Suchergebnisse

It has long been known that social alcoholism is an indicator of public moral and wellbeing of the state. Alcoholism is no longer the problem of one particular family but a global issue. How can it be otherwise if a drunkard lying on the ground in broad daylight has become a familiar sight, as well as a violent drinker? Not a single day passes without a number of alcohol related crimes. There is no consensus on when and where alcohol first appeared, but alcoholic drinks are known to have already been quite common during pagan festive and funeral feasts or public merrymakings. As a rule, the main raw material for alcoholic beverages (brags, mead, or beer) in those days was honey, so their influence was more invigorating than intoxicating. In ancient times, this phenomenon was, similarly, a source of much trouble, resulting in Pythagoras (about 540–500 BC) and Aristotle (384–322 BC) being the first methodologists of sober upbringing, and both were described by their contemporaries as displaying teetotalling views, which they passed on to their disciples and followers. Taking into consideration all mentioned above, the history of making and drinking alcohol goes back to ancient times. Living conditions has always had an impact on these processes. The article does not aim at a deep and thorough description of the phenomenon of drinking, production and consumption of liquor; it covers some aspects that remain matters of concern even in such a seemingly prosperous country as modern-day Switzerland. Considering various living conditions of those ancient days, modern historians do not see alcoholics of the past as depraved, weak-willed individuals any more. They believe that it is life conditions (no means of subsistence, poverty, ailing economy, crisis in the country) leading people into hopeless predicament that make people want to look for a way to forget about their troubles for a while. In such a situation one needs support in defining the causes that lead some social strata to unfavorable and malignant conditions. Some social groups are more likely to become vulnerable and even tend to turn anti-social if deprived of support. The long history of fight against alcoholism has often proved that alcoholism cannot be destroyed by frontal, permanent and absolute bans of alcoholic beverages. Therefore, it requires an unconditional fulfillment of alcohol products, existing norms and rules, including those that are prohibitive, by all entities of legal relations in the sphere of production and turnover, as well as a change in the structure of alcohol consumption and the cultivation of a drinking culture and other urgent measures in this. Modern society is getting more and more focused on the four principles that make up the basis of alcohol policy in Switzerland: prevention, treatment, harm reduction and repression. The fact that prevention and repression take the first and the last place correspondingly conforms to the alcohol policy in Switzerland: first they try to avoid the problem, then they treat those for whom preventive measures did not work, then they minimize the harm that habitual drinkers can cause, and repressive measures are considered the last resort, prevention being the main principle. Also, one of the ways of preventive struggle against alcoholism, along with public awareness activities and providing decent living conditions, is to raise alcohol taxes. History shows that liberal policy is based on self-responsibility of people and can be effective only where there is a perspective of a decent life, which presupposes a more or less stable economic situation that allows one to believe in social security. ; Издревле замечено, что пьянство населения является индикатором нравственности и благополучия государства. Это явление давно перестало быть проблемой отдельно взятой семьи на нашей планете и стало проблемой общества (человечества). Не может быть иначе, если среди бела дня на улице можно часто натолкнуться на мирно или не совсем мирно почивающее на земле тело, перебравшее хмельного напитка. Не проходит ни одного дня, чтобы не стало известно о преступлениях, совершенных кем-то в пьяном угаре. Когда появилось и как появилось это «зелье» – в истории указывается поразному, но уже в языческую эпоху на праздниках (пирах, тризнах, игрищах и т. п.) хмельные напитки имели широкое хождение в народе. Как правило, основным сырьем был мёд, поэтому хмельные напитки были скорее бодрящими, чем пьянящими: брага, медовуха, пиво. В античные времена это явление также, видимо, приносило немало неприятностей, поэтому не зря к первым методологам трезвенного воспитания можно отнести Пифагора (около 540–500 гг. до Р.Х.) и Аристотеля (384–322 гг. до Р. Х.), отмеченных мыслителями Древней Греции и Древнего Рима как личности, имеющие трезвеннические позиции, которые они передавали своим ученикам и последователям. Судя по этому, история изготовления и употребления алкоголя уходит в далекие времена, и жизненные условия накладывали на эти процессы различные отпечатки. В данной статье мы не предполагаем глубоко и всесторонне рассматривать данное явление как исторический процесс (производство и потребление крепких спиртных напитков), а коснёмся лишь некоторых аспектов, которые регулярно оказываются предметом озабоченности даже в такой, казалось бы, благополучной стране, каковой является в настоящее время Швейцария. Учитывая уже в давние времена весьма разнообразные жизненные условия, современные наблюдатели того времени перестали смотреть на алкоголиков как на индивидов порочных, со слабой силой воли. Они пришли к выводу, что прежде всего жизненные условия (отсутствие средств к существованию, нищета, слабая экономика страны, кризисная ситуация), приводящие людей в безвыходное состояние, ставят их в условия, когда человек хотя бы на время ищет способ забыться. В данной ситуации человек нуждается в поддержке, в нахождении важных причин, приводящих отдельные социальные слои населения к неблагоприятным и даже пагубным условиям. Какая-то часть населения становится наиболее уязвимой, склонной в случае отсутствия поддержки стать даже на асоциальный путь. В истории борьбы с алкоголизмом практикой многократно было подтверждено, что алкоголизм не изжить фронтальными и перманентными, абсолютными запретами алкогольных напитков. Поэтому необходимы: безусловное выполнение всеми субъектами правоотношений в сфере производства и оборота алкогольной продукции существующих норм и правил, в том числе носящих запретительный характер, а также изменение структуры потребления алкоголя и воспитание культуры потребления алкогольных напитков, реализация иных неотложных мер в этой области. Современное общество все более активно ориентируется на четыре принципа, которые являются основой алкогольной политики в Швейцарии: профилактика, лечение, уменьшение вреда, репрессия. Профилактика в этом перечислении занимает первое место, репрессия – последнее. Это не случайно, а соответствует приоритетам алкополитики. Для Швейцарии типично следующее: сначала пытаются предотвратить проблему, потом лечить тех, для кого профилактика не была действенна, потом уменьшить вред, который могут причинить уже серьёзно больные алкоголизмом, и только в последнюю очередь следует репрессия. Лидирующим принципом является профилактика. При этом одним из способов профилактической борьбы с алкоголизмом, наряду с просветительской деятельностью и созданием достойных условий жизни, может быть повышение налогов на алкоголь. Как показывает история, либеральная политика основана на самоответственности людей, и действенна она может быть только там, где у людей есть перспектива на достойную жизнь. А это значит, что более или менее константная экономическая ситуация и стабильность дают веру в социальную безопасность.

Проблемне поле філософії та практики виконання замовлення на освітні послуги у дослідженні надається у форматі, що закріплений нормативно-правовими документами. Це державні принципи послідовності та наступності всіх ланок освіти. У статті аналізуються деякі аспекти міжнародної практики стандартизації та тестування, в тому числі в освітній галузі. Вивчається коло підходів до сучасних рейтингових оцінок. Характеризуються закономірності та ідентичності процесів, що відбуваються в системах освіти різних країн світу під час впровадження методик тестування. При висвітленні проблемних питань змістовної та організаційної складової оцінювання, тестування та моніторингових досліджень доведена необхідність перебудови філософії мислення як практика-керівника, так і практика-педагога. Орієнтиром для України повинні служити виклики зовнішньополітичного, євроінтеграційного курсу та вимоги сучасного ринку праці. Оцінено, в ряді випадків, негативний вплив стандартизованого тестування й рейтингових показників на характеристики діяльності навчальних закладів. Встановлено, що галузь тестування і підтримки освітнього процесу знаходиться на підйомі. Але проблем якості освіти це не вирішує, навпаки, призводить до комерціалізації освіти. Визначені шляхи вирішення цих проблем через перетворення стандартизації в систему ефективного оцінювання, яке дозволить підвищувати амбіції та досягати намічених цілей, зробити це не підсумком освітнього процесу, а необхідністю «освіти впродовж життя». Стандартизація – невід'ємна, але допоміжна частина шкільної культури. Досягнення такого балансу – одне з головних завдань управлінців від освіти. ; Проблемное поле философии и практики выполнения заказа на образовательные услуги в статье подается в формате, закрепленных нормативно-правовыми документами, государственных принципов последовательности и преемственности всех звеньев системы образования. Анализируются некоторые аспекты международной практики стандартизации и тестирования, в том числе, в сфере образования. Изучается ряд подходов к современным рейтинговым оценкам. Характеризуются закономерности и идентичности процессов, происходящих в системах образования разных стран мира, в ходе применения методик тестирования. При освещении проблемних вопросов содержательной и организационной составляющей оценивания, тестирования и мониторинговых исследований доказана необходимость перестройки философии мышления как для практика-руководителя, так и для педагога. Ориентиром для Украины должны служить вызовы внешнеполитического евроинтеграционного курса и требования современного рынка труда.Оценено, в ряде случав, отрицательное влияние стандартизованого тестирования и рейтинговых показателей на оценочные характеристики деятельности учебных заведений. Установлено, что отрасль тестирования и поддержки образовательного процесса находится на подъеме. Но проблем качества образования это не решает, а, наоборот, приводит к коммерциализации образования. Намечены ориентиры путей решения этих проблем через необходимость превращения стандартизации в систему эффективного оценивания, которое позволит повышать амбиции и достигать намеченых целей, делать этот процесс не итогом образовательного процесса, а потребностью «образования на протяжении всей жизни». Стандартизация – неотъемлемая, но все-таки дополнительная часть школьной культуры. Достижение такого баланса – одна из главных задач управленцев от образования. ; The European vector in the foreign policy of our state brought up a number of serious challenges for the system of domestic education. They include not only the reorganization of the philosophy of thinking, but also the conscious, objective study of the essence of our system's entering into the so-called European standards. It would be a mistake to think that the transfer of principles, approaches, forms and methods of work from the educational systems of different countries of the world will immediately produce a positive effect. Each system has its pros and cons. Practical experience of the use of different testing and standardization methods in different countries has already revealed a number of negative trends. Despite the fact that the testing industry is on the rise, the problems of the education quality still remain unsolved. In addition, politicians and officials are constantly tempted to give education assessments based on the results of rating and monitoring studies. Consequently, the objective picture of the essence and depth of the transformations, so necessary for the modern school, has disappeared from the analysis. Moreover, the competent evaluation of the activity of the main figure of the educational process – i.e. the teacher – has not been done. Testing, in a number of cases, turns a school into a training ground for testing tools, and it makes socialization, creativity, artwork and the formation of competencies to be a secondary task. Therefore, the critical view of the experience, which has been presented in the study, will tell practitioners how to enter the system of international standards and how to evaluate without repeating other people's mistakes. The expediency of such analysis becomes especially urgent on the eve of Ukraine's participation in 2018 PISA testing. At the same time, one cannot help paying attention to the undeniable conclusions about the direct connection between the results of testing the knowledge of the 15-year-old citizens of different countries of the world with the level of development of these states' economies. For example, the top ten testing leaders in 2012 were the following countries and cities: Shanghai, Singapore, Taiwan, Republic of Korea, Japan, and Finland. Study of the essence of these results has led to the conclusion that the problem is not in testing or standardization itself, but in what exactly is going to be standardized. One of the most authoritative educational systems in Finland tests schoolchildren once, upon graduation. But it's the state's job to standardize the preparation of the teacher. Singapore carries out two types of testing and examinations: at 12 years of age and when young people enter universities. Analyzing the education systems of these countries, attention should be paid to the fact that, without giving up testing, they already focus not on cognitive skills and academic knowledge of the fundamentals of sciences, but on the competence paradigm of education. The 46th International Economic Forum in Davos, held in January 2016, clearly formulated the demands of the modern international labor market for the new qualities of its employees. As a result, this new approach can provide such high GDP growth rates per capita that no reform of the economic sector is able to achieve even if it is aimed at the improvement of the technological and managerial production processes. Transfer of domestic education from academic to innovative rails must start from preschool and primary education. This is not only the compulsory observance of the principles of continuity and consistency enshrined by the state and the consistency of all levels of education, but also an objective conscious need to equip the entire system with clear guidelines for the modern standardization. Moreover, possible risks should be taken into account, the achievements and shortcomings should be analyzed and, as a result, the requirements of the international labor market should be achieved. Therefore, the most urgent task is to choose a path for one's reform. The end result should not be final testing as the end of the educational process, but it should rather bring up a person, who realizes the need for education throughout life and is able to achieve the set goals. The benefits of this study include the conclusions and analysis that in practice will allow managers determining the key points of application of forces while estimating the ways of fulfillment of the state order for the provision of educational services.

The presented research topic is particularly relevant due to the high value and the need to strengthen fi nancial control for the development of the military-industrial complex (MIC), to ensure the country's economic security, preservation and development of scientifi c and technical potential. The urgency of acquiring those aspects of economic relations which are connected with the supply the export of high-tech military products in a limited budget funding State should have levers of infl uence on the functioning of the military-industrial complex, the ability to pursue an independent foreign military-technical policy. In the new economic conditions, it became necessary to address the problems of fi nancial security of the defense-industrial complex, in order to strengthen the independence and security of Russia, as well as the need to give priority nature of the measures of state control in the economy related to the implementation of the defense order, ie, in the sphere of military-industrial complex. At the present stage of economic development of Russia, the rate of growth of the national economy largely depends on what the situation is in the military-industrial complex (MIC). This is due to the fact that the defense industry is the most high-quality, high-tech economy. It concentrated the largest part of the Russian potential, the best staff of scientists and experts. Products and DIC technology widely used in other industries. The modern military-industrial complex produces a signifi cant part of civil production. DIC integration with civilian industries – it is also a technological basis for solving the basic problems currently facing the Russian economy, and, above all, the basis of the formation of a new technological basis for the development of high technology and competitive products, which determines the pace of scientifi c and technological progress and the growth of the national economy. Objectives. The aim of the paper is the development of guidelines, forms and ways to improve the effi ciency of the state fi nancial control in the sphere of military-industrial complex (MIC), as a means of providing fi nancial and defense interests of the State and the identifi cation of fi nancial resources to accelerate economic development of Russia. Methods. The methodological basis of this article are the economic and statistical analysis methods, regulatory documents in the fi eld of economic security and fi nancial controls, publications in the fi eld of economic and fi nancial security and the state fi nancial control, public analyzes in the fi eld of development of the defense-industrial complex. Results. Considering that the defense industry management will be converted, you must use the positive international economic experience to improve the eff ectiveness of state fi nancial control in the MIC. However, in the interests of the state and society to create a system of eff ective state fi nancial control of defense companies require a special approach and the following tasks: The need to determine the fi nancial content and objectives of state control in the sphere of militaryindustrial complex; The need to analyze the defense industry as a specifi c object of fi nancial control by the state in the market conditions for its implementation; Identify the features of the implementation of fi nancial control in the process of military-technical cooperation, as well as to reveal the main problems of state fi nancial control; determine the status of the organization of state fi nancial control DIC and reserves for its improvement. Implementation of eff ective state fi nancial control of the military-industrial complex, as well as the determination of the directions of its improvement in the transformation of the market economy is an objective necessity. Conclusions and Relevance. The practical signifi cance of the work lies in the orientation of the provisions of the conclusions and recommendations of the work in wide use to improve the effi ciency of state fi nancial control in the fi eld of defense and security, and the proposals contained in the article (on improvement of state fi nancial control in the MIC) may be used by the legislative and executive bodies of Russian Federation, including bodies of state fi nancial control and the Ministry of Defence, in the current activity. ; Представленная тема исследования особенно актуальна в связи с высоким значением и необходимостью укрепления финансового контроля, данная тематика имеет значение для развития оборонно-промышленного комплекса (ОПК) и обеспечения экономической безопасности страны, важна для сохранения и развития научно-технического потенциала страны. Актуальность приобретают именно те аспекты экономических отношений, которые связаны с поставками на экспорт высокотехнологичной продукции военного назначения. В условиях ограниченного бюджетного финансирования государство должно иметь рычаги воздействия на функционирование оборонно-промышленного комплекса, возможность проводить самостоятельную внешнюю военно-техническую политику. В новых экономических условиях возникла необходимость решения проблем финансового обеспечения организаций оборонно-промышленного комплекса, в целях укрепления независимости и безопасности России, а также подчеркивается приоритетный характер мер государственного контроля, связанных с выполнением оборонного заказа, т.е. в сфере оборонно-промышленного комплекса. На современном этапе экономическое развитие России, темпы роста национальной экономики во многом зависят от того, какая ситуация складывается в оборонно-промышленном комплексе (ОПК). Это обусловлено тем, что ОПК представляет собой наиболее качественный, высокотехнологичный сектор экономики. В нем сосредоточена наибольшая часть российского потенциала, лучшие кадры ученых и специалистов. Продукция и технологии ОПК широко используются в других отраслях. Современный оборонно-промышленный комплекс производит значительную часть гражданской продукции. Интеграция ОПК с гражданскими отраслями промышленности является технологической основой для решения основных задач, стоящих перед российской экономикой, и, прежде всего, основой формирования новой технологической базы для развития наукоемкой и конкурентоспособной продукции, определяющей темпы научно-технического прогресса и темпы роста национальной экономики.Цель / задачи. Целью статьи является разработка основных направлений, форм и путей повышения эффективности государственного финансового контроля в сфере оборонно-промышленного комплекса (ОПК), как средства обеспечения финансовых и оборонных интересов государства и выявления финансовых ресурсов ускорения экономического развития России.Методология. Методической основой данной статьи являются экономико-статистические методы анализа, нормативно-правовые документы в области обеспечения экономической безопасности и финансового контроля, публикации в области обеспечения экономической и финансовой безопасности и государственного финансового контроля, открытые аналитические материалы в области развития оборонно-промышленного комплекса.Результаты. Учитывая, что управления ОПК будут преобразованы, необходимо использовать положительный международный экономический опыт для повышения эффективности государственного финансового контроля в ОПК. Вместе с тем, в интересах государства и общества создание системы эффективного государственного финансового контроля предприятий ОПК требуется особый подход и решение следующих задач: необходимость определить финансовое содержание и цели государственного контроля в сфере оборонно-промышленного комплекса; необходимость проанализировать ОПК как специфический объект финансового контроля со стороны государства в рыночных условиях его осуществления; выявить особенности реализации финансового контроля в процессе военно-технического сотрудничества, а также раскрыть основные проблемы государственного финансового контроля; определить состояние организации государственного финансового контроля ОПК и резервы его совершенствования. Осуществление эффективного государственного финансового контроля оборонно-промышленного комплекса, а также определение направлений его совершенствования в период трансформации рыночной экономики является объективной необходимостью.Выводы / значимость. Практическая значимость работы заключается в ориентации положений, выводов и рекомендаций работы, ориентированных на широкое использование и повышение эффективности государственного финансового контроля в области обороны и безопасности, а предложения, изложенные в статье (по совершенствованию государственного финансового контроля в ОПК) могут использоваться законодательными и исполнительными органами Российской Федерации, в том числе и органами государственного финансового контроля и Министерством обороны, в текущей деятельности.

