Suchergebnisse

The article deals with various aspects of historical and legal reality of the middle of the XV - beginning of the XVIII centuries, related to the formation of the political course of the Moscow state concerning the Kazakh Khanate. Dynamics of formation and realization of expansionist aspirations of the Moscow monarchy concerning the Kazakh statehood from the moment of its foundation in 1465 up to the beginning of its liquidation in 1731 is traced. It is proved that from the end of the XV century the Moscow kingdom, and then the Russian empire took the course on destabilization of political situation in the Kazakh Khanate. Special attention is paid to the analysis of peculiarities of collection and accumulation of diverse and extensive information about Kazakhs by the Russian side. Special attention is paid to the use by the Moscow side of the imperfections of the state system of the Kazakh Khanate in order to discredit it. The peculiarities of the establishment of the Russian presence in the Central Asian steppes, as well as the means of political, economic and cultural influence used in this process are highlighted in details. Dynamics of change of political course of the Moscow state concerning Kazakhs in connection with changes of its strategic interests at different stages of history is also shown, on the basis of which the author of the article developed and substantiated the author's periodization of this process. It is noted that the quintessence of the expansionist aspirations of the autocracy in Kazakhstan was the period of the first quarter of the XVIII century, when under the reign of Peter the Great there was an assertion of the foundations of the foreign policy of the Russian Empire. The author concludes that Tsarism resorted to the gradual colonization of economically and politically advantageous territories of the Kazakh Khanate by discrediting its power, interfering in domestic political processes and further encouraging the Khan's power to accept Russian citizenship. Gradual loss of sovereignty by the Kazakh state in the first half of the XVIII century is explained as a consequence of systematic and multi-vector destructive influence of Moscow monarchs. The study of this experience is particularly relevant in the current conditions of the hybrid war waged by the Russian Federation against the international community. ; В статье рассматриваются различные аспекты историко-правовой реальности середины XV - начала XVIII вв., связанные с формированием политического курса Московского государства относительно Казахского ханства. Прослеживается динамика формирования и реализации экспансионистских устремлений московской монархии касательно казахской государственности от момента её зарождения в 1465 г. и до начала ликвидации в 1731 г. Доказано, что с конца XV в. Московское царство, а затем и Российская империя взяли курс на дестабилизацию политической ситуации в Казахском ханстве. Особое внимание уделяется анализу особенностей сбора и накопления разноплановых и обширных сведений о казахах российской стороной, использованию московской стороной несовершенств государственного строя Казахского ханства с целью его дискредитации. Подробно освещены особенности установления российского присутствия в среднеазиатских степях, а также использованные при этом средств политического, экономического и культурного воздействия. Показана также динамика изменения политического курса Московского государства относительно казахов в связи с изменениями его стратегических интересов на различных этапах истории, исходя из чего автором статьи разработана и обоснована авторская периодизация этого процесса. Отмечается, что квинтэссенцией экспансионистских устремлений самодержавия в Казахстане стал период первой четверти XVIII в., когда при правлении Петра І происходило утверждение основ внешнеполитического курса Российской империи. Автор приходит к выводу, что царизм прибегнул к постепенной колонизации экономически и политически выгодных территорий Казахского ханства путём дискредитации его власти, вмешательства во внутриполитические процессы и дальнейшего побуждения ханской власти к принятию российского подданства. Постепенная утрата суверенитета казахским государством в первой половине XVIII в. объясняется как следствие планомерного и многовекторного деструктивного воздействия московских монархов. Изучение этого опыта представляется особенно актуальным в современных условиях гибридной войны, которую ведёт Российская Федерация против международного сообщества. ; У статті розглядаються різні аспекти історико-правової реальності середини XV - початку XVIII ст., пов'язані з формуванням політичного курсу Московської держави щодо Казахського ханства. Простежується динаміка формування і реалізації експансіоністських устремлінь московської монархії щодо казахської державності від моменту її зародження в 1465 р. і до початку ліквідації в 1731 р. Доведено, що з кінця XV ст. Московське царство, а потім і Російська імперія взяли курс на дестабілізацію політичної ситуації в Казахському ханстві. Особлива увага приділяється аналізу особливостей збору та накопичення різнопланових і обшир-них відомостей про казахів російською стороною. Особливу увагу приділено використанню московською стороною недосконалостей державного ладу Казахського ханства з метою його дискредитації. Детально висвітлено особливості встановлення російської присутності в середньоазійських степах, а також використані при цьому засоби політичного, економічного і культурного впливу. Показана також динаміка зміни політичного курсу Московської держави щодо казахів у зв'язку зі змінами її стратегічних інтересів на різних етапах історії, на основі чого автором статті розроблена і обґрунтована авторська періодизація цього процесу. Зазначається, що квінтесенцією експансіоністських устремлінь самодержавства в Казахстані став період першої чверті XVIII ст., коли за правління Петра І відбувалося утвердження засад зовнішньополітичного курсу Російської імперії. Автор доходить висновку, що царизм вдавався до поступової колонізації економічно й політично вигідних територій Казахського ханства шляхом дискредитації його влади, втручання у внутрішньополітичні процеси і подальшого спонукання ханської влади до прийняття російського підданства. Поступова втрата суверенітету казахською державою в першій половині XVIII ст. пояснюється як наслідок планомірного і багатовекторного деструктивного впливу московських монархів. Вивчення цього досвіду є особливо актуальним в сучасних умовах гібридної війни, яку веде Російська Федерація проти міжнародного співтовариства.

The article explores two main areas of the policy of the Russian Empire in the Caucasus at the end of the 18th century. Addressing this problem allows us to consider the management mechanisms by which a pro-Russian policy was carried out aimed at integrating the region into the Russian state. The author sets a goal to reveal the interaction of two main areas related to the foreign and domestic policies of the Russian Empire in the Caucasus. The relevance of the study is due to interest in this problem from the research audience.The purpose. The main goal of the study is to conduct a comparative analysis of the foreign and domestic policies of the Russian state in the Caucasus by the end of the 18th century. Based on the purpose of the study, the tasks associated with the study of the main directions in Caucasian politics are outlined.Method or methodology of the work. The methodological base of the article is based on the principles and methods of historical research. In the course of the work, two principles were applied: scientific and historicism. The article was prepared on the basis of collections of documents and literature on this issue with the involvement of legislative acts from the Complete Collection of Laws of the Russian Empire. Exploring the policy of Russia in the Caucasus, it is hardly possible to ignore the work of Soviet researchers M.M. Bliev, T.Kh. Kumykov, N.A. Smirnov, A.V. Fadeev, etc., as well as contemporary authors Z.M. Blieva, V.V. Degoev, E.I. Kabakhidze, A.S. Kandrashov, G.N. Malakhova, etc., who in their works examined in detail many questions regarding the specifics of Russian policy in the region.Results. The study examined historical events related to the peculiarities of the military-political rivalry of Turkey, Iran and Russia, for establishing their control over the main water and land routes, which reveals the geopolitical and economic importance of this territory. Addressing this problem allows us to consider the management mechanisms by which a pro-Russian policy was pursued in the Caucasus aimed at integrating the region into the Russian state. Particular attention is paid to the foreign policy situation in the Caucasus; changes in approaches to managing it after strengthening the positions of Russia are indicated. As a result of the study, the author concludes that the Russian Empire, in order to consolidate territorial acquisitions in the Ciscaucasia, should continue to strengthen its position in the region. For this, ten more fortifications were built to the already existing Kizlyar-Mozdok line, which formed the basis of the Azov-Mozdok line. By the end of the XVIII – first quarter of the XIX century. Fortresses of the Caucasian defensive line closed the Caucasian border from sea to sea, becoming strong outposts for securing and developing the southern lands of the Russian state. Culminated in the establishment by 1785 of the First Caucasian Viceroyalty.Scope of the results. The results of this article can be used in the research activities of historians, graduate students, university professors, students, as well as researchers and readers interested in the history of the Caucasus and Russia as a whole. ; В статье исследованы два основных направления политики Российской империи на Кавказе в конце XVIII в. Обращение к данной проблеме позволяет рассмотреть механизмы управления, с помощью которых проводилась пророссийская политика, направленная на интеграцию региона в состав Российского государства. Автор ставит перед собой цель раскрыть взаимодействие двух основных направления связанных с внешней и внутренней политикой Российской империи на Кавказе. Актуальность исследования обусловлена интересом к данной проблеме со стороны исследовательской аудитории.Цель. Основная цель исследования заключается в проведении сравнительного анализа внешней и внутренней политики Российского государства в конце XVIII в. на Кавказе. Исходя из цели исследования, обозначены задачи связанные с изучением основных направлений в кавказской политики.Метод или методология проведения работы. Методологическая база статьи основана на принципах и методах исторических исследований. В ходе работы применялись два принципа: научность и историзм. Статья подготовлена на основе сборников документов и литературы по данной проблеме с привлечением законодательных актов из Полного собрания законов Российской империи. Исследуя политику России на Кавказе вряд ли возможно обойти вниманием работы советских исследователей М.М. Блиева, Т.Х. Кумыкова, Н.А. Смирнова, А.В. Фадеева и т.д., а также современных авторов З.М. Блиеву, В.В. Дегоева, Е.И. Кабахидзе, А.С. Кандрашову, Г.Н. Малахову и т.д., которые в своих работах подробно исследовали многие вопросы касающиеся особенностей проведения российской политики в регионе.Результаты. В ходе исследования рассмотрены исторические события, связанные с особенностями военно-политического соперничества Турции, Ирана и России, за установление своего контроля над основными водными и сухопутными путями, что раскрывает геополитическое и экономическое значение данной территории. Обращение к данной проблеме позволяет рассмотреть механизмы управления, с помощью которых на Кавказе проводилась пророссийская политика, направленная на интеграцию региона в состав Российского государства. Особое внимание уделяется внешнеполитической ситуации на Кавказе, обозначены изменения в подходах по управлению им после укрепления позиций России. В результате исследования автор приходит к выводу, что Российская империя для закрепления территориальных приобретений в Предкавказье должна была и дальше укреплять свои позиции в регионе. Для этого к уже существующей Кизляро-Моздокской линии было построено еще десять укреплений, которые составили основу Азово-Моздокской линии. К концу XVIII – первой четверти XIX в. крепости кавказской оборонительной линии замкнули кавказскую границу от моря до моря, став прочными форпостами по закреплению и освоению южных земель за Российским государством. Завершившиеся учреждением к 1785 г. Первого Кавказского наместничества.Область применения результатов. Результаты данной статьи могут быть использованы в исследовательской деятельности специалистов-историков, аспирантов, преподавателей вузов, студентов, а также исследователям и читателям, интересующимся историей Кавказа и России в целом.

