Suchergebnisse

The Nancy N. Boothe papers, 1980-2009 [bulk 1990-1997], are composed of articles, notes, reports and a wide variety of feminist publications. Much of the material documents the U.N. Fourth World Conference on Women, which Ms. Boothe attended as Executive Director of Atlanta's Feminist Women's Health Center. Artifacts, artwork and textiles relate to the conference and to other women's and health issues. ; Born in Battles Wharf, Alabama (1948), Nancy N. Boothe graduated from the University of South Alabama as a registered nurse (1971). She received a B.S. in nursing from the Medical College of Georgia (1976), and a master's degree in Counseling from Troy State University [Florida Region] (1981). Boothe served in the U.S. Nurse Corps in the U.S. and Korea (1970-1984), and worked as clinical director and consultant at a number of health facilities in Louisiana and Florida. She became Executive Director of the Atlanta Feminist Women's Health Center in 1994. In 1995, she attended the Fourth World Conference on Women in Beijing, China, where she taught the workshop, ""GYN Self-Help."" Boothe has served on the boards of All Women's Health Services in Portland and Eugene, Oregon; the Sexual Assault Center, Atlanta, Georgia; and the Jeanette Rankin Foundation, Athens, Georgia. She is also a member of the Feminist Majority Foundation's ""Women's Commission for Congressional Oversight"" and A.P.D. Citizen Review Panel.; Founded in California in 1971 by Carol Downer (1933-) and Lorraine Rothman (1932-2007), the Feminist Women's Health Center was established to empower women through self-knowledge, education and self-help groups. The Atlanta Feminist Women's Health Center was established in 1977. Its mission is to ""provide accessible, comprehensive gynecological healthcare to all who need it without judgment. As innovative healthcare leaders, [they] work collaboratively within [their] community and nationally to promote reproductive health, rights and justice. [They] advocate for wellness, uncensored health information and fair public policies by educating the larger community and empowering [their] clients to make their own decisions.""; The United Nations convened the Fourth World Conference on Women, September 4-15, 1995, in Beijing, China, with a Platform for Action that aimed at achieving greater equality and opportunity for women. Three previous World Conferences were held in Mexico City (International Women's Year, 1975), Copenhagen (1980) and Nairobi (1985). 189 governments and more than 5,000 representatives from 2,100 non-governmental organizations participated in the Beijing Conference. The principal themes were the advancement and empowerment of women in relation to women's human rights, women and poverty, women and decision-making, the girl-child, violence against women and other areas of concern. The resulting documents of the Conference are The Beijing Declaration and Platform for Action. The U.N. Fourth World Conference on Women manifested a global women's movement for change and has been called ""the Woodstock of the women's movement.""; The World Conference on Women was also accompanied by an informal meeting (August 30-September 8) of non-governmental organizations (NGOs). This NGO Forum on Women, Beijing '95, brought together thousands of women from around the world to exchange information and ideas, celebrate women's achievements and contributions and draw attention and develop solutions to discrimination facing women world-wide.

Non-religious diversity is growing in the world nowadays. In the current context it is understood not as a diversity of faiths, religions, non-religions, etc., but as a variety of types of non-religious consciousness and categories of non-religious identity. The article covers only a few aspects of this vast topic. First, the theoretical prerequisites and substantiations for the change in the Western non-religious identity taking place during the transition from the Westphalian to the post-Westphalian system of religious governance and the emergence of a special type of pluralism that is formed in the process of dedifferentiation of religion, globalization and the transformation of the "religion of place and nation" into a transnational religion "without place and nation", when the ratio of religious, spiritual and secular in the mind of a postmodern person changes. Second, the author analyses the origins and causes of this transformation of non-religious consciousness in the "long 1960s". Third, the author traces the evolution of such types of non-religious diversity as "spiritual but not religious", "none" and "post-protestants" and the concept of "spirituality" that connects them. The category "spiritual but not religious", sometimes perceived as dubious and unconvincing, appearing in the context of countercultural spirituality, in the author´s opinion, is very important for understanding Western, especially American irreligiousness in general and the processes taking place today in particular. The processes that are associated with the growth of "none" and the proliferation of "post-Protestants" related to the Woke culture, who claim the role of "saviours of humanity", attaching more importance to the "new post-Protestant ethics" (rather than religion and tradition), seeking to politicise religion, to sacralise politics, race and gender relations. Rejecting the "old religion" and proclaiming a "new ethics", moving from the ideals of diversity, universal tolerance and political correctness to "militant moralism and cruel dogmatism", they confirm the idea of "complex irreligiousness" in the era of "late modernity", that seems to be a sign of the times and requires close attention of scientists.

