В статье впервые представлены основные характеристики буддийского паломничества тувинцев рубежа XIX–XX веков, которые сформулированы на основе изучения целого ряда источников. Хотя история появления, укрепления буддизма в Туве достаточно исследована, теме паломничества не уделялось внимания. Главной проблемой является отсутствие в исторической литературе Тувы жанра путевых заметок («хождений») самих паломников. Поэтому историю приходится восстанавливать из иных источников разных типов: упоминающихся в научных трудах исторических фактов по паломничеству; документов из архивов Тувы; художественной литературы (произведений тувинских писателей); публицистики, биографических трудов и воспоминаний.
Паломничество имело явное деление по направлениям и по уровню материальных расходов для разных групп населения: поездки в Тибет и Монголию были доступны прежде всего состоятельным людям и ламам, получающим для этого средства, собранные от пожертвований; для простых тувинцев главными объектами поклонений, паломничества были храмы и монастыри, расположенные на территории Тувы, куда они приезжали с мест своих стоянок в дни буддийских праздников.
Все показанные в статье формы паломничества, события, которые их сопровождали, свидетельствуют об интенсивности процесса развития буддизма в Туве в конце XIX века. За короткий срок распространения буддизма в Туве он сумел не только стать государственной религией, но и способствовал образовательным, культурным, религиозным связям тувинцев с Монголией, Тибетом, а также Китаем благодаря паломническим поездкам.
Рассматривается история организации русского паломничества в Палестину во второй половине XIX — начале XX века. Показана деятельность государственных органов и Палестинского общества по организации странствований на Святую землю.The article considers the history of organizing of Russian pilgrimage to Palestine in the second half of the 19th century and in the early 20th century. The efforts of the government and Palestinian society to organize the pilgrimage to the Holy Land are shown.
В представленной статье описываются общие и особенные черты исламской традиции паломничества (зийарат) в Центральной Азии и Турции, а также роль и значение этих практик в повседневной религиозной жизни населения указанных регионов и эволюция отношения к данной традиции со стороны официальных правительственных структур. ; The article describes common and distinctive features of Islamic pilgrimage practices (ziyarat) in Central Asia and Turkey, the role and meaning of these practices in everyday religious life of local population and evolution of these practices in relation with official governmental structures.
Аломничества в монастыри и к другим святым местам были традиционной религиозной практикой среди православных верующих до 1917 года. Несмотря на провозглашение советским правительством государственного атеизма, эти практики исчезли только во время массового террора 1930 х гг. Однако в ходе Второй мировой войны, когда Сталин изменил свою политику в отношении религий, верующие возобновили практику паломничеств. В статье рассматривается паломничество к знаменитому монастырю «Коренная пустынь» вблизи города Курска. В период с 1944 г. и вплоть до начала новой антирелигиозной кампании при Н. Хрущеве в 1958/59 гг. эти процессии каждый год привлекали до 20 000 человек. В то же время паломничества этого периода отличались от дореволюционных: знаменитую икону Божией Матери «Курская Коренная» в 1920 г. вывезли за границу, а монастырь был закрыт. В качестве цели паломничества был избран находящийся около монастыря «святой источник». В борьбе против такого «проявления суеверия» режим опирался на церковную иерархию, запретившую духовенству участвовать в процессиях и молебнах на открытом воздухе. Местный курский епископ оказался перед дилеммой: отвергнуть значимую православную традицию или открыто противостоять указаниям государственных властей. В статье анализируются решения епископа и реакции на них со стороны мирян. ; Pilgrimages to monasteries or other holy places were a traditional religious practice among Orthodox believers up to 1917. Despite the Soviet government's proclamation of state atheism, it was only with the mass terror in the 1930s that these practices disappeared. Yet in the context of World War II and Stalin's following policy change towards religions, believers felt encouraged to practice the pilgrimage again. This article examines a pilgrimage to the famous monastery called "Rooted solitude" (Korennaia pustyn') by the city of Kursk (Central Russia). From 1944 onwards until the new antireligious campaigns under Nikita Khrushchev in 1958/59, these processions attracted up to 20 000 pilgrims each year. Yet pilgrimages of this period differed from those practiced in pre-revolutionary times: the prominent icon of 'Our Lady of Kursk' (Bogomater' Kurskaia Korennaja) was taken abroad in 1920 and the monastery was closed. 'Holy spring' nearby was chosen by the people as its substitute. In its struggle against such 'occurrences of superstition' the regime relied on the church hierarchy prohibiting the clergy to participate in the procession or any open air prayer sessions. Hence, the local bishop of Kursk was stuck in the dilemma between abandoning an important Orthodox tradition and open denial of the state instructions. This paper will analyze the bishop's decisions as well as reactions of the laypeople.
