таких городах будут жить и работать только ...

At the present stage of development of the criminal procedural legislation of the Republic of Uzbekistan, many legal institutions that have a long history of doctrinal development have received normative consolidation. Among them is the institution of participants leading the criminal process at the stage of pre-trial investigation. In the history of Uzbekistan, the activities of these subjects of the criminal process were regulated by numerous normative legal acts, including codified ones. The first Criminal Procedure Code of the Uzbek SSR was adopted in 1926. Soon the Uzbek SSR Criminal Procedure Code of 1929 entered into force. In comparative legal terms, the latter was significantly inferior to the previous one in terms of the degree of detail in the regulation of criminal procedural relations with the participation of pre-trial investigation bodies. Analysis of the content of the legal norms of the Criminal Procedure Code of 1929, regulating the activities of these bodies, allows us to identify features that, from the standpoint of the modern vision of the optimal model of the Criminal Procedure Code of Uzbekistan, are assessed as shortcomings in the legal regulation of the relevant public relations. As such, we can name the following: the CPC does not contain norms defining the sources of criminal procedural law; the code does not provide for a separate chapter devoted exclusively to investigative actions, a detailed description of their procedural form; there is no clear delineation of the competence of the bodies of inquiry and the investigator; the investigator is by law entrusted with supervisory functions that are not characteristic of him in relation to the bodies of inquiry; the Criminal Procedure Code does not include a norm prohibiting persons conducting a preliminary investigation from obtaining evidence by violence, threats, etc.; The Criminal Procedure Code determined the existence of sufficient data, and not evidence, as the basis for the accusation. After being charged, the person acquired ...

The purpose of tax audits is to verify that the taxpayer complies with the norms of tax legislation. As a rule, in conditions of instability, constantly changing tax legislation, taxpayers violate the norms of the Tax Code of the Russian Federation. In this regard, as a rule, each tax audit ends with additional charges to the taxpayer of taxes, penalties and penalties, which negatively affect their financial position. At the same time, according to the Federal Tax Service of Russia, with a sharp reduction in the number of ongoing on-site tax audits, the amount of additional charges for one on-site audit increases сonstantly: in 2016 – 13.6 million rubles, in 2017 – 15.7 million rubles, 2018 – 22.2 million rubles, 2019 – 33.5 million rubles. The tax authority, by charging additional taxes and penalties to the taxpayer, is interested in collecting them. The current Tax Code of the Russian Federation makes it possible to enforce the decision by taking measures in accordance with paragraph 10 of Art. 101 of the Tax Code of the Russian Federation, the application of which in practice raises many issues. The article considers the practice of applying interim measures. ; Целью проведения налоговых проверок является проверка соблюдения налогоплательщиком норм налогового законодательства. Как правило, в условиях нестабильности, постоянно меняющегося налогового законодательства налогоплательщики допускают нарушения норм Налогового кодекса Российской Федерации. В связи с этим, как правило, каждая налоговая проверка заканчивается доначислениями налогоплательщику налогов, пеней и штрафных санкций, которые отрицательно сказываются на их финансовом положении. При этом, по данным Федеральной налоговой службы, при резком сокращении количества проводимых выездных налоговых проверок размер доначислений на одну выездную проверку постоянно увеличивается: в 2016 г. – 13,6 млн руб., 2017 г. – 15,7 млн руб., 2018 г. – 22,2 млн руб., 2019 г. – 33,5 млн руб. Налоговый орган, доначисляя налогоплательщику налоги и штрафные санкции, ...

The purpose of this article is to identify possible approaches to the development of the "sustainability-by-design" process, which consists in synchronizing the organization's strategy with the trends of sustainable development. For this purpose, a process of "sustainability-by-design" is proposed on the basis of the "safety-by-design" process applied in practice. As a key link in the process, it is proposed to use a system of sustainability indicators, supplemented by indicators of risk and resilience. To strengthen the adaptive capacity of companies in the field of sustainable development, the process of building "sustainability-by-design" is complemented by the inclusion of democratic procedures through structured stakeholder participation. As a result, the proposed process combines a rigid structure of values and goals with a "soft setup" in the form of democratic procedures. This will allow companies not only to reduce the uncertainties inherent to the pacing problem, but also to create an environment for the promotion of the most effective alternatives to the development of companies in the field of sustainability. ; Целью настоящей статьи является определение возможных подходов к разработке процесса «встроенной устойчивости», заключающейся в синхронизации стратегии организации с тенденциями устойчивого развития. Для этого на основе применяющегося на практике процесса «встроенной безопасности» (safety-by-design) предлагается процесс «встроенной устойчивости» (sustainability-by-design). В качестве ключевого звена процесса предлагается использовать систему индикаторов устойчивости, дополненную индикаторами риска и жизнестойкости. Для усиления адаптивного потенциала компаний в области устойчивого развития процесс формирования «встроенной устойчивости» дополнен включением демократических процедур путем структурированного участия заинтересованных сторон. В результате предлагаемый процесс сочетает жесткую структуру ценностей и целей с «мягкой настройкой» в форме демократических процедур. Это позволит компаниям не только снизить неопределенности, присущие проблеме запаздывающего регулирования, но и сформировать среду для разработки наиболее эффективных альтернатив развития компаний в области устойчивости.

The purpose of this article is to identify possible approaches to the development of the "sustainability-by-design" process, which consists in synchronizing the organization's strategy with the trends of sustainable development. For this purpose, a process of "sustainability-by-design" is proposed on the basis of the "safety-by-design" process applied in practice. As a key link in the process, it is proposed to use a system of sustainability indicators, supplemented by indicators of risk and resilience. To strengthen the adaptive capacity of companies in the field of sustainable development, the process of building "sustainability-by-design" is complemented by the inclusion of democratic procedures through structured stakeholder participation. As a result, the proposed process combines a rigid structure of values and goals with a "soft setup" in the form of democratic procedures. This will allow companies not only to reduce the uncertainties inherent to the pacing problem, but also to create an environment for the promotion of the most effective alternatives to the development of companies in the field of sustainability. ; Целью настоящей статьи является определение возможных подходов к разработке процесса «встроенной устойчивости», заключающейся в синхронизации стратегии организации с тенденциями устойчивого развития. Для этого на основе применяющегося на практике процесса «встроенной безопасности» (safety-by-design) предлагается процесс «встроенной устойчивости» (sustainability-by-design). В качестве ключевого звена процесса предлагается использовать систему индикаторов устойчивости, дополненную индикаторами риска и жизнестойкости. Для усиления адаптивного потенциала компаний в области устойчивого развития процесс формирования «встроенной устойчивости» дополнен включением демократических процедур путем структурированного участия заинтересованных сторон. В результате предлагаемый процесс сочетает жесткую структуру ценностей и целей с «мягкой настройкой» в форме демократических процедур. Это позволит компаниям не только снизить неопределенности, присущие проблеме запаздывающего регулирования, но и сформировать среду для разработки наиболее эффективных альтернатив развития компаний в области устойчивости.