Source at https://doi.org/10.17223/2312461X/18/12 . ; У многих коренных народов Арктики есть более длительный опыт взаимодействия с местными природными ресурсами, чем у русских или других государственных народов. Какие именно подходы к управлению ресурсами и территорией существуют у коренных народов? В чем эти подходы отличаются друг от друга? В статье дается анализ отношений двух народов к управлению природными ресурсами на своей земле в условиях наличия общего регулирования российским государством, которое принимает законы, основанные на экстрактивизме. На материале полевых исследований показана ценность изучения традиций лидерства и того, что мы называем «тягой к государственности» у якутов-саха и ненцев. Мы анализируем, почему народ саха старается обеспечить свое участие в освоении Арктики через принятие региональных законов, в то время как ненцы, наоборот, сосредоточены прежде всего на решении проблем в отношениях с промышленностью, которые непосредственно касаются ведения их оленеводческого и рыболовного образа жизни. Это становится понятным, когда мы учитываем историю специфического социального строя каждого народа и его традиционные институты руководства. В ходе сравнения раскрывается неожиданно богатое разнообразие практик управления природными ресурсами в «этнической» Российской Арктике, сосуществующих в общих рамках единого правового пространства, созданного законами о деятельности добывающей промышленности в Российской Федерации.

Histone proteins are key epigenetic factors, which play an important role in chromatin dynamics and gene activity regulation. They are divided into two broad classes: canonical histones and their variants. Canonical histones are expressed mainly during the S-phase of the cell cycle, as they are involved in DNA packaging during cell division. Histone variants are histone genes that are expressed and regulate chromatin dynamics throughout the cell cycle. Due to the functional and species diversity, various families of histone variants are distinguished. Some proteins may diff er slightly from canonical histones, while others, on the contrary, may have many important structural and functional features that aff ect nucleosome stability and chromatin dynamics. In order to assess the variability of the H2A histone family and their role in nucleosome structure, we performed a bioinformatic analysis of the amino acid sequences of the H2A histone family. The clustering performed by the UPGMA method made it possible to reveal two main subfamilies of H2A proteins: short H2A and other H2A variants demonstrating highly conserved amino acid sequences. We also constructed and analyzed multiple alignments for various H2A histone subfamilies. It is important to note that the proteins of the short H2A subfamily are not only the least conserved within the H2A family, but also have features that signifi cantly aff ect the structural properties of the nucleosome. In addition, we performed a phylogenetic analysis of short H2A, which resulted in the identifi cation and characterization of individual clades on the phylogenetic tree for the variants H2A.B, H2A.P, H2A.Q, H2A.L.

At the Conference "Multilingualism in the enlarged European Union" (Vienna 2001) several speakers prognosticated a consequent enrichment and modernisation of the langu[1]ages in the new member states and expected this process to follow the same or similar ways of adaptation. On the basis of these expectations this paper deals with a specific area of the EU lexi[1]con, the so called Eurojargon, whose harmonisation could be considered a special aim. The "Plain language guide" to Eurojargon (http://europa.eu/abc/eurojargomm[1]dex_en.htm) contains 80 entries and is available in each official language of the EU, whe[1]reas the "European Glossary" contain; only the "old" member languages (before enlarge[1]ment in 2004). As opposed to the "European Glossary" with its 200 terms, which is inte[1]ractive, the "Plain language guide" (with the exception of about 10 terms taken over from the glossary) is not and can therefore not be used as a bi- or multilingual dictionary. That is the reason why the author of this paper has compiled lists of equivalents, including En[1]glish, French, German and the four Slavonic EU-languages (Polish, Czech, Slovak, Slovene). This paper is dealing with the mutuality and differences of the keywords (internationa[1]lisms, loans/calques, analytic denominations, abbreviations, metaphors) and briefly with the derinitions of selected examples. In conclusion we can state that the prognosticated assimilation undoubtedly takes place on the level of concept formation (on the semantic level), but a formai internationalisation is not dominant. The formation of equivalents is largely based on traditional patterns, including semantic change. Thus the Eurojargon can be regarded as an example of linguistic diversity in conceptual unity and is in no way do[1]minated by English to such an extent as other domains of the modem lexicon.