The purpose of the study:• To consider the factors influencing competitiveness of national economies in the global market.• Highlight features of Russia's macroeconomic development in terms of factors that increase its competitiveness.• Identify ways to overcome the backlog of Russia from the world's leading economies. Research methods. In the process of studying the problem were used General scientific methods of cognition, in particular:• the method of logical analysis,• method of economic analysis,• the method of structural-functional analysis• method of comparison.The results of the study. Analysis of major global trends and the impact they have on the economy of Russia, showed that the task of improving the country's competitiveness at the global level – the issue is complex, but achievable. Research of Russian and Western economists helped to identify the main factors that contribute to improving the country's competitiveness in the global market.Among the most significant are:1. The political will of the state (as in foreign as in domestic policy).2. The main aspects of the state policy aimed at strengthening the positive dynamics in the economy. Public policy can be aimed at increasing the educational level of workers and employees, the deepening of the innovative trends, support investment in real sector of economy, etc.3. Infrastructure, which includes not only power supply, easy transportation links, but also the establishment of industrial zones.4. Human capital, which guarantees the production of high quality products. The concept of human capital is embedded as the level of professionalism and their physical ability, health. The quality of human capital is provided by investment of the state in health and education.5. The quality of the products and services, which are understood as meeting the expectations of consumers. This concept is complex, it includes both the technical characteristics of the product, and the degree of its environmental performance. Wisely using the existing Russian advantage, she is able to gradually align its economic development, increasing the international competitiveness of the economy, regardless of unfavorable foreign factors.ConclusionThus, the economic and social stability of the Russian economy largely depends on the degree of its competitiveness at the international level. Highly competitive gives you the opportunity to attract investment, which is lacking in Russia today.The main task of the state is currently using existing competitive advantages, namely, the overcoming of the crisis due to the volume of the internal market, which can give a major stimulus to revive the economy. However, it is necessary to promote the growth of incomes of the population: the higher the income, the higher the purchasing power. Don't forget about small and medium business as the source of wealth. Entrepreneurs provided the competent public policy can create new jobs, to introduce high-tech development.Despite the fact that individual indicators Russia has good results in the Global GCI ranking, more problems than positive trends. If not promptly take steps to eliminate the economy on a new, innovative level, there is a risk damping economic growth and development of Russia in the colonial raw materials export, sample. Amid falling oil prices, it promises only problem.To the state under regulation of the economy and social life need to pay attention to the need to:• the fight against corruption,• reduction of bureaucratic barriers,• improving the efficiency of government bodies at all levels,• the soundness of fiscal policy, incentives for investment in the real sector of the economy.Scientific noveltyIn a rapidly changing economic environment of the world market, it is very important to respond quickly to the changes that occur in the world. Recent events have also shown the politicization of many economic decisions taken at the global level. Russia's task today is to respond adequately to the changes occurring in the world, protecting their economic interests. Consideration of the economic problems in Russia through the prism of global economic and political processes makes it possible to adjust economic policy so as to minimize the damage to the economy by sanctions, falling oil prices and other negative factors. ; Цель исследования:Рассмотреть факторы, влияющие на конкурентоспособность национальных экономик на мировом рынке.Выделить особенности российского макроэкономического развития в плане факторов, повышающих ее конкурентоспособность.Наметить пути преодоления отставания России от ведущих экономик мира.Методы исследования. В процессе изучения проблемы использовались общенаучные методы познания, в частности:метод логического анализа,метод экономического анализа,метод структурно-функционального анализа,метод сравнения.Результаты исследования. Анализ основных мировых тенденций, а также того влияния, которое они оказывают на экономику России, показал: решение задачи повышения конкурентоспособности страны на мировом уровне – вопрос сложный, но достижимый. Исследования российских и западных экономистов позволили выделить основные факторы, которые способствуют повышению уровня конкурентоспособности страны на мировом рынке.Среди них наиболее значимыми являются:Политическая воля государства (как во внешней, так и во внутренней политике).Основные аспекты государственной политики, направленной на усиление положительной динамики в экономике. Государственная политика может быть направлена на повышение образовательного уровня рабочих и служащих, углубление инновационных тенденций, поддержку инвестиций в реальный сектор экономики и т.д.Инфраструктура, которая подразумевает не только электроснабжение, налаженные транспортные связи, но также и создание промышленных зон.Человеческий капитал, что гарантирует производство высококачественной продукции. В понятие человеческого капитала вкладывается как уровень профессионализма работников, так и их физические возможности, здоровье. Качество человеческого капитала обеспечивается инвестициями государства в здравоохранение и образование.Качество продукции и услуг, под которыми понимается удовлетворение ожиданий потребителей. Это понятие – комплексное, оно включает как технические характеристики товара, так и степень его экологичности.Грамотно используя имеющиеся у России преимущества, она имеет возможность постепенно выровнять свое экономическое развитие, повысив на международном уровне конкурентоспособность экономики, независимо от неблагоприятных внешнеполитических факторов.ЗаключениеТаким образом, экономическая и социальная стабильность российской экономики во многом зависит от степени ее конкурентоспособности на международном уровне. Высокая конкурентоспособность дает возможность привлечения инвестиций, которых так не хватает сегодня в России.Основной задачей государства на данный момент является использование имеющихся конкурентных преимуществ, а именно – преодоление кризиса за счет объема внутреннего рынка, который может дать серьезный стимул для оживления экономики. Однако для этого необходимо способствовать росту доходов населения: чем выше доходы – тем выше покупательная способность. Не стоит также забывать и о малом и среднем бизнесе, как источнике благосостояния. Предприниматели, при условии грамотной государственной политики, могут создавать новые рабочие места, внедрять высокотехнологичные разработки.Несмотря на то, что по отдельным показателям Россия имеет неплохие результаты в Глобальном рейтинге GCI, проблем больше, чем положительных тенденций. Если оперативно не будут предприняты меры по выведению экономики на новый, инновационный, уровень, имеется угроза затухания экономического роста и развитие России по колониальному, экспортно-сырьевому, образцу. В условиях падения цен на нефть, это сулит лишь проблемы.Государству в рамках регулирования экономики и социальной жизни необходимо обратить внимание на необходимость:борьбы с коррупцией,уменьшения бюрократических барьеров,повышение эффективности работы государственных органов на всех уровнях,продуманности налоговой политики, создания стимулов для капиталовложений в реальный сектор экономики.Научная новизнаВ условиях стремительно меняющейся экономической конъюнктуры мирового рынка, очень важно оперативно реагировать на те изменения, которые происходят на мировой арене. Последние события показала также политизированность многих экономических решений, принимаемых на мировом уровне. Задача России сегодня – адекватно отреагировать на изменения, происходящие в мире, защитив свои экономические интересы.Рассмотрение экономических проблем в России сквозь призму мировых экономических и политических процессов дает возможность скорректировать экономическую политику таким образом, чтобы минимизировать ущерб, который наносится экономике страны санкциями, падением цен на нефть и другими негативными факторами.

Okoliczności społeczno-historyczne zrodziły silne więzi pomiędzy życiem religijnym Bukowiny a sytuacją polityczną w Austro-Węgrzech na początku XX wieku. Wskazaną analogię potwierdzają materiały publikowane w czasopismach regionalnych, między innymi w "Nowej Bukowinie" («Нова Буковина»), 1912–1914. Analiza większości kwestii religijnych odbywała się przez pryzmat sytuacji społeczno-politycznej w regionie, co potwierdza aktualność kwestii badawczej. Wśród ukraińskich badaczy zagadnień religijnych w kontekście procesów historycznych można wymienić Ałłę Bojko (Алла Бойко), Stepana Kostię (Степан Костя), Marię Rozhiłę (Марія Рожило), Mariana Łozynskiego (Мар'ян Лозинський), Elenę Kanczałabę (Олена Канчалаба), Alionę Ignatuszę (Альона Ігнатуша) oraz innych. Tym niemniej określone wyżej kwestie badawcze potrzebują bardziej dokładnych badań. Problem utworzenia na Bukowinie odrębnej ukraińskiej Cerkwi prawosławnej, niezależnej od Cerkwi rumuńskiej, można określić jednym z najbardziej aktualnych dla mieszkańców Czerniowiec na początku XX wieku. Pozycja miejscowej inteligencji regionalnej otrzymała wsparcie ze strony niektórych miejscowych mediów. W roku 1885 w Czerniowcach powstała ukraińska gazeta "Bukowina". Przez cały okres istnienia (do 1910 roku) wydanie to popierało ideę stworzenia Cerkwi ukraińskiej. Politycy regionu w znacznym stopniu przyczynili się do popularyzacji idei Cerkwi dla Ukraińców, mimo że niektórzy z nich byli grekokatolikami. Między innymi Omelian Popowycz (Омелян Попович), Jerotej Pigulak (Єротей Пігуляк) oraz Stepan Smal-Stocki (Степан Смаль-Стоцький) na łamach "Bukowiny" często podkreślali potrzebę uregulowania kwestii religijnej. Zawirowania polityczne rozproszyły jednak proukraińskie siły patriotyczne. Konflikt między Stepanem Smal-Stockim a Mykołą Wasylko (Микола Василько) doprowadził do zamknięcia "Bukowiny", zaś redakcja podzieliła się. Niektórzy badacze, między innymi Arkadij Żywotko (Аркадій Животко) oraz Myrosław Romaniuk (Мирослав Романюк), określają "Nową Bukowinę" (1912–1914) spadkobiercą idei "Bukowiny". W rzeczywistości była to podjęta przez M. Wasylkę, który opiekował się czasopismem, próba odnowienia poprzedniej gazety, która ze względu na nowy zespół autorów oraz pogorszenie relacji ze Stapanem Smal-Stockim nie przyniosła sukcesu. Pierwszy numer "Nowej Bukowiny" ukazał się 13 stycznia 1912 r. Gazeta została wydrukowana w drukarni Iwana Zacharki (Іван Захарко), wydawcą został Jerotej Pigulak (Єротей Пігуляк), redaktorem odpowiedzialnym Osyp Dik (Осип Дік). Gazeta przetrwała do połowy 1914 r. Niezbyt trwały sukces "Nowej Bukowiny" w zakresie tematyki religijnej wynikał zarówno z naśladowania polityki redakcyjnej "Bukowiny" (1885–1910), jak i ze starań Jeroteja Pigulaka. Wiadomości na tematy religijne w "Nowej Bukowinie", a nawet bohaterowie publikacji wyraźnie przywodzili na myśl materiały i bohaterów z odpowiednich rubryk poprzedniej gazety. W publikacjach czasopisma z lat 1912–1914 odnotowaliśmy 66 różnych informacji o tematyce religijnej. W porównaniu z "Bukowiną" liderem pozostały tematy rumunizacji Cerkwi (25 materiałów), kwestia podziału diecezji prawosławnej (17 publikacji, aktualność wzrosła), "kwestia ukraińska" w kościele (8 materiałów), moskalofilstwo (5 materiałów), religia oraz państwo i polityka (4 materiały), religia na skali światowej (4 materiały), dyskusyjne aspekty religii w mediach (3 materiały). Kwestie religijne na pierwszych stronach "Nowej Bukowiny" były dosyć zróżnicowane tematycznie. Przyczynił się do tego cały szereg czynników społeczno-politycznych, w tym relacje narodowościowe i religijne w kraju, sytuacja polityczna oraz pozycja prawosławnego konsystorza. Analiza koncepcji "Nowej Bukowiny" świadczy o wyraźnym wpływie prekursora, czyli gazety "Bukowina", co można zauważyć także w materiałach na tematy religijne, m.in. w publikacjach o rumunizacji Kościoła prawosławnego. Podstawowy problem dotyczył nie tyle różnorodności wyznaniowej, ile przymusowego wprowadzania przez konsystorz obcego języka i kultury. To w sposób naturalny wywoływało kolejne kwestie, a mianowicie podział diecezji (jako warunek rozwoju Ukraińców na Bukowinie) oraz określenie roli Ukraińców w procesie powstania odrębnego kościoła. Oczywiste jest, że podobne materiały wyglądały jak swoisty apel autorów piszących o ukraińskiej tożsamości narodowej, ponieważ w tym okresie Kościół był traktowany jako jeden z wyznaczników tej tożsamości. ; Social and historical circumstances created close ties between the religious life of Bukovina and the political situation in Austro-Hungary at the beginning of the 20th century. The indicated analogy is confirmed by materials published in regional magazines, including "Nowa Bukovina" ("Нова Буковина"), 1912–1914. Most religious issues were analyzed through the prism of the socio-political situation in the region, which confirms the topicality of the research issue. Ukrainian researchers of religious issues in the context of historical processes include Alla Boyko (Алла Бойко), Stepan Kostia (Степан Костя), Maria Rozhiła (Марія Рожило), Marian Łozynski (Мар'ланян Лаланане Лаланянасалалане (Альона Ігнатуша) and others. Nevertheless, the research issues defined above require more detailed research. The problem of establishing a separate Ukrainian Orthodox Church in Bukovina, independent of the Romanian one, can be called one of the most relevant for the inhabitants of Chernivtsi at the beginning of the 20th century. The position of the local regional intelligentsia received support from some local media. In 1885, the Ukrainian newspaper "Bukovina" was established in Chernivtsi. Throughout its existence (until 1910), this edition supported the idea of creating a Ukrainian church. The politicians of the region largely contributed to the popularization of the idea of the church for Ukrainians, even though some of them were Greek Catholics. Among others, Omelian Popowycz (Омелян Попович), Jerotej Pigulak (Єротей Пігуляк) and Stepan Smal-Stocki (Степан Смаль-Стоцький) often stressed the need to regulate the religious issue in the pages of "Bukovina". However, the political turmoil scattered pro-Ukrainian patriotic forces. The conflict between Stepan Smal-Stocki and Mykola Wasylko (Микола Василько) led to the closure of "Bukovina", and the editors split. Some researchers, including Arkadij Żywotko (Аркадій Животко) and Myrosław Romaniuk (Мирослав Романюк) define "Nowa Bukovina" (1912–1914) as the heir to the idea of "Bukovina". In fact, it was an attempt by M. Wasylek, who looked after the magazine, to renew the previous newspaper, which, due to the new team of authors and the deterioration of relations with Stapan Smal-Stocki, did not bring success. The first issue of "Nowa Bukovina" was published on January 13, 1912. The news-paper was printed in the printing house of Ivan Zacharek (Іван Захарко), the publisher was Jerotej Pigulak (Єротей Пігуляк), and the responsible editor was Osyp Dik (Осип Дік). The newspaper survived until mid-1914. The not very lasting success of "Nowa Bukovina" in the field of religious topics resulted both from imitating the editorial policy of "Bukovina" (1885–1910), and thanks to the efforts of Jerotej Pigulak. The materials on religious topics in Nowa Bukowina, and even the heroes of the publication, were very similar to materials and characters from the relevant columns of the previous newspaper. In the publications of the journal from 1912–1914, we noted 66 different materials on religious topics. Compared to "Bukovina", the leader remained the topics of the Romanianization of the church (25 materials), the issue of the division of the Orthodox diocese (17 publications, the topicality increased), the "Ukrainian question" in the church (8 materials), Muscovy (5 materials), religion, state and politics (4 materials), religion on a global scale (4 materials), controversial aspects of religion in the media (3 materials). Religious issues on the front pages of "Nowa Bukowina" were quite varied thematically. A whole range of socio-political factors contributed to this, including national and religious relations in the country, the political situation and the position of the Orthodox consistory. The analysis of the concept of "Nowa Bukovina" shows a clear influence of the precursor, ie the predecessor – the newspaper "Bukowina", which can also be seen in materials on religious topics, including publications on the Romanianization of the Orthodox Church. The fundamental problem concerned not so much religious diversity as the situation when the consistory forcibly introduced a foreign language and culture. This naturally triggered other topics, namely the division of the diocese (as a necessary agreement for the development of Ukrainians in Bukovina) and the role of Ukrainians in the process of establishing a separate church. It is obvious that similar materials looked like a peculiar appeal of authors writing about Ukrainian national identity, because during this period the church was treated as one of the determinants of identity.