Purpose. The purpose of this article is to show the complexity and ambiguity of relations between Kazakhs and Russian military (primarily Cossacks) during the advance of Russia in the Kazakh steppe and Central Asia, as well as a reflection of this problem in different sources.Methodology. In the course of the work, we have used diverse sources that shed light on this issue. Among them, documents of XVIII–XIX centuries, mainly from the State archive of Orenburg region (GAOO), as well as from the military historical archive (RGVIA). Used the documents collected by the Lieutenant of the General staff, A.D. Ryabinin, the importance of which is associated with the fact that the archive of the Ural Cossack troops lost during the civil war. Not less important are two major works of officers, military historians and theorists M.I. Iva­nin and M.A. Terentyev directly involved in the campaigns through the Kazakh steppe and the annexation of Central Asia. To a lesser extent the materials used other "sources" of the XIX century the Ural Cossack officers I.I. Zheleznov, N.G. Makushin, and also serving at the Orenburg military Governor V. I. Dahl. An important source is and "Uralskiye voiskoviye vedomostie" – the only newspaper published in the Ural Cossack army in the last third of the XIX century.Results. All these sources allow us to draw some important conclusions. They clearly indicate that the South-Eastern outskirts of Russia was long subjected to raids "nomads", and it has developed most of the border of the Cossack population sustained hostility to the nomadic neighbors. The hostility persisted for a long time, but during the nineteenth century it was gradually decreasing due to the socio-political and economic changes in parallel decreased and the number of conflicts. The Russian military sometimes showed excessive cruelty, and their commanders, carrying out orders from above, was not always true in the Kazakh population. But it was not the main trend. Tthe Kazakh society was not monolithic. Not all members of the nobility enjoyed respect and authority among the common people; many khans and sultans needed a personal guard from their own wards, which was carried out by Cossacks. The mores of various Kazakh tribes and clans often had significant differences, caused by different factors, including geographical. Most often, conflicts, unrest and rebellion occurred in Western Kazakhstan (the Kazakh Small Zhuz) and the rebellious and warlike, there was a kind of "Adai". Difficult was the attitude of the Kazakhs not only with the Cossacks (or in General with the Russians), but also with other neighbors – Uzbeks, Turkmen and other, sometimes leading to bloody clashes. At the same time, sources reveal that took place and positive cooperation with the Kazakhs and their elites in different fields – political, military, economic, cultural.Practical implications. The information in this article can be used by historians, ethnographers, other scientific and scientific-pedagogical employees, as well as all those interested in the history of Russian-Kazakh relations. ; Цель. Цель данной статьи – показать сложность и неоднозначность отношений между казахами и русскими военными (прежде всего казаками) в период продвижения России в казахскую степь и Среднюю Азию, а также отражение данной проблемы в различных источниках.Метод или методология проведения работы. В ходе проведения работы были использованы разноплановые источники, проливающие свет на данную проблему. Среди них документы XVIII–XIX веков, в основном, из Государственного архива Оренбургской области (ГАОО), а также из военно-исторического архива (РГВИА). Использованы также документы, собранные поручиком генштаба А.Д. Рябининым, важность которых связана и с тем, что архив Уральского казачьего войска пропал в годы гражданской войны. Не менее важными представляются две крупные работы офицеров, военных историков и теоретиков М.И. Иванина и М.А. Терентьева, принимавших непосредственное участие в походах через казахскую степь и в присоединении Средней Азии. В меньшей степени использованы материалы других «живых источников» XIX века – уральских казачьих офицеров И.И. Железнова и Н.Г. Мякушина, а также служившего при Оренбургском военном губернаторе В.И. Даля. Важным источником являются и «Уральские войсковые ведомости» – единственная газета, издававшаяся в Уральском казачьем войске в последней трети XIX века.Результаты. Все эти источники позволяют сделать ряд важных заключений. Они ярко свидетельствуют, что юго-восточные окраины России долго подвергались набегам «степняков», и это выработало у большинства пограничного казачьего населения устойчивую неприязнь к кочевым соседям. Неприязнь сохранялась долгое время, но в течение XIX века она постепенно снижалась вследствие социально-политических и экономических изменений, параллельно сокращалось и число конфликтов. Российские военные иногда проявляли излишнюю жестокость, а их командиры, выполняя указания свыше, не всегда были справедливы в отношении казахского населения. Но это не было основной тенденцией. Казахское общество было отнюдь не монолитно. Далеко не все представители знати пользовались уважением и авторитетом у простых людей; многие ханы и султаны нуждались в личной охране от своих же подопечных, которую осуществляли казаки. Нравы различных казахских родов и жузов порой имели существенные различия, обусловленные разными факторами, в том числе географическими. Чаще всего конфликты, волнения и мятежи происходили в Западном Казахстане (в Младшем казахском жузе), а самым непокорным и воинственным здесь был род «адай». Сложными были отношения казахов не только с казаками (или в целом с русскими), но и с другими соседями – узбеками, туркменами и прочими, порой приводившие к кровавым столкновениям. В то же время, источники свидетельствуют, что имело место и позитивное сотрудничество с казахами и их знатью в разных областях – политической, военной, хозяйственной, культурной.Область применения результатов. Данные этой статьи могут использоваться историками, краеведами, другими научными и научно-педагогическими работниками, а также всеми, кто интересуется историей русско-казахских отношений.

The relationship of I.S. Turgenev with the French literature, with G. Sand, P. Merime, G. Flobert, G.de Maupassant, J. and E. Goncourts, E. Zola is one of the important aspects of studying world literary interactions. The purpose of the article is to consider the writers' similarity in literary continuity arising from the general features of European social and cultural life of the second half of the XIX century. The article analyzes the theme of the literary continuity of Russian and French writers of G. Sand, I.S. Turgenev, E. Zola.The attitude to the work of George Sand inRussiawas of a special character, I.S. Turgenev declared the recognition of her talent and its admiration. It's interesting also the relationship between works by Turgenev with E. Zola. E. Zola's novels in his homeland did not attract the attention of the discerning French public. Turgenev was absolutely right believing that George Sand and E. Zola would communicate mutual benefits with Russian readers. The European interests were quite clear in the general plan of the worldview of that era. The tasks of the era in any form were in the center of attention of the works by George Sand, I.S. Turgenev, E. Zola.The inseparable connection between the love theme and the political theme is a characteristic feature of the 19th century for west European novels. Versatile love aspects go through the works by I.S. Turgenev, G. Sand, E. Zola. The themes of running time inexorably, elemental nature forces, love as passion found the full embodiment in the stories and novels by George Sand, Turgenev, Zola. In comparison with the incomprehensible beauty and nature indifference, the characters of Turgenev and George Sand are aware of their "emotionality". The organic plexus, the fusion of social and lyrical themes constitute the substantial and structural basis of both Turgenev's novels and George Sand's stories.In our work we came to the conclusion that the strong and many-sided personal and creative connections of Turgenev and the greatest French writers as George Sand and E. Zola inscribed bright pages to the history of traditional Russian-French literary relations.Keywords: literary continuity, G. Sand, I.S. Turgenev, E. Zola, Russian-French literary relations. ; Взаимосвязи И.С. Тургенева с французской литературой, с Ж. Санд, П. Мериме, Г. Флобером, Г. де Мопассаном, Ж. и Э. Гонкурами, Э. Золя – один из важных аспектов изучения мировых литературных взаимодействий. Цель статьи состоит в том, чтобы сходство писателей в литературной преемственности рассмотреть как вытекающее из общих особенностей европейской социальной и культурной жизни второй половины XIX века. В статье анализируется тема литературной преемственности русских и французских писателей – Ж. Санд, И.С. Тургенев, Э. Золя.Отношение к творчеству Жорж Санд в России носило особый характер, И.С. Тургенев заявлял о признании ее таланта и преклонении перед ним. Интерес вызывают и взаимоотношения Тургенева с Э. Золя, чьи романы на родине не привлекли внимания взыскательной французской публики. Тургенев был абсолютно прав, полагая, что от общения Жорж Санд и Э. Золя с русскими читателями будет взаимная польза. Европейские интересы были вполне понятны в общем плане мировоззрения той эпохи, задачи эпохи в той или иной форме были в центре внимания произведений Жорж Санд, И.С. Тургенева, Э. Золя.Неразрывная связь любовной темы с темой политической – характерная особенность западноевропейских романов XIX века. Разносторонние аспекты любви проходят через все творчество И.С. Тургенева, Ж. Санд, Э. Золя. Тематика неумолимо бегущего времени, стихийных сил природы, любви-страсти нашла свое полное воплощение в повестях и романах Жорж Санд, Тургенева, Золя. В сопоставлении с непостижимой красотой и равнодушием природы герои Тургенева и Жорж Санд осознают свою «эмоциональность». Органическое сплетение, слияние социальной и лирической тем составляют содержательную и структурную основу как тургеневских романов, так и повестей Жорж Санд.В работе мы пришли к выводу, что прочные и многогранные личные и творческие связи Тургенева и крупнейших писателей Франции Жорж Санд и Э. Золя вписали яркие страницы в историю традиционных русско-французских литературных отношений.Ключевые слова: литературная преемственность, Ж. Санд, И.С. Тургенев, Э. Золя, русско-французские литературные отношения. ; Взаємозв'язок І.С. Тургенєва з французькою літературою, з Ж. Санд, П. Меріме, Г. Флобером, Г. де Мопассаном, Ж. і Е. Гонкурами, Е. Золя – один з важливих аспектів вивчення світових літературних взаємовпливів. Мета статті полягає в тому, щоб схожість письменників в літературній спадкоємності розглянути як таку, що випливає із загальних особливостей європейського соціального та культурного життя другої половини XIX століття. У статті аналізується тема літературної спадкоємності між російськими та французькими письменниками – Ж. Санд, І.С. Тургенєвим, Е. Золя.Ставлення до творчості Жорж Санд у Росії носило особливий характер, І.С. Тургенєв заявляв про визнання її таланту і його вподобання. Інтерес викликають і взаємини Тургенєва з Е. Золя, чиї романи на батьківщині не привернули увагу вимогливої французької публіки. Тургенєв був абсолютно правий, вважаючи, що від спілкування Жорж Санд і Е. Золя з російськими читачами буде взаємна користь. Європейські інтереси були цілком зрозумілими в загальному плані світогляду тієї епохи, завдання епохи в тій чи іншій формі були в центрі уваги творів Жорж Санд, І.С. Тургенєва, Е. Золя.Нерозривний зв'язок любовної теми з темою політичною, – характерна особливість західноєвропейських романів XIX століття. Різнобічні аспекти теми кохання проходять через усю творчість І.С. Тургенєва, Ж. Санд, Е. Золя. Тематика невблаганно стрімкого часу, стихійних сил природи, любові-пристрасті знайшла своє втілення в повістях і романах Жорж Санд, Тургенєва, Золя. У зіставленні з незбагненною красою й байдужістю природи герої Тургенєва і Жорж Санд усвідомлюють свою «емоційність». Органічне сплетіння, злиття соціальної і ліричної тем становлять змістову і структурну основу як романів І.С. Тургенєва, так і повістей Жорж Санд.У роботі ми дійшли висновку, що міцні й багатогранні особисті й творчі зв'язки Тургенєва і талановитих письменників Франції Жорж Санд і Е. Золя вписали яскраві сторінки в історію традиційних російсько-французьких літературних взаємин.Ключові слова: літературна наступність, Ж. Санд, І.С. Тургенєв, Е. Золя, російсько-французькі літературні відносини.