Цель статьи - обосновать актуальность проблемы социально-философского осмысления правовой реальности. Ритм современной жизни постоянно ускоряется, этим объясняется усложнение политико-правовых процессов, которые необходимо осмыслить и проанализировать. В настоящее время правовая реальность подвержена не только онтологическим преобразованиям. Новых оценок требуют изменяющиеся функции современного права в соответствии с традиционной западноевропейской гуманистической традицией. Социокультурная практика предопределена тем, что существует противоречие между правовыми реалиями и процессом их гуманистического осмысления и оценки. Множественность сложившихся мнений в решении проблемы гуманизации права заслуживает особого внимания. В статье определено, что становление философско-правового знания обусловлено тем, что длительное время философия права развивалась как область междисциплинарного синтеза философии и юриспруденции, в которой ведущую роль играли такие категории, как «право», «правосознание», «человек как субъект права». Обосновано, что в современной философии права рассматриваются типы правосознания, их особенности по степени включенности человека в правовое пространство. При этом правосознание неразрывным образом связано с гуманистическими установками, которые являются основанием формирующейся правовой культуры человека и общества. В связи с этим сделан акцент на изменяющемся стиле и способе философского мышления, методологии исследования социально-философской науки. Сделан вывод о том, что правовая теория, ставшая традиционной, существенно изменяется. Так, стремясь устранить разрыв между регламентированным правом и гуманистическими установками, гражданскими нормами, научное сообщество исследует различные пути их взаимодействия. ; The article aims to justify the relevance of the problems of socio-philosophical understanding of legal reality. The rhythm of modern life is constantly accelerating, this explains the complexity of political and legal processes that you need to understand and to perform. Currently, the legal reality is exposed not only to the ontological transformations, the new assessments require the changing functions of modern law in accordance with traditional Western European humanistic tradition. Sociocultural practice is predetermined by the fact that there is a contradiction between the legal reality and the process of humanistic reflection and evaluation. The multiplicity of existing opinions in solving the problem of humanization of law deserves special attention. The article identifies that the development of philosophical and legal knowledge is caused by the fact that for a long time the philosophy of law developed as a field of interdisciplinary synthesis of philosophy and jurisprudence, in which the leading role was played by such categories as «law», «legal consciousness», «man as a subject of rights». It is proved that in modern philosophy of law the types of justice, particularly the degree of involvement of a person in the legal space, are discussed. At the same time, the sense of justice is intrinsically linked to the humanist attitudes, which are the basis of the emerging legal culture of the individual and society. In this regard, the author emphasizes the change in style and methods of philosophical thinking, methodology of researching socio-philosophical science. The author makes a conclusion that legal theory, which has become traditional, significantly changes in intention to bridge the gap regulated by the state law from a humanistic attitudes and civic norms, the scientific community researches different ways of their interaction.

Показано, что идеологическое многообразие пронизывает все сферы общественной жизни и оказывает значительное влияние на все базовые виды общественных отношений. Установлено, что в политической сфере идеологическое многообразие выражается прежде всего в политическом многообразии, или политическом плюрализме. К числу основных принципов организации политической жизни в современных государствах демократического толка относят принцип многопартийности. Установлено также, что в соответствии с устоями демократического государства в российском правопорядке исключается право произвольного вторжения в религиозную и конфессиональную сферы. В этом выражается религиозный плюрализм как продолжение конституционного принципа идеологического многообразия. В работе представлена позиция о том, что многообразие в социокультурной сфере основано на праве лица на социальную и культурную самоидентификацию. Выявлено, что свобода экономической деятельности представляет собой фундаментальную основу для реализации идеологического многообразия в экономической сфере. Гарантия самостоятельного и независимого осуществления экономической деятельности в рамках правового поля позволяет субъектам экономических отношений полноценно использовать свои экономические права и законные интересы. ; Within the framework of this publication, it is shown that ideological diversity permeates all spheres of public life and exerts a significant influence on all basic types of social relations. The authors found that in the political sphere, ideological diversity is expressed, first of all, in political diversity, or in political pluralism. The basic principles of the organization of political life in modern states of a democratic nature include the principle of multi-party system. It has also been established that, in accordance with the foundations of a democratic state, the Russian legal order excludes the right of arbitrary intrusion into the religious and confessional spheres. This expresses religious pluralism as a continuation of the constitutional principle of ideological diversity. The paper presents a position that diversity in the sociocultural sphere is based on the person's right to social and cultural self-identification. The publication reveals that freedom of economic activity is a fundamental basis for the realization of ideological diversity in the economic sphere. Guarantee of independent implementation of economic activity within the legal framework allows the subjects of economic relations to fully use their economic rights and legitimate interests.