The paper discusses chain mail fragments in the female burial equipment of the Mazunino Culture (or Mazunino stage of the Cheganda culture of the Piany Bor cultural–historical community by R.D. Goldina) in the Middle Kama Region. The items in question are an example of the reuse and creative reinterpretation of military protective equipment, such as the lorica hamata chain mail. A total of 97 burials with woven iron rings from 12 necropolises of the Mazunino culture have been examined. Anthropological data and grave inventory indicate that this category of equipment was used exclusively by women. They were arranged in burials according to the traditions of Mazunino burial rite: such items have been found in "sacrifi cial" sets or as part of a costume. In general, chain mail fragments were used in women`s attire as hair or breast jewelry. The available woven iron rings from the women's graves are noticeably inferior in terms of characteristics to the chain mail shirts of the Mazunino and Azelino warriors with imported weapons. The majority of these items have been found in closed complexes dated the 4th century AD (probably the second quarter of the 4th – the early 5th century AD). Close parallels in the use of chain mail fragments can be traced in the German cultures. ; Статья посвящена анализу малоизученной категории женского погребального инвентаря в могильниках мазунинского типа чегандинской культуры пьяноборской культурно-исторической общности (или мазунинской культуры, по Т.И. Останиной) – предметам кольчужного плетения. Данные изделия являются примером вторичного использования и творческого переосмысления элементов защитной экипировки воинов – кольчужных доспехов lorica hamata. Обнаружены в 97 погребальных комплексах, происходящих из 12 мазунинских могильников. Антропологические данные и сопутствующий погребальный инвентарь свидетельствуют об использовании данной категории вещей исключительно женским полом. В погребениях размещались согласно традициям мазунинского погребального обряда: найдены такие предметы в жертвенных комплексах или в составе костюма. Основное использование кольчужных изделий в женском уборе связано с накосными и нагрудными украшениями. Доступные для изучения фрагменты кольчуг из женских погребений заметно уступают по своим характеристикам целым кольчужным рубашкам мазунинских и азелинских воинов с импортным оружием. Основной массив рассматриваемых находок происходит из закрытых комплексов, которые датируются IV в. н.э. (возможно, 2-й четвертью IV – началом V в.). Близкие аналогии в использовании фрагментов кольчуг прослеживаются в германском мире. Библиографические ссылки Амброз А.К. Фибулы Юга Европейской части СССР. III в. до н. э. – IV в. н. э. / САИ. Вып. Д1-30. М.: Наука, 1966. 142 с. Арматынская О.В. Усть-Сарапульский могильник // Приуралье в древности и средние века / Отв. ред. А.А. Тронин. Устинов: Удмуртский университет, 1986. С. 26–46. Бернц В.А. К вопросу о традиционных элементах погребального обряда финно-угорского населения эпохи великого переселения народов Удмуртского Прикамья (по материалам Заборьинского грунтового могильника) // Взаимодействие народов Евразии в эпоху Великого переселения народов / Отв. ред. Р.Д. Голдина. Ижевск: УдГУ, 2006. С. 351–390. Васюткин С.М. Ангасякский могильник – ранний памятник бахмутинской культуры // Памятники эпохи средневековья в Верхнем Прикамье / Отв. ред. В.Ф. Генинг. Ижевск: УдГУ, 1980. С. 72–91. Васюткин С.М., Останина Т.И. Старо-Кабановский могильник – памятник мазунинской культуры в Северной Башкирии // Вопросы истории и культуры Удмуртии / Сост., науч. ред. Т.И. Останина. Устинов: Удмуртия, 1986. С. 64–125. Водолаго Н.В. Отчет об исследованиях Усть-Сарапульского могильника в Сарапульском районе Удмуртской АССР в 1983 году / Архив ИИКНП. Ф.2. Д. 175. Гей О.А., Бажан И.А. Хронология эпохи «готских походов» (на территории Восточной Европы и Кавказа) / Науч. ред. М.Б. Щукин. М.: Наука, 1997. 144 с. Генинг В.Ф. Азелинская культура III–V вв.: очерки истории Вятского края в эпоху переселения народов / ВАУ. Вып. 5. Ижевск, 1963. 195 с. Генинг В.Ф. Тураевский могильник V в. н.э. (захоронение военоначальников) // Из археологии Волго-Камья / Отв. ред. А.Х. Халиков. Казань: ИЯЛИ КФАН СССР, 1976. С. 67–72. Голдина Е.В., Черных Е.М. Бусы Дубровского могильника IV–V вв. в Среднем Прикамье: классификация и использование // Поволжская археология. 2017. № 1(19). С. 238−256. Голдина Р.Д. Тарасовский могильник I-V вв. на Средней Каме. Т. II / МИКВАЭ. Т. 11. Ижевск: Удмуртия, 2003. 721 с. Голдина Р.Д. Тарасовский могильник I-V вв. на Средней Каме. Т. I / МИКВАЭ. Т. 10. Ижевск: Удмуртия, 2004а. 318 с. Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск: Удмуртский университет, 2004б. 464 с. Голдина Р.Д., Бернц В.А. Тураевский I могильник – уникальный памятник эпохи великого переселения народов в Среднем Прикамье (бескурганная часть) // МИКВАЭ. Т. 17. Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2010. 499 с. Голдина Р.Д. Бернц В.А. Хронология женских погребений III–V вв. Тарасовского могильника // Поволжская археология. 2017. № 2(20). С. 42−72. Гопкало О.В., Тылищак В.С. Римские импорты из металла на могильнике Чернелив-Русский // Германия–Сарматия. Выпуск II / Ред. О.А. Щеглова и др. Курск; Калининград: Калининградский областной историко-художественный музей; Курский государственный областной музей археологии, 2010. С. 79–95. Гороховский Е.Л. Хронология черняховских могильников лесостепной Украины // Труды V Международного конгресса археологов-славистов / Глава ред. кол. Б.А. Рыбаков. Киев: Наукова думка, 1988. С. 34–46. Гороховский Е.Л., Кубышев А.И., Терпиловский Р.В. Украшения круга выемчатых эмалей из села Воронькив на Киевщине // Сто лет черняховской культуре / Отв. ред. М.Е. Левада. Киев: ИА НАН Украины, 1999. С. 145–149. Зыков А.П. Защитное вооружение Тарасовского могильника (шлемы и доспехи) // Археологическое наследие Урала: от первых открытий к фундаментальному научному знанию (XX Уральское археологическое совещание): Материалы Всероссийской (с международным участием) научной конференции / Отв. ред. Е.М. Черных. Ижевск: Удмуртский университет, 2016. С. 223–225. Красноперов А.А. Костюм населения чегандинской культуры в Прикамье (II в. до н. э. – V в. н. э.). Дисс… канд. ист. наук. Ижевск, 2006. 269 с. Малашев В.Ю. Периодизация ременных гарнитур позднесарматского времени // Сарматы и их соседи на Дону / Материалы и исследования по археологии Дона. Вып. 1 / Отв. ред. Ю.К. Гугуев. Ростов-на-Дону: Терра, 2000. С. 194−232. Останина Т.И. Нивский могильник // Материалы к ранней истории населения Удмуртии / Отв. ред. М.Г. Иванова. Ижевск: Удмуртия, 1978. С. 92–118. Останина Т.И. Отчет о раскопках Покровского могильника (дер. Сизяшур Мало-Пургинского района УАССР), проведенных летом 1980 года / НA БУК УР «Национальный Музей УР». № 547а. Останина Т.И. Два памятника мазунинской культуры в центральной Удмуртии // Поиски, исследования, открытия / Науч. ред. Т.И. Останина. Ижевск: Удмуртия, 1984. С. 26–92. Останина Т.И. Покровский могильник IV-V вв. Каталог археологической коллекции. Ижевск: б/и, 1992. 93 с. Останина Т.И. Население Среднего Прикамья в III–V вв. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1997. 327 с. Сабирова Т.М. Фибулы Среднего Прикамья первой половины I тыс. н. э. Ижевск: Шелест, 2019. 238 с. Старостин П.Н. Рождественский V могильник / Археология евразийских степей. Вып. 9. Казань: ИИ АН РТ, 2009. 144 с. Сунгатов Ф.А., Гарустович Г.И., Юсупов Р.М. Приуралье в эпоху великого переселения народов (Старо-Муштинский курганно-грунтовый могильник). Уфа: ГУП «Уфимский полиграфкомбинат», 2004. 172 с. Тагиров Ф.М. Новые исследования Ангасякского могильника // УАВ. 2007. № 6–7. С. 89–110. Черных Е.М., Хайруллина О.Ф. Боярский («Арай») могильник – новый памятник эпохи великого переселения народов в Прикамье // Археология Евразийских степей. 2018. № 1. С. 86−106. Храпунов Н.И. Изделия, сплетенные из железных колец // Боспорские исследования. 2010. № 23. С. 459–462. Шаров О.В. Хронология могильников Ружичанка, Косаново, Данчены и проблема датировки черняховской культуры // Проблемы хронологии эпохи латена и римского времени / Ред. М.Б. Щукин, О.А. Гей. СПб: Ойум, 1992. С. 158–207. Czarnecka K. The reuse of Roman military equipment in barbarian context. A chain-mail souvenir? // Journal of Roman Military Equipment Studies. 1994. Vol. 5. 245–253. James S. The excavations at Dura-Europos conducted by Yale University and the French Academy of Inscriptions and Letters 1928 to 1937. Final Report VII. The Arms and Armour and other Military Equipment. London: The British Museum Press, 2004. 304 p. Kontny B. Przeworsk culture society and its long-distance contacts, AD 1–350 // Past Societies. Vol. 4 / Ed. A. Rzeszotarska-Nowakiewicz. Warszawa: Institute of Archaeology and Ethnology, Polish Academy of Sciences, 2016. P. 164–216. Sim D., Kaminski J. Roman imperial armour: the production of early imperial military armour. Oxford: Oxbow Books, 2012. 201 p. Wijnhoven M.А. Laid out Flat: Mail Making in the Roman Period // Limes XXIII: proceedings of the 23rd International Congress of Roman Frontier Studies Ingolstadt 2015 / Eds. Sommer C. Sebastian, Matešic Suzana. Mainz: Nünnerich-Asmus Verlag, 2018. P. 555−563.

The paper addresses the history of excavations of the largest Roman tomb, the Mausoleum of the Emperor Caesar Augustus. The author focuses on the results of recent archaeological activities and how they have transformed the perception of the monument. The tomb of the fi rst Roman Emperor in the post-classical era underwent various transformations and was repeatedly plundered. As a result, the tomb has preserved in a severely damaged condition. The monument had been used for utilitarian purposes until the 1930s. The mausoleum was used as a quarry, a fortress which has been repeatedly destroyed, a vineyard, a garden, an amphitheater for bullfi ghting, a theater, and a concert hall. The fi rst archaeological excavation in the territory of the monument was carried out in the 16th century. It is them which marked the beginning of the monument's study history. The material obtained during these fi eld works is still of great importance for scholars who engage in the study of the monument. For a long time after the Renaissance era the Mausoleum was studied only periodically due to construction works carried out in its territory. The archaeological study of the monument has intensifi ed since the beginning of the 20th century. Ambitious works were carried out in the 1920s and 1930s. Their implementation was not dictated by scholarly interest: Benito Mussolini sought to use the heritage of Ancient Rome for his propaganda. Nevertheless, as a result of the completed excavations, the mausoleum was not only freed from the post-antique layers, but the obtained results laid the foundation for the modern idea of the monument. New interest in the monument arose only after seventy years. The immediate reason to that was the government's plan for the reconstruction of the mausoleum and the surrounding area. Excavations were carried out by the Department of Cultural Heritage of the Capital of Rome. The obtained archaeological data have greatly changed the modern perception of the monument and make it possible to put an end to the discussion of the issue. ; В статье рассматривается история раскопок крупнейшей римской гробницы, а именно мавзолея императора Цезаря Августа. Основное внимание уделяется результатам недавних археологических работ и тому, как они повлияли на представление о памятнике. Гробница первого римского императора в пост-античную эпоху претерпела различные трансформации и неоднократные грабежи, в результате которых сильно пострадала. Памятнику находили практическое применение вплоть до 1930-х гг. За многовековую историю мавзолей использовали как каменоломню, крепость, которую не раз разрушали, виноградник, сад, амфитеатр для корриды, театр и концертный зал. Первые археологические работы на территории памятника проводились уже в XVI в. Именно с них начинается история исследования монумента и результаты, полученные тогда, до сих пор имеют большое значение для науки. На протяжении длительного времени после эпохи Ренессанса объект изучался только периодически, в связи с какими-либо строительными работами, проводившимися на его территории. Работы на памятнике активизируются с начала XX в. Масштабные раскопки состоялись в 1920-30-е гг. Их проведение диктовалось не научными целями: Бенито Муссолини стремился использовать римское наследие в своей пропаганде. Тем не менее, в результате проведенных работ мавзолей был не только освобожден от пост-античных наслоений, но полученные тогда результаты заложили современное представление о памятнике. Интерес к мавзолею возобновляется только через семьдесят лет. Непосредственным толчком было решение реконструировать мавзолей и площадь вокруг него. В результате раскопок, проведенных департаментом культурного наследия столицы Рима, были получены археологические данные, изменяющие взгляд на внешний облик монумента и позволяющие поставить точку в дискуссии по данному вопросу. Библиографические ссылки Agnoli N., Carnabuci E., Caruso G., Maria Loreti E. Il Mausoleo di Augusto. Recenti scavi e nuove ipotesi ricostruttive // Apoteosi. Da uomini a dei. Il Mausoleo di Adriano, Catalogo della Mostra / Eds. Abbondanza L., Coarelli F., Lo Sardo E. Roma: Munus, Palombi, 2014. P. 214–229. Albers J. Die letzte Ruhestätte des Augustus: Neue Forschungsergebnisse zum Augustusmausoleum // Antike Welt. 2014. №4. P. 16–24. Betti F. Il Mausoleo di Augusto. Metamorfosi di un monument // Mausoleo di Augusto. Demolizioni e scavi. Fotografi e 1928/1941 / Ed. F. Betti. Milano: Electa, 2011. P. 20–41. Borg B. Roman Tombs and the Art of Commemoration: Contextual Approaches to Funerary Customs in the Second Century CE. Cambridge: Cambridge University Press, 2019. 368 p. Boschung D. Tumumuls Iuliorum – Mausoleum Augusti // Hefte des Archäologischen Seminars der Universität Bern. 1980. №6. S. 38–41. Buchner E. Ein Kanal für Obelisken vom Mausoleum des Augustus in Rom // Antike Welt. Vol. 27. №3. S. 161–168. Carnabucci E., Agnoli N., Maria Loreti E. Mausoleo di Augusto. 2012. URL: http://www.fastionline.org/excavation/micro_view.php?fst_cd=AIAC_2307&curcol=sea_cd-AIAC_4480. Дата обращения 30.05.2020 Coletti C.M., Naria Loreti E. Piazza Augusto Imperatore, excavations 2007–2011: the late antiquetransformations // MAAR. 2016. № 61. P. 304−325. Collini M. A., Ciglioli G.Q. Relazione della prima campagna di scavo nel Mausoleo di Augusto // BCom.1926. №54. Р. 191−237. Davies P.J.E. Death and the Emperor: Roman Funerary Monuments from Augustus to Marcus Aurelius. Cambridge, New York: Cambridge University Press, 2000. 256 p. Diebner S. Tombs and Funerary Monuments // A Companion to the Archaeology of the Roman Republic / Ed. J. DeRose Evans. Malden: Wiley-Blackwell, 2013. P. 67−80. Fugate Brangers S. L. Political Propaganda and Archaeology: The Mausoleum of Augustus in the Fascist Era // International Journal of Humanities and Social Science 2013. № 3. Р. 126–135. Fugate Brangers S. L. The mausoleum of Augustus: expanding meaning from its inception to present day. PhD diss. Louissville, 2007. 220 p. Gatti G. Nuove osservazioni sul Mausoleo di Augusto // L'Urbe 1938. № 3. P. 1–17. Giglioli, G.Q. and A. M. Colini. II Mausoleo d'Augusto. Milan and Rome: Bestetti e Tumminelli, 1930. 51 p. Hase Salto M. A. von «L'augusteo» Das Augustusmausoleum im Wandel der Geschichte // Antike Welt. 1997. № 28. S. 297–308. Hesberg H., Panciera S. Das Mausoleum des Augustus. Der Bau und seine Inschriften. München: Bayerische Akademie der Wissenschaften, 1994. 199 p. Johnson M.J. The Mausoleum of Augustus: Etruscan and Other Infl uences on its Design // Etruscan Italy. Etruscan Infl uences on the Civilizations of Italy from Antiquity to the Modern Era / Ed. John F. Hall. Provo, 1996. P. 217–239. La Manna S., G. Caruso, Agnoli N., Carnabucci E., Loreti E., Documento preliminare alla progettazione. 2008 URL: http://sovraintendenzaroma.it/sites/default/fi les/storage/original/application/368fc32a188973a80557f3f49e3409f3.pdf. Дата обращения 28.05.2020. Lanciani R. Storia degli scavi di Roma e notize intorno le collezioni Romane di antichità. Vol. II. Roma: Ermanno Loescher&Co, 1903. 277 p. Lanciani R. The Ruins and Excavations of Ancient Rome. London: Mac Millan, 1897. 700 p. McFeaters, A. P. The Past Is How We Present It: Nationalism and Archaeology in Italy from Unifi cation to WWII // Nebraska Anthropologist. 2007. №33. P. 49–69. Mirabilia Romae e codicibus vaticanis emendate / G. Parthey (ed.). Berolini: in aedibus Frederici Nicolai, 1869. 85 p. Nash E. Pictorial Dictionary of Ancient Rome. Vol .I. London: A Zimmer Ltd., 1961. 532 p. Ortolani G. Ipotesi sulla struttura architettonica originaria del Mausoleo di Augusto // BCom. 2004. Vol. 105, P. 197–222. Parker J. Politics, Urbanism, and Archaeology in "Roma capitale": A Troubled Past and a Controversial Future // The American Journal of Archaeology. 1989. № 93. P. 137-141. Reeder J.C. Typology and Ideology in the Mausoleum of Augustus: Tumulus and Tholos // Classical Antiquity. 1992. № 11. P. 265–307. Riccomini A.M. La Ruina di si bela cosa. Vicende e transformationi del Mausoleo di Augusto. Milano: Electa, 1996. 202 p. Sovraintendenzaroma.it. URL: http://www.sovraintendenzaroma.it/i_luoghi/roma_antica/monumenti/mausoleo_di_augusto. Дата обращения 01.06.2020 Tittoni M.E. Introduzione // Il Mausoleo di Augusto. Metamorfosi di un monument Mausoleo di Augusto. Demolizioni e scavi. Fotografi e 1928/1941 / Ed. F. Betti. Milano: Electa, 2011. P. 11−14. Urbanistica.comune.roma.it. URL: http://www.urbanistica.comune.roma.it/citta-storica-mausoleoaugusto.html. Дата обращения 25.05.2020. Vögtle S. »ubi saepe sedebat Octavianus« Das Augustusmausoleum – Innen und Aussen eines imperialen Grabbaus // Das Marsfeld in Rom : Beiträge der Berner Tagung vom 23./24. November 2007 / Ed. J. Albers. Bern: Bern Studies in the History and Philosophy of Science, 2008. P. 63-78.

