Search results

Исследуется проблема определения момента начала жизни человека и включения механизма для ее охраны мерами уголовно-правового воздействия. Анализируются нормы законодательства о здравоохранении, определяющие момент начала жизни человека. Рассматриваются проблемные вопросы квалификации искусственного прерывания беременности. Как и у всего на этом свете, у жизни есть ее начало и есть ее конец. Специалисты многих научных воззрений и особенно специалисты уголовно-правовой сферы много творческих сил и времени отдают научной полемике о начале начала жизни человека и об установлении факта, свидетельствующего о наступлении его смерти. Обусловлено это тем, что действующий Уголовный кодекс Российской Федерации содержит уголовную ответственность за преступления, посягающие на жизнь другого человека. Поддержана позиция о том, что изгнание плода из чрева матери есть убийство плода. И потому уголовный закон de facto и de jure должен охранять жизнь плода с момента его зачатия и до его смерти. Констатирован факт, что между de facto и de jure нет согласия.DOI 10.14258/izvasu(2018)3-13 ; This article examines the problem of determining the moment of the beginning of human life and the inclusion of a mechanism for its protection by measures of criminal law. The article analyzes the norms of the legislation on health care, which determine the moment of the beginning of a person's life. Consideration is given to the problem questions of qualification of artificial termination of pregnancy. Like everything in this world, life has its beginning and its end. Specialists of many scientific views and especially specialists of the criminal law sphere give a lot of creative effort and time to the scientific debate about the beginning of human life and about the establishment of the fact, indicating the occurrence of his death. This is due to the fact that the current Criminal Code of the Russian Federation (hereinafter - the criminal code) contains criminal liability for crimes that infringe on the life of another person. Support is given to the position that the expulsion of the fetus from the womb of the mother is the murder of the fetus. Therefore, the criminal law de facto and de jure must protect the life of the fetus from the moment of its conception until its death. It is stated that there is no agreement between de facto and de jure. DOI 10.14258/izvasu(2018)3-13

Not only Russian, but also foreign modern legal science bypasses the issue of the legal nature of the state's right to expropriate private property. Its limits and limitations are unclear, as are the guarantees of the right to private property. In most cases, the right to expropriate is perceived as a given and the prerogative of the state. However, it is quite obvious that the principle of the certainty of law presupposes the normative clarity of the regimes and types of expropriation, the conditions for its implementation in relation to other restrictions and methods for the forced termination of the right to private property. In conditions of high turbulence in international relations, the question of the correlation between the norms of international, private international and national (domestic) law in determining the mechanism and legal regime of expropriation is especially relevant. Discussions on the relationship between the legal mechanisms of expropriation and nationalization, on the denition of criteria and the very legal nature of the compensation due to a private owner during expropriation do not leave the agenda. Particularly acute is the question of the grounds and forms of international responsibility of states exercising the right to expropriation, both in violation of the general norms and principles of international law, and special in relation to expropriation in relation to the interests and rights of private owners. The attention of the author is focused on this issue in connection with the emerging negative trends in the development of lawmaking in this area, not only at the national, but also at the international level.

Предметом анализа настоящей статьи являются криптовалюты и их функции в современной экономике. Цель исследования - выявление возможностей выполнения криптовалютой основных функций денег и условий, при которых она может быть признана в качестве национальной денежной единицы. В процессе подготовки статьи использовались исторический, логический, сравнительный и статистический методы анализа. Во исполнение поставленной цели было проанализировано на конкретных примерах выполнение криптовалютой функций меры стоимости, средства платежа, накопления и мировых денег. При анализе выполнения крипто - валютой функции мировых денег раскрыто ее внутреннее противоречие («первородный грех»), препятствующее признанию ее в качестве национальной денежной единицы и как срдства межгосударственных расчетов. По итогам исследования сформулирован вывод, что наиболее вероятная возможность разрешения этого противоречия состоит в создании стейблкоинов. Выделяются два направления на этом пути. Одно связано с проектом Facebook по созданию стейблкоина Либра, который должен контролироваться сообществом крупнейших цифровых компаний, но без участия государства. Второе касается создания государственных крипто - валют, обеспеченных либо фиатными деньгами, либо физическими активами, либо другими цифровыми валютами, выпуск и обращение которых должны происходить под государственным контролем. Именно на этом пути сегодня наблюдается высокая активность центральных банков. Результаты исследования могут быть полезны при разработке теории денег, а в практическом плане - при выработке концепции цифрового рубля.