The article considers Odessa's role as a key transport hub in the pilgrimage route of Russian Muslims. The author demonstrates how the Hajj industry infrastructure developed in Odessa throughout the 19 — early 20 centuries and how it affected the formation of the local Muslim community. The pilgrimage infrastructure of Odessa formed in the pre-revolutionary period was used in the Soviet era to carry out the Hajj of 1927, which overall had a positive effect on the policy of the Soviet government towards pilgrims. ; В статье рассматривается роль Одессы как ключевого транспортного узла в паломническом маршруте российских мусульман. Автор показывает, как на протяжении XIX – начала XX вв. формировалась инфраструктура хадж-индустрии в Одессе, и какое влияние она оказывала на формирование одесской мусульманской общины. Особо отмечается, как сложившаяся в дореволюционный период паломническая инфраструктура Одессы использовалась в советское время для проведения хаджа 1927 г., оказав в целом благоприятное влияние на политику советской власти по отношению к советским паломникам.
Статья посвящена изучению роли паломничеств в культуре Западной Европы XI-XIV вв. Автор опирается как на письменные источники, так и на свидетельства материальной культуры архитектуры и декоративного убранства паломнических храмов. Странствие представлено как форма покаяния, исполнение обета, военная экспедиция, самоуглубленная медитация, реже как тщеславное любопытство и куртуазное поведение. ; This article is devoted to the problem of pilgrimage in Western European tradition of XI-XIV centuries. The author deals with authentic texts and artifacts of material culture architecture and sculpture of pilgrimage roads both. Traveling is presented as the form of penitence, execution of vow, military expedition, concentrated meditation, more seldom as vain curiosity or courtly behavior.
The article reviews the contents of published special course "History of Crusader Age" by V.K.Nadler, Professor of Kharkov University. It is emphasized that this special course reflected the most advanced trends on this question in European medievistics. V.K.Nadler rejected obsolete concepts by F.Wilcken and J.Michaux who treated Crusades as purely religious enterprises and specified a whole set of Crusade-generating causes, including political and social-economic changes inside West European society. Among researchers of Crusades history V.K.Nadler deservedly marked out H.Sybel, his new treatments based on critical study of medieval annals. Some of these advanced treatments were adopted by V.K.Nadler. The main initiator of Crusades, according to V.K.Nadler, was not Peter of Amiens, but papacy, namely, Urbanus II. The researcher from Kharkov refuted the widespread opinion that the idea of Crusades in the form in which it was implemented was originated still by Gregory VII. V.K.Nadler marked out that already the crusade of 1101-1102 lacked the mystical ardor and godliness that distinguished First Crusade. The later, the more mundane trends dominated. Though Fourth (Sixth by V.K.Nadler) was arranged, as V.K.Nadler correctly specified, by efforts of famous Pope Innocent III, he treated this event as a reflection of secular trends. The researcher fairly explained devastation of Byzantium in 1204 not only by military power of Crusaders. He connected this to internal reasons as well: weakening of Byzantine supreme power, growing separatism of aristocracy, mass destruction of peasantry, impoverishment of people. The subsequent Crusades, as V.K.Nadler supposed, were doomed mostly due top politics of Papacy which turned them into an instrument against its enemies both in the East and in Europe. Presentation by V. K. Nadler of causes, progress and consequences of Crusades strongly loosened Europe-centered approach inherent in numerous foreign and Russian historians. ; В статье рассматривается содержание неопубликованного спецкурса «История Крестовой