Цель статьи – выявление мероприятий, которые определили становление государственных архивов Беларуси. Для достижения поставленной цели необходимо было решить ряд задач: 1) установить источники, содержащие информацию о собирании документальных комплексов, комплектовании документами централизованных государственных архивохранилищ и организации системы архивных учреждений; 2) определить круг лиц, принимавших участие в создании Центрального архива при Народном комиссариате просвещения БССР (Центрархива); 3) выявить комплекс нормативных документов, которые предшествовали первому закону об архивах БССР. Актуальность исследования определяется неразработанностью обозначенных проблем в белорусском архивоведении. Впервые вводятся в научный оборот источники о комплектовании первых государственных архивохранилищ, дается информация о фондах учреждений, сохраненных благодаря усилиям Д. И. Довгялло, Н. П. Шкляева, А. А. Савича, М. А. Вахаева. Раскрывается механизм передачи архивных комплексов в состав Центрархива, приводятся сведения об организационных и методических основаниях деятельности по организации архивной отрасли в БССР. Рассматривается деятельность подотдела охраны памятников старины и искусства отдела искусства Наркомпроса БССР и академического центра Наркомпроса БССР в качестве учреждений – предшественников Центрархива. Делается вывод, что деятельность Наркомпроса и самоотверженные усилия историков-архивистов стали также основанием для создания Национального архива Республики Беларусь, Национального исторического архива Беларуси. На основе выявленной информации предлагается уточнить историю архивных учреждений и пересмотреть даты их основания. В результате сравнительного анализа нормативных актов об архивах РСФСР и БССР выявлено сходство формулировок первоначальных редакций и теоретических установок, характерных для законопроектов первых нормативных актов об архивах. Заключается, что архивное дело в БССР формировалось под влиянием нормативных актов РСФСР. Однако практическая работа по сохранению архивов, их объединению в крупные комплексы и созданию в итоге сети государственных архивных учреждений в начале 1920-х гг. в БССР осуществлялась исключительно внутренними силами на основании нормативных правовых актов, издаваемых республиканскими органами управления. ; The purpose of the article was to identify the activities that determined the formation of the state archives of Belarus. To achieve this goal, it was necessary to solve several problems: 1) identification of sources containing information on the collection of documentary complexes, the acquisition of documents from centralized state archives and the organization of the system of archival institutions; 2) identification of persons who participated in the creation of the Central Archive of the People's Commissariat of Education of BSSR (Central Archive of BSSR); 3) identification of regulatory documents that preceded the first law on the archives of the BSSR. The relevance of the study is determined by the lack of development of the problems identified in the Belarusian archival studies. The article for the first time introduces into the scientific circulation sources about the acquisition of the first state archives, provides information about the funds of institutions, saved thanks to the efforts of D. I. Dovgyallo, N. P. Shklyaev, A. A. Savich, M. A. Vakhayev. The mechanism of transfer of archival complexes to the Central Archive of BSSR structure is revealed. Information is provided on the organizational, methodological foundations of the organization of the archival industry in the BSSR. As the predecessor institutions of the Central Archive of BSSR, the activities of the subdivision of the protection of monuments of antiquity and art of the art department of the People's Commissariat of Education of the BSSR and the academic center of the People's Commissariat of Education of the BSSR are considered. It is concluded that the activities of the People's Commissariat of Education and the dedicated efforts of historians and archivists were also the basis for the creation of the National Archives of the Republic of Belarus, the National Historical Archives of Belarus. Based on the information revealed, it is proposed to clarify the history of archival institutions and revise the dates of their establishment. As a result of a comparative analysis of the normative acts on the archives of the RSFSR and the BSSR, a similarity of the wording of the original editions and theoretical guidelines of the first normative acts on the archives was revealed. It is concluded that the archives in the BSSR was determined under the influence of the regulations of the RSFSR. However, it is noted that the practical work on the preservation of archives, their unification into large complexes and the creation of a network of state archival institutions in the early 1920s in the BSSR was carried out exclusively by internal forces, on the basis of normative legal acts issued by republican government bodies. = Мэта артыкула – выяўленне мерапрыемстваў, якія вызначылі станаўленне дзяржаўных архіваў Беларусі. Для дасягнення пастаўленай мэты неабходна было вырашыць шэраг задач: 1) вызначыць крыніцы, якія змяшчаюць інфармацыю аб збіранні дакументальных комплексаў, камплектаванні дакументамі цэнтралізаваных дзяржаўных архівасховішчаў і ўтварэння сістэмы архіўных устаноў; 2) вызначыць асоб, якія прымалі ўдзел у стварэнні Цэнтраль нага архіва пры Народным камісарыяце БССР (Цэнтрархіва); 3) выявіць комплекс нарматыўных дакументаў, якія папярэднічалі першаму закону аб архівах БССР. Актуальнасць даследавання вызначаецца нераспрацаванасцю акрэсленых праблем у беларускім архівазнаўстве. Упершыню ўводзяцца ў навуковы абарот крыніцы аб камплектаванні першых дзяржаўных архівасховішчаў, даецца інфармацыя аб фондах устаноў, захаваных дзякуючы намаганням Д. І. Даўгялы, М. П. Шкляева, А. А. Савіча, М. А. Вахаева. Раскрываецца механізм перадачы архіўных комплексаў у склад Цэнтрархіва. Прыводзяцца звесткі аб арганізацыйных, метадычных падставах дзейнасці па арганізацыі архіўнай галіны ў БССР. У якасці ўстаноў – папярэднікаў Цэнтрархіва разглядаецца дзейнасць пададдзела аховы помнікаў даўніны і мастацтва аддзела мастацтва Наркамасветы БССР і акадэмічнага цэнтра Наркамасветы БССР. Робіцца выснова, што дзейнасць Наркамасветы і самаадданыя намаганні гісторыкаў-архівістаў сталі таксама падставай для стварэння Нацыянальнага архіва Рэспублікі Беларусь, Нацыянальнага гістарычнага архіва Беларусі. На аснове выяўленай інфармацыі прапануецца ўдакладніць гісторыю архіўных устаноў і перагледзець даты іх заснавання. У выніку параўнальнага аналізу нарматыўных актаў аб архівах РСФСР і БССР было выяўлена падабенства фармулёвак першапачатковых рэдакцый і тэарэтычных установак, характэрных для законапраектаў першых нарматыўных актаў аб архівах. Робіцца выснова, што архіўная справа ў БССР вызначалася пад уплывам нарматыўных актаў РСФСР. Адзначаецца, што практычная праца па захаванні архіваў, іх аб'яднанні ў буйныя комплексы і стварэнне ў выніку сеткі дзяржаўных архіўных устаноў на пачатку 1920-х гадоў у БССР ажыццяўлялася выключна ўнутранымі сіламі, на падставе нарматыўных прававых актаў, якія выдаваліся рэспубліканскімі органамі кіравання.

УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ЗАЩИТА СЕМЬИ И НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ – ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ / И. И. Голос, М. Ю. Орел ; ГОУ ВПО "ДОНАУИГС" //Сборник научных работ серии «Право». Вып. 21:Правовое обеспечение деятельности органов государственной власти и местного самоуправления в современных условиях. – Донецк : ГОУ ВПО «ДОНАУИГС», 2021. – С.48-56. В статье отмечены основные этапы развития уголовного законодательства о преступлениях против семьи и несовершеннолетних, анализируются этапы развития уголовного законодательства, которое регулирует правовые отношения, связанные с защитой прав и интересов семьи и несовершеннолетних. CRIMINAL AND LEGAL PROTECTION OF THE FAMILY AND MINORS – A HISTORICAL ASPECT / I. I. Golos , M. Yu. Orel ; SEE HPE "DAMPA" // Collection of scientific works of the series "Public administration". Issue 21: Legal support of the activities of state authorities and local self-government in modern conditions. – Donetsk : SEE HPE "DAMPA", 2021. - S.48-56. The article highlights the main stages in the development of criminal legislation on crimes against the family and minors, analyzes the stages of development of criminal legislation that regulates legal relations related to the protection of the rights and interests of families and minors.