Licevoj letopisny'j svod of Ivan the Terrible is a major monument of the Old Russian written tradition of the 16th century which completed a centuries-long history of Old Russian chronicling. Stories on miracle-working icons in its multileveled system were included into a vast historical context and acquired a new publishing tone. The author aims to determine the role of icons of the Virgin Mary in Old Russia in Licevoj letopisny'j svod and how episodic and semantic memory about them is preserved.The arrival of a large number of transferred and displayed icons as well as the ones painted by hermits in Russia was a characteristic feature of the late 14th – early 15th centuries. Stories of icons developed into an established narrative form in the print culture of the 16th century and chronicling played significant role in the literary process of the epoch. This fact can be explained by the establishment of the ideology of autocracy, which was based (among other things) on the phenomenon of miracle-working icons.In the structure of Licevoj letopisny'j svod, there are stories that stand out among others, and they are those of three miracle-working icons, namely, the Theotokos of Tikhvin (1383), the Theotokos of Vladimir and the Theotokos of Kolocha (1413). It is noteworthy that these three legends found in Licevoj letopisny'j svod contain subjects connected with the names of Dmitry of the Don's three sons: Vasily, the Grand Prince of Moscow, Yuri of Zvenigorod and Andrei of Mozhaysk. This without a doubt granted them an official status in the historiographical narrative.What makes the legends in Licevoj letopisny'j svod stand out is the combination of two texts: verbal and visual. The illustrators of Licevoj letopisny'j svod added to the written text, not following it completely at times yet complying with the existing cultural tradition. The chronicle's interpretation of the stories was different for all of the abovementioned icons. The Story of the Meeting of the Theotokos of Vladimir was most likely written specially for Licevoj letopisny'j svod. One of the peculiarities of the text is its poly-figural architectonic which is congenial to the structure of Licevoj letopisny'j svod, demonstrating its connection with the history of Licevoj letopisny'j svod. It was only in the late 15th – early 16th century that the story of the miraculous manifestation of Theotokos of Tikhvin in Novgorod in 1393 appeared as an independent legend. In Licevoj letopisny'j svod it is represented as a short, chronicled account borrowed from Voskresenskaya letopis' and, according to a textological analysis, from Library Manuscript II. The brevity of the story of Theotokos of Tikhvin in the Licevoj letopisny'j svod is a characteristic feature of the monument, testifying to scant knowledge of the event during the entire 15th century. These circumstances make the rise of the importance of the icon even more meaningful. The analysis of the chronicle's history of Theotokos of Tikhvin demonstrates that its political cult grew in the 16th century, and Licevoj letopisny'j svod played a decisive role in the process. The plot describing the manifestation of the icon of Theotokos to a common villager on the Kolocha River around Mozhaysk is documented in a majority of Russian chronicles. The expansive chronicle history of Theotokos of Kolocha spreads over the period from the 15th to the 17th century. The form and content of chronicle articles on Theotokos of Kolocha are varied, which is conditioned by the aim and orientation (including both political and ideological ones) of various chronicles. According to textological analysis, Theotokos of Kolocha was transferred into Licevoj letopisny'j svod from Nikonovskaya letopis' retaining all the peculiarities of the chronicle. The role of Theotokos of Kolocha was considerably less pronounced in the political mythology of Ivan the Terrible's epoch, which is supposedly due to the fact that the text bore semantic memory of the struggle between minor appanage princes of Mozhaysk and the grand princes.Consequently, the three legends of miracle-working icons in Licevoj letopisny'j svod had different sources. The chronicle's writing in the second half of the 16th century was another stage in the history of the text's well-known subjects. The analysis of stories about icons enabled the author to reveal a number of features in the formation of Licevoj letopisny'j svod, to specify its connections with Voskresenskaya letopis' and Nikonovskaya letopis' and the chronicle of 1560 and to determine the role of the legendary "biographies" of icons in the structure of Licevoj letopisny'j svod. ; Лицевой летописный свод (ЛЛС) — монументальный памятник древнерусской книжности XVI в. — завершил многовековую историю древнерусского летописания. Сказания о чудотворных иконах в его многоуровневой системе повествований включались в широкий исторический контекст и обретали новые акценты публицистического звучания. Определить, каково положение в структуре ЛЛС сюжетов о явлении богородичных икон на Руси, каким образом сохраняется в них эпизодическая и семантическая память, — цель настоящей статьи.Приходом на Русь большого числа перенесенных, явленных и писанных пустынниками икон ознаменован период конца XIV — начала XV в. Повествования об иконах складывались в устойчивую содержательную форму в книжной культуре XVI в., и летописание в литературном процессе сыграло конструктивную роль. Этот факт объясняется формированием идеологии самодержавия, которая опиралась и на феномен чудотворного образа.В структуре ЛЛС выразительный повествовательный ряд представляют сюжеты о трех чудотворных иконах: Тихвинской (1383) (СТИ), Владимирской (1395) (СВИ) и Колочской (1413) (СКИ). Примечательно, что три сказания, представленные в ЛЛС развитыми сюжетами, связаны с именами трех сыновей Дмитрия Донского: Василия Московского, Юрия Звенигородского, Андрея Можайского, что, безусловно, обеспечивало им официальный статус в историографическом повествовании.Особенностью сказаний в ЛЛС является сочетание двух текстов: вербального и визуального. Миниатюристы ЛЛС «дописывали» словесный текст, иногда отступая от него и придерживаясь сложившейся культурной традиции. Летописные истории этих повествований сложились по-разному. «Повесть о сретении Владимирской иконы», вероятно, была специально написана для ЛЛС. Одна из особенностей текста СВИ заключена в его многофигурной архитектонике, которая конгениальна структуре ЛЛС, что лишний раз указывает на ее связи с историей происхождения свода. Рассказ о чудесном явлении в Новгородских пределах Тихвинской иконы в 1393 г. только в конце XV — начале XVI в. начал складываться в самостоятельное сказание. В ЛЛС оно представлено в виде небольшой летописной статьи, заимствованной из Воскресенской летописи, и, как показал текстологический анализ, по списку Библиотечный II. Краткость летописной истории СТИ — примечательная особенность памятника, свидетельствующая о малой известности самого события на протяжении всего XV в., и на таком фоне особенно выразительна картина возвышения Образа. Анализ летописной истории СТИ указывает на укрепление ее политического культа в XVI в., и роль ЛЛС в этом процессе стала решающей. Сюжет о явлении иконы Богородицы простому поселянину на р. Колоча в Можайских пределах зафиксирован практически всеми общерусскими летописными сводами. Богатая летописная история СКИ охватывает период с XV по XVII в. Форма и содержание летописных статей о Колочской иконе разнообразны, что обусловлено целью и направленностью, в том числе политической, идеологической, того или иного свода. Как показал текстологический анализ, СКИ перешло в ЛЛС из Никоновского свода, сохранив все особенности летописной редакции. Звучание СКИ в политическом мифе эпохи Ивана Грозного было заметно приглушено, видимо, из-за того, что текст запечатлел семантическую память о борьбе XV в. можайских удельных княжат с великокняжеским домом.Таким образом, три сказания о чудотворных иконах включены в ЛЛС из разнородных источников. Летописание второй половины XVI в. составило еще один этап в истории текста известных сюжетов. Анализ сказаний об иконах позволил выявить некоторые моменты в практике складывания ЛЛС, уточнить его отношения с Воскресенской и Никоновской летописями, сводом 1560 г., определить роль легендарных «биографий» икон в структуре ЛЛС.

International audience ; In the mid-19th century, Emperor Alexander II was carrying out large scale liberal reforms in Russia. In the course of these reforms, a problem was put forward about public preservation of historical monuments and archaeological sites as national cultural heritage. A step to this direction was undertaken in 1859 when the Imperial Archaeological Commission (IAC) was organized in Saint-Petersburg. Over the second half of the 19th and beginning of the 20th century, the Commission remained the single State body concerned with archaeology and protection of sites and monuments on the territory of Russian Empire. In its activities, this Institution combined scientific research, organizational, monitoring and controlling functions. In the present monograph mainly created by the collective of the Institute for the History of Material Culture, Russian Academy of Sciences, the history of the first archaeological institution in Russia is systematically presented and analysis of its activities proposed for the first time. The organization of IAC was preceded by a long process of formation of the interest of the Russian society to the archaeology. The immediate precursor of IAC was the "Office of Archaeological Researches" founded in 1841 by the Minister for Home Affairs Lev Perovsky (1796–1856). The activities of the Office were concerned with investigations of archaeological sites of Kerch and Bosporos, Chersonesos, kurgans in the surroundings of Vladimir and Suzdal and settlements of the Golden Horde on the Volga River. During this period, the main principles which afterwards lay in the foundation of IAC were established. After the death of Lev Perovsky, the investigations were entrusted to Count Sergey Stroganov (1794–1882). The result of this appointment was that the assistant of Lev Perovsky and his nephew Count Alexey Uvarov (1824–1884), who planned to stand himself at the head of Russian archaeology, left Saint-Petersburg and moved to Moscow where in 1864 he founded the Moscow Archaeological Society in opposition to the Imperial Archaeological Commission. The confrontation between two Institutions however became actually a stimulus for the progressive advancement of the science and protection of monuments of antiquity. In 1857, Sergey Stroganov proposed to organize the "Main Archaeological Commission". That project became the basis of IAC, the statute of which was approved on February 2, 1859, by Emperor Alexander II. That statute secured for the Commission the right to conduct "earthen excavations", monitoring of the discoveries of hoards and archaeological objects in Russia and supervision over building activity at archaeological sites. The principles underlying the foundation of IAC were partly oriented to France and its "Commission des Monuments Historiques" (1837). The experience of the activities of IAC was used in organizing archaeological institutions in some European countries (Austria, Italy). The activity of IAC may be subdivided through three periods connected with its chairmen: 1859–1882 when Sergey Stroganov was the chairmen of IAC, 1882–1886 when it was headed by the Director of the Imperial Hermitage Museum Alexander Vasil'chikov (1832–1890), and 1886–1918 when the Commission was directed by Count Alexey Bobrinskoy (1852–1927). Originally, the staff of the Commission consisted of eight persons. In the activity of the Commission, such famous historians and archaeologists took part as Ivan Zabelin (1859–1876), Vladimir Tiesenhausen (1825–1902) and Nikodim Kondakov (1876–1891). Initially, the Commission was housed in the palace of Stroganov in Nevsky Prospect in Saint-Petersburg. The activities of the Commission have established the system of regulation of archaeological researches in Russia, which with several alterations existed until the beginning of the 21st century. This system was based on the "Otkryty list" (laissez-passer) as individual authorizations for researchers to conduct excavations with the indispensable submission of a report to the archives of the Commission. This practice has initiated the creation of the unique corpus of sources for the archaeology, architectural monuments and sites of different nations and modern states of East-Central Europe and Asia. The main activity of the Commission in 1859–1886 included excavations of sites of the Scythian culture and Classical Greek antiquities on the Taman Peninsula, in the Crimea (Kerch, Bosporos) and on some other territories, now in Ukraine. Nevertheless, the widespread opinion that the Commission studied exclusively the Classical and Scythian antiquities is incorrect: already then the first investigations in Siberia, Central Asia were conducted as well as studies of sites of the Bronze and Stone ages in Northern Russia. The finds came predominantly to the collections of the Imperial Hermitage Museum in Saint-Petersburg and Historical Museum in Moscow. Another important responsibility of the Commission was the acquisition of monetary hoards and treasures of historical objects found on the territory of Russian Empire. The first investigator of hoards was a curator of the Hermitage collections Julian Iversen (1859–1900). Simultaneously, the Commission consulted the restoration and conservation activities of the Ministry of Home Affairs, primarily for the monuments of the defensive architecture and church buildings. For that purpose, the staff of the Commission included a representative of the Academy of Arts Feodor Solntsev (1859–1892). Protection of the monuments of archaeology also was an important task of the Commission. In 1866, Sergey Stroganov achieved the prohibition of treasure-hunting in Russia. The Commission, as the central state institution, actively collaborated with provincial Statistic Committees and Archive Commissions in the field of studies and protection of local monuments and sites. During the chairmanship of Alexander Vasil'chikov, the reforms of the Commission's activities were prepared. These reforms took place already under Count Alexey Bobrinskoy. In 1886–1887, an interdisciplinary program for studies of Slavic-Russian archaeology, the eastern Black-Sea region, Siberia etc. was developed. During that period, the Commission was moved to an office in the Winter Palace in Saint-Petersburg. On March 11, 1889, Emperor Alexander III approved by his decree the exclusive right of the Commission to conduct archaeological excavations and to license their execution on state and public lands. Simultaneously, the Commission, together with the Academy of Arts, was charged with supervision over restoration and protection of objects of art and architectural monuments. In 1890, the "Regulations for the Archaeological Commission and Academy of Arts on the order of consideration of petitions about restoration of historical monuments" were approved. Beginning with 1894, special sessions of IAC began to consider projects of restorations an conservations. The main specialists of IAC in the branch of restoration were Petr Pokryshkin (1870–1922), Konstantin Romanov (1882–1942) and Dmitry Mileev (1878–1914). The Commission got also Vladimir Suslov (1857–1921), Nikolay Sultanov (1850–1908), Ieronim Kitner (1839–1929) and Georgy Kotov (1859–1942) to take part in the architectural restorations. These activities resulted in establishment of standards of modern scientific restoration, using primarily the archaeological approach, which are efficacious even in the 21st century. Among the most successful restoration projects of IAC, noteworthy are the Church of the Transfiguration of the Saviour on the Nereditsa hill near Novgorod, Church of the Transfiguration of the Saviour at Berestovo in Kyiv, the Saint Boris and Gleb church at Kolozha in Grodno, the Saint George church in Yuryev-Polskoy, Cathedral of the Dormition of Mother of God in the Moscow Kremlin, Ipatyevsky Monastery in Kostroma, Ferapontov Monastery in Vologda region, Bakhchisarai Palace in Crimea, Smolensk and Pskov city walls etc. Among the most important problems of IAC in the restoration issues were its relations with the Russian Orthodox Church. As early as 1893, the Ober-Procurator of the Holy Synod Konstantin Pobedonostsev (1827–1907) confirmed that restoration of churches must be conducted with permission of the Commission, however in practice many churches were disfigured by illiterately made repairs. Part of the difficulties proceeded from contradictions in Russian law. Notwithstanding the fact that the Commission had succeeded in developing an algorithm of its relations with the clergy, during the World War I, under the conditions of the general crisis of the Russian State and society, the Synod attempted to withdraw religious monuments from the public control.The new objectives and expansion of the geography of researches of IAC demanded a new staff of the Commission. That approval was received in 1888 and 1902. The membership of the Commission included Alexander Spitsyn (1858–1931), Nikolay Veselovsky (1848–1918), Vasily Latyshev (1855–1921), Boris Farmakovsky (1870–1928) and others. Alexey Bobrinskoy actively used his right of appointment of corresponding members and honorary members of the Commission. Among the corresponding members appointed in 1886–1917 were Vladimir Stasov (1824–1906), Vasily Radlov (1837–1918), Dmitry Samokvasov (1843–1911), Innokenty Lopatin (1839–1909), Alexander Bertier-Delagard (1842–1920), Alexander Lappo-Danilevsky (1863–1919), Yulian Kulakovsky (1855–1919), Nikolay Pantusov (1849–1909), Valentin Zhukovsky (1858–1919), Vladimir Malmberg (1860–1921), Sergey Zhebelev (1867–1941), Emil Roesler (?–?), Alexey Markov (1858–1920), Nikolay Marr (1864–1934), Mstislav Farmakovsky (1873–1946), Alexander Malein (1869–1938) and others. There was yet another category of assistants of the Commission — supernumerary members. They included Nikolay Pokrovsky (1848–1917) — an expert on Christian archaeology and Orthodox art, Vladimir Antonovich (1834–1908), Bohdan Khanenko (1849–1917), Ernst von Stern (1859–1924), Mikhail Rostovtsev (1870–1952), Alexey Shirinsky-Shikhmatov (1862–1930), Feodor Braun (1862–1942), Nikolay Bulychev (1852–1919) et al.In 1909, the 50th anniversary of the Commission and 25th anniversary of the activities of its chairman Alexey Bobrinskoy became something like summing up of the results of the works of IAC. The special role of the Commission is noteworthy regarding the studies of Scythian and Greek and Roman antiquities. The commission excavated about fifty 'Royal' kurgans containing rich Scythian burials from which the artistic gold objects are housed now in the Special Treasury of the State Hermitage Museum in Saint-Petersburg. Studies of Bosporan sites were continued: the Commission was in charge of the Kerch Museum of Antiquities which directed the archaeological excavations in this region. The museum was headed by Alexander Lyutsenko (1807–1884), Stepan Verebryusov (1819–1884), Fedor Gross (1822–1897), Karl Dumberg (1862–1931) and Vladislav Shkorpil (1853–1918). Funerary catacombs, important Classical, Jewish and Christian antiquities were here discovered. Since 1888, according to an order of Emperor Alexander III, IAC was entrusted with the direction of researches in the area of the Tauric Chersonesos and its surroundings. Karol Kościuszko-Waluszyński (1847–1907) was appointed the head of the excavations in Chersonesos. During the later years, the excavations were directed by Robert Loeper (1865–1918) and Leonid Moiseev (1882–1946). Under the direction of the Archaeological Commission, living blocks, buildings and necropolis dated to the Classical, Hellenistic, Roman and Byzantine periods had been discovered and investigated, as well as several dozens of Christian churches and basilicas. In 1902, the systematic excavations of Olbia began under the direction of Boris Farmakovsky, and in 1904 – the archaeological researches of Berezan Island began under the direction of Ernst von Stern. An expansive project came to be that of excavations in 1908–1914 of one of the first medieval stone church of Eastern Europe — the Church of the Tithe in Kyiv conducted under the direction of Dmitry Mileev. During the period of 1890–1914, the Commission was financing altogether up to twenty expeditions annually throughout more than fifteen provinces and regions of Russian Empire. It must be noted however that the level of understanding of archaeological evidence gained remained behind its accumulation. In the field of the archaeology of the Stone Age, the studies of the Commission revealed several important Neolithic sites of Eastern Europe. In 1905, Alexander Spitsyn discovered a Paleolithic site at Borshevo, Voronezh region. The same researcher also wrote in 1915 a synthetic and generalizing work on the Russian Paleolithic where he had summarized the results of archaeology of the Early Stone Age in Eastern Europe and comprehensively characterized the sites of Caucasus and Siberia. Nevertheless, it must be noted here that the major researches on the Stone Age were carried out the sphere of activities of the Commission.During investigations of archaeological sites of Siberia separated by thousands kilometers from the scientific centers of European Russia, the Commission maintained close relations with local archaeologists and ethnologists directing their efforts and licensing their excavations. At the funds and on the instructions of the Commission, the archaeological sites of Siberia were studied since the 1860s by Vasily Radlov (1837–1918), Dmitry Klements (1848–1914), Alexander Adrianov (1854–1920) and other scholars.Members of the Commission participated personally in investigations of antiquities of the Caucasus and Ciscaucasia. In 1887, Dmitriy Bakradze (1826–1890) proposed a program of archaeological exploration of the area of Sukhumi, and in 1889 IAC carried out description and photographing of objects of Georgian Christian art from sacristies of churches and monasteries in Georgia. Since 1892, Nikolay Marr conducted longstanding investigations of the ancient Armenian capital Ani, medieval towns, fortresses and churches (Dvin, Akhtamar). Simultaneously, the explorations of sites of the Bronze and Middle Ages (dolmens, the Maikop kurgan and the Koban culture) were carried out through the efforts of Nikolay Veselovsky and Emil Roesler.The initiative of studies of architectural and archaeological monuments in Central Asia also mainly belongs to IAC. In 1900s–1915, IAC just kept under control the works in this region, gathered and distributed local collections and stray finds through museums. Photographing of architectural, ethnographic and historical monuments was conducted. The first archaeological excavations are connected with the names of Nikolay Pantusov who investigated in 1860s–1890s Christian Nestorian cemeteries near the Syr-Darya River, and Nikolay Veselovsky who continued archaeological and architectural researches since 1884 until the beginning of the 20th century. In 1890 and 1896, Valentin Zhukovsky observed several archaeological sites. In the 1880s, Alexey Bobrinskoy and Vladimir Antonovich developed a program of interdisciplinary research in the field Slavic and medieval archaeology on the territory of Ukraine. Excavations of kurgans were started in the Dnieper River region, Bielorus' and Novgorod region. At Gnezdovo near Smolensk, the Commission organized in 1890s-1900s excavations of kurgans and the settlement which initiated researches in the Viking Age in Eastern Europe. The systematization of mediaeval Slavic archaeology was proposed by Alexander Spitsyn. Of note is the IAC's contribution to studies of mediaeval archaeological sites of Eastern Europe. These included the Malaya Pereshchepina hoard found in 1912 — the supposed funerary complex of Khan Kubrat, excavations of the settlement of Mayatskoe conducted by Nikolay Makarenko (1877–1938) in 1908–1909, sites of Ugro-Finnish and Baltic tribes — Lyadinsky and Lyutsinsky necropolis investigated in 1889–1891 by Evdokim Romanov (1855–1922), Vladimir Sizov (1840–1904), Vladimir Yastrebov (1855–1899) et al. The archaeology of the region of Perm of the 8th-9th centuries and sites of the Vyatka region also were included in the sphere of interests of IAC, inter alia due to the fact that a very rich collection of local archaeological materials belonged to Sergey Stroganov. Alexander Spitsyn proposed the first archaeological periodization of the Perm and Kama regions local history and distinguished a number of local archaeological cultures. By 1917, the Commission was a serious academic institution both in the branch of architectural and archaeological researches. It became the organizing centre of Russian archaeology actively collaborating with public structures and planning new directions of researches. It is exactly inside the academic community rather than at the communistic authority after the October 1917 that the idea sprang up to transform the Commission into the "Academy of Archaeological Sciences" in order to focus efforts of its members exclusively onto the scientific sphere. In October of 1918, Anatoly Lunacharsky (1875–1933) approves the new regulations of the Russian State Archaeological Commission. Nikolay Marr became its chairman whereas Alexey Bobrinskoy had to emigrate. On April 19, 1919, the decree on the foundation of the Russian Academy for the History of Material Culture was signed by the chairman of the Bolsheviks government Vladimir Ulyanov. In the early August, elections to the new Academy took place. The Academy was housed in the Marble Palace in Petrograd. We should regard August 7, 1919, as the first day of the Academy for the History of Material Culture and the last day of the history of the Archaeological Commission.On the basis of the Imperial Archaeological Commission and Academy for the History of Material Culture the modern archaeological institutions of Russia have emerged. The practices established by the Commission were put into the foundation of the present-day regulation of archaeological researches and the system of protection of archaeological sites. The experience of the Commission undoubtedly indicates that the protection of the cultural heritage may be effective only in the case where it is carried out within an academic system. The protection and restoration of historical monuments must be subdued to scientific goals and architectural researches. The role of IAC manifested in the establishing national archaeological and site protection systems of the European and Asiatic countries which once constituted the Russian Empire. The editorial activities of IAC have been reflected in 65 titles of periodicals and nonperiodicals: Reports of IAC, Proceedings of IAC, and Materials on the Archaeology of Russia etc. Nikodim Kondakov's publication "Russian Hoards" (1896) and Yakov Smirnov's "Oriental Silver" (1909) are special contributions to the Art history. The materials of IAC kept in the Manuscript and Photographic departments of Scientific archives of the Institute for the History of Material Culture, Russian Academy of Sciences, Saint-Petersburg (9,030 files and over 100,000 photographic imprints and negatives) conceal unique possibilities for future scientific discoveries and constitute an invaluable contribution of the Commission to studies and preservation of archaeological and cultural heritage of the World.