эпохи» профессора Харьковского университета В. К. Надлера. Подчёркивается, что этот спецкурс отражал наиболее передовые тенденции в европейской медиевистике по этому вопросу. В. К. Надлер отбросил устаревшие концепции Ф. Вилькена и Ж. Мишо, которые изображали эти походы как чисто религиозные мероприятия, и выделил целый комплекс вызвавших их причин, в том числе политические и социально-экономические изменения внутри самого западноевропейского общества. Среди исследователей истории крестовых походов В. К. Надлер заслужено выделял Г. Зибеля, его новые трактовки, основанные на критическом изучении средневековых летописей. Некоторые из этих передовых трактовок были заимствованы и В. К. Надлером. Главным инициатором крестовых походов В. К. Надлер считал не Петра Амьенского, а папство, конкретно – Урбана II. При этом харьковский учёный опровергал распространённое мнение о том, что идея крестовых походов в том виде, в каком она воплотилась, зародилась ещё у Григория VII. В. К. Надлер отмечал: уже в походе 1101-1102 гг. не было того мистического воодушевления и той набожности, как в Первом походе. Чем дальше, тем больше мирские тенденции брали верх. Хотя Четвёртый (у В. К. Надлера - Шестой) крестовый поход был, по его верному мнению, создан усилиями знаменитого папы Иннокентия III, этот поход В. К. Надлер считал отражением светских тенденций. Однако разгром Византии в 1204 г. В. К. Надлер верно объяснял не только военной мощью крестоносцев. Он указывал на «ненормальное положение дел в Византийском государстве», массовое разорение крестьян, обнищание население, падение авторитета верховной власти. Последующие крестовые походы, как считал В. К. Надлер, были обречены на провал главным образом из-за политики папства, которое превратило их в «орудие против своих врагов» на Востоке и в Европе. Изложение В. К. Надлером причин, хода и последствий крестовых походов наносило сильный удар по европоцентризму, присущему многим зарубежным и отечественным историкам. ; У статті розглядається зміст неопублікованого спецкурсу «Історія Хрестової епохи» професора Харківського університету В. К. Надлера. Підкреслюється, що цей спецкурс відбивав найбільш передові тенденції в європейській медієвістиці з цього питання. В. К. Надлер відкинув застаріли концепції Ф. Вількена й Ж. Мішо, які зображували ці походи як суто релігійні заходи, і виділив цілий комплекс їх причин, зокрема політичні та соціально-економічні зміни всередині самого західноєвропейського суспільства. Серед дослідників історії хрестових походів В. К. Надлер заслужено виділяв Г. Зібеля, його нові трактування, засновані на критичному вивченні середньовічних літописів. Деякі з цих передових трактувань були запозичені й В. К. Надлером. Головним ініціатором хрестових походів В. К. Надлер вважав не Петра Ам'єнського, а папство, конкретно – Урбана II. При цьому харківський учений спростовував поширену думку про те, що ідея хрестових походів в тому вигляді, в якому вона втілилася, зародилася ще у Григорія VII. В. К. Надлер відзначав: вже в поході 1101-1102 рр. не було тієї містичної наснаги і тієї побожності, як в Першому поході. Чим далі, тим більше мирські тенденції брали верх. Хоча Четвертий (у В. К. Надлера – Шостий) хрестовий похід був, на його слушну думку, створений зусиллями знаменитого папи Інокентія III, цей похід В. К. Надлер вважав відображенням світських тенденцій. Однак розгром Візантії в 1204 р. В. К. Надлер правильно пояснював не тільки військовою міццю хрестоносців. Він вказував на «ненормальне становище справ у Візантійській державі», масове розорення селян, зубожіння населення, падіння авторитету верховної влади. Наступні хрестові походи, як вважав В. К. Надлер, були приречені на провал головним чином через політику папства, яке перетворило їх на «знаряддя проти своїх ворогів» на Сході та в Європі. Виклад В. К. Надлером причин, ходу і наслідків хрестових походів завдавав удару по європоцентризму, властивому багатьом зарубіжним та вітчизняним історикам.