The article deals with the tactics of battle sledging, in particular, known from the ethnographic descriptions of the koryak sledges. Obviously, since ancient times, the combat use of chariots and sledges was similar: shooting at the enemy – turning – repeated shooting. Such tactics was used in battles against enemy sledges or chariots, and against less mobile infantry. In order to use a sledge or chariots, a rather fl at terrain was required, although sledges were used in winter, and chariots in summer. The military use of chariots and sledges differed rather in terms of the social aspect. Whereas almost all reindeer-breeding Chukchi and Koryaks had sledges for driving and/or running in the primitive societies, only the noble or wealthy tribe members possessed chariots.In general, we can note the similarity of the combat use of sleds and chariots. Their owners obviously had a high social status. ; В статье рассматриваются вопросы тактики боя на нартах, в частности, известных по этнографическим описаниям корякских нарт. Очевидно, что с древнейших времен боевое использование колесниц и нарт было схожим: обстрел врага – разворот – опять стрельба. Так они действовали против нарт/колесниц противника и не столь подвижных пеших бойцов. Колесницы, как и нарты, действовали группами. Для нарт, как и колесниц, была необходима не слишком пересеченная местность, хотя нарты использовались в зимний период, а колесницы – в летний. Различие же между военным использованием колесниц и нарт наблюдается, скорее, социальное. Если ездовыми и/или беговыми нартами обладало практически все мужское население оленных чукчей и коряков, то в первобытных обществах колесницей, как считается, обладали лишь знатные/богатые члены племени. В целом можно отметить сходство боевого использования нарт и колесниц. Их владельцы, очевидно, обладали высоким социальным статусом. Библиографические ссылки Антропова В.В. Коряки // Народы Сибири / Под ред. М. Г. Левина, Л. П. Потапова. М.; Л.: АН СССР, 1956. С. 950−977. Антропова В.В. Вопросы военной организации и военного дела у народов крайнего северо-востока Сибири // Сибирский этнографический сборник T. II / Труды Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая АН СССР. Т. 35. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1957. С. 99−245. Бабошина О.Е. Сказки Чукотки. М.: Гослитиздат, 1958. 263 с. Бахрушин С.В. Научные труды. Т. III. Ч. 2. М.,: Издательство Ан СССР, 1955. 299 с. Беликов Л.В. Чукотские народные сказки, мифы и предания. Магадан: Магаданское книжное издательство, 1982. 211 с. Богораз В.Г. Материалы по изучению чукотского языка и фольклора, собранные в Колымском округе. Ч. I. / Труды Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова. Отд. III. Т. XI. Ч. 3. СПб.: Типография АН, 1900. 417 с. Варенов А.В. К интерпретации наскальных изображений колесниц Центральной Азии. Препринт. Новосибирск, 1983. 4 с. Варенов А.В. Китайская манипула иньского времени // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока / Отв. ред. В. Е. Медведев, Ю. С. Худяков. Новосибирск: Наука, 1993. С. 41−64. Василевич Г.М., Левин М.Г. Оленный транспорт // Историко-этнографический атлас Сибири / Под ред. М. Г. Левина, Л. П. Потапова. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1961. С. 11−54. Вдовин И.С. Очерки этнической истории коряков. Л.: Наука, 1973. 304 с. Витсен Н. Северная и Восточная Тартария / Пер. В. Г. Трисман. Т. II. Амстердам: Pegasus, 2010. 620 с. Генинг В.В. Об использовании боевых колесниц степным населением Евразии в эпоху бронзы // Древнейшие общности земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья (V тыс. до н. э. – V в. н.э.) / Под ред. Е.В. Ярового. К.: Центр новостроечных археологических исследований АН СССР, 1991. С. 111−112. Генинг В.Ф., Зданович Г.Б., Генинг В.В. Синташта. Археологические памятники арийских племен Урало–Казахстанских степей. Ч. 1. Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1992. 407 с. Дитмар К. Финская кампания // Мировая война. 1939–1945 годы: Сборник статей / Пер. с нем. А.А. Высоковского, А. И. Дьяконова. М.: Издательство иностранной литературы, 1957. C. 133−147. Жукова А.Н. Материалы и исследования по корякскому языку. Л.: Наука, 1988. 193 с. Иенс М. Военное дело и народная жизнь / Пер. с нем. Шульмана. 2-е изд. Варшава: Типография штаба округа, 1900. 434 с. Иохельсон В.И. Материалы по изучению юкагирского языка и фольклора, собранные в Колымском округе. (Труды Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Серебрякова. Отд. III. Т. IX. Ч. 3). СПб.: Типография АН, 1900. 240 с. Иохельсон В.И. Коряки: Материальная культура и социальная организация / Пер. с англ. СПб.: Наука, 1997. 238 с. Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII веке. / Под ред. Алькор Я. П., Дрезен А. К. Л.: Издательство Института народов Севера ЦИК СССР, 1935. 211 с. Крашенинников С.П. Описание земли Камчатки. М.; Л.: Издательство Главсевморпути, 1949. 841 с. Легенды и мифы народов Северa / Под ред. В.М. Санги. М.: Современник, 1985. 400 с. Нейман К.К. Исторический обзор действий Чукотской экспедиции // Известия Сибирского отдела Императорского русского географического общества. 1871. Т. I. № 4 5. С. 6 31. Нефёдкин А.К. Боевые колесницы и колесничие древних греков (XVI–I вв. до н. э.). СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001. 528 с. Новоженов В.А. Наскальные изображения повозок Средней и Центральной Азии (К проблеме миграции населения степной Евразии в эпоху энеолита и бронзы). Алматы, Аругменты и факты. 1994. 268 с. Пустовит В. Ликвидаторы // Камчатский край: Общественно-политическое издание. 16.10.2013. URL: kam-kray.ru/news/2013/10/16/likvidatory.html (дата обращение: 19.06.2019). Сергеева К.С. Сказочник Кивагмэ. Магадан: Магаданское книжное издательство, 1962. 136 с. Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки. (Сказки и мифы народов Востока) / Под ред. Меновщиков Г.А. М.: Наука, 1974. 646 с. Сказки народов Северо-Востока \ Под ред. Козлов Н.В. Магадан: Магаданское книжное издательство, 1956. 327 с. Сотникова C.B. К вопросу о парных захоронениях лошадей в колесничных культурах эпохи бронзы: реконструкция ритуалов и представлений (по материалам памятников синташтинского и петровского типа) // Проблемы истории, филологии, культуры (ПИФК). 2014. № 2 (44). С. 176 189. Черемпей П.К. Конец Бочкаревщины // Время, события, люди: Исторические очерки о становлении советской власти на Чукотке и Колыме / Гл. ред. И. Н. Каштанов. Магадан: Магаданское книжное издательство, 1967. С. 206−211. Чечушков И.В. Колесничный комплекс эпохи поздней бронзы степной и лесостепной Евразии (от Днепра до Иртыша). Автореф. Дисс… канд. истор.наук. М, 2013. 24 с. Этнографические материалы Северо-Восточной географической экспедиции. 1785―1795 гг. / Под ред. И.С. Вдовин. Магадан: Магаданское книжное издательство, 1978. 177 с. Bogoras W. Tales of Yukaghir, Lamut, and Russianized Natives of Eastern Siberia. (Anthropological Papers of the American Museum of Natural History. Vol. XX. Pt. 1). New York: Published by Order of the Trustees, 1918. 148 р.

The article is devoted to those aspects of the system of national accounts, which together perform the role of information base of tax statistics. In our time, the tax system is one of the main subjects of the discussions about the methods and directions of its reform.Taxes are one of the main factors of regulation of the economy and act as an incentive for its development. Analysis of tax revenues to the budgets of different levels will enable to collect taxes and perform tax burden for various industries. From the amount of tax revenue it is possible to judge scales of reproductive processes in the country. It should be noted that taxes in the SNA are special. As mentioned earlier, in the SNA, taxes on products are treated in the form of income. At the same time, most economists prefer, their consideration in the form of consumption taxes, and taxes on various financial transactions (for example: taxes on the purchase/sale of securities) are treated as taxes on production, including in cases when there are no services. It would be rational to revise and amend the SNA associated with the interpretation of all taxes and subsidies, to ensure better understanding and compliance with user needs.Taxes are an integral part of any state and an indispensable element of economic relations of any society. In turn, taxes and the budget are inextricably linked, as these relations have a clearly expressed, objective bilateral character. Taxes are the main groups of budget revenues, which makes it possible to finance all the government agencies and expenditure items, as well as the implementation of institutional subsidy units that make up the SNA sector "non-financial corporations".The second side story is that taxes – a part of the money that is taken from producers and households. The total mass of taxes depends on the composition of taxes, tax rates, tax base and scope of benefits. The bulk of tax revenues also depends on possible changes in classification of tax revenues and giving them a certainty of non-tax revenues. In modern reality, the taxes serve as basis on which the economic and financial security rests, as taxes provide financial resources to all levels of the economic system of our country. At all stages of the humankind existence, none of the states has managed without a system of taxes, to one degree or another. History tax goes back to the distant past. Taxes were always presented in the form of contributions of citizens in different types. The procedure for the collection of taxes was necessary for functioning of the political machinery.The article formalizes and substantiates a serious accounting problem related to the terminologically ambiguous interpretation of the categories, applicable in different accounting systems: accounting, tax and statistical accounting. The boundaries of the same cash flows associated with execution by the taxpayer of obligations to the state, are different for these information systems. Other categories are not perceived in the different types of accounting in general, such as, for example, resource taxes. Moreover, most, not the individual, namely most of the terms, categories, definitions and approaches from the experts in the field of law generally cause confusion. The need for integration of procedures, conversion to a common methodological denominator of the borders of cash flows and of the object of study is obvious. ; Предлагаемая статья посвящена тем аспектам системы национальных счетов, которые в своей совокупности выполняют роль информационной базы налоговой статистики. В наше время именно налоговая система является одним из главных предметов дискуссий о методах и направлениях её реформирования.Налоги являются одним из главных факторов регулирования экономики и выступают одним из стимулов ее развития. Анализ налоговых поступлений в бюджеты различных уровней даст возможность эффективнее осуществлять сбор налогов, а также проанализировать налоговое бремя на примере различных отраслей. От количества налоговых поступлений можно судить о масштабах воспроизводственных процессов в стране. Следует отметить, что налоги в СНС занимают особое положение. Как было сказано ранее, в СНС налоги на продукты рассматриваются в форме дохода. В то же время, большинство экономистов предпочитают их рассмотрение в виде налогов на потребление, а налоги на различные финансовые операции (к примеру: налоги на покупку/продажу ценных бумаг) рассматриваются как налоги на производство, в том числе в случаях, когда при этом отсутствуют какие-либо услуги. Рационально было бы пересмотреть и внести изменение в СНС, связанные с трактованием всех налогов и субсидий, для обеспечения более качественного понимания и соответствия потребностям пользователей.Налоги являются неотъемлемой частью любого государства и незаменимым звеном экономических отношений любого общества. В свою очередь, неразрывно связаны между собой налоги и бюджет, так как и эти отношения носят ярко выраженный, объективный двусторонний характер. Налоги выступают в роли главной группы доходов бюджета, что делает возможным финансирование абсолютно всех государственных структур и расходных статей, а также осуществление субсидирования институциональных единиц, которые составляют сектор СНС «нефинансовые корпорации».Вторая сторона «медали» связана с тем, что налоги – эта та часть денежных средств, которая изымается у производителей и домашних хозяйств. Общая масса налогов зависит от состава налогов, налоговых ставок, налоговой базы и масштабов применения льгот. Масса налоговых поступлений зависит также от возможного изменения классификации налоговых доходов и придания им определенности неналоговых доходов.В условиях современной действительности, налоги выполняют роль базиса, на котором держится экономическая и финансовая безопасность, так как именно налоги обеспечивают финансовыми ресурсами все уровни экономической системы нашей страны. На всех этапах существования человечества ни одно из государств не обошлось без системы налогов, в той или иной степени. История налогов уходить в далекое прошлое. Налоги всегда были представлены в виде взносов граждан, в различных видах. Данная процедура по взиманию налогов была необходима для функционирования государственного аппарата.В статье оформляется и обосновывается серьезная учетная проблема, связанная с терминологически не однозначной трактовкой категорий применимых в разных учетных системах: бухгалтерском, налоговом и статистическом учете. Границы одних и тех же денежных потоков, связанных с выполнением налогоплательщиками обязательств перед государством, различны для указанных информационных систем. Иные категории не воспринимаются в разных видах учета вообще, такие как, например, ресурсные налоги. Тем более большинство, не отдельные, а именно большинство терминов, категорий, определений и подходов у специалистов в области юриспруденции вызываю вообще недоумение. Необходимость интеграционных процедур, приведение к единому методологическому знаменателю границ денежных потоков и всего объекта исследования очевидно.