Настоящая публикация представляет собой попытку изучить реализацию принципа идеологического многообразия в законодательстве о политических партиях. В статье акцентируется, что принцип много- партийности, с одной стороны, выступает гарантией реализации действия норм об идеологическом многообразии, а с другой стороны, политические партии — одни из основных субъектов конституционного права, реализующего право на идеологическое многообразие. В работе показано, что одним из самых значительных изъянов российской партийной системы выступает наличие доминантной партии, включающей в себя представителей законодательной и исполнительной власти. На основе анализа действующего законодательства автором установлено, что, последовательно трансформируя нормативно-правовую базу, регулирующую создание и деятельность политических партий по направлению изменений в избирательных правоотношениях, законодательного регулирования метода распределения депутатских мандатов, а также урегулировав правовой механизм оппозиционной деятельности, можно расширить пределы всесторонней государственно-правовой реализации идеологического многообразия в Российской Федерации. DOI 10.14258/izvasu(2016)3-07 ; This publication attempts to examine the implementation of the principle of ideological diversity in the law on political parties. The article emphasizes that the principle of multi-party system on the one hand acts as a guarantee of the implementation of the rules of the ideological diversity, and on the other hand, political parties are one of the main subjects of the constitutional law, realizing the right to ideological diversity. It has been shown that one of the most significant shortcomings of the Russian party system is the existence of the dominant party, including representatives of legislative and executive power. Based on the analysis of the current legislation the author established that by consistently transforming the legal framework governing the establishment and activities of political parties in the direction of the changes in the electoral law relations, and legal regulation of the method of distribution of seats in Parliament, and by settling legal mechanism for opposition activities, one can extend the limits of the general state and legal realization of ideological diversity in the Russian Federation.DOI 10.14258/izvasu(2016)3-07

This article examines how issues of national and confessional diversity of the country were reflected and resolved in Soviet official documents concerning the funerary sphere. Analysis of such sources as decrees, rules, instructions, regulations and their projects concerning cemeteries and funerals demonstrates that their discourse and content reflected approaches in national politics, changes in the economic course, and objective and subjective conditions at different stages of the country's history. Methodologically, the issues considered are included in the research contexts of the history of national politics, imperial history, economic history, and the history of Soviet social engineering. Until the end of the Great Patriotic War, despite state-proclaimed atheism and anti-religious campaigns, a targeted elimination of denominational cemeteries was not seriously considered in the context of the campaigns. Rather, their disappearance was a result of growth and redevelopment of cities and, consequently, the "relocation" of cemeteries from the centre to the outskirts and the emergence of new cemeteries. The latter were arranged without considering the national-confessional principle and were often called "international", which emphasised their difference from the former denominational cemeteries. The emergence of a project in 1946 which divided burial space according to the denominational principle, in fact, proposed the establishment of denominational cemeteries and reflected changes in national policy from the 1930s, i.e. the strengthening of power-state and nationalist tendencies. However, this too radical an approach for state atheism was mitigated in Soviet documents of the late 1940s — 1970s concerning the burial sphere: they recommended to consider "national" customs with regard to the funerary issue and burial space with the prevalence of quasi-secular "clean" form of Sovietness. As the analysis of the 2014–2017 bill demonstrates, the confessional criterion is in demand in Post-Soviet time again as very significant for differentiating burial space and the national and confessional diversity of the population. ; В статье рассматривается, как проблемы национально-конфессионального разнообразия страны отражались и решались в советских официальных документах, касавшихся погребальной сферы. Анализ таких источников, как декреты, правила, инструкции, положения и их проекты, касавшихся кладбищ и похорон, показывает, что их дискурсы и содержание отражали подходы в национальной политике, смену экономического курса, объективные и субъективные условия разных этапов истории страны. Методологически изучаемые проблемы вписаны в исследовательские контексты истории национальной политики, имперской истории, экономической истории, истории советского социального проектирования. До конца Великой Отечественной войны, несмотря на артикулируемый на государственном уровне атеизм и проводившиеся антирелигиозные кампании, вопрос о целенаправленной ликвидации вероисповедальных кладбищ в контексте этих кампаний серьезно не рассматривался. Их исчезновение оказывалось, скорее, следствием роста и перепланирования городов, и, соответственно, «переноса» кладбищ из центра на окраины, возникновения новых кладбищ. Последние устраивались уже без учета национально-конфессионального принципа, нередко именовались «интернациональными», что подчеркивало их отличие от прежних вероисповедальных кладбищ. Появление проекта 1946 г., разделявшего мортальное пространство по конфессиональному принципу, фактически предлагавшего устройство конфессиональных кладбищ, фиксировало происходившие с 1930-х гг. изменения в национальной политике — усиление державно-государственнических и националистических тенденций. Однако этот слишком радикальный для государственного атеизма подход был смягчен в советских документах конца 1940-х — 1970-х гг., касавшихся погребальной сферы: ими рекомендовался учет «национальных» обычаев в погребальном деле и в погребальном пространстве при превалировании квазисекулярной «чистой» формы советскости. Как показывает анализ законопроекта 2014–2017 гг., конфессиональный критерий вновь был востребован в постсоветское время как весьма значимый для дифференцирования погребального пространства и национально-конфессионального разнообразия населения.