<p>Статья позволяет понять, насколько многогранен мир японского паломничества и что побуждало «вечных странников» к передвижениям по стране и подъему на горы Цукуба и Ёсино, в культе которых переплелись мифологические, религиозные, эстетические элементы и народные верования. Кроме того, дает представление о разнообразии знаковых мест утамакура, которые формируют природно-ландшафтный код Японии. Почитание священных реликвий, прикосновение к жизни святых сопровождалось духовным совершенствованием пилигримов. Привлечение разнообразного материала, включающего объекты природного мира, горы Цукуба и Ёсино, описание расположенных там синто-буддийских артефактов, ритуалов, которые сопровождают многочисленные местные праздники, а также знакомство с медитативной практикой паломников и отшельников в горах — все это раздвигает рамки научного познания. Уникальный культ синкретического взаимодействия традиционного мировоззрения синто, заимствованного буддизма и практика горного подвижничества сюгэндо: принесли горам известность. Сделаны выводы, что посещение памятных мест, освященных вековыми молениями и обладающих сакральным смыслом, есть восхождение к истокам, свойственное духовной культуре Японии. Встав на путь, странники ощущали себя между повседневным, привычным миром и новым, открывающим встречу с объектами паломничества, что наполняло смыслом их хождения. Исследование подтверждает почти сакральную привязанность паломников и странствующих поэтов к горам Цукуба и Ёсино как к значимым в японской культуре локусам, которые воспеты еще на заре становления национальной поэзии и стали важными в традиции хождений и подвижничества. </p>
На обширной источниковой базе, в первую очередь, на архивном материале, характеризуются православные «святые места» Пензенской области (22 «святых источника» «союзного масштаба», «святые» ключи «местного уровня»). Анализируются важнейшее направление политики государства, связанное с прекращением паломничества к православным «святым местам» (разъяснительные беседы с православным духовенством и верующими, привлечение к ответственности паломников и организаторов паломничества, активизация научно-атеистической работы в соответствующем контексте, переоборудование «святых мест» под хозяйственные нужды, устройство в местах их расположения водоемов, посевных станций и т.п., «закрытие» ключей и т.п.), принятие соответствующих мер на региональном уровне через уполномоченного Совета по делам Русской Православной церкви (религий) по Пензенскому региону и т.п. ; The aim of the essay is to characterize Russian Orthodox "sacred sites" of Penza region (22 all-union "sacred springs" and some local "holy wells"). Not only local believers, but also people from surrounding areas and republics took part in pilgrimage to Penza "sacred sites". The author analyzes political methods of termination of the pilgrimage to the Russian Orthodox "holy places", such as discussions with the clergy and believers, prosecution of pilgrims and organizers of pilgrimages, activation of scientific atheism, usage of "holy places" for economic needs, location of reservoirs or cultivated plants on the territory of "sacred sites", closing of springs, etc. The author describes the adoption of appropriate measures on regional level through the representative of the Council for Russian Orthodox Church (religions) Matters in Penza region.
Submitted: 30.10.2019. Accepted: 26.12.2019. ; Поступила в редакцию 30.10.2019. Принята к печати 26.12.2019. ; Эпоха крестовых походов была эпохой паломников и паломничеств в Иерусалим. Русский православный мир не принял идею крестовых походов и не считал западноевропейских крестоносцев паломниками. Однако русские люди также стремились совершить паломничества, цель которых они видели в личном покаянии и поклонении Господу. Посещение христианских святынь острова Кипр было желательным для паломников на пути к Иерусалиму. Опираясь на методику контент-анализа всего комплекса сочинений русских паломников XII–XVIII вв., а также сочинения кипрских, византийских, арабских и русских хронистов, автор работы исследует историю путешествий и паломничеств русских людей на Кипр с XII по XVIII вв., зарождение русско-кипрских церковных, культурных и политических связей, динамику их развития от первых контактов до установления постоянных отношений между двумя странами. Начиная с XVII в. история русско-кипрских отношений развивалась в трех областях: 1) русские на Кипре; 2) киприоты в России; 3) знание Кипра и интерес к Кипру в России. Киприоты появились в России (при дворе русских царей) в начале XVII в. Мы знаем о постоянной переписке и обмене посольствами между русскими царями и иерархами кипрской православной церкви, которые происходили в XVII–XVIII вв. Появление киприотов в России, получение информации, изучение кипрской литературы, а также перевод некоторых кипрских историй на русский язык способствовали взаимодействию на политическом и культурном уровнях. В работе подчеркивается большая культурно-историческая, социальная и политическая функции паломничеств эпохи Средневековья и раннего Нового времени. ; The era of the Crusades was an era of pilgrims and pilgrimages to Jerusalem. The Russian Orthodox world did not accept the idea of the Crusades and did not consider the Western European crusaders to be pilgrims. However, Russian people also sought to make pilgrimages, whose purpose for them was personal repentance and worship of the Lord. Visiting the Christian relics of Cyprus was desirable for pilgrims on their way to Jerusalem. Based on the method of content analysis of the whole complex of works of Russian pilgrims, as well as the works of Cypriot, Byzantine, Arab, and Russian chroniclers, the author explores the history of travels and pilgrimages of Russian people to Cyprus between the 12th and 18th centuries, the origins of the Russian-Cypriot religious, intercultural, and political relations, as well as the dynamics of their development from the first contacts in the Middle Ages to the establishment of permanent diplomatic and political relations between the two countries in the Early Modern Age. Starting with the 17th century, the history of the Russian-Cypriot relations was developing in three fields: 1) Russians in Cyprus; 2) Cypriots in Russia; 3) knowledge of Cyprus and interest in Cyprus in Russia. The Cypriots appeared in Russia (at the court of the Russian tsars) in the early 17th century. It is known that there was constant correspondence and exchange of embassies between the Russian tsars and the hierarchs of the Orthodox Church of Cyprus that took place between the 17th and 18th centuries. The appearance of the Cypriots in Russia, the acquisition of information, the study of Cypriot literature, as well as translations of some Cypriot stories into Russian all promoted interaction on both political and cultural levels. This article emphasises the great historical, cultural, diplomatic, and political functions of the pilgrimages of the era of the Middle Ages and Modern History.