Many critics consider Richard Serra the leading sculptor of the 20th century. He is famous not only for inventing something new in sculpture (abstract sculpture compositions existed before him, having been opened by constructivist vanguard of the beginning of the 20th century). Material selections by Vladimir Tatlin and sculptures by Osip Tsadkin, as well as compositions by Henry Moor appeared before Serra. Serra is famous for transferring his works' accent from the works as they are, which could be installed in any place, to their environment. That is he saw in the sculpture a key to understanding the urban space. His crude metal sheets and profiles, rectangular and curvilinear, exceeding regular scale of sculpture, come closer to architecture. Richard Serra places them near architectural constructions as checkpoints of intermediate scale category of space located between so-called «street furniture» – lamp posts, stalls, fountains and benches – and buildings, especially huge modern ones.But the matter is not only in the scale. Serra's sculptures are not only abstract compositions that harmoniously add to the space with their spacious scale. They have some mystery, some implicit sense appearing before a pedestrian as an enigma. Their mystique opposes both street furniture and architecture. But first of all it opposes the historical sculpture with its enigma always overshadowed by historical or biographical topic. Krylov's sculpture in the Summer Garden or Minin and Pozharsky's monument on the Red Square do not strike us, because we know that those monuments are erected IN COMMEMORATION of prominent people, as fellow citizens' tribute to their great contribution to the national history. But the crude metal sheets welded at different angles – what are they for? Who needs them?As an art critic, Edward Goldman, said, fame came to Richard Serra in 1989, when the sculpture composition Tilted Arc erected eight years before it was demolished by request of the public, that did not understand its sense and was exasperated with the obvious absence of this sense. However, Serra sees his sculpture's sense not only in its filling a scale gap in the environment, but also in its instigating a man to think and to concern the environment and the space as a problem, linking this problem with a problem of human's being. Is there any other way to explain the public's indignation? Serra's sculpture compositions do not obstruct pedestrian flow and do not offend anyone's dignity or memory, do they? They act as Zen koans, as if mutely asking a spectator about the sense. Not knowing the answer, the citizen gets exasperated – not with his inability to answer, but with the sculptor (or city government), imposing this enigma to him. Only children are always happy to get an enigma. They like to train their mind in determining the sense, because they believe in the sense of being and consider themselves successors of this sense. A grown-up member of the state, both of a totalitarian one and of one with a market economy, loses this ability, believing neither in God nor in devil, neither in state officers nor in heroes. He only gets annoyed when reminded about a sense. This irritation can be explained in terms of a conflict between conviction in his right to freedom and real feeling of his fatality. He is not disposed to play with the world and the artist. He is willing only to take sedative pills, cheering drinks and all kinds of flattery. Seeing a hero made of bronze or cast iron, he feels free either to share his respect towards the hero, or to spit upon the false idol. In both cases the sense realized by him remains in his power. When this sense escapes, the illusion of his power disappears too, in other words the illusion of his rights in this world where he is kicked by those who have more power and rights.Reasoning from quite Utopian ideals of Democracy, Richard Serra believes that to train such play of mind is as necessary as to brush teeth or to button a shirt. A man with this ability not functioning falls out of the society, officially remaining its member though.But there is also another aspect – relation of such enigmas to architecture. Architecture differs from Richard Serra's sculptures not only in scale. The difference is also in the fact, that, being a plastic object like an abstract sculpture, architectural composition has social and functional status, and therefore it does not represent any special enigma. Looking at a grand construction we understand that it is a City Administration, or a Bank, or a Library, or a Museum, or… whatever having its own socially approved status and sense never doubted. So, one can treat it either with respect or with hatred, not losing the feeling of ability for sense orientation. But Serra's sculptures sometimes lead to this.Nevertheless, architecture has turned out to be sensitive to such things and it currently tries to propose an enigma to a citizen instead of suggesting its status. The Guggenheim Museum in Bilbao or the Hundertwasser Viennese House in this regard come closer to sculpture, as if crushing differences between architecture and fine arts and making needless an artistic gesture such as Serra's. The question is to what extent this architectural aping is appropriate. Or maybe it is better to leave the sense space to the sculptor, focusing on the senses peculiar to architecture, which are claimed neither by Serra nor by his possible progeny. Evidently Serra experienced those problems himself, appealing to the authorities and searching for their support. Probably he was looking for support not only as an artist in need of a client, but also as an artist confronting social determinancy of architecture in urban environment. Thus he was indirectly returning to architecture its sense space, which architecture is currently ready to play with, forgetting about its sense limits. So it is a big question: whether his sculpture does harm to architecture with its competition with the latter or releases it from plays that are not appropriate to it in order to perform its maybe more sublime mission – not only to ask but also to answer the questions on the sense of being?However, solution of this problem is to what extent architects and their clients are ready to give such answers, to what extent these answers are sincere and realistic, and to what extent the society is ready to ask itself about the sense of its own being. But it is another topic.

Цель. Осмыслить феномен духовности в связи с пониманием человеческой сущности как «трансценденции», свободы в условиях глобальной цививилизации. Предложить идею мировоззренческой космо­теоцентрической парадигмы, основанной на принципе «метафизической ответственности» человека как «трансцендентного проекта». Указать на служебную роль человека в универсуме, исполнение которой автор считает основной духовной функцией человеческого сообщества. Показать узость антропо­социоцентрического мировоззрения, при котором человек, служа самому себе, не справляется с задачами собственного материального и духовного преуспевания. Дать анализ понятия обусловленности индивидов и ограниченности из смысловых интенций в круге целей и интересов потребительского общества. Подчеркнуть возросшее значение духовного авторитета, мудреца в современной либеральной, плюралистической культуре. Указать на деградацию гуманитарной компоненты в системе народного образования и подчеркнуть роль просвещения в развитии свободы личной интеллектуальной самодеятельности индивидов. Методология. Методологический подход к исследованию феномена духовности автор связывает с принципом экзистенциального единства разума, переживания, воли, веры как аспектов человеческого мироотношения. Такой подход учитывает не только факторы объективной детерминации тенденций и форм человеческого существования, но и включает возросшее значение ценностного, смыслового, мировоззренческого полагания в культурной и цивилизационной деятельности людей на партикулярном и универсальном уровнях. Автор исходит из убеждения о неуклонной активизации человеческой субъективности в духовном развитии общества. Воссоздавая космо­теоцентрическую конструкцию вектора развития общества, автор исходил также из априорно принимаемой им очевидности особого сущностного положения человека в бытии как «проекта Трансцендентного». Научная новизна. Проблема духовности человека в истории культуры, так или иначе, является сквозной, архетипической. В современных условиях она приобретает особую остроту. От того, насколько общество овладеет, космо­теоцентрическим мироотношением, зависит судьба цивилизации, а в метафизическом смысле возможность реализации человека в качестве онтологически заданного духовного существа. Размышляя о духовности, автор придает философствованию спекулятивный характер и исходит исключительно из мировоззренческих установок, поскольку, если бы он исходил из эмпирических оснований, таяли бы его вера и надежда на духовную реализацию человечества. Выводы. Переход современного общества к космо­теоцентрической парадигме мировоззрения подготовлен противоречиями его технологического и культурного развития. В условиях возрастания силы сознательного влияния социума на самого себя многое в утверждении этого мировоззрения зависит от идейного направления деятельности людей в сфере культуры и ментальных качеств субъектов культурной деятельности, духовных авторитетов, философов, мудрецов. Важнейшая роль в духовном возрастании людей принадлежит и гуманитаризации образования. Самым серьезным препятствием на пути их духовной трансформации является мировоззренческий антропоцентризм. Он превращает человека в культ для самого себя, а его жизнедеятельность – в служение себе. Антропоцент­ризм ослабляет потенцию веры человека и его волю. Демократический плюрализм, приобретающий сейчас вид догматической идеологии, порождает феномен смысловой растерянности индивидов. Слабость в сфере стратегического общезначимого нравственного предпочтения постмодерные философы представляют как силу противодействия тоталитарным идеологиям, «большим нарративам». Однако людей без идеологии нет, как нет и сомнения в наличии ценностей, в отношении которых может быть установлено решающее общественное единодушие. ; Цель. Осмыслить феномен духовности в связи с пониманием человеческой сущности как «трансценденции», свободы в условиях глобальной цививилизации. Предложить идею мировоззренческой космо­теоцентрической парадигмы, основанной на принципе «метафизической ответственности» человека как «трансцендентного проекта». Указать на служебную роль человека в универсуме, исполнение которой автор считает основной духовной функцией человеческого сообщества. Показать узость антропо­социоцентрического мировоззрения, при котором человек, служа самому себе, не справляется с задачами собственного материального и духовного преуспевания. Дать анализ понятия обусловленности индивидов и ограниченности из смысловых интенций в круге целей и интересов потребительского общества. Подчеркнуть возросшее значение духовного авторитета, мудреца в современной либеральной, плюралистической культуре. Указать на деградацию гуманитарной компоненты в системе народного образования и подчеркнуть роль просвещения в развитии свободы личной интеллектуальной самодеятельности индивидов. Методология. Методологический подход к исследованию феномена духовности автор связывает с принципом экзистенциального единства разума, переживания, воли, веры как аспектов человеческого мироотношения. Такой подход учитывает не только факторы объективной детерминации тенденций и форм человеческого существования, но и включает возросшее значение ценностного, смыслового, мировоззренческого полагания в культурной и цивилизационной деятельности людей на партикулярном и универсальном уровнях. Автор исходит из убеждения о неуклонной активизации человеческой субъективности в духовном развитии общества. Воссоздавая космо­теоцентрическую конструкцию вектора развития общества, автор исходил также из априорно принимаемой им очевидности особого сущностного положения человека в бытии как «проекта Трансцендентного». Научная новизна. Проблема духовности человека в истории культуры, так или иначе, является сквозной, архетипической. В современных условиях она приобретает особую остроту. От того, насколько общество овладеет, космо­теоцентрическим мироотношением, зависит судьба цивилизации, а в метафизическом смысле возможность