The article examines the historical prerequisites for the formation of the ideology of Ukrainian nationalism, analyzes its main provisions, and its impact on the foreign and domestic policy of the independent Ukrainian state. The Ukrainian national idea was formed in the late 19th first half of the 20th century. It was based on three fundamental provisions: the Russian state is the enemy of Ukrainian independence and therefore in the interests of Ukraine its weakening, and even better disintegration; the Russian population in Ukraine is a very serious obstacle to the formation of an independent Ukrainian state, and therefore it should be assimilated; the independence of the Ukrainian state can be guaranteed only by close cooperation with European countries, which will help it in defending its independence in the confrontation with "Asian" Russia, as Ukraine is a European country, part of Europe. On the basis of these ideological provisions it was supposed to form a Ukrainian identity. As the article emphasizes, the national Ukrainian idea in this form contains a very large charge of conflict with Russia, inevitably leads to a clash of their geopolitical interests. The proclamation of Ukraine's independence in 1991 meant the emergence of a second Russian state, whose population had to be transformed into a Ukrainian nation. The ruling political elite of the country with the support of the Ukrainian intelligentsia as the ideological basis for the construction of the Ukrainian nation state and the Ukrainian nation adopted the basic tenets of the Ukrainian national idea, which was formed in the first half of the 20th century and put them at the basis of its foreign and domestic policy. All Ukrainian Presidents, though with varying degrees of determination and consistency, implemented them. Kiev's policy of strengthening the country's independence implied independence from Russia, which is seen as the main threat to the national security of the young Ukrainian state. The article states that the presidential elections of 2019 and the defeat of P. Poroshenko showed that the majority of Ukrainian society does not accept such an identity. They need an identity on other principles, which in Ukraine have not yet developed and are not visible. So far, there are no political forces, political party, that could formulate them and put them in the basis of statehood and nation-building. The current President V. Zelensky in his policy is guided by old ideas and visions. After the collapse of the Soviet Union and the formation of the New Independent States, Russia did not immediately realize the scale of the challenges and threats to the country's security from Ukraine. Sobering occurred under the influence of the "Orange Revolution", when Kiev abandoned the policy of multivectors and began to pursue a pronounced pro-Western policy. At the same time, Moscow begins to realize that it will not be able to enter the community of democratic states on its own terms, and begins to position itself as an independent center of power, opposing the West. Strengthening its positions in this confrontation, it connects with the consolidation of the post-Soviet states around itself within the framework of integration projects, first EvrAzES, and then the EAEU. Moscow linked their successful implementation with Ukraine's participation in their implementation, because it believed that without it these projects would not be effective. However, Kiev did not want to support these plans, focusing "on entering Europe". According to the author, from that moment the foreign policy strategies of both countries began to differ in principle and the two countries from strategic partners turned into geopolitical rivals. The West supported Kiev in its pro-Western foreign policy, considering it as an element of deterrence of Russia's great-power ambitions. Both Moscow and the West tried to drag Kiev to their side. The coup d'etat carried out by nationalist forces in Kiev in February 2014 seemed to mean the West's victory in this peculiar tug-of-war. In response, Moscow annexed Crimea and supported the struggle of the self-proclaimed DPR and LPR against the Kiev government. As a result, Ukraine has embarked on a tough confrontation with Russia, seeing it as an aggressor and an enemy. The author of the article comes to the conclusion, that overcoming the confrontation between them will take a lot of time and effort and for the foreseeable historical perspective the relations between them will be based on the principles of the zero-sum game. In these circumstances, there is no need to talk about partnership and cooperation, as it is a question of relations between two hostile States. The most that can be expected is to maintain a "cold peace" between them. But such a state can be achieved only if relations between Russia and the West are normalized, and a new Cold War is eliminated. ; В статье рассматриваются исторические предпосылки формирования идеологии украинского национализма, анализируются его основные положения, и ее влияние на внешнюю и внутреннюю политику независимого украинского государства. Украинская национальная идея сформировалась в конце XIX – первой половине XX века. В ее основе лежали три основополагающих положения: российское государство — это враг украинской независимости и поэтому в интересах Украины его ослабление, а еще лучше распад; русское население на Украине — это очень серьезное препятствие на пути становления независимого украинского государства, и поэтому оно должно быть ассимилировано; независимость украинского государства может быть гарантирована только благодаря тесному сотрудничеству с европейскими странами, которые помогут ей в отстаивании своей независимости в противостоянии с «азиатской» Россией, так как Украина является европейской страной, частью Европы. На основе этих идейных положений предполагалось сформировать украинскую идентичность. В статье подчеркивается, что национальная украинская идея в таком виде содержит в себе очень большой заряд конфликтности с Россией, неизбежно ведет к столкновению их геополитических интересов. Провозглашение в 1991 году независимости Украины означало появление второго русского государства, население которого нужно было преобразовать в украинскую нацию. Правящая политическая элита страны при поддержке украинской интеллигенции в качестве идейной основы строительства украинского национального государства и украинской нации взяла на вооружение основные постулаты украинской национальной идеи, которая оформилась в первой половине XX века и положила их в основу своей внешней и внутренней политики. Все украинские Президенты, хотя и с разной степенью решительности и последовательности, их реализовывали. Политика, проводимая Киевом, по укреплению независимости страны, подразумевала и подразумевает независимость от России, которая рассматривается как главная угроза национальной безопасности молодого украинского государства. В статье указывается, что президентские выборы 2019 года и поражение П. Порошенко показали, что большая часть украинского общества такую идентичность не принимает. Нужна идентичность на иных принципах, которые на Украине пока еще не сложились и осязаемо не просматриваются. Пока что не видно тех политических сил, той политической партии, которая могла бы их сформулировать и положить в основу государственности и нациостроительства. Нынешний Президент В. Зеленский в своей политике руководствуется старыми идеями и представлениями. После распада Советского Союза и образования Новых независимых государств, Россия не сразу осознала масштаб вызовов и угроз безопасности страны со стороны Украины. Отрезвление произошло под влиянием «оранжевой революции», когда Киев отказался от политики многовекторности и начал проводить ярко выраженную прозападную политику. В это же время Москва начинает осознавать, что она не сможет войти в сообщество демократических государств на своих условиях, и начинает позиционировать себя в качестве самостоятельного Центра силы, противостоящего Западу. Укрепление своих позиций в этом противостоянии она связывает с консолидацией постсоветских государств вокруг себя в рамках интеграционных проектов сначала ЕврАзЭС, а затем ЕАЭС. Их успешную реализацию Москва увязывала с участием в их осуществлении Украины, т.к. полагала, что без нее эти проекты не будут эффективны. Однако Киев не захотел поддержать эти планы, ориентируясь «на вхождение в Европу». По мнению автора, с этого момента внешнеполитические стратегии обоих государств стали принципиальным образом различаться и обе страны из стратегических партнеров превратились в геополитических соперников. Запад поддерживал Киев в проведении им прозападного внешнеполитического курса, расценивая его как элемент сдерживания великодержавных амбиций России. Москва и Запад старались перетянуть Киев на свою сторону. Государственный переворот, осуществленный националистическими силами в Киеве в феврале 2014 года, казалось, означал победу Запада в этом своеобразном перетягивании каната. В ответ Москва присоединила Крым и поддержала борьбу самопровозглашенных ДНР и ЛНР против киевской власти. В результате Украина встала на путь жесткой конфронтации с Россией, видя в ней агрессора и врага. Автор статьи приходит к выводу, что преодоление конфронтации между ними потребует немало времени и сил и на обозримую историческую перспективу отношения между ними будут строиться на основе принципов игры с «нулевой суммой». В этих условиях говорить о партнерстве и сотрудничестве не приходится, так как речь идет о взаимоотношениях двух враждебных государств. Максимум, на что можно рассчитывать — это на поддержание«холодного мира» между ними. Но и такого состояния можно будет достигнуть только при условии нормализации отношений между Россией и Западом, устранения новой «холодной войны».

The emergence of new smoking herbal products laced with synthetic cannabinoids can be considered as a new development in the field of designer drugs. In many countries, where spices and similar substances are available, they have become a significant problem. Government measures to control smoking blends for the last 10 years have been actively deve­loped and implemented in Austria, Germany, France, Luxembourg, Poland, Lithuania, Sweden and are under consideration in other member states of the European Union. Nevertheless, a huge number of available and at the same time potentially dangerous psychotropic synthetic cannabinoids means that the activities carried out by states to control are ineffective.Currently, little is known about the pharmacology, toxico­logy and safety of these compounds for humans. Types and amount of added synthetic cannabinoids in products may vary considerably, and some of the compounds may be active in very low doses that forms the possibility of accidental overdose with risk of severe psychiatric complications. In addition, the emergence of full cannabinoid receptor antagonists may lead to life-threatening conditions. Increase in the number of acute poisonings with synthetic cannabinoids and high hospital mortality require immediate search for effective methods of intensive care and laboratory diagnosis, bringing today the problem of synthetic cannabinoids in priority task of clinical toxicology and intensive care.Cases of acute poisonings with smoking blends are observed in Kyiv over the past 5 years. In the group of poisonings with psychotropic drugs, herbal mixtures comprise about 1 %. Deaths during the period of 2012–2014 were not observed. Age of victims, predominantly males, was recorded in the range of 18 to 39 years. The clinical picture is characterized by lesions of the central nervous system, hallucinations, agitation, motor activity. Intensive therapy consists of a symptomatic treatment aimed at preventing complications from respiratory and cardiovascular systems; specific antidotes and pharmacological antagonists were not used. Test systems for detecting narcotic drugs and psychotropic substances in the urine didn't give positive results, in a few cases there was a positive test for marijuana. According to the regional departments for the treatment of poisonings, there are registered very severe cases of poisonings with lethal outcome. In severe cases, the characteristic pattern is brain edema, respiratory and circulatory failure. In the described clinical manifestations of acute central nervous system damage, an analogy with severe and irreversible damages ari­sing in cases of poisoning with inhaled drugs (glue BF) has been noted.Free distribution of smoking mixtures is a significant toxicological problem. Complexity of toxic-chemical identification of products does not allow timely detection of toxic components and development of appropriate therapeutic measures. Variability of the chemical composition of smoking mixtures makes them potentially dangerous to the consumer. Such effects of mixtures as carcinogenicity, the ability to form a physical dependency remain unexplored. Mass poisonings among young people, high levels of deaths require to consider the problem of the distribution of dangerous products with the participation of all interested parties. Collaborative researches of toxicologists, forensics, clinicians, state control bodies will help to create an effective system to prevent undesirable consequences which may occur as a result of the use of designer drugs. ; Появление новых курительных травяных продуктов с добавкой синтетических каннабиноидов можно рассматривать как новую разработку в области дизайнерских наркотиков. Во многих странах, где доступны спайсы и подобные вещества, они стали существенной проблемой. Государственные мероприятия по контролю курительных смесей за последние 10 лет были активно разработаны и реализованы в Австрии, Германии, Франции, Люксембурге, Польше, Литве, Швеции и Эстонии и находятся в стадии рассмотрения в других государствах — членах Евросоюза. Тем не менее огромное количество доступных и вместе с тем потенциально опасных психотропных синтетических каннабиноидов означает, что мероприятия, осуществляемые государствами по контролю, являются неэффективными. В настоящее время почти ничего неизвестно о фармакологии, токсикологии и безопасности таких соединений для человека. Виды и количество добавленных синтетических каннабиноидов в продуктах могут значительно варьировать, и некоторые из соединений могут быть активными в очень малых дозах, что формирует возможность случайной передозировки с риском серьезных психических осложнений. Кроме того, появление полных агонистов CB-рецепторов может привести к опасным для жизни состояниям. Рост числа острых отравлений синтетическими каннабиноидами и высокие показатели госпитальной летальности требуют безотлагательного поиска эффективных методов интенсивной терапии и лабораторной диагностики, выводя сегодня проблему синтетических каннабиноидов в приоритетную задачу клинической токсикологии и интенсивной терапии. Случаи острых отравлений курительными смесями наблюдаются в Киеве в течение последних 5 лет. В группе отравлений психотропными веществами травяные смеси составляют около 1 %. Летальных случаев за период 2012–2014 гг. отмечено не было. Возраст пострадавших регистрировался в пределах от 18 до 39 лет, преимущественно мужчины. Клиническая картина характеризуется поражением функции центральной нервной системы, галлюцинациями, возбуждением, двигательной активностью. Интенсивная терапия состоит из симптоматического лечения, направленного на профилактику осложнений со стороны дыхательной и сердечно-сосудистой систем; специфические антидоты и фармакологические антагонисты не использовались. Тест-системы для диагностики наркотиков и психотропных веществ в моче положительных результатов не дали, в единичных случаях наблюдался положительный тест на марихуану. По сообщениям региональных отделений по лечению отравлений, отмечаются крайне тяжелые случаи отравлений, имеющие летальный результат. В тяжелых случаях характерна картина отека мозга, дыхательной и циркуляторной недостаточности. В описанных клинических проявлениях острого поражения центральной нервной системы усматривалась аналогия с тяжелыми и необратимыми нарушениями, возникшими при отравлении ингаляционными наркотиками (клей БФ).Свободное распространение курительных смесей представляет существенную токсикологическую проблему. Сложности токсико-химической идентификации продуктов не позволяют своевременно выявлять токсические компоненты и разрабатывать адекватные лечебные мероприятия. Изменчивость химического состава курительных смесей делает их потенциально опасными для потребителя. Остаются неизученными такие эффекты смесей, как канцерогенность, способность формировать физическую зависимость. Массовые случаи отравлений среди молодежи, высокие показатели летальных исходов требуют рассматривать проблему распространения опасных продуктов с участием всех заинтересованных сторон. Совместные исследования токсикологов, криминалистов, клиницистов, государственных органов контроля помогут сформировать эффективную систему профилактики нежелательных последствий, возможных в результате употребления дизайнерских наркотиков. ; Появу нових курильних трав'яних продуктів із добавкою синтетичних канабіноїдів можна розглядати як нову розробку в сфері дизайнерських наркотиків. У багатьох країнах, де доступні спайси і подібні речовини, вони стали суттєвою проблемою. Державні заходи щодо контролю курильних сумішей за останні 10 років були активно розроблені та реалізовані в Австрії, Німеччині, Франції, Люксембурзі, Польщі, Литві, Швеції та Естонії і знаходяться в стадії розгляду в інших державах — членах Євросоюзу. Проте величезна кількість доступних і водночас потенційно небезпечних психотропних синтетичних канабіноїдів означає, що заходи з контролю, які здійснюються державами, є неефективними.У даний час майже нічого невідомо про фармакологію, токсикологію та безпеку таких з'єднань для людини. Види та кількість доданих синтетичних канабіноїдів у продуктах можуть значно варіювати, і деякі із сполук можуть бути активними в дуже малих дозах, що формує можливість випадкового передозування з ризиком серйозних психічних ускладнень. Крім того, поява повних агоністів CB-рецепторів може призвести до небезпечних для життя станів. Зростання числа гострих отруєнь синтетичними канабіноїдами та високі показники госпітальної летальності вимагають невідкладного пошуку ефективних методів інтенсивної терапії та лабораторної діагностики, виводячи сьогодні проблему синтетичних канабіноїдів у пріоритетну задачу клінічної токсикології та інтенсивної терапії.Випадки гострих отруєнь курильними сумішами спостерігаються в Києві протягом останніх 5 років. У групі отруєнь психотропними речовинами трав'яні суміші становлять близько 1 %. Летальних випадків за період 2012–2014 рр. відзначено не було. Вік постраждалих реєструвався в межах від 18 до 39 років, переважно чоловіки. Клінічна картина характеризується ураженням функції центральної нервової системи, галюцинаціями, збудженням, руховою активністю. Інтенсивна терапія складається з симптоматичного лікування, спрямованого на профілактику ускладнень із боку дихальної та серцево-судинної систем; специфічні антидоти та фармакологічні антагоністи не використовувалися. Тест-системи для діагностики наркотиків і психотропних речовин у сечі позитивних результатів не дали, у поодиноких випадках спостерігався позитивний тест на марихуану. За повідомленнями регіональних відділень із лікування отруєнь, відзначаються вкрай тяжкі випадки отруєнь, що мають летальний результат. У тяжких випадках характерна картина набряку мозку, дихальної та циркуляторної недостатності. В описаних клінічних проявах гострого ураження центральної нервової системи вбачалася аналогія з тяжкими та незворотними порушеннями, що виникли при отруєнні інгаляційними наркотиками (клей БФ).Вільне поширення курильних сумішей представляє істотну токсикологічну проблему. Складності токсико-хімічної ідентифікації продуктів не дозволяють своєчасно виявляти токсичні компоненти і розробляти адекватні лікувальні заходи. Мінливість хімічного складу курильних сумішей робить їх потенційно небезпечними для споживача. Залишаються невивченими такі ефекти сумішей, як канцерогенність, здатність формувати фізичну залежність. Масові випадки отруєнь серед молоді, високі показники летальних результатів вимагають розглядати проблему поширення небезпечних продуктів за участю всіх зацікавлених сторін. Спільні дослідження токсикологів, криміналістів, клініцистів, державних органів контролю допоможуть сформувати ефективну систему профілактики небажаних наслідків, можливих у результаті вживання дизайнерських наркотиків.

