Suchergebnisse

The observations on Russia made by Erik Palmquist in 1674 are a little known and important source that contains drawings, geographical maps, and city plans with descriptions. All of this makes it an important source for the history of seventeenth-century Russia, providing information on military science, diplomacy, law and order, infrastructure, architecture, technology, industry, and clothing. It is not by chance that such a description was made, since the result of this supposedly 'diplomatic' mission was the collection of immense amounts of intelligence on Russia. Kept in the National Archive in Stockholm, the manuscript was translated and published in Russian in 1900; an abbreviated edition was released in 1993. The edition reviewed in this article is the first trilingual version which complies with international academic standards, and thus is suitable for scholarly research. However, we still must wait for a version that will be affordable and have the same format as the original. Moreover, academic commentary on the text, illustrations, and maps has not yet been provided. ; «Заметки о России, сделанные Эриком Пальмквистом в 1674 году», являются важным, но малоизвестным источником, содержащим множество рисунков, географических карт и планов городов с описаниями. Это делает их ценным источником по истории России XVII в., сообщающим информацию о состоянии военного дела, дипломатии, правовом порядке, инфраструктуре, архитектуре, технологиях, промышленности и одежде. Такое подробное описание на случайно, ведь результатом миссии, декларированной как дипломатическая, оказалось собрание огромных разведывательных материалов о России. Находящийся в Стокгольмском национальном архиве, манускрипт был переведен на русский язык и опубликован в 1900 г., переиздан в уменьшенном формате в 1993 г. Настоящее издание является первой трилингвальной версией, соответствующей международным научным стандартам и поэтому пригодной для использования в научных исследованиях. И все же придется еще подождать окончательной репринтной версии по доступной цене и в формате, соответствующем оригиналу, тем более что работа по аннотации текста, иллюстраций и карт согласно научным критериям должна быть еще сделана.

Alfred Eisfeld ; Literaturverzeichnis Seite [161]-170 ; Volltext // Exemplar mit der Signatur: München, Bayerische Staatsbibliothek -- Z 53.552-52/53

The article emphasizes the importance of studying intelligence when examining the history of foreign policy and international relations. Furthermore, the text addresses widespread scepticism among historians in dealing with intelligence because of either doubts about sources or about the topic as a whole. Nonetheless, several sensational spy cases affected the relationship between Austro-Hungary and the Tsarist Empire in the era before the First World War. Yet Russia and Austria-Hungary were not the only countries that monitored the development of espionage with increasing interest and fear. The age before 1914 in Europe saw a culmination of so-called spy mania or spy fever. Simultaneously, the relevance of military intelligence increased. Moreover, questions about what the headquarters knew about each other in Vienna and St. Petersburg influenced not only military affairs but also the relationship between the two empires. For instance spy cases were vividly discussed in the press and therefore had an influence on the development of public opinion towards Russia in the Habsburg Empire and conversely towards Austria-Hungary in the Tsarist Empire. ; В статье подчеркивается необходимость изучения истории разведки, которое может пролить свет на историю международной политики и отношений между двумя странами. Кроме того, автор рассматривает причины скептического отношения историков к изучению деятельности тайных разведывательных служб, вызванного сомнительностью источников информации и спецификой тематики в целом. Тем не менее на отношения Австро-Венгрии и Российской империи влияли разной степени значимости шпионские скандалы. Но не только Россия и Австро-Венгрия следили за развитием шпионажа с возрастающим интересом и опасением. На время накануне 1914 г. пришелся пик так называемой шпионской лихорадки в Европе. Одновременно с этим возрастала значимость военной разведки. Кроме того, сведения, которыми располагали друг о друге генеральные штабы в Вене и Санкт-Петербурге, влияли не только на положение дел в военной сфере, но и в целом на отношения между двумя империями. В частности, широкое обсуждение шпионских скандалов в прессе формировало определенное общественное мнение о России в империи Габсбургов и наоборот – об Австро-Венгрии в царской России.

The review explores the conceptual and content sides of a thematic volume of a well-known German yearbook, analysing the form and essence of the understanding of heroism and the heroic in official Russia between the 18th and early 20th centuries. The reviewer agrees that the topic the authors consider is relevant as part of the area in question. He also emphasises the debatable character of issues concerning the Russian authorities' attitude to people's behavior in extreme conditions of war at its different stages and in different social and political situations, and that of society. Close attention is paid to the new interpretations of the social aspects of reflection upon heroism in the context of World War I. ; В рецензии раскрываются концептуальная и содержательная стороны тематического тома известного немецкого ежегодника, анализирующего особенности формы и сущностные характеристики понимания героизма и героического в официальной России в XVIII – начале XX в. Указана актуальность избираемой исследователями тематики в рамках заявленной проблемы. Подчеркнута спорность решения вопросов, касающихся оценок российскими властями, с одной стороны, и разными группами общества, с другой, поведения в экстремальных ситуациях войны на разных ее этапах и в разной общественной и политической обстановке. Особое внимание обращено на те тезисы, которые поновому раскрывают социальные аспекты функционирования рефлексии по поводу героизма в динамике Первой мировой войны.