реализации человека в качестве онтологически заданного духовного существа. Размышляя о духовности, автор придает философствованию спекулятивный характер и исходит исключительно из мировоззренческих установок, поскольку, если бы он исходил из эмпирических оснований, таяли бы его вера и надежда на духовную реализацию человечества. Выводы. Переход современного общества к космо­теоцентрической парадигме мировоззрения подготовлен противоречиями его технологического и культурного развития. В условиях возрастания силы сознательного влияния социума на самого себя многое в утверждении этого мировоззрения зависит от идейного направления деятельности людей в сфере культуры и ментальных качеств субъектов культурной деятельности, духовных авторитетов, философов, мудрецов. Важнейшая роль в духовном возрастании людей принадлежит и гуманитаризации образования. Самым серьезным препятствием на пути их духовной трансформации является мировоззренческий антропоцентризм. Он превращает человека в культ для самого себя, а его жизнедеятельность – в служение себе. Антропоцент­ризм ослабляет потенцию веры человека и его волю. Демократический плюрализм, приобретающий сейчас вид догматической идеологии, порождает феномен смысловой растерянности индивидов. Слабость в сфере стратегического общезначимого нравственного предпочтения постмодерные философы представляют как силу противодействия тоталитарным идеологиям, «большим нарративам». Однако людей без идеологии нет, как нет и сомнения в наличии ценностей, в отношении которых может быть установлено решающее общественное единодушие. ; The purpose of this article is to regard the phenomenon of spirituality in connection with ontological foundation of human being existence. The author suggests the concept of a new cosmo­theocentristical paradigm of human world­outlook as a ground of perspective transformation of social life activity. The author criticizes the principal of anthropocentrism of the world­outlook which dominates in present social consciousness. He underlines the role of spiritual teachers in cultural development and indicates the decline of the humanitarian component in modern system education. The author criticizes the modern system of education and gives great meaningfulness to self­dependence thought in spiritual growth of personality. Methodology. The method of philosophizing, which the author uses, is connected with unity of mind, sensuality, belief and will in mental organization of man. Such point of view takes into consideration not only objective factories. It includes the senses of human being existence and world outlook ideas. The author pays attention to the special ontological disposition of human being in the world as a «transcendent project» with «metaphysical responsibility». Scientific novelty. In the history of social culture the problem of spiritual attitude to reality is a substantial problem. Now it becomes especially important, because the survival of civilization depends on development of spirituality. The author connects the consideration of spirituality with particular ontological status of human being in the world and provides his reflection speculative character. Conclusions. The transition the world outlook of modern society to cosmo­theocentrical paradigm prepared by contradictions its technological and cultural development. The conscious influence of society to itself is growing. The anthropocentrism as a world view principle is a main obstacle in the way to spiritual transformation of modern consumptive society. This principle changed the human being into the cult for himself. Many philosophers in «postmodern situation» connect the democracy and pluralism with fighting against totalitarian ideologies. However we have not any persons without any ideology and undoubtedly it is possible to attain consonance concerning the main morality values.

The paper addresses the issues of analysis of the Ulus of Jochi armament complex on the basis of burial monuments. The author is convinced that the development of an integrated approach to the study of military archaeology and history of Eurasian nomads is required, and provides an example in the form of the results of studies on the archaeology of the nomadic burials of the Ulus of Jochi (the Golden Horde) conducted using the technique of statistical analysis of mass archaeological material. The archaeological source base of this study is composed of 1273 burial complexes revealed and investigated in the steppes of Eurasia. A total of 37.4% of these burials were containing armament items. This series is used by the author as a basis for conclusions on the nature of the armament of the nomadic population of the Golden Horde. ; Статья посвящена вопросам анализа комплекса вооружения Улуса Джучи по данным погребальных памятников. Автор считает, что требуется разработка комплексного подхода к изучению военной археологии и истории кочевников Евразии, и в качестве опыта предлагает результаты своих исследований по археологии кочевнических погребений Улуса Джучи (Золотой Орды), проведенных по методике статистического анализа массового археологического материала. Источниковую базу по археологии этого исследования составляют 1273 погребальных комплексов, выявленных и исследованных в степях Евразии. Из них 37,4% составляют погребения, содержащие предметы вооружения. На основе этой выборки автором делаются выводы о характере вооружения кочевого населения Золотой Орды. Библиографические ссылки Акматов К.Т. Железные наконечники стрел кочевников Тянь-Шаня в мон-гольское время // Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2015. Т. 14. № 7. С. 193–202. Генинг В.Ф., Бунятян Е.П., Пустовалов С.Ж., Рычков Н.А. Формализованно-статистические методы в археологии (анализ погребальных памятников). К.: Наук. думка, 1990. 304 с. Горелик М.В. Армии монголо-татар X–XIV веков. Воинское искусство, снаряжение, оружие. М.: Восточный горизонт, 2002. 84 с. Горелик М.В. Монгольский костюм и оружие в XIII-XIV веках: традиции имперской культуры // Военное дело Золотой Орды. Проблемы и перспективы изучения / Отв. ред. И. М. Миргалеев. Казань: Изд- во: ИИ им. Ш. Марджани АН РТ, 2011. С. 121−137. Горелик М.В. Шлемы золотоордынских воинов Северного Кавказа из частных собраний // Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 8. Золотоордынское время / Гл. ред А.В. Евглевский. Донецк: ДонНУ, 2010. С. 253−270. Горелик М.В., Ковпаненко Г.Т. Погребение знатного латника у западных границ Золотой Орды // Археология Поволжья / Отв. ред. Г.Н. Белорыбкин. Пенза: ПГУ, 2001. C. 154−164. Дружинина И.А. Шестопер из кургана у станицы Абинская (по материалам раскопок В.Г. Тизенгаузена в Кубанской области, 1879 г.) // Археология Евразийских степей. 2017. № 5. С. 99–107. Дружинина И.А., Чхаидзе В.Н., Нарожный Е.И. Средневековые кочевники в Восточном Приазовье. Армавир; М.: Центр археологических исследований Армавирского государственного педагогического университета, 2011. 268 с. Евглевский А.В. Погребения золотоордынского времени из раскопок новостроечной экспедиции Донецкого университета // Донецкий археологический сборник. Вып.1. / Науч. ред. В.А. Посредников. Донецк: Аверс Ко ЛТД, 1992. С. 107−116. Евглевский А.В., Потемкина Т.М. Восточноевропейские позднекочевнические сабли // Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 1 / Гл. ред. А.В. Евглевского. Донецк: ДонНУ, 2000. С. 117−179. Зеленский Ю.В. Позднекочевническое погребение со шлемом из Степного Прикубанья // Историкоархеологический альманах. Вып. 3. / Отв. ред. Р.М. Мунчаев. Армавир; М., 1997. С. 89−93. Иванов В.А. Вооружение золотоордынского войска в историческом и археологическом контекстах: где истина? // Военное дело Золотой Орды. Проблемы и перспективы изучения / Отв. ред. И. М. Миргалеев. Казань: Изд- во: ИИ им. Ш. Марджани АН РТ, 2011. С. 72−77. Иванов В.А. Комплекс вооружения кочевников Урало-Поволжья эпохи Золотой Орды // Военная археология. Вып. 3. / Отв. ред. О. В. Двуреченский. М.: МедиаМир; Тула: Куликово поле, 2014. С. 237−244. Иванов В.А. Кочевники Золотой Орды. Уфа: Изд-во БГПУ, 2015. 208 с. Иванов В.А. Статистическая корреляция и география комплексов вооружения кочевников Золотой Орды // Археология Евразийских степей. №5 2017. С. 160−160 . Измайлов И.Л. Военная археология народов Евразии: к вопросу о содержании понятия // Археология Евразийских степей. 2017. № 5. С. 16−22. История татар с древнейших времен в семи томах. Т.III. Улус Джучи (Золотая Орда). XIII- середина XV в. / Науч. ред. М.А. Усманов. Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2009. 1051 с. Кравец В.В. Кочевники Среднего Дона в эпоху Золотой Орды. Воронеж: ВГПУ, 2005. 208 с. Кравченко Э.Е. Памятники золотоордынского времени в степях между Днепром и Доном // Генуэзская Газария и Золотая Орда / Отв. ред. С.Г. Бочаров, А.Г. Ситдиков. Кишинёв: Stratum plus, 2015. С. 407−474. Кулешов Ю.А. Боевые цепы в комплексе вооружения Золотой Орды // Золотоордынское обозрение. 2019. Т. 7. №1. С. 37−54. Кулешов Ю.А., Абызова Е.Н. Два предмета мамлюкского вооружения с территории Молдовы как иллюстрация путей формирования золотоордынского комплекса вооружения // Военное дело Золотой Орды. Проблемы и перспективы изучения / Отв. ред. И. М. Миргалеев. Казань: Изд- во: ИИ им. Ш. Марджани АН РТ, 2011. С. 92−100. Малиновская Н.В. Колчаны XIII-XIV вв. с костяными орнаментированными обкладками на территории евразийских степей // Города Поволжья в средние века века / Отв. ред.: А.П. Смирнов, Г.А. Федоров-Давыдов. М.: Наука, 1974. С. 132−175. Мыськов Е.П. Кочевники Волго-Донских степей в эпоху Золотой Орды. Волгоград: РАНХиГС, 2015. 484 с. Нарожный Е.И. Средневековые кочевники Северного Кавказа (Некоторые дискуссионные проблемы этнокультурного взаимодействия эпохи Золотой Орды). Армавир: Армавирский гос-пед. ун-т, 2005. 210 с. Потемкина Т.М., Кулешов Ю.А. Погребения восточноевропейских средневековых номадов с защитным вооружением: этнокультурный и социальный аспекты // Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 8. Золотоордынское время / Гл. ред А.В. Евглевский Донецк: ДонНУ, 2010. С. 271–294. Сейдалиев Э. Военное дело Золотой Орды // Золотая Орда в мировой истории / Отв. ред.: И. Миргалеев, Р. Хаутала. Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2016. С. 264−287. Усманова Э.Р., Дремов И.И., Панюшкина И.П. Монгольские захоронения конца XIII – начала XIV вв. в Улытау // Булантинская битва: история исследований / Под ред.Кожахметова Б.С., Усмановой Э.Р, Плетииковой, Л.Н., Сембинова Л.А. Улытау: Национальный историко-культурный музей-заповедник «Улытау», 2015. С. 162−173. Усманова Э.Р., Дрёмов И.И., Панюшкина И.П., Колбина А.В. Монгольские воины Улуса Джучи по материалам могильника Карасуыр (Улытау, Центральный Казахстан) // Археология, этнография и антропология Евразии. 2018. № 2(46). С. 106−113. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. Археологические памятники. М.: Изд-во МГУ, 1966. 276 с. Федоров-Давыдов Г.А. Статистические методы в археологии: Учебное пособие для вузов по спец. «История». М.: Высшая школа, 1987. 216 с. Худяков Ю.С. Военное дело восточных кыпчаков Центральной Азии и южных районов Сибири в эпоху развитого средневековья // Военное дело Улуса Джучи и его наследников / Отв. ред. А.К. Кушкумбаев. Астана: Фолиант, 2012. С. 72−83. Худяков Ю.С. Вооружение кочевого населения северо-восточных районов Золотой Орды // Золотоордынская цивилизация. Вып. 2. / Отв. ред. И.М. Миргалеев. Казань: Фэн, 2009. С. 169−180. Чхаидзе В.Н., Дружинина И.А. Военная организация кочевников степей Предкавказья в XII-XIV веках // Диалог городской и степной культур на евразийском пространстве: Материалы V Международной конференции, посвященной памяти Г.А. Федорова-Давыдова (Астрахань, 2–6 октября 2011 г.). Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2011.С. 127−129. Чхаидзе В.Н., Дружинина И.А. Отражение социальной стратификации в погребальной обрядности кочевников степного Предкавказья золотоордынского времени: продолжение дискуссии // Поволжская археология. 2013. №2(4). С. 171−178. Шалобудов В.Н. Позднекочевнический могильник XIV и. у с. Котовка // Древности степного Поднепровья (III-I тыс. до н.э.) / Отв. ред. И. Ф. Ковалева. Днепропетровск: Днепропетровский гос. ун-т, 1982. С. 60−68. Шалобудов В.Н., Кудрявцева И.В. Кочевнические погребения Среднего Приорелья // Курганы степного Поднепровья / Отв. ред. И. Ф. Ковалева. Днепропетровск: Днепропетровский гос. ун-т, 1980. С. 90−97.