The era of the Crusades was an era of pilgrims and pilgrimages to Jerusalem. The Russian Orthodox world did not accept the idea of the Crusades and did not consider the Western European crusaders to be pilgrims. However, Russian people also sought to make pilgrimages, whose purpose for them was personal repentance and worship of the Lord. Visiting the Christian relics of Cyprus was desirable for pilgrims on their way to Jerusalem. Based on the method of content analysis of the whole complex of works of Russian pilgrims, as well as the works of Cypriot, Byzantine, Arab, and Russian chroniclers, the author explores the history of travels and pilgrimages of Russian people to Cyprus between the 12th and 18th centuries, the origins of the Russian-Cypriot religious, intercultural, and political relations, as well as the dynamics of their development from the first contacts in the Middle Ages to the establishment of permanent diplomatic and political relations between the two countries in the Early Modern Age. Starting with the 17th century, the history of the Russian-Cypriot relations was developing in three fields: 1) Russians in Cyprus; 2) Cypriots in Russia; 3) knowledge of Cyprus and interest in Cyprus in Russia. The Cypriots appeared in Russia (at the court of the Russian tsars) in the early 17th century. It is known that there was constant correspondence and exchange of embassies between the Russian tsars and the hierarchs of the Orthodox Church of Cyprus that took place between the 17th and 18th centuries. The appearance of the Cypriots in Russia, the acquisition of information, the study of Cypriot literature, as well as translations of some Cypriot stories into Russian all promoted interaction on both political and cultural levels. This article emphasises the great historical, cultural, diplomatic, and political functions of the pilgrimages of the era of the Middle Ages and Modern History. ; Эпоха крестовых походов была эпохой паломников и паломничеств в Иерусалим. Русский православный мир не принял идею крестовых походов и не считал западноевропейских крестоносцев паломниками. Однако русские люди также стремились совершить паломничества, цель которых они видели в личном покаянии и поклонении Господу. Посещение христианских святынь острова Кипр было желательным для паломников на пути к Иерусалиму. Опираясь на методику контент-анализа всего комплекса сочинений русских паломников XII–XVIII вв., а также сочинения кипрских, византийских, арабских и русских хронистов, автор работы исследует историю путешествий и паломничеств русских людей на Кипр с XII по XVIII вв., зарождение русско-кипрских церковных, культурных и политических связей, динамику их развития от первых контактов до установления постоянных отношений между двумя странами. Начиная с XVII в. история русско-кипрских отношений развивалась в трех областях: 1) русские на Кипре; 2) киприоты в России; 3) знание Кипра и интерес к Кипру в России. Киприоты появились в России (при дворе русских царей) в начале XVII в. Мы знаем о постоянной переписке и обмене посольствами между русскими царями и иерархами кипрской православной церкви, которые происходили в XVII–XVIII вв. Появление киприотов в России, получение информации, изучение кипрской литературы, а также перевод некоторых кипрских историй на русский язык способствовали взаимодействию на политическом и культурном уровнях. В работе подчеркивается большая культурно-историческая, социальная и политическая функции паломничеств эпохи Средневековья и раннего Нового времени.