Volltext // Exemplar mit der Signatur: München, Bayerische Staatsbibliothek -- Russ. 76 gk

This review considers the conceptual and substantial sides of the work by the German scholar, analysing the relations between the imperial power and different social and political groups under the autocratic regime of Early Byzantium from the point of view of their form and content. The reviewer emphasises the topicality of the subject and the debatable character of the issues concerning the relations between the imperial authorities (forced to be based in Constantinople for the majority of time) and groups whose interests had to be taken into account. Special attention is paid to the ideas in the work in question that put forward a new interpretation of the religious and political aspects of Early Byzantium as a relatively open social system that pragmatically used the methods of vertical social dynamics to stabilise society. ; Рецензия раскрывает концептуальную и содержательную сторону монографии немецкого специалиста, анализирующего особенности формы и сущностные характеристики отношений между императорской властью и разными социальными и политическими группами в условиях авторитарного политического режима ранней Византии. Указана актуальность избранной исследователем тематики в рамках заявленной проблемы. Подчеркнута спорность решения вопросов, касающихся взаимоотношений императорской власти (вынужденной базироваться преимущественно в Константинополе) и групп, интересы которых прежде всего приходилось принимать в расчет. Особое внимание обращено на те тезисы монографии, которые по новому раскрывают религиозно-политические аспекты функционирования ранней Византии как относительно открытой социальной системы, прагматично использовавшей для стабилизации общества инструментарий вертикальной общественной динамики.

[Russ.]. - [Sidonius Appollinaris. Eine Episode aus d. liter. u. polit. Geschichte Galliens im 5. Jh.] ; Volltext // Exemplar mit der Signatur: München, Bayerische Staatsbibliothek -- V.ss. 966 q

[Russ.]. - [Beiträge z. Geschichte d. Militär-Gerichtsbehörden in Rußland bis z. Tode Peters d. Großen] ; Volltext // Exemplar mit der Signatur: München, Bayerische Staatsbibliothek -- Crim. 460 r

Russian translation of the original german "Geschichte der revolutionszeit 1789-1795." ; Perevod s ni︠e︡met︠s︡kago pod red. V. I︠A︡. Ososova. ; Mode of access: Internet.

Krieger, Viktor: Kolonisten, Sowjetdeutsche, Aussiedler: eine Geschichte der Russlanddeutschen. Bonn: Bundeszentrale für Politische Bildung, 2015, 272 S., ISBN 978-3-8389-0631-7 ; Кригер, Виктор: Колонисты, советские немцы, переселенцы: история российских немцев. Бонн, 2015, 272 с., ISBN 978-3-8389-0631-7

Gegenstand des Beitrags sind die sozialen Strategien der Vergangenheit , die in Russland zum Schutz vor Betrug angewendet wurden: Eid, Bürgschaft und Ehre. In historischer Retrospektive werden der Begriff "Ehre" und seine inhaltliche Transformationen in der russischen Geschichte analysiert, die .D in Vorstellungen von Ehre als einer persönlichen Würde mündeten. Im einzelnen werden das as Bewusstwerden der persönlichen "Ehrlichkeit" als Teil des Begriffes Ehre analysiert sowie die . die (Bedeutung des Rufes eines "ehrenhaften Menschen" als Bedingung für die Erlangung des Vertrauens anderer dargestellt. Außerdem wird herausgearbeitet, wie sich Ehrkonzepte in Russland von westeuropäischen Ehrbegriffen und ihren moralischen Kategorien ("point d'honneur") zu unterschieden.Die Funktionen der Bürgschaft in unterschiedlichen Kontexten : ihre Anwendung in der staatlichen Praxis und im privaten Leben. Die Funktionsmechanismen der "Bürgschaft" und der "Ehre" in verschiedenen sozialen Gruppen und deren Anwendung in Gerichtsverhandlungen wurden (ebenfalls) beleuchtet.