The purpose of the article is to regard the essence and phenomenon of spirituality in connection with ontological foundation of human being existence. The author suggests the concept of new cosmo-theocentric paradigm of human world outlook, as a ground of perspective transformation of social life activity on the contrary to anthropocentric view, which dominates in present society consciousness. The author gives the characteristics of the ideal sage and underlines the importance of spiritual teachers in cultural development of society. Methodology. The method of philosophizing is connected with the unity of mind, sensuality, belief, will in integral body and mental organization of a man. Such point of view takes into consideration not only aspects of objective determination, but includes senses of existence and world outlook ideas in culture on particular and universal levels of social experience. The author considers a special ontological disposition of the human being in the world as a "transcendent project" with "metaphysic responsibility". Scientific novelty. In the history of social culture the problem of its spiritual attitude towards reality is a basic problem, but now it becomes especially up-to-date and important. Now the survival of the civilization depends on the development of spirituality. From metaphysical point of view it means how spiritual the human being may be. The author connects the consideration of spirituality with particular human being ontological status in the world and provides his reflection with speculative character. Conclusions. The transition of modern civilized society to the cosmo-theocentric paradigm is prepared by contradictions of its technological and cultural development. In historical circumstances when the conscious influence of society on itself is growing, the realization of this process depends on spiritual trend of human beings cultural activity and mental quality of social leaders. Anthropocentrism as a world view principle is a main obstacle on the way to spiritual transformation of consumer society. This principle made the human being the cult for itself and weakened its ability for will and belief. Democratic pluralism and diversity of cultural forms, reinforcement of analytic tendency in cognition are turned into the aspects of confusion in selection the trends of social development. Many philosophers of "postmodern situation" connect democracy and pluralism with fighting against totalitarian ideologies. However, we have no person without any ideology and undoubtedly it is possible to attain consonance in the sphere of main morality values. ; Цель. Осмыслить феномен духовности общества в связи с человеческой сущностью как «трансценденцией», свободой в условиях глобализации социальной деятельности. Предложить идею мировоззренческой космо-теоцентрической парадигмы, основанной на принципе «метафизической ответственности» человека как «трансцендентного проекта». В связи с поставленной целью на уровне общефилософского синтеза выделить особенность онтологического положения человека в бытии как творца культуры и указать на его служебную роль в универсуме, исполнение которой автор считает основной духовной функцией человеческого сообщества. Обосновать ограниченность антропо-социоцентризма как принципа мировоззрения современного цивилизованного общества, в котором человек служит самому себе. Дать анализ понятия обусловленности индивидов и узости их смысловых интенций в круге целей и интересов цивилизационного развития. Выделить возросшее значение духовного авторитета, мудреца в современном обществе, указать на важность гармонического ансамбля душевных качеств личности, сочетающихся на основе сбалансированной дополнительности познавательного, эстетического, морального, религиозного отношений к действительности. Методология. Характер методологического подхода к исследованию феномена духовности автор связывает с принципом экзистенциального единства элементов телесно-духовной организации человека – разума, переживания, воли, веры. Такой подход предполагает учёт не только факторов объективной детерминации форм и тенденций человеческого существования, но и включение ценностного, смыслового, мировоззренческого полагания в культуру на партикулярном и универсальном уровнях. Воссоздавая космо-теоцентрическую конструкцию вектора развития общества в направлении духовности, автор исходил также из априорно принимаемой им очевидности особого положения человека в бытии как «проекта Трансцендентного» с «метафизическим долженствованием». Научная новизна. Проблема духовного мироотношения человека в истории культуры, так или иначе, является сквозной, архетипической. В современных условиях, однако, при глобализации человеческой жизнедеятельности, она приобретает особую остроту, хотя в массовом обществе она почти не замечается или воспринимается как некое ювелирное украшение культуры личности. От того, насколько общество овладеет духовным, космо-теоцентрическим мировоззрением, зависит практическое выживание человечества, судьба цивилизации, а в метафизическом смысле возможность реализации человека в качестве онтологически заданного духовного существа. Связывая размышление о духовности человека с априорной онтологической предпосылкой его положения в бытии как трансценденции, автор придаёт философствованию спекулятивный характер, поскольку, если бы он исходил их эмпирических оснований и двигался аналитическим путём, таяли бы его вера и надежда на духовную реализацию человечества. Выводы. Переход современного цивилизованного общества к космо-теоцентрической парадигме мировоззрения подготовлен противоречиями его технологического и культурного развития. В условиях возрастания силы сознательного влияния общества на самого себя многое в реализации этого процесса зависит от духовного направления деятельности людей в сфере культуры и душевных качеств субъектов культурной деятельности, которые идеально обрисованы в статье как мудрецы, духовные авторитеты. Самым серьёзным препятствием на пути духовной трансформации потребительского общества является мировоззренческий антропоцентризм. Его недостаток не только в том, что он превращает человека в культ для самого себя, а его жизнедеятельность в служение себе, антропоцентризм ослабляет потенцию веры человека и его волю. Демократический плюрализм, многообразие культурных форм, усиление аналитической тенденции в познании превращаются в факторы смысловой растерянности и неуверенности знания, безуспешно ищущего надёжных доказательств на уровне общего выбора направления общественного развития. Эту слабость в сфере стратегического нравственного предпочтения многие постмодерные философы представляют как силу противодействия «большим нарративам», «тоталитарным идеологиям». Однако людей без идеологии нет, как нет и сомнения в наличии ценностных ориентиров, в отношении которых может быть установлено решающее общественное единодушие. ; Мета. Осмислити феномен духовності суспільства у зв'язку із сутністю людини як «трансценденції», свободи в умовах глобалізації соціальної діяльності. Запропонувати ідею світоглядної космо-теоцентричної парадигми, що ґрунтується на принципі «метафізичної відповідальності» людини як «трансцендентного проекту». Для цього на рівні загально-філософського синтезу відокремити особливість онтологічного місця людини в бутті, як творця культури і вказати на його службову роль в універсумі, виконання якої автор вважає основною функцією людського співтовариства. Обґрунтувати обмеженість антропо-соціоцентризму як світоглядного принципу сучасного цивілізованого суспільства, в якому людини служить самої себе. Надати аналіз поняттю обумовленості індивідів та вузькості їх смислових інтенцій в колі цілей і інтересів цивілізаційного розвитку. Підкреслити зростаюче значення духовного авторитету в сучасному суспільстві, вказати на важливість гармонійного ансамблю душевних якостей особистості, що сполучаються на основі збалансованої додатковості пізнавального, естетичного, морального, релігійного відношень до дійсності. Методологія. Характер методологічного підходу до дослідження феномену духовності автор пов'язує із принципом екзистенціальної єдності елементів тілесно-духовної організації людини – розуму, переживання, волі, віри. Такий підхід передбачає врахування не тільки факторів об'єктивної детермінації форм і тенденцій людського існування, але також включення ціннісного, смислового, світоглядного покладання в культуру на партикулярному та універсальному рівнях. Створюючи космо-теоцентричну конструкцію вектора розвитку суспільства в напрямку духовності, автор виходив також з апріорно прийнятою ним наочності особливого положення людини в бутті як «проекту Трансцендентного» з «метафізичним обов'язком». Наукова новизна. Проблема духовного світовідношення людини в історії культури, так чи інакше, є стрижневою, архетипічною. Проте в умовах глобалізації людської діяльності вона набуває особливої гостроти, хоч у масовому суспільстві вона майже не помічається, чи сприймається ювелірною прикрасою в культурі особистості. Від того, наскільки суспільство оволодіє духовним, космо-теоцентричним світоглядом залежить практичне виживання людства, доля цивілізації, а в метафізичному сенсі можливість реалізації людини в якості онтологічно заданої духовної істоти. Пов'язуючи міркування про духовність з апріорною онтологічною передумовою її положення у бутті як трансценденції, автор надає філософствуванню спекулятивного характеру, оскільки, як би він виходив з емпіричних засад і рухався аналітичним шляхом, танули б його віра і надія на духовну реалізацію людства. Висновки. Перехід сучасного цивілізованого суспільства до світоглядної космо-теоцентричної парадигми підготовлений суперечностями його технологічного і культурного розвитку. В умовах зростання свідомого впливу суспільства на самого себе багато чого в реалізації цього процесу залежить від духовного спрямування діяльності людей у сфері культури і душевних якостей суб'єктів культурної діяльності, які ідеально подані у статті як мудреці, духовні авторитети. Перешкодою на шляху духовної трансформації споживацького суспільства є світоглядний антропоцентризм. Його недолік не тільки в тому, що він перетворює людину в предмет культу для самої себе, а її життєдіяльність в служіння собі, антропоцентризм послаблює потенцію віри людини та її волю. Демократичний плюралізм, багатоманітність культурних форм, переважання аналітичної тенденції в суспільному пізнанні перетворюються в фактори смислової зніяковілості і невпевненості знання, яке марно шукає надійних обґрунтувань на рівні загального вибору духовного напрямку суспільного розвитку. Ця слабкість у сфері стратегічного морального переконання багато постмодерних філософів подає як силу протидії «великим наративам» і «тоталітарним ідеологіям». Проте людей без ідеології немає, як немає сумніву в наявності ціннісних орієнтирів, відносно яких може бути встановлена вирішальна суспільна єдність.