Статья посвящена проблеме государственного регулирования хаджа паломничества в Мекку мусульман Русского Туркестана. На основании архивных и правовых документов автор показывает, что царская власть в этом регионе не запрещала исполнение ими такого важного исламского установления, как хадж. Она разумно регулировала его, учитывая совокупность политических и эпидемиологических обстоятельств на Ближнем Востоке. Автор отмечает, что мусульмане Русского Туркестана с пониманием относились к паломнической политике русских властей.The article is devoted to a problem of state regulation of the Hajj the pilgrimage of Muslims from Russian Turkestan to Mecca. On the basis of archival and legal documents the author shows, that the imperial authority in this region did not forbid execution by them of such important Islamic establishment as Hajj. Authority reasonably adjusted it, considering set of political and epidemiological circumstances in the Middle East. The author marks, that Muslims of Russian Turkestan treated with understanding to the pilgrim policy of Russian authorities.
В статье анализируется современное буддийское паломничество тувинцев как социальная практика, социальное движение. Источниковой базой выступили материалы полуформализованных интервью с 11 тувинцами, сопровождающими религиозных паломников и участниками заграничных паломнических туров, записанные в феврале-марте 2020 г. в г. Кызыле.
Первая паломническая поездка тувинцев в постсоветское время в Индию, где ныне находится центр тибетского буддизма с его лидером, состоялась в 1995 г. В 1997 г. на учебу выехали первые ученики. Паломнические туры впоследствии стали организовываться с начала 2000-х гг. Организаторы — ламы Тувы, первые паломники, которые получили опыт. Социальное движение развивается как стихийный процесс. Выезжают паломники за границу разрозненно, в основном группами, централизованной организации нет.
Направления паломнических поездок — зарубежные (резиденция Его Святейшества Далай-ламы XIV в индийской Дхарамсале, святые места, связанные с жизнью Будды Шакьямуни; Непал, Тибет, Монголия; западные страны, где дает Учения Далай-лама), российские (Бурятия, Калмыкия, Санкт-Петербург, где расположены буддийские храмы, центры); по Туве.
Опыт паломничества мирян в форме религиозного туризма позволяет в дальнейшем им развить в себе интерес к буддизму настолько, что способствует именно внутреннему переходу от «буддиста по традиции» — к «буддисту по вере».
Цель данной работы анализ трансформации шиитской традиции в секулярном контексте постсоциалистического города Баку. В статье рассматривается трансформация смыслов и практик, связанных с традиционными святыми местами (зияраты, пиры) в Азербайджане. В центре вопрос о роли властей и о взаимоотношениях целителя-чудотворца и индивида-паломника в контексте современного города. Анализ народных нарративов, этнографических наблюдений и агиографической литературы о «бескостном святом» из Баку с ясностью показывает, что практика паломничества в городской повседневной жизни может рассматриваться и как элемент системы политических интересов. ; This anthropologically informed paper is focused on the transformation of meanings and practices related to traditional Shia sacred places ziayarat gah, pirs in Azerbaijan. The central issue is the one of power and authority, the interaction of a saint with pilgrims in the context of a modern secular city, in this case Baku. In doing so, the author discusses how a residential house in central Baku has been turned into a popular pilgrimage place since the 1940s and until today. The analysis of popular narratives, ethnographies and hagiographies clearly shows that the practice of pilgrimage can be seen, among other things, as part of political interests.
В статье рассматривается взаимосвязь духовности, туризма и паломничества в контексте религиозных норм ислама. Авторы показывают, что все эти проявления географической мобильности в той или иной мере основываются на степени религиозности мусульманина, на его понимании духовности. Предлагается разграничить религиозный туризм на духовный, халяль-туризм, паломничество и религиозный (исламский) туризм, имеющий отношение к посещению «святых мест», культовых объектов и так далее. Утверждается, что у России, имеющей в своей политико-географической конфигурации мусульманские регионы, огромный потенциал развития этих направлений в религиозном туризме.In this article the authors examine the relationship spirituality, tourism and pilgrimage in the context of religious laws of Islam. The authors show that all these manifestations of geographical mobility in varying degrees based on the degree of religiosity Muslim on his understanding of spirituality. It is proposed to distinguish between religious tourism on: the spiritual tourism, Halal-tourism, pilgrimage and religious (Islamic) tourism, related to the visit to «the Holy places», cult objects, and so on. Claiming that Russia as a state which has in its political-geographical configuration of the Muslim regions and has huge potential for the development of these areas in religious tourism.