L'article traite du problème du colinguisme dans les dictionnaires de la langue russe publiés en France. Il explore les emprunts en français à partir de l'arabe, ainsi que la maîtrise de la langue française des mots russes dans le domaine de la politique, du mode de vie et de la conquête de l'espace

L'article est consacré à l'analyse des approches de l'évaluation du lien entre l'individu et la politique. Dans l'article est présenté le concept du cycle de vie politique, qui permet de concilier les paradigmes existants, préciser les rôles et les fonctions des acteurs dans la politique publique.

par N. S. Vsévolojsky ; Volltext // Exemplar mit der Signatur: München, Bayerische Staatsbibliothek -- Russ. 167 l-1

par N. S. Vsévolojsky ; Volltext // Exemplar mit der Signatur: München, Bayerische Staatsbibliothek -- Russ. 167 l-2

The article deals with the issue of the formation of the managerial democratic style at the level of the early education institution. Contemporary society is undergoing major transformations that call for new approaches in confronting organizations with the environment and implicitly in management thinking and practice. Preschool education requires revisiting the existing management system in order to form a democratic educational system.

This article analyses Peter I's visit to Paris in a long-term historical perspective (la longue durée; from the late fourteenth to the early twentieth century) and in juxtaposition with those of other sovereign monarchs of Europe, including Russian emperors who visited the French capital after Peter I. Due to all the difficulties in determining the place of the Russian tsar in the hierarchy of Christian princes and despite many problems in bilateral relations, the French court was obliged to render Peter I honours equivalent to sovereigns of the "first rank" (such as a military escort, royal carriages, and royal residences, the palaces of the Louvre, Versailles, Trianon, and Marley). When communicating with the regent, Duke Philip of Orleans, the latter showed priority honours to his crowned counterpart, which was not usually done for secondary monarchs. At the same time, in order to prevent etiquette embarrassments and not to lower the honour of the French royal house, the visit of Peter the Great was styled as a semi-official one, with some elements of an incognito visit. The usage of royal titles, which was a sensitive issue for traditionalist Moscow diplomacy, was also curious. Avoiding problems with the translation of the title "Grand Duke" (grand-duc), equivalent in the Western tradition to the title of a minor sovereign, the French began to use the title "Majesty" (Majesté), comparable with the Latin title "Caesarea Majestas", applicable to German emperors. It is particularly noteworthy that Peter I became the founder of a certain etiquette tradition, which later, in the 19th century, was reproduced by other monarchs. He laid down a kind of protocol route through the landmarks of the French capital with a mandatory visit to the Mint, where they coined a commemorative medal in memory of the visit. Finally, the organisation of the Russian tsar's stay in Paris became a model for official high-level visits. Peter the Great's journey of 1717 should be placed in the long sequence of royal and princely visits to France from the Middle Ages to the 19th century. Comparisons with the ceremonial of previous royal sojourns help us understand the tsar's aims and the intentions of the French court toward its guest. The 1717 visit was neither completely "incognito" nor totally official but secured the advantages of both solutions for Peter. ; Анализируется визит Петра I в Париж в контексте долгой исторической перспективы других суверенных монархов Европы (с конца XIV до начала ХХ в.), включая русских императоров, посещавших французскую столицу после него. Автор делает ряд интересных заключений, доказывая, что при всех сложностях с определением места русского царя в иерархии христианских государей и проблемах двусторонних отношений французский двор вынужден был оказывать ему почести, равнозначные тем, которые оказывались суверенам первого ранга (сопровождение гвардейским эскортом, предоставление королевских экипажей и в качестве мест проживания королевских резиденций – Лувра, Версаля, Трианона и Марли). Не вызывает сомнения автора и то, что при общении с регентом, герцогом Филиппом Орлеанским, последний демонстрировал приоритетные почести своему венценосному vis-à-vis, чего обычно не делалось для второстепенных монархов. В то же время, чтобы снять этикетные неловкости и не уронить честь французского королевского дома, визит Петра I был протокольно обставлен как полуофициальный, с некоторыми элементами инкогнито. Любопытны и находки в области использования царской титулатуры, к чему была так чувствительна традиционная московская дипломатия. Избегая проблем с переводом титула «великий князь», равнозначного в западной традиции титулу «великий герцог» (то есть титулу второстепенного суверена), французы стали употреблять обращение «царское величество», созвучное латинскому обращению «Caesarea Majestas», приложимому к германским императорам. Особого внимания заслуживает вывод автора о том, что Петр стал основателем определенной этикетной традиции, которую позже, в XIX в., воспроизводили другие монархи. Он заложил своего рода протокольный маршрут по знаковым местам французской столицы с обязательным посещением Монетного двора, где чеканили памятную медаль в память о пребывании высокого гостя. Наконец, организация пребывания русского царя в Париже, по мнению автора, стала в целом провозвестником официальных визитов на высшем уровне современного типа. Путешествие Петра I в 1717 г. должно быть помещено в контекст длительных королевских и княжеских визитов во Францию от Средневековья до XIX в. Сравнения с церемонией предыдущих королевских времен помогают понять цели царя и намерения французского двора по отношению к гостю. Путешествие 1717 г. не было полным инкогнито и не было полностью официальным, но обеспечило Петру преимущества обоих вариантов.