The purpose of the article is to regard the essence and phenomenon of spirituality in connection with ontological foundation of human being existence. The author suggests the concept of new cosmo-theocentric paradigm of human world outlook, as a ground of perspective transformation of social life activity on the contrary to anthropocentric view, which dominates in present society consciousness. The author gives the characteristics of the ideal sage and underlines the importance of spiritual teachers in cultural development of society. Methodology. The method of philosophizing is connected with the unity of mind, sensuality, belief, will in integral body and mental organization of a man. Such point of view takes into consideration not only aspects of objective determination, but includes senses of existence and world outlook ideas in culture on particular and universal levels of social experience. The author considers a special ontological disposition of the human being in the world as a "transcendent project" with "metaphysic responsibility". Scientific novelty. In the history of social culture the problem of its spiritual attitude towards reality is a basic problem, but now it becomes especially up-to-date and important. Now the survival of the civilization depends on the development of spirituality. From metaphysical point of view it means how spiritual the human being may be. The author connects the consideration of spirituality with particular human being ontological status in the world and provides his reflection with speculative character. Conclusions. The transition of modern civilized society to the cosmo-theocentric paradigm is prepared by contradictions of its technological and cultural development. In historical circumstances when the conscious influence of society on itself is growing, the realization of this process depends on spiritual trend of human beings cultural activity and mental quality of social leaders. Anthropocentrism as a world view principle is a main obstacle on the way to spiritual transformation of consumer society. This principle made the human being the cult for itself and weakened its ability for will and belief. Democratic pluralism and diversity of cultural forms, reinforcement of analytic tendency in cognition are turned into the aspects of confusion in selection the trends of social development. Many philosophers of "postmodern situation" connect democracy and pluralism with fighting against totalitarian ideologies. However, we have no person without any ideology and undoubtedly it is possible to attain consonance in the sphere of main morality values. ; Цель. Осмыслить феномен духовности общества в связи с человеческой сущностью как «трансценденцией», свободой в условиях глобализации социальной деятельности. Предложить идею мировоззренческой космо-теоцентрической парадигмы, основанной на принципе «метафизической ответственности» человека как «трансцендентного проекта». В связи с поставленной целью на уровне общефилософского синтеза выделить особенность онтологического положения человека в бытии как творца культуры и указать на его служебную роль в универсуме, исполнение которой автор считает основной духовной функцией человеческого сообщества. Обосновать ограниченность антропо-социоцентризма как принципа мировоззрения современного цивилизованного общества, в котором человек служит самому себе. Дать анализ понятия обусловленности индивидов и узости их смысловых интенций в круге целей и интересов цивилизационного развития. Выделить возросшее значение духовного авторитета, мудреца в современном обществе, указать на важность гармонического ансамбля душевных качеств личности, сочетающихся на основе сбалансированной дополнительности познавательного, эстетического, морального, религиозного отношений к действительности. Методология. Характер методологического подхода к исследованию феномена духовности автор связывает с принципом экзистенциального единства элементов телесно-духовной организации человека – разума, переживания, воли, веры. Такой подход предполагает учёт не только факторов объективной детерминации форм и тенденций человеческого существования, но и включение ценностного, смыслового, мировоззренческого полагания в культуру на партикулярном и универсальном уровнях. Воссоздавая космо-теоцентрическую конструкцию вектора развития общества в направлении духовности, автор исходил также из априорно принимаемой им очевидности особого положения человека в бытии как «проекта Трансцендентного» с «метафизическим долженствованием». Научная новизна. Проблема духовного мироотношения человека в истории культуры, так или иначе, является сквозной, архетипической. В современных условиях, однако, при глобализации человеческой жизнедеятельности, она приобретает особую остроту, хотя в массовом обществе она почти не замечается или воспринимается как некое ювелирное украшение культуры личности. От того, насколько общество овладеет духовным, космо-теоцентрическим мировоззрением, зависит практическое выживание человечества, судьба цивилизации, а в метафизическом смысле возможность реализации человека в качестве онтологически заданного духовного существа. Связывая размышление о духовности человека с априорной онтологической предпосылкой его положения в бытии как трансценденции, автор придаёт философствованию спекулятивный характер, поскольку, если бы он исходил их эмпирических оснований и двигался аналитическим путём, таяли бы его вера и надежда на духовную реализацию человечества. Выводы. Переход современного цивилизованного общества к космо-теоцентрической парадигме мировоззрения подготовлен противоречиями его технологического и культурного развития. В условиях возрастания силы сознательного влияния общества на самого себя многое в реализации этого процесса зависит от духовного направления деятельности людей в сфере культуры и душевных качеств субъектов культурной деятельности, которые идеально обрисованы в статье как мудрецы, духовные авторитеты. Самым серьёзным препятствием на пути духовной трансформации потребительского общества является мировоззренческий антропоцентризм. Его недостаток не только в том, что он превращает человека в культ для самого себя, а его жизнедеятельность в служение себе, антропоцентризм ослабляет потенцию веры человека и его волю. Демократический плюрализм, многообразие культурных форм, усиление аналитической тенденции в познании превращаются в факторы смысловой растерянности и неуверенности знания, безуспешно ищущего надёжных доказательств на уровне общего выбора направления общественного развития. Эту слабость в сфере стратегического нравственного предпочтения многие постмодерные философы представляют как силу противодействия «большим нарративам», «тоталитарным идеологиям». Однако людей без идеологии нет, как нет и сомнения в наличии ценностных ориентиров, в отношении которых может быть установлено решающее общественное единодушие. ; Мета. Осмислити феномен духовності суспільства у зв'язку із сутністю людини як «трансценденції», свободи в умовах глобалізації соціальної діяльності. Запропонувати ідею світоглядної космо-теоцентричної парадигми, що ґрунтується на принципі «метафізичної відповідальності» людини як «трансцендентного проекту». Для цього на рівні загально-філософського синтезу відокремити особливість онтологічного місця людини в бутті, як творця культури і вказати на його службову роль в універсумі, виконання якої автор вважає основною функцією людського співтовариства. Обґрунтувати обмеженість антропо-соціоцентризму як світоглядного принципу сучасного цивілізованого суспільства, в якому людини служить самої себе. Надати аналіз поняттю обумовленості індивідів та вузькості їх смислових інтенцій в колі цілей і інтересів цивілізаційного розвитку. Підкреслити зростаюче значення духовного авторитету в сучасному суспільстві, вказати на важливість гармонійного ансамблю душевних якостей особистості, що сполучаються на основі збалансованої додатковості пізнавального, естетичного, морального, релігійного відношень до дійсності. Методологія. Характер методологічного підходу до дослідження феномену духовності автор пов'язує із принципом екзистенціальної єдності елементів тілесно-духовної організації людини – розуму, переживання, волі, віри. Такий підхід передбачає врахування не тільки факторів об'єктивної детермінації форм і тенденцій людського існування, але також включення ціннісного, смислового, світоглядного покладання в культуру на партикулярному та універсальному рівнях. Створюючи космо-теоцентричну конструкцію вектора розвитку суспільства в напрямку духовності, автор виходив також з апріорно прийнятою ним наочності особливого положення людини в бутті як «проекту Трансцендентного» з «метафізичним обов'язком». Наукова новизна. Проблема духовного світовідношення людини в історії культури, так чи інакше, є стрижневою, архетипічною. Проте в умовах глобалізації людської діяльності вона набуває особливої гостроти, хоч у масовому суспільстві вона майже не помічається, чи сприймається ювелірною прикрасою в культурі особистості. Від того, наскільки суспільство оволодіє духовним, космо-теоцентричним світоглядом залежить практичне виживання людства, доля цивілізації, а в метафізичному сенсі можливість реалізації людини в якості онтологічно заданої духовної істоти. Пов'язуючи міркування про духовність з апріорною онтологічною передумовою її положення у бутті як трансценденції, автор надає філософствуванню спекулятивного характеру, оскільки, як би він виходив з емпіричних засад і рухався аналітичним шляхом, танули б його віра і надія на духовну реалізацію людства. Висновки. Перехід сучасного цивілізованого суспільства до світоглядної космо-теоцентричної парадигми підготовлений суперечностями його технологічного і культурного розвитку. В умовах зростання свідомого впливу суспільства на самого себе багато чого в реалізації цього процесу залежить від духовного спрямування діяльності людей у сфері культури і душевних якостей суб'єктів культурної діяльності, які ідеально подані у статті як мудреці, духовні авторитети. Перешкодою на шляху духовної трансформації споживацького суспільства є світоглядний антропоцентризм. Його недолік не тільки в тому, що він перетворює людину в предмет культу для самої себе, а її життєдіяльність в служіння собі, антропоцентризм послаблює потенцію віри людини та її волю. Демократичний плюралізм, багатоманітність культурних форм, переважання аналітичної тенденції в суспільному пізнанні перетворюються в фактори смислової зніяковілості і невпевненості знання, яке марно шукає надійних обґрунтувань на рівні загального вибору духовного напрямку суспільного розвитку. Ця слабкість у сфері стратегічного морального переконання багато постмодерних філософів подає як силу протидії «великим наративам» і «тоталітарним ідеологіям». Проте людей без ідеології немає, як немає сумніву в наявності ціннісних орієнтирів, відносно яких може бути встановлена вирішальна суспільна єдність.