Поступила в редакцию 07.04.2019. Принята к печати 21.06.2019. ; Submitted on 07 April, 2019. Accepted on 21 June, 2019. ; В статье рассматривается, как проблемы национально-конфессионального разнообразия страны отражались и решались в советских официальных документах, касавшихся погребальной сферы. Анализ таких источников, как декреты, правила, инструкции, положения и их проекты, касавшихся кладбищ и похорон, показывает, что их дискурсы и содержание отражали подходы в национальной политике, смену экономического курса, объективные и субъективные условия разных этапов истории страны. Методологически изучаемые проблемы вписаны в исследовательские контексты истории национальной политики, имперской истории, экономической истории, истории советского социального проектирования. До конца Великой Отечественной войны, несмотря на артикулируемый на государственном уровне атеизм и проводившиеся антирелигиозные кампании, вопрос о целенаправленной ликвидации вероисповедальных кладбищ в контексте этих кампаний серьезно не рассматривался. Их исчезновение оказывалось, скорее, следствием роста и перепланирования городов, и, соответственно, «переноса» кладбищ из центра на окраины, возникновения новых кладбищ. Последние устраивались уже без учета национально-конфессионального принципа, нередко именовались «интернациональными», что подчеркивало их отличие от прежних вероисповедальных кладбищ. Появление проекта 1946 г., разделявшего мортальное пространство по конфессиональному принципу, фактически предлагавшего устройство конфессиональных кладбищ, фиксировало происходившие с 1930-х гг. изменения в национальной политике — усиление державно-государственнических и националистических тенденций. Однако этот слишком радикальный для государственного атеизма подход был смягчен в советских документах конца 1940-х — 1970-х гг., касавшихся погребальной сферы: ими рекомендовался учет «национальных» обычаев в погребальном деле и в погребальном пространстве при превалировании квазисекулярной «чистой» формы советскости. Как показывает анализ законопроекта 2014–2017 гг., конфессиональный критерий вновь был востребован в постсоветское время как весьма значимый для дифференцирования погребального пространства и национально-конфессионального разнообразия населения. ; This article examines how issues of national and confessional diversity of the country were reflected and resolved in Soviet official documents concerning the funerary sphere. Analysis of such sources as decrees, rules, instructions, regulations and their projects concerning cemeteries and funerals demonstrates that their discourse and content reflected approaches in national politics, changes in the economic course, and objective and subjective conditions at different stages of the country's history. Methodologically, the issues considered are included in the research contexts of the history of national politics, imperial history, economic history, and the history of Soviet social engineering. Until the end of the Great Patriotic War, despite state-proclaimed atheism and antireligious campaigns, a targeted elimination of denominational cemeteries was not seriously considered in the context of the campaigns. Rather, their disappearance was a result of growth and redevelopment of cities and, consequently, the "relocation" of cemeteries from the centre to the outskirts and the emergence of new cemeteries. The latter were arranged without considering the national-confessional principle and were often called "international", which emphasised their difference from the former denominational cemeteries. The emergence of a project in 1946 which divided burial space according to the denominational principle, in fact, proposed the establishment of denominational cemeteries and reflected changes in national policy from the 1930s, i.e. the strengthening of power-state and nationalist tendencies. However, this too radical an approach for state atheism was mitigated in Soviet documents of the late 1940s — 1970s concerning the burial sphere: they recommended to consider "national" customs with regard to the funerary issue and burial space with the prevalence of quasi-secular "clean" form of Sovietness. As the analysis of the 2014–2017 bill demonstrates, the confessional criterion is in demand in Post-Soviet time again as very significant for differentiating burial space and the national and confessional diversity of the population.