Subject article is relevant because It is devoted to description of sources of financing of defense enterprises and peculiarities of selection of sources of financing enterprises of the military-industrial complex. In the first part of the article provides an overview of the financial resources and types of funding organizations and enterprises. Description of modern methods of creating a climate for innovation, supporting innovative ideas, and domestic entrepreneurship. The second part of the article describes the direction, the form of financing for companies, taking into account the peculiarities of the development and operation of defense enterprises. The first phase of the study was to identify the main sources of financing for companies in difficult socio-economic conditions of the potential customer of defense products. The second phase of the study was to determine the ranking factors the use of different sources of funding and its impact on the development of enterprises. The presented research topic is particularly relevant in connection with an increase in the role of sources of financing development of the industry for the growth of innovation activity of enterprises. The urgency of acquiring those aspects of economic relations that with the financing of new projects enterprises of the defense-industrial complex, the financing of the state defense order. In today's economic environment has the need to address financial security of the defense-industrial complex, to attract new sources of funding, development of bank lending in the defense sector and the participation of banks in the financing of projects of the enterprises of the military-industrial complex. The processes of market transformation of enterprises of the military-industrial complex (MIC) have acquired a special significance in relation to defining the role of these enterprises in the country and providing security to the complexity of their adaptation to market conditions. Currently, only a low percentage of civilian goods produced at the enterprises of the military-industrial complex (MIC), is exported. This preserves the low investment activity in the sectors of the military-industrial complex, which is the most high-tech part of the industry. In modern conditions in the Russian Federation military-industrial complex includes industrial companies and research organizations involved in defense research and creation of weapons and military equipment, governments and federal bodies of executive power. Under these circumstances, current CMO exit from the crisis is a problem of formation of an investment to ensure its development system. Objectives. The aim of the article is to study sources of financing and investment enterprises of the military-industrial complex, study and analysis of the financing of investment sphere of defense industry enterprises; Development of the best ways of functioning of the integrated companies with a view to achieving high economic efficiency in the military and economic cooperation on the basis of military technology, defense industry places on its analysis of the global market. Methods. The methodological basis of this article are the economic and statistical analysis methods, regulatory documents in the fi eld of economic security, publications in the fi eld of economic and financial security, public analyzes in the fi eld of development of military-industrial complex. Results. To improve the financial and investment attractiveness of the enterprises of the military-industrial complex need to improve conditions for attracting investments in the defense sector and expand the powers of enterprise credit and financial sector to actively participate in their financing processes of new projects of defense enterprises. State financing of Russian investment sector is characterized by the following features: the source of the reproduction process started only natural resources, many of which are irreplaceable; scarce resources and limited domestic savings, private investors the opportunity to compensate for the lack of public financial resources to overcome the crisis in investment; risky prospects for attracting investment in the real economy through the securities market; set too high price of credit resources, and for the banks is a high risk of untimely return loans and big enough payback period (for example, in mechanical engineering from 3 to 7 years); the passivity of banks and other credit institutions in the capitalization of financial resources; the low efficiency of investment programs associated with attraction of foreign direct investment; the increased export of capital abroad, estimated at billions of dollarst; the main source of investment in the real sector are own funds of enterprises and organizations (60% of total investments); inadequate legal regulation of investment activities of foreign investors in the Russian economy, which reduces the efficiency of the organization of production and the restructuring of a signifi cant number of companies. Thus, the implementation of reforms in the process of market transformation of the military-industrial complex – it is the policy of the new millennium. The processes of globalization and transformation, especially in the search for new sources of financing and investing MIC enterprises, showed the need to find new ways and convert existing lines of financing business projects of the military-industrial complex. of such transformations for Russia is the cornerstone.Conclusions and Relevance. The practical significance of the work lies in the orientation of the provisions of the conclusions and recommendations of the work on the widespread use of search and adaptation funding sources of military-industrial complex may be used by the legislative and executive authorities of the Russian Federation, the Ministry of Defence in the current activity. ; Тема статьи актуальна, так как посвящена описанию источников финансирования предприятий ОПК и особенностям подбора источников финансирования предприятий оборонно-производственного комплекса. В первой части статьи делается обзор финансовых ресурсов и видов источников финансирования организаций и предприятий. Описание современных методов создания инновационного климата, поддержки инновационных идей и внутреннего предпринимательства. Вторая часть статьи описывает направление, формы финансирования на предприятиях, учитывая особенности развития и функционирования оборонных предприятий. Первая фаза исследования заключалась в выявлении основных источников финансирования предприятий в сложных социально-экономических условиях потенциального заказчика оборонной продукции. Вторая фаза исследования заключалась в ранжировании факторов, определяющих использование различных источников финансирования и их влияние на развитие предприятий. Представленная тема исследования особенно актуальна в связи с повышением роли источников финансирования на развитие промышленности для роста инновационной активности предприятий. Актуальность приобретают те, аспекты экономических отношений, которые свя-заны с финансированием новых проектов предприятий оборонно-промышленного комплекса, финансированием государственного оборонного заказа. В современных экономических условиях есть необходимость решения проблем финансового обеспечения организаций оборонно-промышленного комплекса, привлечения новых источников финансирования, развития банковского кредитования в оборонном секторе и участия банков в финансировании проектов предприятий оборонно-промышленного комплекса. Процессы рыночной трансформации предприятий оборонно-промышленного комплекса (ОПК) приобрели особую значимость в связи с определяющей ролью этих предприятий в обеспечении безопасности страны и со сложностью их адаптации к условиям рынка. В настоящее время только низкий процент гражданских товаров, производимых на предприятиях оборонно-промышленного комплекса (ОПК), идет на экспорт. При этом сохраняется низкая инвестиционная активность в отраслях оборонно-промышленного комплекса, являющегося наиболее высокотехнологической частью промышленности. В современных условиях в Российской Федерации оборонно-промышленный комплекс включает в себя промышленные предприятия и научные организации, занимающиеся оборонными исследованиями и созданием вооружения и военной техники, органы государственного управления и федеральные органы исполнительной власти. В сложившихся условиях актуальной проблемой выхода ОПК из кризиса является формирование системы инвестиционного обеспечения его развития. Цель / задачи. Целью статьи является проведение анализа финансирования инвестиционной сферы предприятий ОПК; разработка оптимальных путей функционирования интегрированных предприятий с целью достижения высокой экономической эффективности в военно-экономическом сотрудничестве на основе мирового рынка военной техники, места оборонного комплекса на нем и обоснование в направлении расширения источников финансирования и инвестиций предприятий оборонно-промышленного комплекса, Методология. Методической основой данной статьи являются экономико-статистические методы анализа, нормативно-правовые документы в области обеспечения экономической безопасности, публикации в области обеспечения экономической и финансовой безопасности, открытые аналитические материалы в области развития оборонно-промышленного комплекса. Результаты. Для улучшения финансовой и инвестиционной привлекательности предприятий оборонно-промышленного комплекса необходимо улучшить условия привлечения инвестиций в сферу ОПК и расширить полномочия предприятий кредитно-финансовой сферы для активного участия их в процессах финансирования новых проектов предприятий ОПК. Состояние финансирования инвестиционной сферы России характеризуется следующими особенностями: источником воспроизводственного процесса стали исключительно природные ресурсы, многие из которых невосполнимы; незначительный ресурс внутренних накоплений и ограниченная возможность частных инвесторов компенсировать недостаточность государственных финансовых ресурсов для преодоления кризиса в инвестиционной сфере; рискованные перспективы привлечения инвестиций в реальный сектор экономики через рынок ценных бумаг; завышение цены кредитных ресурсов, а для банков сохранение высокого риска несвоевременного возвращения кредитов и достаточно большой срок окупаемости инвестиций (например, в машиностроении от 3 до 7 лет); пассивность банков и других кредитных учреждений в капитализации финансовых ресурсов; низкая эффективность инвестиционных программ, связанных с привлечением прямых иностранных инвестиций; возрос вывоз капитала за границу, оцениваемый в миллиардах долларов; основным источником инвестиций в реальный сектор являются собственные средства предприятий и организаций (более 60% от общего объема инвестиций); недостаточный уровень правовой регламентации инвестиционной деятельности иностранных инвесторов в российский сектор экономики, снижающий эффективность организации производства и его реструктуризацию у значительного числа предприятий. Таким образом, осуществление преобразований в процессе рыночной трансформации оборонно-промышленного комплекса – это политика нового тысячелетия. Процессы глобализации и трансформации, особенно в сфере поиска новых источников финансирования и инвестирования предприятий ОПК, показали необходимость поиска новых путей и преобразования уже имеющихся направлений финансирования проектов предприятий оборонно-промышленного комплекса. проведения таких преобразований для России является особенно важным. Выводы / значимость. Практическая значимость работы заключается в ориентации положений, выводов и разработка рекомендаций, направленных на широкое использование, поиск и адаптацию источников финансирования предприятий оборонно-промышленного комплекса, которые могут использоваться законодательными и исполнительными органами Российской Федерации, Министерством обороны в текущей деятельности.

Problems of stress itself and the human response to an acute stress play an important role in the prehospital and early hospital stages of administering emergency medical care. This concerns both individual cases, and a large number of victims in emergency situations, various disasters, military actions, etc. Besides, this issue is of a current importance in administe­ring the medical aid in emergencies in the structure of somatic pathology. An acute stress reaction and the reaction of the person to stress when exposed to isolated psychogenic factor and its combination with somatic one occupies a special place. Mentioned above implies a certain training of specialists of somatic profile or managing patients in conjunction with a psychiatrist, clinical psychologist or psychotherapist.The paper presents an analysis of the meanings used in the research and clinical practice terminology on stress problems. There was drawn a distinction between stress reaction itself to the impact of the stress factor in the structure of stress and psychosomatic reaction of the body to stress. It was shown that the response to stress takes a long period of time (in contrast to stress reaction) and has a significant influence on the course and treatment of somatic disorders after exposure of the stress factor. The paper presents the characteristics of the course of psychogenic and somatogenic stress. It is shown that an acute clinical course is peculiar only to somatogenic stress and it ends with recovery, adaptation of the organism to injury or with a death. Isolated psychogenic stress or such in the background of somatogenic one can acquire properties of chronic stress. The following factors can lead to the condition mentioned above: a) mental revival of experienced stress event; b) the features of the reaction of the person who has to endure stress. In the absence of adequate assistance and further treatment by appropriate specialists this can be accompanied by a further development of mental disorders (most often — posttraumatic stress disorder).A detailed analysis of the nosological types of the mental stress reactions has been carried out in terms of ICD-10. A clear distinction between the classes of the mental reaction was given. Particular attention is paid to the manifestations within the psychological reaction, which is often neglected in clinical practice. Neurotic level of violations has not specific signs, it differs little from generally accepted nosological forms, it is necessarily tied to the stress factor. As a rule, it has the nature of an asthenic, depressive, anxiety and depressive neuroses.Particular attention is paid to the acute stress response of psychotic rank, particularly the most common severe affective-shock response. This is important because of an inadequate perception of the reality by the victims; loss of ability to critical assessment of what is going on and, as a consequence, the lack of appropriate behavior; threats from victims to themselves and other people. Manifestations of the reactive psychosis are analyzed within the limits of psychotic rank.The paper presents an analysis of psychopharmacotherapy by the different classes of medications, indications for their use. There are given approximate treatment regimens for syndrome manifestations of acute stress reaction. There are shown tactical options for emergency medical and mental health care in disorders being analyzed, necessity of the further treatment. The necessity of careful attention to this disease is justifies, as in the absence of timely and adequate help it leads to the development of psychiatric disease and disability of victims. Data can be used in the training of paramedical personnel, doctors of emergency medical services, services involved in providing medical help to victims of emergencies, disasters, military operations, general practitioners in the treatment of emergency conditions. ; Проблемы собственно стресса и реакции человека на острый стресс занимают важное место на догоспитальном и раннем госпитальном этапах оказания экстренной медицинской помощи. Это касается как единичных случаев, так и большого числа пострадавших при чрезвычайных ситуациях, различных катастрофах, боевых действиях и т.д. Кроме того, этот вопрос актуален при оказании экстренной медицинской помощи при неотложных состояниях в структуре соматической патологии. Особое место занимают острая стрессорная реакция и реакция личности на стресс при воздействии изолированного психогенного фактора и в его сочетании с соматическим. Последнее предполагает определенную подготовку специалистов соматического профиля или ведение пациентов совместно с психиатром, медицинским психологом или психотерапевтом. В работе представлен анализ смысловой нагрузки используемой в научной и клинической практике терминологии по проблемам стресса. Проведено разграничение между собственно стрессорной реакцией на воздействие стрессорного фактора в структуре стресса и психосоматической реакцией организма на стресс. Показано, что реакция на стресс занимает длительный промежуток времени (в отличие от стрессорной реакции) и оказывает значительное влияние на течение и лечение соматических нарушений после воздействия стрессорного фактора. В работе представлены особенности течения психогенного и соматогенного стресса. Показано, что соматогенному стрессу присуще только острое течение и заканчивается он выздоровлением, адаптацией организма к повреждению или смертью. Психогенный изолированный стресс или таковой на фоне соматогенного может приобретать свойства хронического стресса. К этому приводят: а) ментальное оживление переживаний событий перенесенного стресса; б) особенности реакции личности на перенесенный стресс. При отсутствии адекватной помощи и дальнейшего лечения специалистами соответствующего профиля это сопровождается в дальнейшем развитием психической патологии (наиболее часто — посттравматического стрессового расстройства).Проведен детальный анализ нозологических вариантов психической реакции на стресс в рамках МКБ-10. Дано четкое разграничение рангам психического реагирования. Особое внимание уделено проявлениям в рамках психологического реагирования, которому в клинической практике очень часто не уделяется должного внимания. Невротический уровень нарушений не носит специфических признаков, по проявлениям мало отличается от общепризнанных нозологических форм, обязательно привязан к стрессорному фактору. Как правило, это носит характер астенического, депрессивного, тревожно-депрессивного неврозов.Особое внимание уделено острой реакции на стресс психотического ранга, в частности наиболее часто встречающейся острой аффективно-шоковой реакции, в связи с важностью этих проявлений по причинам: неадекватного восприятия пострадавшими реальной действительности; потери способности критической оценки происходящего, и как следствие — отсутствия адекватного поведения; угроз, которые несут пострадавшие для себя и окружающих. В рамках психотического ранга проанализированы проявления реактивных психозов.В работе представлен анализ психофармакотерапии различными классами препаратов, показания для их использования. Приведены ориентировочные схемы терапии при различных синдромных проявлениях острой реакции на стресс. Показаны тактические варианты оказания экстренной медицинской и психиатрической помощи при анализируемых нарушениях, необходимость дальнейшего лечения. Обоснована необходимость пристального внимания к данной патологии, так как при отсутствии своевременной и адекватной помощи она приводит к развитию психиатрической патологии и инвалидизации пострадавших. Данные могут быть использованы при подготовке среднего медицинского персонала, врачей службы экстренной медицинской помощи, служб, участвующих в оказании медицинской помощи пострадавшим в условиях чрезвычайных ситуаций, катастроф, военных действий, врачей общего профиля при терапии неотложных состояний. ; Проблеми власне стресу й реакції людини на гострий стрес займають важливе місце на догоспітальному та ранньому госпітальному етапах надання екстреної медичної допомоги. Це стосується як пооодиноких випадків, так і великої кількості потерпілих при надзвичайних ситуаціях, різних катастрофах, бойових діях тощо. Крім того, це питання актуальне при наданні екстреної медичної допомоги при невідкладних станах у структурі соматичної патології. Особливе місце займають гостра стресорна реакція й реакція особистості на стрес при впливі ізольованого психогенного фактора та в його комбінації з соматичним. Останнє передбачає певну підготовку фахівців соматичного профілю або ведення пацієнтів разом із психіатром, медичним психологом або психотерапевтом. У роботі представлено аналіз смислового навантаження використовуваної в науковій і клінічній практиці термінології з проблем стресу. Проведено розмежування між власне стресорною реакцією на вплив стресорного фактора в структурі стресу й психосоматичною реакцією організму на стрес. Показано, що реакція на стрес займає тривалий проміжок часу (на відміну від стресорної реакції) і значно впливає на перебіг і лікування соматичних порушень після дії стресорного фактора. У роботі представлено особливості перебігу психогенного й соматогенного стресу. Показано, що соматогенному стресу притаманний тільки гострий перебіг, що закінчується видужанням, адаптацією організму до ушкодження або смертю. Психогенний ізольований стрес або такий на тлі соматогенного може набувати властивостей хронічного стресу. До цього приводять: а) ментальне пожвавлення переживань подій перенесеного стресу; б) особливості реакції особистості на перенесений стрес. При відсутності адекватної допомоги й подальшого лікування фахівцями відповідного профілю це далі призводить до розвитку психічної патології (найбільше часто — посттравматичного стресового розладу).Проведено детальний аналіз нозологічних варіантів психічної реакції на стрес у рамках МКХ-10. Подано чітке розмежування рангам психічного реагування. Особлива увага приділена проявам у рамках психологічного реагування, якому в клінічній практиці дуже часто не приділяється належної уваги. Невротичний рівень порушень не носить специфічних ознак, по проявах мало відрізняється від загальновизнаних нозологічних форм, обов'язково прив'язаний до впливу стресорного фактора. Як правило, це носить характер астенічного, депресивного, тривожно-депресивного неврозів.Особлива увага приділена гострій реакції на стрес психотичного рангу, зокрема гострій афективно-шоковій реакції, що найчастіше зустрічається, у зв'язку з важливістю цих проявів через: неадекватне сприйняття потерпілими реальної дійсності; втрати здатності критичної оцінки того, що відбувається, та як наслідок — відсутності адекватної поведінки; загрози, що несуть потерпілі для себе й навколишніх. У рамках психотичного рангу проаналізовано прояви реактивних психозів.У роботі представлено аналіз психофармакотерапії різними класами препаратів, показання для їхнього використання. Наведено орієнтовні схеми терапії при різних синдромних проявах гострої реакції на стрес. Показано тактичні варіанти надання екстреної медичної й психіатричної допомоги при аналізованих порушеннях, необхідність подальшого лікування. Обґрунтована необхідність пильної уваги до даної патології, тому що при відсутності своєчасної й адекватної допомоги вона призводить до розвитку психіатричної патологіїйності в потерпілих. Дані можуть бути використані при підготовці середнього медичного персоналу, лікарів служби екстреної медичної допомоги, служб, що беруть участь у наданні медичної допомоги потерпілим в умовах надзвичайних ситуацій, катастроф, воєнних дій, лікарів загального профілю при терапії невідкладних станів.