Ausgangspunkt der Untersuchungen des Autors ist eine wenig bekannte Maßnahme der russischen Regierung des Jahres 1752: die Verlegung des Sysknoj prikaz, der obersten Behörde für strafrechtliche Untersuchungen im Moskau des 18. Jahrhunderts, vom Roten Platz an den Rand der damaligen Stadt, dem – Kalužskij žitnyj dvor, wo Gefängnisanlagen so gebaut worden waren, dass "von der Straße weder das Gefängnis noch die Kasernen zu sehen seien". Zur selben Zeit wurde allen Moskauer Behörden, die auf dem Gebiet des Kremls und des Stadtteils Kitaj-Gorod lagen, befohlen, ihre Häftlinge in den neuen Kasernen der Untersuchungskanzlei am Kalužskij žitnyj dvor unterzubringen und "es den Häftlingen nicht zu erlauben, sich im Kreml aufzuhalten". So war ein wichtiger Schritt zur Isolation der Gefangenen getan, die zuvor ein nicht wegzudenkender Bestandteil des alltäglichen Moskauer Stadtbildes gewesen waren. Häftlinge waren nicht nur in Gefängnissen direkt im Zentrum untergebracht, deren Fenster mitunter zu den belebten Straßen lagen, sondern wurden auch bis zu den 1750er Jahren in Gruppen durch die belebteste Gegend der Stadt geführt, um zu betteln. Unter Heranziehung von Gesetzgebungsakten, Schriftverkehr und Untersuchungsberichten, macht der Autor sich zum Ziel, zurückzuverfolgen, auf welche Weise in den 1730er−1750er Jahren die Voraussetzungen für die Isolierung von Häftlingen in Moskau geschaffen wurden. Das in diesem Aufsatz vorgestellte neue Quellenmaterial erscheint besonders wichtig im Kontext der Ansätze von N. Elias und M. Foucault, die bisher in der Forschung zur russischen Geschichte des 18. Jahrhunderts nicht genug Beachtung gefunden haben. ; В центре внимания автора доклада лежит малоизвестное мероприятие российского правительства 1752 г.: перевод Сыскного приказа (главного учреждения для расследования уголовных дел в Москве XVIII в.) с Красной площади на окраину тогдашней Москвы − Калужский житный двор, где были отстроены тюремные помещения таким образом, чтобы «с проезжих улиц как острог, так и казармы, не столько ...

В докладе предпринимается попытка вписать отношения Дени Дидро с Алексеем Васильевичем Нарышкиным (1742-1800) в реальный контекст конкретных обстоятельств жизни этого персонажа и его семьи, а также сопоставить их взгляды на цивилизацию России. Сравнивая взгляды Дидро и Нарышкина, высказанные в совершенно разных по времени написания, форме и назначению работах, автор не стремится прослеживать филиацию их идей; более важным ему представляется установить общие предметы их рассуждений, чтобы затем уже понять, что их объединяет, а что отличает друг от друга. К числу таких общих предметов относятся их представления о роли Уложенной комиссии Екатерины II, образ Москвы (у Дидро – в сравнении с образом Петербурга), интерес обоих авторов к истории, тезис о «загнивающем» Западе и «здоровой» России, признание необходимости развития любого общества на своей собственной основе. ; Der Aufsatz verfolgt das Ziel, das Verhältnis Denis Diderots zu Aleksej Vasil'jevič Naryškin (1742-1800) in den Kontext der Lebensumstände bzw. der Familie des letztgenannten einzubetten und darüber hinaus die Ansichten der beiden in bezug auf die russische Zivilisation zu vergleichen. Folglich beansprucht der Verfasser nicht, den Ursprung der Ideen nachzuvollziehen, wie sie in den je nach Zeit der Niederschrift, Form und Zielsetzung unterschiedlichen Schriften zum Ausdruck kommen. Vielmehr ist er darum bemüht, gemeinsame Themen ihrer Reflexion aufzuspüren, um besser zu verstehen, welche Auffassungen Diderot und Naryškin teilten bzw. in welchen Punkten sie voneinander abwichen. Dazu gehören etwa die Ansichten der beiden Autoren zur Rolle der von Katharina II. einberufenen Gesetzgebenden Kommission, ihr Bild von Moskau (Diderot vergleicht beispielsweise die Stadt mit Sankt Petersburg), ihr Interesse an der Geschichte, die These von dem "verfaulenden" Westen bzw. der "moralischen Integrität" Russlands und schließlich die Idee, dass sich jede Gesellschaft auf ihren eigenen Grundlagen entwickeln sollte. ; The article endeavours to describe the Denis ...

Volltext // Exemplar mit der Signatur: München, Bayerische Staatsbibliothek -- H.as. 4615 s

perevodʺ sʺ armjanskago P. Šanšīeva ; Volltext // Exemplar mit der Signatur: München, Bayerische Staatsbibliothek -- 81.97477