Рассматриваются сложившиеся в практике многонациональных федеративных государств основные инструменты управления этническим многообразием и особенности их конституционно-правового регулирования. В то время как большая часть современных работ по данной проблематике направлены на критику многонационального (или этнического) федерализма как такового или, напротив, на его оправдание, целью предлагаемой статьи является описание и краткий анализ инструментов, наиболее часто используемых в многонациональных федерациях для встраивания (аккомодации) различных этнических общностей в единое политико-правовое пространство. В числе таких инструментов автор выделяет следующие: признание правосубъектности и коллективных прав этнических общностей; языковые права и языковая политика; представительство этнических общностей в органах публичной власти; разграничение компетенции между федерацией и ее субъектами; «позитивная дискриминация»; консультативные органы, ассоциации и национально-культурные автономии; юридическое признание обычаев и традиционной социальной организации отдельных этнических общностей, проживающих в границах определенного субъекта федерации. На основе сравнительно-правовой методологии автор рассматривает особенности закрепления данных инструментов в конституциях отдельных многонациональных государств, как Бельгия, Индия, Испания, Канада, Россия, Швейцария, Эфиопия, Южно-Африканская Республика. Делается вывод, что рассматриваемые инструменты используются с одной стороны в целях сохранения идентичности этнокультурных общностей, их языков и традиций, с другой стороны – на их интеграцию в общественную и государственную жизнь, преодоление диспропорций в развитии регионов, населенных различными этническими группами, снижение уровня межэтнической напряженности. Также в работе приводится авторское понимание категории «многонациональная федерация». ; This article studies the basic means of ethnic diversity management implemented in the constitutional law of modern multinational federations. While the majority of the current studies in the field either criticize or justify multinational (or ethnic) federalism, this article aims to describe, and briefly analyze the tools for accommodation of various ethnic groups within a single legal and political space most frequently applied in modern multinational federations. Such tools include the following: recognition of legal personality of ethnic groups and their group rights; linguistic rights and linguistic policy; representation of ethnic groups in public authorities; distribution of powers between the federation and subfederal units; «positive discrimination», advisory bodies, associations, and national-cultural autonomies; legal recognition of customs and traditional social organization of separate ethnic groups inhabiting certain regions. Based on comparative legal methodology, the author analyzes peculiarities of consolidation of the abovementioned tools in constitutions of various multinational states, such as Belgium, India, Spain, Canada, Russia, Switzerland, Ethiopia, and South Africa. He concluded that the considered tools are used on the one hand in order to preserve the identity of ethnocultural communities, their languages and traditions, on the other hand – to facilitate their integration into public and state life, to overcome imbalances in the development of regions inhabited by different ethnic groups, reduce inter-ethnic tensions. This article provides the author's explanation of the category «multinational federalism» as well.

Сформулирована проблема обеспечения диверсности иерархических структур данных для задач военного применения. Анализируются проблемы хранения иерархических структур в реляционных базах данных. Рассматриваются существующие подходы для решения этих задач. ; Сформульовано проблему забезпечення діверсності ієрархічних структур даних для задач військового застосування. Аналізуються проблеми зберігання ієрархічних структур у реляційних базах даних. Розглядаються популярні підходи для вирішення цих проблем. ; Problem of the diversity for hierarchical data structures for military purposes was defined. This article analyzes the problem of storing hierarchical data structures in relational databases. The main goal is to review the popular approaches for solving this problem.

The article presents the diplomatic corps as a free commonwealth of diplomats as the basis of international law recognized as a political association of sovereign states, the importance of the role and place in the international politics of the diplomatic ; У статті представлено дипломатичний корпус, як вільну співдружність дипломатів, як основу міжнародного права, яке визнають політичним об'єднанням суверенних держав, значення ролі та місця в міжнародній політиці дипломатичного корпусу, визначено співпрацю ; У статті представлено дипломатичний корпус, як вільну співдружність дипломатів, як основу міжнародного права, яке визнають політичним об'єднанням суверенних держав, значення ролі та місця в міжнародній політиці дипломатичного корпусу, визначено співпрацю