On 5 May 1998, the European Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms (hereinafter referred to as the ECHR), becoming a component of the legal system of the Russian Federation, introduced into the Russian law a fundamentally new mechanism for ensuring the rights and freedoms of citizens, including a supranational judicial institution - the European Court of Human Rights (ECHR), which is responsible for all matters relating to the interpretation and application of the provisions of the Convention and the Protocols thereto. This body is intended to be an important mechanism for guaranteeing the guarantees set forth in the Convention, but its international status, which allows the ECtHR to significantly reduce the possibility of influence on the Court by the national authorities, at the same time gives rise to the possibility of improper treatment of the implementation of its decisions at the national level. In addition, in many countries, especially in Eastern Europe, disputes over the limits of the intervention of international bodies in national jurisdiction continue to subside.In the Russian legal reality, this issue again became relevant after the decision of the European Court of Human Rights in the case "Anchugov and Gladkov v. Russia", which was the basis for the appeal to the Constitutional Court of the Russian Federation by a group of deputies of the State Duma on the verification of the constitutionality of the provisions of Article 1 of the Federal Law "On Ratification Convention on the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms and its Protocols ", paragraphs 1 and 2 of Article 32 of the Federal Law" On International Treaties of the Russian Federation ", as well as a number of articles of the Code of Civil Procedure of the Russian Federation, the AIC, to the binding, the courts and other state authorities certainly execute ECHR decisions even against the basics of Russian law.For this reason, it is of interest to analyze part 1 of Article 46 of the European Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms, which establishes the duty of States to implement the final judgments of the ECtHR in cases in which they are parties, as well as the body of the Council of Europe responsible for monitoring the execution process decisions of the ECtHR. This provision, being extremely laconic, does not detail the mechanism for realizing this obligation in detail. But such a mechanism is reflected in the practice of the ECHR itself. Currently, there are many different works on the implementation of the ECtHR judgments and the analysis of the previously mentioned provision of the ECHR, but most of them are either mostly theoretical in nature or, on the contrary, provide an overview of existing practice, which significantly limits their audience and the possibility of applying the knowledge gained.In this connection, the commentary to Part 1 of Article 46 of the ECHR given in the book "Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms" is extremely useful. Volume II. Comments on articles 19-59 and additional protocols edited by Professor Lech Garlicky. " In this paper, the view of the problem analyzed is not only an outstanding scientist, but also a specialist who is well acquainted with the practical component of this problematic. Lech Garlitsky is a unique researcher who had experience as judges of the Constitutional Court of the Republic of Poland (1993-2001) and judges of the ECHR. In addition, the above work provides an opportunity to learn how to look at the problem of the implementation of ECtHR judgments in the Eastern European states that have undergone socio-political changes similar to those in Russia. Moreover, the authors of the commentary analyze the view on the implementation of the ECHR judgments, both from the point of view of the ECHR practice, and from the point of view of the Polish legislation and the national judiciary. ; 5 мая 1998 года Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод (далее – ЕКПЧ), ставсоставляющей правовой системы Российской Федерации, внедрила в российское право принципиально новый механизм обеспечения прав и свобод граждан, включающий в себя наднациональный судебный институт – Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ), в ведении которого находятся все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней. Данный орган призван стать важным механизмом обеспечения гарантий, закрепленных в Конвенции, однако его международный статус, позволяющий ЕСПЧ значительно снизить возможность влияния на Суд со стороны национальных органов, в тоже время порождает возможность ненадлежащего отношения к исполнению его решений на национальном уровне. Кроме того, во многих странах, особенно в Восточной Европе, не утихают споры относительно пределов вмешательства международных органов в национальную юрисдикцию. В российской правовой действительности данный вопрос вновь обрел актуальность, после принятия решения ЕСПЧ по делу «Анчугов и Гладков против России», явившегося основанием для обращения в Конституционный Суд Российской Федерации со стороны группы депутатов Государственной Думы о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального Закона «о ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», пунктов 1 и 2 статьи 32 ФЗ «о международных договорах РФ», а также ряда статей ГПК РФ, АПК РФ, КАС РФ и УПК РФ, как обязывающих, суды и иные государственные органы безусловно выполнять решения ЕСПЧ даже вопреки основам российского законодательства. По этой причине интерес представляет анализ части 1 статьи 46 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, в которой закрепляется обязанность государств исполнять окончательные постановления ЕСПЧ по делам, в которых они являются сторонами, а равно обозначается орган Совета Европы, ответственный за контроль процесса исполнения решений ЕСПЧ. Данная норма, являясь крайне лаконичной, детально не раскрывает механизм реализации данного обязательства. Зато такой механизм нашел свое отражение в практике самого ЕСПЧ. В настоящее время существует множество различных работ, посвященных исполнению решений ЕСПЧ и анализу ранее указанного положения ЕКПЧ, однако большинство из них носят либо преимущественно теоретический характер, либо, напротив, представляют обзор существующей практики, что, значительно ограничивает их аудиторию и возможность применения полученных знаний. В этой связи крайне полезной работой является комментарий к части 1 статьи 46 ЕКПЧ, данный в книге «Конвенция о защите прав человека и основных свобод. Том II. Комментарии к статьям 19-59 и дополнительным протоколам под редакцией профессора Леха Гарлицкого». В данной работе, нашел свое отражение взгляд на анализируемую проблему не только выдающегося ученого, но и специалиста, хорошо знакомого с практической составляющей этой проблематики – Лех Гарлицкий является уникальным исследователем, имевшим опыт как судьи Конституционного Суда Республики Польша (1993–2001), так и судьи ЕСПЧ. Кроме того, вышеуказанная работа дает возможность ознакомиться с тем, как смотрят на проблему исполнения решений ЕСПЧ в восточно-европейских государствах, переживших социально-политические изменения, подобные российским. Причем авторы комментария анализируют взгляд на проблему исполнения решений ЕСПЧ, как с точки зрения практики ЕСПЧ, так и с точки зрения польского законодательства и национальных судебных органов. ; 5 травня 1998 року Європейська конвенція про захист прав людини і основних свобод (далі - ЄКПЛ), ставши складовою правової системи Російської Федерації, впровадила в російське право принципово новий механізм забезпечення прав і свобод громадян, що включає в себе наднаціональний судовий інститут - Європейський суд з прав людини (ЄСПЛ), у віданні якого поширюється на всі питання, що стосуються тлумачення і застосування Конвенції та протоколів до неї. Даний орган покликаний стати важливим механізмом забезпечення гарантій, закріплених в Конвенції, однак його міжнародний статус, що дозволяє ЄСПЛ значно знизити можливість впливу на Суд з боку національних органів, в той же час породжує можливість неналежного ставлення до виконання його рішень на національному рівні. Крім того, у багатьох країнах, особливо в Східній Європі, не вщухають суперечки щодо меж втручання міжнародних органів в національну юрисдикцію.У російській правовій дійсності дане питання знову набуло актуальності, після прийняття рішення ЄСПЛ у справі «Анчугов і Гладков проти Росії», який став підставою для звернення до Конституційного Суду Російської Федерації з боку групи депутатів Державної Думи про перевірку конституційності положень статті 1 Федерального Закону «про ратифікацію Конвенції про захист прав людини і основних свобод і Протоколів до неї », пунктів 1 і 2 статті 32 ФЗ« про міжнародні договори РФ », а також ряду статей ЦПК РФ, АПК РФ, КАС РФ і КПК РФ, до до зобов'язуючих, суди та інші державні органи безумовно виконувати рішення ЄСПЛ навіть всупереч основ російського законодавства.З цієї причини інтерес представляє аналіз частини 1 статті 46 Європейської конвенції про захист прав людини і основних свобод, в якій закріплюється обов'язок держав виконувати остаточні рішення ЄСПЛ у справах, в яких вони є сторонами, а так само позначається орган Ради Європи, відповідальний за контроль процесу виконання рішень ЄСПЛ. Дана норма, будучи вкрай лаконічною, детально не розкриває механізм реалізації даного зобов'язання. Зате такий механізм знайшов своє відображення в практиці самого ЄСПЛ. В даний час існує безліч різних робіт, присвячених виконанню рішень ЄСПЛ та аналізу раніше зазначеного положення ЄКПЛ, однак більшість з них носять або переважно теоретичний характер, або, навпаки, представляють огляд існуючої практики, що, значно обмежує їх аудиторію і можливість застосування отриманих знань.У зв'язку з цим вкрай корисною роботою є коментар до частини 1 статті 46 ЄКПЛ, даний в книзі «Конвенція про захист прав людини і основних свобод. Том II. Коментарі до статей 19-59 і додатковим протоколам під редакцією професора Леха Гарліцкого ». У даній роботі, знайшов своє відображення погляд на аналізовану проблему не тільки видатного вченого, а й фахівця, добре знайомого з практичної складової цієї проблематики - Лех Гарліцкій є унікальним дослідником, які мали досвід як судді Конституційного Суду Республіки Польща (1993-2001), так і судді ЄСПЛ. Крім того, вищевказана робота дає можливість ознайомитися з тим, як дивляться на проблему виконання рішень ЄСПЛ в східно-європейських державах, які пережили соціально-політичні зміни, подібні російським. Причому автори коментаря аналізують погляд на проблему виконання рішень ЄСПЛ, як з точки зору практики ЄСПЛ, так і з точки зору польського законодавства і національних судових органів.

The article deals with the theoretical and source-related block of issues related to the Ottoman archaeology of the Crimea, as a special scientifi c discipline that studies the material antiquities of the Ottoman period in its history (about 1475–1783). The subject of research and the content of the term "Ottoman archaeology" and its relationship with other similar, but not identical, concepts in archaeological science are analyzed. The main stages of archaeological research of monuments of the late XV-XVIII centuries in the region are reconstructed. The paper presents an overview of the main directions of modern ottoman archaeology of the Crimea, starting from the 90s of the XX century. It is concluded that in recent decades, the greatest progress has been made in the study of the archaeology of Ottoman fortresses in the Crimea and the capital of the Crimean Khanate – the city of Bakhchisaray, as well as in the fi eld of archaeological material science, especially in relation to the structure of the ceramic complex of this time. ; В статье рассматривается теоритический и источниковедческих блок вопросов, связанный с османской археологией Крыма, как особой научной дисциплины, изучающей материальные древности османского периода в его истории (около 1475-1783 гг.). Анализируется предмет исследований и содержание термина «османская археология», его соотношение с другими близкими, но не идентичными, понятиями в археологической науке. Реконструируются основные этапы археологических исследований памятников конца XV-XVIII вв. в регионе. В работе представлен обзор основных направлений современной «османской археологии» Крыма, начиная с 90-х гг. ХХ в. Делается вывод о том, что за последние десятилетия наибольший прогресс достигнут при изучении археологии османских крепостей на территории Крыма и столицы Крымского ханства – города Бахчисарая, а также в области археологического вещеведения, особенно применительно к структуре керамического комплекса этого времени. Библиографические ссылки Адаксина С.Б., Мыц В.Л., Ушаков С.В. Некоторые итоги архитектурно−археологических исследований крепости Чембало в 2002−2011 гг. // Адаксина С.Б., Мыц В.Л., Ушаков С.В. Отчет об археологических исследованиях средневековой крепости Чембало (г. Балаклава) в 2011 г. СПб.; Симферополь: Издательство Государственного Эрмитажа, 2012. С. 58−98. Адаксина С.Б., Мыц В.Л. Отчет об археологических исследованиях средневековой крепости Чембало (г. Балаклава) в 2015 г. СПб.; Симферополь: Издательство Государственного Эрмитажа, 2016. 166 с. Адаксина С.Б., Мыц В.Л. Генуэзская крепость Чембало: этапы формирования оборонительной системы и инфраструктуры города в XIV−XV вв. // Труды Государственного Эрмитажа. Т. LXXXIX. Византия в контексте мировой культуры: материалы конференции, посвященной памяти А.В. Банк. СПб.: Издательство Государственного Эрмитажа, 2017. С. 103−139. Адаксина С.Б., Алексеенко Н.А., Гинькут Н.В., Мыц В.Л. Отчет об археологических исследованиях средневековой крепости Чембало (г. Балаклава) в 2017 г. СПб.; Симферополь: Издательство Государственного Эрмитажа, 2018. 217 с. Айбабина Е.А., Бочаров С.Г. Керамические подсвечники и светильники XV−XVIII вв. из Каффы // Херсонесский сборник. 1998. Вып. IX. С. 195−208. Акчокраклы О.Н. Новое из истории Чуфут−Кале // Известия Таврического общества истории, археологии и этнографии. 1928. Т. 2 (59). С. 158−172. Акчокраклы О.Н. Эпиграфические находки // Известия Таврического общества истории, археологии и этнографии. 1929. Т. 3 (60). С. 183−187. Алексеенко Н.А., Дьячков С.В., Неделькин Е.В., Ступко М.В. Османский гарнизон Балыклагу в начале XVI в. (по письменным источникам и археологическим данным) // Сборник материалов ХVII Международной научной конференции «Лазаревские чтения». Причерноморье: история, политика, география, культура / Под ред. О.А. Шпырко, В.В. Хапаева, А.В. Мартынкина, С.В. Ушакова, С.И. Рубцовой. Севастополь: Филиал МГУ в г. Севастополе, 2019. С. 38−40. Алядинова Д.Ю. Неглазурованная керамика позднесредневекового Судака: по материалам раскопок 2008−2010 гг. // Археологический альманах, №28. Древняя и средневековая Таврика: сборник статей, посвященный 1800−летию города Судака / отв. ред. В.В. Майко. Донецк: Донбасс, 2012. С. 247−257. Алядинова Д.Ю. Керамика османского времени из раскопок Партенита // Археологический альманах, №33. Древняя и средневековая Таврика. Сборник статей, посвященный юбилею Е.А. Паршиной / ред.−сост. И.Б. Тесленко. Киев: Видавець Олег Фiлюк, 2015. С. 451−481. Алядинова Д.Ю., Тесленко И.Б. Некоторые древности османского периода из селения Алушта // Terra Alustiana MMXI: сборник научных трудов / ред.−сост. В.Г. Рудницкая, И.Б. Тесленко. Симферополь: Антиква, 2015. С. 157−199. Алядинова Д.Ю., Тесленко И.Б., Майко В.В. Керамика из раскопок зольника османского периода в портовой части Сугдеи (по материалам исследований 2010 г.) // Археологический альманах, №33. Древняя и средневековая Таврика. Сборник статей, посвященный юбилею Е.А. Паршиной / ред.−сост. И.Б. Тесленко. Киев: Видавець Олег Фiлюк, 2015. С. 482−511. Баранов И.А. Главные ворота средневековой Солдайи // Архитектурно−археологические исследования в Крыму. Киев: Наукова думка, 1988. С. 81−97. Баранов В.И., Карлов С.В. Археологическое изучения поселения Мариамполис (предварительные итоги) // II Бахчисарайские научные чтения памяти Е.В. Веймарна: тезисы докладов и сообщений Международной научной конференции. Симферополь: Антиква, 2013. С. 8. Белик Ю.Л. Османские оборонительные сооружения на Керченском полуострове (XVII−XVIII вв.). Казань: ZurKazan, 2016. 236 с. Белый А.В., Белый О.Б., Лобода И.И. Позднесредневековые плитовые могильники Юго−Западного Крыма // История и археология Юго−Западного Крыма: сборник научных трудов Бахчисарайского государственного историко−культурного заповедника / сост. Ю.М. Могаричев. Симферополь: Таврия, 1993. С. 160−174. Бобровский Т.А., Чуева Е.Е. Спелео−археологические исследования 2006 года на территории Бахчисарайского Свято−Успенского монастыря // Сугдейский сборник. Киев; Судак: Академпериодика, 2008. Вып. III. С. 281−295. Боданинский У.А. Бахчисарайские памятники // Записки Крымского общества естествоиспытателей и любителей природы. 1917. Т. 6. С. 125−129. Боданинский У.А. Татарские «дурбе»−мавзолеи в Крыму. Из истории искусства крымских татар // Известия Таврического общества истории, археологии и этнографии. 1927. Т. 1 (58). С. 195−201. Боданинский У.А., Засыпкин Б.Н. Чуфут−Кале (по материалам раскопок 1928−1929 гг.) // Известия Таврического общества истории, археологии и этнографии. 1929. Т. 3 (60). С. 170−183. Боданинский У.А. Археологическое и этнографическое изучение татар в Крыму. Симферополь: 1−я Гостиполитография «Крымполиграфтреста», 1930. 31 с. Бочаров С.Г. Историческая топография Каффы (конец XIII в. – 1774 г.). Фортификация, культовые памятники, система водоснабжения. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 2000. 21 с. Бочаров С.Г. Топография города Керчи XVI−XVIII вв. // Археологические записки / ред. В.Я. Кияшко. Ростов−на−Дону: ДАО, 2005. Вып. 4. С. 145−150. Бочаров С.Г. Картографические источники по топографии турецкого города Мангуп // Бахчисарайский историко−археологический сборник / ред. – сост. Ю.М. Могаричев. Симферополь: АнтиквА, 2008. Вып. 3. С. 191−211. Бочаров С.Г. Ак−Мечеть: историческая топография города Крымского ханства // Средневековые тюрко−татарские государства. 2015. №7. С. 5−10. Бочаров С.Г. Мечети города Каффа (Кефе) в 1340−1779 годах // Поволжская археология. 2016а. №2 (16). С. 120−137. Бочаров С.Г. Позднесредневековый могильник у античного городища «Чайка» в Северо−Западном Крыму // Очерки археологии Северо−Западного Крыма (по материалам городища «Чайка» и некрополя у поселка Заозерное): сборник научных статей. М., 2016б. С. 42−121. Бочаров С.Г. Балаклава: введение в историческую топографию османского города 1475−1774 годов на Крымском полуострове // Stratum plus. 2019. №6. С. 321−328. Бочаров С.Г., Кирилко В.П. Исторические и архитектурные метаморфозы Шейх−Коя // Stratum plus. 2016. №6. С. 371−392. Бочаров С.Г., Сейтумеров Ш.С. Бахчисарай – введение в историческую топографию столицы Крымского ханства // Средневековые тюрко−татарские государства. 2017. №9. С. 21−30. Бочаров С.Г., Ситдиков А.Г., Бездудный В.Г. Поиски загороднего дворца крымских ханов Ашлама−Сарай. Археологические и геофизические исследования // Междисциплинарные исследования в археологии, этнографии и истории Сибири: материалы Международной научной конференции, посвященной 125−летию ученого и общественного деятеля Н.К. Ауэрбаха / отв. ред. А.С. Вдовин, Н.П. Макаров. Красноярск: Издательство СФУ, 2017. С. 127−134. Веймарн Е.В. Середньовiчний комплекс фортецi Каламiта // Археологiчнi пам'ятки УРСР. Киïв: видавництво АН УРСР, 1963. Т. XIII: Стародавнi пам'ятки Iнкерманськоï долини. С. 74−89. Волков И.В. Керамика Азова XIV−XVIII вв. (классификация и датировка). Автореф. Дисс. канд. истор. наук. М., 1992. 24 с. Гаврилюк Н.А., Ибрагимова А.М. Тюрбе хана Хаджи Герая (по материалам археологических исследований 2003−2008 гг.). Киев; Запорожье: Дикое Поле, 2010. 176 с. Галенко О.I. Нiкiта/Сiкiта османського часу // Историческое наследие Крыма. 2004. №8. С. 79−91. Галенко А.И. Гончарное производство и торговля в османской провинции Кефе // Поливная керамика Средиземноморья и Причерноморья X−XVIII вв.: Сборник научных трудов. Том I / ред. С.Г. Бочаров, В.Л. Мыц. Киев: Стилос, 2005. С. 493−504. Герасимов В.Е., Ткаченко В.В. Разведки в районе поля Шумского сражения 1774 года на территории Изобильненского сельсовета Алуштинского горсовета // Terra Alustiana MMXI: сборник научных трудов / ред.−сост. В.Г. Рудницкая, И.Б. Тесленко. Симферополь: Антиква, 2015. С. 200−233. Герцен А.Г. Крепостной ансамбль Мангупа // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. 1990. Вып. I. С. 87−166. Герцен А.Г. По поводу новой публикации турецкого источника о завоевании Крыма // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. 2001. Вып. VIII. С. 366−387. Герцен А.Г. У истоков иудейской общины Мангупа // IV Боспорские чтения «Боспор Киммерийский и варварский мир в период античности и средневековья»: материалы Международной научной конференции. Керчь, 2003. С. 69−79. Герцен А.Г., Землякова А.Ю., Науменко В.Е., Смокотина А.В. Стратиграфические исследования на юго−восточном склоне мыса Тешкли−бурун (Мангуп) // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. 2006. Вып. XII. С. 371−494. Герцен А.Г., Иванова О.С., Науменко В.Е., Смокотина А.В. Археологические исследования в районе церкви св. Константина (Мангуп): I горизонт застройки (XVI−XVIII вв.) // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. 2007. Вып. XIII. С. 233−298. Герцен А.Г., Колтухов С.Г. Археологические работы в Арабатской крепости // Северное и Западное Причерноморье в античную эпоху и средневековье / под ред. С.Г. Бочарова, В. Кожокару. Симферополь: Таврия, 2009. С. 144−172. Герцен А.Г., Могаричев Ю.М. Крепость драгоценностей. Кырк−Ор. Чуфут−Кале. Симферополь: Таврия, 1993. 128 с. Герцен А.Г., Могаричев Ю.М. Восточная оборонительная стена Чуфут−Кале // Бахчисарайский историко−археологический сборник / ред. – сост. Ю.М. Могаричев, И.Н. Храпунов. Симферополь: Таврия−Плюс, 2001. Вып. 2. С. 279−319. Герцен А.Г., Могаричев Ю.М. Кырк−Ер – Чуфут−Кале. Крепость на краю седьмого климата: исследование, путеводитель, альбом. Симферополь: Антиква, 2016. 312 с. Герцен А.Г., Науменко В.Е. Поливная керамика из раскопок цитадели Мангупа // Поливная керамика Средиземноморья и Причерноморья X−XVIII вв.: сборник научных трудов. Т. I / под ред. С.Г. Бочарова, В.Л. Мыца. Киев: Стилос, 2005. С. 257−287. Герцен А.Г., Науменко В.Е. Октагональная церковь цитадели Мангупа (Крым): вопросы хронологии // Труды Государственного Эрмитажа. Т. LIII. Архитектура Византии и Древней Руси IX−XIII вв.: материалы международного семинара. СПб., 2010. С. 227−253. Герцен А.Г., Науменко В.Е. Стратиграфия Мангупского городища: антропогенный и природно−географический контекст // XVI Боспорские чтения «Боспор Киммерийский и варварский мир в период античности и средневековья. Географическая среда и социум»: материалы Международной научной конференции. Керчь, 2015а. С. 88−100. Герцен А.Г., Науменко В.Е. К изучению исторической топографии Мангупа: церковь Святого Константина // II Свято-Владимирские чтения: тезисы докладов и сообщений научной конференции, посвященной 1000−летию Святого равноапостольного князя Владимира. Севастополь: НЗ «Херсонес Таврический», 2015б. С. 16−18. Герцен А.Г., Науменко В.Е. К дискуссии о ранней этнической истории крымских караимов: археологический аспект // Этнография Крыма XIX−XXI вв. и современные этнокультурные процессы: тезисы IV Международной научно−практической конференции / отв. ред. Ю.Н. Лаптев, Л.А. Науменко. Симферополь: Антиква, 2017б. С. 21−23. Герцен А.Г., Науменко В.Е. Церковь Святого Георгия Мангупского городища. Общие итоги археологических исследований 2015−2016 гг. // Археология античного и средневекового города: сборник статей в честь С.Г. Рыжова / отв. ред. В.В. Майко. Севастополь; Калининград: РОСТ−ДОАФК, 2018. С. 12−44. Герцен А.Г., Науменко В.Е. Сакральная топография Мангупа: история изучения, каталог и периодизация культовых памятников городища // ΧΕΡΣΩΝΟΣ ΘΕΜΑΤΑ. Вып. 2. Миры Византии. Сборник научных трудов / отв. ред. Н.А. Алексеенко. Симферополь: ООО «Колорит», 2019. С. 115−176. Герцен А.Г., Науменко В.Е., Душенко А.А. Княжеский дворец Мангупского городища. Стратиграфия участка исследований 2006−2017 гг. (предварительное сообщение) // Х Международный Византийский семинар «ΧΕΡΣΩΝΟΣ ΘΕΜΑΤΑ: империя и полис: материалы научной конференции / отв. ред. Н.А. Алексеенко. Севастополь; Симферополь: ООО «Колорит», 2018. С. 53−58. Герцен А.Г., Науменко В.Е., Шведчикова Т.Ю. Население Дороса−Феодоро по результатам комплексного археолого−антропологического анализа некрополей Мангупского городища (IV−XVII вв.). М.; СПб.: Нестор−История, 2017а. 272 с. Герцен А.Г., Руев В.Л. Свинцовые пули из раскопок Мангупа // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. 2008. Вып. XIV. С. 385−416. Гусач И.Р., Моисеев Д.А. Типология производства крымской черепицы – «татарки» в позднесредневековое и Новое время: предварительные выводы // V Бахчисарайские научные чтения памяти Е.В. Веймарна: тезисы докладов и сообщений / ред.−сост. О.М. Стойкова. Бахчисарай: ГБУ РК БИКАМЗ, 2017. С. 16−18. Джанов А.В. «Храм с аркадой» в Судаке // Сугдейский сборник. Киев; Судак: Академпериодика, 2005. Вып. II. С. 654−669. Душенко А.А. Нумизматический комплекс Мангупского княжеского дворца (раскопки 2006−2018 гг.): статистический обзор // ХII Международный Византийский семинар «ΧΕΡΣΩΝΟΣ ΘΕΜΑΤΑ: империя и полис: материалы научной конференции / отв. ред. Н.А. Алексеенко. Симферополь: Колорит, 2020. С. 91−98. Дьячков С.В. Консульский замок генуэзской крепости Чембало XIV−XV вв. (по материалам археологических раскопок 1999−2008 гг.) // Генуэзская Газария и Золотая Орда / ред. С.Г. Бочаров, А.Г. Ситдиков. Казань; Кишинев: Институт археологии АН РТ, 2019. Т. 2. С. 771−789. Засыпкин Б.Н. Памятники архитектуры крымских татар // Крым. Журнал общественно−научный и экскурсионный. 1927. №2 (4). С. 113−168. Зиливинская Э.Д. Архитектура Золотой Орды. Часть I. Культовое зодчество. Казань: Отечество, 2014. 228 с. Зиливинская Э.Д. Мечети Крымского ханства: опыт первичной классификации // Актуальные вопросы охраны и использования культурного наследия Крыма: материалы VII Всероссийской научно−практической конференции / ред.−сост. В. Е. Науменко, Т. А. Гогунская, Н. В. Кармазина. Симферополь: Ариал, 2020. С. 66−71. Ибрагимова А.М. Бахчисарайский Ханский дворец XVI−XVIII вв. Киев: Видавець Олег Фiлюк, 2015. 360 с. Исторический атлас Республики Крым. «Крепость драгоценностей. Кырк-Ор. Чуфут-Кале» / авт.−сост. А.А. Волошинов, Ш.А. Эмруллаев, А.Ю. Полканова, И.Р. Каримов, научн. ред. С.Г. Бочаров. Казань: Фолиант, 2015. 276 с. Кашовская Н.В. К итогам изучения караимского некрополя в ущелье Табана−дере (Мангуп): проблемы хронологии и периодизации // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. 2017. Вып. XXII. С. 239–277. Кирилко В.П. Археологическое исследование мусульманских мавзолеев-дюрбе Бахчисарая // Stratum plus. 2009. №6. С. 439−466. Кирилко В.П. Мечеть в Эски-Сарае (Пионерское) // Stratum plus. 2012. №6. С. 261−297. Кирилко В.П. Михраб мечети в Шейх-Кой // Поволжская археология. 2016. №2 (16). С. 138−150. Коваль В.Ю., Волошинов А.А. Псевдо-селадон из Бахчисарая // Поливная керамика Средиземноморья и Причерноморья X−XVIII вв.: сборник научных трудов. Т. I / под ред. С.Г. Бочарова, В.Л. Мыца. Киев: Стилос, 2005. С. 457−461. Кондаков В.П. О Бахчисарайском дворце и его «реставрации» // Искусство и художественная промышленность. СПб, 1899. № 6. С. 435−452. Кутайсов В.А., Кутайсова М.В. Евпатория: Древний мир. Средние века. Новое время. Киев: Стилос, 2007. 284 с. Лавров В.В. Разведки мечети Шейх−Кой в 2018 г. // История и археология Крыма. 2019. Вып. XI. С. 161−174. Майко В.В. Кырк-Ерский клад городища Чуфут−Кале в Юго−Западном Крыму. Киев: Академпериодика, 2007. 190 с. Майко В.В., Джанов А.В. Археологические памятники Судакского региона Республики Крым. Симферополь: Ариал, 2015. 448 с. Майко В.В., Джанов А.В. Судак в период османского господства и некоторые вопросы исторической топографии (мечеть (?) Хаджи−бея) // Сугдейский сборник. Киев: вид. Филюк, 2016. Вып. VI. С. 14−43. Мастыкова А.В., Решетова И.К., Чаукин С.Н, Ганичев К.А. Исследования средневекового поселения и могильника Су−Баш 1 в Юго−Восточном Крыму // Крым – Таврида. Археологические исследования в Крыму в 2017−2018 гг. М.: Институт археологии РАН, 2019. Т. II. С. 96−115. МИРАС−НАСЛЕДИЕ. Татарстан – Крым. Город Болгар и изучение татарской культуры в Татарстане и в Крыму в 1923−1929 годах: в 3−х томах / сост. и отв. ред. С.Г. Бочаров, А.Г. Ситдиков. Казань: ООО «Астер Плюс», 2016. Мыц В.Л. Каффа и Феодоро в XV в. Контакты и конфликты. Симферополь: Универсум, 2009. 528 с. Мыц В.Л. Сарымамбаш−Кермен – укрепленная резиденция XIV−XVIII вв. беков Яшлавских – Сулешевых // Поволжская археология. 2018. №2 (24). С. 190−203. Науменко В.Е., Сейдалиев Э.И., Сейдалиева Д.Э. Новые материалы к изучению исторической топографии средневекового Бахчисарая: по результатам археологических исследований 2012−2013 гг. // Материалы Конгресса исламской археологии России и стран СНГ / отв. ред. Х.М. Абдуллин, А.Г. Ситдиков. Казань: Институт археологии АН РТ, 2016. С. 228−239. Науменко В.Е., Пономарев Л.Ю. Историческая топография Керчи конца XV−XVIII вв.: состояние источниковой базы и перспективы исследований // XIX Боспорские чтения «Боспор Киммерийский и варварский мир в период античности и средневековья. Традиции и инновации»: материалы Международной научной конференции. Симферополь; Керчь, 2018. С. 348−358. Науменко В.Е., Герцен А.Г., Ганцев В.К. Бахчисарайский Ханский дворе как объект культурного (археологического) наследия (по материалам раскопок 2018−2019 гг.) // Актуальные вопросы охраны и использования культурного наследия Крыма: материалы VII Всероссийской научно−практической конференции / ред.−сост. В. Е. Науменко, Т. А. Гогунская, Н. В. Кармазина. Симферополь: Ариал, 2020. С. 104−117 Руев В.Л. Турецкое вторжение в Крым в 1475 г. Симферополь: Антиква, 2014. 308 с. Ситдиков А.Г., Измайлов И.Л. Мусульманская археология: объем и содержание понятия // Поволжская археология. 2016. №2 (16). С. 8−17. Теплякова А.Н. Фрагменты бархата из мавзолея в Ханлы−дере (Бахчисарай) // Восток (Oriens). 2016. №5. С. 137−152. Тесленко И.Б. Турецкая керамика с росписью кобальтом в Крыму // Поливная керамика Средиземноморья и Причерноморья X−XVIII вв.: Сборник научных трудов. Том I / ред. С.Г. Бочаров, В.Л. Мыц. Киев: Стилос, 2005. С. 385−410. Тесленко И.Б. Керамика из раскопок христианского храма с некрополем в с. Малый Маяк (бывш. Биюк−Ламбат, Южный берег Крыма) // Археологический альманах, №28. Древняя и средневековая Таврика: сборник статей, посвященный 1800−летию города Судака / отв. ред. В.В. Майко. Донецк: Донбасс, 2012. С. 225−246. Тесленко И.Б. Одна из групп неполивной керамики Крыма XV в.: хронология и эволюция // История и археология Крыма. 2015. Вып. II. С. 428−436. Тесленко И.Б., Алядинова Д.Ю. Влияние османского завоевания 1475 г. на культуру жителей Южного Крыма (по материалам керамических комплексов конца XV−XVI в.) // Stratum plus. 2019. №6. С. 295−320. Тесленко И.Б., Лысенко А.В. Средневековый христианский храм на южной окраине с. Малый Маяк и его археологическое окружение // «О древностях Южного берега и гор Таврических»: сборник научных трудов по материалам конференции в честь 210−летия со дня рождения П.И. Кеппена / гл. ред. В.Л. Мыц. Киев: Стилос, 2004. С. 260−296. Тесленко И.Б., Майко В.В. Керамический комплекс позднесредневековых усадеб в портовой части Судака (по материалам раскопа VI, 2006−2010 гг.) // История и археология Крыма. 2020. Вып. XII. С. 291−332. Тур В.Г. Археологические исследования центрального квартала в Судакской крепости // Херсонесский колокол: сборник научных статей, посвященный 70−летию со дня рождения и 50−летию научной деятельности В.Н. Даниленко / под ред. Э.Б. Петровой. Симферополь: СОНАТ, 2008. С. 352−361. Филиппенко В.Ф. Новое в истории и археологии крепости Каламиты−Инкермана // Херсонесский сборник. 1996. Вып. VII. С. 143−152. Якобсон А.Л. Средневековый Крым. Очерки истории и истории материальной культуры. М.; Л.: Наука, 1964. 232 с. Baram U., Carroll L. The Future of the Ottoman Past // A Historical Archaeology of the Ottoman Empire. Breaking New Ground / eds. U. Baram, L. Carroll. New York; Boston; Dordrecht; London; Moscow: Kluwer Academic Publishers, 2002. P. 3−32. Bintliff J. Medieval and Post−Medieval // Encyclopedia of Archaeology / editor− in−chief D.M. Pearsall. Amsterdam: Elsevier; Oxford: Academic Press, 2008. P. 1280−1298. Çağlar F.T. The Historiography of Ottoman Archaeology: A Terra Incognita for Turkish Archaeologists // Cihannüma: Tarih ve Coğrafya Araştirmalari Dergisi. 2017. Sayi III/1. S. 109−122. Hayes J.W. Excavations at Saraçhane in Istanbul. Vol. 2. The Pottery. Princeton, N.J.: Princeton University Press; Washington, D.C.: Dumbarton Oaks Research Library and Collection, 1992. 445 p. Homann A. Battlefi eld Archaeology of Central Europe – With a Focus on Early Moderm Battlefi elds // Historical Archaeology in Central Europe / ed. N. Mehler. Rockville, 2013. P. 203−230. Insoll T. The Archaeology of Islam. Oxford: Blackwell Publishers, 1998. 274 p. Laszlovszky J., Rasson J. Post−Medieval or Historical Archaeology: Terminology and Discourses in the Archaeology of the Ottoman Period // Archaeology of the Ottoman Period in Hungary / eds. I. Gerelyes, G. Kovács. Budapest: Hungarian National Museum, 2003. P. 377−382. Lees W.B., Burke H., Orser Ch.E. Historical Archaeology // Encyclopedia of Archaeology / ed. D.M. Pearsall. Amsterdam: Elsevier; Oxford: Academic Press, 2008. P. 1438−1447. Northedge A. Archaeology and Islam // Companion Encyclopedia of Archaeology / ed. G. Barker. London; New York: Routledge, 1999. Vol. 2. P. 1077−1106. Papanikola−Bakirtzi D. Byzantine Glazed Ceramics. The Art of Sgraffi to. Athens: The Archaeological Receipts Fund, 1999. 270 p. Teslenko I. Turkish Ceramics in the Crimea on the Eve of the Porta Invasion (Problems of Chronology of a Certain Group of Vessels) // Archaeometric and Archaeological Approaches to Ceramics: Papers presented at EMAC'05, 8th European Meeting on Ancient Ceramics, Lyon 2005 / ed. by S.Y. Waksman. Oxford, 2007. P. 187−193 (BAR International Series 1691). Teslenko I. The Italian Majolica in the Crimea of the Turkish Supremacy Period (1475 – the Last Quarter of the 18th Century) // Atti del IX Congresso Internazionale sulla Ceramica Medievale nel Mediterraneo / a cura di S. Gelichi. Venezia, 2012. P. 212−214. Vroom J. Byzantine to Moderm Pottery in the Aegean. An Introduction and Field Guide. Utrecht: Parnassus Press, 2005. 223 p.